Получив напутствие на новую жизнь, крестник священника со спутницами не спешил покидать храм Божий, продолжая разглядывать и изучать иконы — лики святых мучеников, апостолов и Святой Троицы, как и серафимов с херувимами.
— А вы видели их?
— Кто — мы?
— Люди.
— Так и ты один из нас — человек, — молвила Вера. — У тебя руки, ноги, голова — всё, как у нас!
— За исключением маленькой детали в виде атавизма — хвоста, что растёт у тебя спереди, — залепила Надя.
— Скажешь тоже, внучка, — едва сдержала улыбку бабуля, прикрыв лицо рукой — улыбку на нём. — Да ещё маленькая деталь! У него, как у мужика достойный детородный инструмент! Ой! Прости меня, Господи, за сии грешные слова и дурные мысли, произнесённые не к месту и не ко времени! Внучка, а не бес, попутала! Проказница она у меня! Маленькая ещё...
— А вот и нет!
— А вот и да! Сама порой не ведает, что говорит, как и грешит! Так и ей прости!
— Тогда уж и маме, и дяде! И заступись!
— Спаси и сохрани, — присовокупила Вера.
Осмотрев церковь, и подглядев то, как молятся люди в ней, принося Господу молитвы и дары на поминальный стол, да ставя свечи во славу Господу и за здравие и упокой души — себе и своим родным и близким, а также почившим сродникам — осознал: всё это ему ведомо из прошлой жизни и знакомо. Но не более того. Озарения не было. Просто происходило временное просветление затуманенного подсознания, и тогда намечался проблеск — короткие и незначительные промежутки времени, длившиеся не больше мига.
Зазвонили колокола на звоннице. Послышалось хлопанье крыльев птиц. В небо поднялись стаей голуби.
— Божьи создания, — пояснила Вера.
— И почему у людей нет крыльев... — не то спросил, не то пытался понять Серафим.
— Потому что даже в Библии записано, — ввернула старуха. — Рождённый ползать — летать не может!
— А разве я был рождён человеком?
— А то!
— Неужели у меня есть мать и отец?
— Возможно, что и семья, — смутилась вдруг Вера, и взгрустнула.
— А что такое семья?
— Мы и есть она для тебя, Серафим, — молвила Надя.
Она больше не желала называть его дядей.
— Ничего не поделаешь, внучка. Жизнь очень сложная штука, и порой тяжёлая! Кому, что Богом дано, то и сбудется всяк в свой срок! И мы не вправе противиться Божьему проведению!
— Но и роптать не должны! Верно, ма?
— Конечно, Наденька, — прижала Вера к себе дочь — обняла и поцеловала.
Серафим посмотрел странно на них, словно на него вновь снизошло некое прозрение сродни мгновению озарения. Перед глазами встала на миг картина: мать и ребёнок. Он держит её на руках, а она без сил навалилась на него всем телом. Но слёз нет. Они счастливы, ловя сей миг, хотя их лица преисполнены скорби и печали. И вновь перед глазами: Вера с дочерью и старуха.
— У-у-у... — застонал Серафим.
— Что с тобой, Серый?
— Но не убогий, — не понравилось маме очередное высказывание дочери.
И они, обступив единственного мужчину семьи, пошли на стоянку к машине, оказавшись за пределами не только церкви, но и забора.
Вновь мелькнула невидимая тень, узрев свою жертву, и подалась навстречу, неся погибель. Не тут-то было. Она не смогла поразить его как прежде на обочине у дороги. Что-то помешало — не дало на поругание. И повторные действия с её стороны ни к чему не привели. Всё осталось как прежде. Виной, а может, и даром Божьим явился нательный крест на груди под одеждой у вновь наречённого. Потуги бесплодного темника не оправдались. Он оказался вдруг бессилен предпринять что-либо против прежде заблудшей души, неподвластной его поруганию. Взвился ввысь, но не покинул бренной и грешной земли, продолжая неотступно следовать за Серафимом.
Тот со спутницами сел в машину. Вера, вставив ключ в замок зажигания, не сумела запустить двигатель.
— Это что значит, ма? — забеспокоилась Надя.
— Не молчи, дочка, — присовокупила Люба.
— Кажется, приехали, — заявила Вера.
— Уже? Так быстро? — не поверил Серафим, и выглянул из машины. — А, по-моему, как мне кажется, мы находимся всё ещё там же.
— Конечно. У нас двигатель накрылся — не запускается, — ляпнула Надя.
— Скорее аккумулятор накрылся, — поправила Вера дочь.
— И чё намерены делать, девки? — обеспокоилась бабуля.
— Ехать домой.
— Как, Верка? На чём? Неужели на общественном транспорте?
— А придётся, — ввернула Надя.
— Нет! Вы решили угробить меня на старости лет? Ведь маршрутки лётают по городу с такой скоростью: гоночные болиды Формулы-1 не идут в сравнение с ними, как и ваш спортивный автомобиль! Я ещё хочу жить — пожить! И как можно дольше! Верно, Сима? Или ты предпочитаешь, дабы я называла тебя Фима?
— Серафим я.
— И точка! — присовокупила Надя.
— Да ладно, я не настаиваю.
Вера тем временем пыталась завести машину — завелась сама.
— Нет, ну это бред полнейший! Машина новая! Она должна работать!
— Да ты чё, ма! Ведь в курсе: в нашей стране никто не хочет работать, а вот отдыхать — другое дело! И техника у нас подстать нам!
— У нас иномарка, Надька!
— И чё? Но в наших руках! Факт!
— Успокойтесь! — стремилась старуха разнять девчонок.
— А нельзя ли попросить помощи у кого-нибудь? — вдруг молвил Серафим.
— Это можно, а толку! Только за деньги, — заверила Надя.
— Точно! — опомнилась мама. — Следует вызвать техпомощь!
Она принялась названивать по мобильному телефону для вызова соответствующей службы.
— Хм! Странно! Связи нет! Мы почему-то вне зоны доступа! — удивилась Вера.
— Ясно. У нас не только тачка "палёная", но и "труба" у тебя!
— Какая труба, внучка? Выхлопная?
— Если только у тебя, ба! Телефон мамин!
— Ну, ты сказала!
— Не я! Сама!
— А что если попробовать отбуксировать машину на тросе, — задумала Вера попросить помощи у иных автолюбителей на стоянке.
У них не нашлось для неё времени даже за деньги, хотя не будь при них — у мужчин семей — не отказались бы, как и после взять телефончик.
Тогда Вера попыталась воззвать к женщине за рулём и призвать к солидарности. И тут вышел облом. Та сама была с семьёй — мужем и детьми. Тот загляделся на Веру, восхищаясь природными данными её тела — открыл рот.
— Пончик! В машину! Я кому сказала, сладкий мой! — рявкнула женщина в приказном тоне.
— Уже бегу, моя пышечка, — отреагировал тот, передвигаясь со скоростью черепахи раздавленной грузовиком, неся своё тучное тело — тряс жирами.
— Ну и чё? — спросила Надя у мамы по возвращении.
— Ничего! Обломись!
— Ясно. Птица удачи отвернулась от нас, зато явилась иная — обламинго!
— Чё-чё?
— Просьба, ба, покинуть салон! Поезд дальше не идёт — рельсы закончились!
— В смысле, внучка? Бензин?
— Нет, но деньги тоже не помогли.
— Только не маршрутка!
— Тогда муниципальный транспорт, — заявила Вера, намекнув на автобус.
— А нельзя ли придумать ещё что-нибудь, девки? Скажем: звонок другу семьи и...
— Вот сама ему и звони, если хочешь! Как и расплачивайся потом! — выдала Вера.
— Поругалась с ним?
— Нет, ба. Просто рассталась и почти полюбовно — мирно, — заступилась Надя за маму перед бабулей.
— Ой, беда! Так беда! И чё ж терь делать будем?
— Есть у нас в запасе один вариант — олигарх.
— Вчерашний гость, внучка?
— Ага. Однако я не уверена, что ма согласится вновь встретиться с ним после того, как провела ночь с Серафимом.
— Да, спала с ним! Но не более того! Между нами ничего не было, как между взрослыми людьми, когда они остаются ночью одни и без свидетелей!
— Чё?
— Подрастёшь — поймёшь, — залепила бабуля.
— Уже, и давно немаленькая! Но он был голым! Я это видела! Как и то: вы целовались с ним!
— Надька! Что ты такое говоришь? И потом — я была одета!
— Значит, успела одеться!
— Нет!
— Да...
— Я не раздевалась!
— Извините, что помешал... — начал издалека Серафим. — А вы бы не хотели прогуляться по городу без машины?
— С тобой?! — грянули разом в один голос женщины.
— А что тут такого?
— Действительно! — выдала Надя.
— А ты не забыла, что было утром? Его реакцию на окружающий мир? Вам мало проблем в жизни?
— Нет, Верка! Просто не хватает в семье мужчин, — заявила старуха-мать.
— Ох, смотрите, родные мои! Не я это предложила, а сами! Поэтому если что — пеняйте на себя!
— И приодеть его надо, — заметила к слову Надя. — А то он одет у нас во всё женское — рубаху и брюки из твоего гардероба, ма! Одно слово — гей!
— И кто он? — заинтересовалась бабуля. — Разве уже не псих?
— Нет, хуже!
— Ой! А что может быть хуже?
— То, что все окружающие воспринимают его как сексуальное меньшинство — голубого!
— Нет, он розовый, — сморозила бабуля.
— То-то и оно: весь в розовом!
4. ЧЕХАРДА.
— Уже уходите, девчонки?! — удивился охранник автостоянки.
— Да. Машина не заводится. Сломалась, — отреагировала Вера, заплатив за вынужденную стоянку дополнительную сумму взноса.
А вот Надя возмутилась:
— Среди нас мужчина!
— Я в курсе, что являюсь им, — усмехнулся охранник.
— Не ты, а Сима! — вмешалась бабуля. — Ой, Фимка! То есть Серафим!
— Кто?
— Он, — указала та охраннику на "квартиранта".
— Хи-хи! Не смешите меня! Мне по долгу службы не положено! Если он мужчина, то кто же тогда я?
— Кобель, как и твоя собака! — показала Надя язык.
— Сами вы — сучки-и-и... — порывался охранник отомстить.
Ничего не получилось. Женщины с Серафимом оказались по иную сторону стоянки.
— Куда? Сидеть! — присовокупила бабуля. — Охранять!
— Тьфу, на вас... — не сдержался охранник, не имея иной возможности досадить женщинам.
— О, а говорил: мужик, — усмехнулась Надя. — Когда ведёшь себя точно баба — плюёшься от бессилия! Ха-ха...
— Подурачилась, проказница, и хватит — меру надо знать, — взяла Вера дочь за руку, а иной — Серафима под руку.
Бабуля тоже не стушевалась, и прильнула к нему с иной стороны. Так и пошли они по тротуару в направлении бутиков на главной площади. Тень подалась вслед за ними, принявшись кружить.
Поднялся ветер. Порыв усилился.
— Хм, а синоптики обещали безветренную погоду, — заметила бабуля к слову.
— Им верить — себя не уважать, ба! Они хоть раз угадали с погодой?
— Что-то не припомню.
— Вот и я, — согласилась Вера. — Только бы дождь не пошёл.
Его и накликали женщины на свои головы. С неба стали падать крупные капли.
— Того и гляди: повалит град, — подсказали они тени.
И по асфальту загремела ледяная крошка.
— Скорее! В укрытие! — крикнула Вера, увлекая родных и близких людей в местную забегаловку, оказавшуюся пивной, где находились исключительно мужчины, и большей частью футбольные фанаты, готовясь к предстоящей игре за кубок страны — догонялись, и не только хмельным напитком.
— О, девчонки-и-и... — послышались радостные возгласы.
Те порывались податься назад на улицу, но град усилился и повалил стеной. Зёрна льда увеличились и были уже размерами с бобы, а не как прежде — горошины.
Отступать было некуда. Гостьям пришлось занять круговую оборону. Они обступили Серафима, закрывая от насмешек людской толпы, проследовали к стойке бара.
— Тут имеется чёрный выход? — вопросила сходу Вера у бармена-мужчины.
— Да... — кивнул он в сторону него.
Но там уже стоял начеку болельщик.
— Окружили, — заявила бабуля.
— Ага, обложили, — согласилась Надя.
— Гляньте, пацаны: среди дамочек затесался гей, — крикнул кто-то из завсегдатаев.
— Он — гой! — поправила Вера крикуна.
— Я — изгой?! — удивился Серафим.
— Голубой! — поднялись отдельные фанаты. — А раз так — динамовец!
— Конец! — обмолвился бармен.
Он бросился к телефону и набрал номер из двух цифр.
— Стоим насмерть, девки! — заявила бабуля. — Где наша не пропадала!
— Нет, мы болеем за "Спартак"! — крикнула Вера. — И вот ещё что — всем по бокалу хорошего пива! Самого дорогого!
Она хлопнула по стойке рукой, и бармен узрел купюру достоинством в сотню в иностранно валюте.
— Я с голубыми не пью-у-у... — заревел какой-то провокатор. — Это пародия на болельщика! Истинный спартач никогда не будет педиком!
— Ещё как, если посмотреть, как нынче играет наша команда! Одно слово — срамота! — обмолвился иной фанат.
— Бей голубых! — подхватил третий.
— Охолонитесь, мальчики! — плеснула старуха из бокала пивом в лица тех крикунов, что явились зачинщиками назревающего погрома.
— Ой! — спрятался бармен под стойку.
— Сейчас чё-то будет, — догадалась Надя. И подала бабуле очередной бокал.
Та запустила им в тех, кто стремился на разборки с ними.
— Господи! Только бы не убить и не покалечить, а вразумить дурней! — перекрестилась она. И схватилась за стул у стойки, выставив вперёд ножками. — Не подходи, а то забодаю!
Сквозь рёв послышался смех.
— Во девки дают, оберегая своего хахаля. Ах-ха-ха...
Погрома на время удалось избежать. Бармен не поверил тому, что услышал, и выглянул украдкой из-под стойки.
— Ты будешь сегодня обслуживать нас и зал или как? — залепила Вера.
— Ага. Ща! Один сек!
Хмельное зелье полилось рекой.
— А сока не будет?
— С мартини?
— Просто! Мне для дочери и мамы.
— Сделаю. А вам что?
— А мне как раз то, чего сразу предложил. И оливок!
Бармен подал заказ.
— А что будет ваша... спутница или он всё-таки ваш спутник?
— Тоже что и мои родные!
— А какой он предпочитает сок — яблочный, цитрусовый или смешанный?
— Нектар, хотя можно и амброзию.
— Я не ослышался? — кашлянул бармен.
— У вас есть разбавленный сок — нектар? — подсказала Вера.
— Найдётся.
— Вот и давай.
— Сколько — стакан или бокал?
— Гляньте, пацаны! А голубой пьёт пойло для идиотов — сок! — заржал очередной подстрекатель в среде фанатов. И некоторые из них подавились пивом.
— Нет, это переходит все границы! — раздался новый призыв к погрому. — Доколе мы будем терпеть этот позор? Что скажут наши конкуренты? Что мы пили вместе с голубым!
Стол тотчас был опрокинут на пол вместе с бокалами. Вкупе с грохотом послышался звон битого стекла.
— Вот теперь беды не миновать! — вновь схоронился под стойкой бармен.
— Вооружаемся, девки! — схватила бабуля за горлышко бутылку с мартини со стойки на манер гранаты, но не стала бросать. — Не подходи, пузырь! Хуже будет!
— Давай, ба! — вскочила Надя на стул, а затем с ногами перебралась на стойку. — Дай ему по рогам!
Фанат находился в рогатой шапке болельщика.
— Ишь чёрт! Получи-и-и... — разошлась бабуля, спровоцировав беспорядки. Она уложила одним ударом сразу трёх фанатов.
Получив бутылкой по голове, здоровяк рухнул назад, подмяв собственным тучным телом двух более щуплых болельщиков. И началось...
— Бежим! — закричала Вера.
— Куда, ма? Сюда? В окоп! — приметила Надька, где хоронится бармен.
Туда и шмыгнули женщины с Серафимом.
