— Умылся? — как ни в чём не бывало спросил он, машинально взлохмачивая и так лохматые тёмные волосы. — Тогда пошли к тебе. Там Лидия завтрак принесла, поешь.

Я не сдвинулся с места.

— Она там?

— Нет, ушла со всеми на работу. Кстати, Лидия предупредила: если ты захочешь, она разведётся с тобой. Пока будет терпеть из-за ребёнка. Так что, если тебя твоё семейное положение напрягает...

— За что я убил этих двоих? В душевой? Лезли ко мне?

— Лезли к тебе — это ты стерпел. Но когда упомянули о детях с платформы — вот тут ты и взорвался. Это ты призракам так объяснил, почему убил их.

— А почему они упомянули?

— По той же причине, что и к тебе лезли.

— Мартин, я правда выглядел взрослее?

— Нет. Неправда. Ты на самом деле был взрослым. — Мартин открыл рот что-то ещё сказать, но закрыл и немного подумал, глядя мне в глаза. — Я не умею сказать, кем ты был. Не умею сказать так, чтобы ты поверил. Поэтому пошли. Ты поешь, я тебе расскажу про тебя, бывшего, познакомлю со всеми, кто был наиболее близок тебе, а в обед придёт Вестар — расскажет то, что я пропустил.

Мы вышли из душевой. До моей конуры — два шага, но за эти два шага меня успели ошарашить здорово: мимо промчались детишки, и каждый прокричал: "Привет, Брис!" Они пробежали почти весь коридор и скрылись в самом конце.

— У них учебный час, — сказал Мартин. — Мешать не будут, а потом я объясню им, что пока с тобой лучше не общаться.

— Я... общался с детьми?

— Ты детский тренер здесь. — Он опять хотел сказать ещё что-то, но ухватил меня за рукав джемпера, останавливая. Мы встали перед моей камерой, внутри которой я, несмотря на темноту, вдруг почувствовал — кто-то есть. — Лиз, — чётко сказал Мартин. — Алекс, Коста. Выходите. Почему вы не пошли на занятия?

Решётчатая дверь медленно открылась. Напрягшийся было, я так же медленно опустил плечи. Из камеры выскользнули те трое детишек, которые последними подошли, перед тем как я сбежал в душевую. Девчушка безо всякого стеснения подошла ко мне близко, запрокинула лицо ко мне и серьёзно спросила:

— Брис, ты другой, да? Сказок больше не будет?

Я промолчал. Меня начинало лихорадить. Дыхание зачастило так, что я сам чувствовал, как кровь быстро приливает к царапинам. Мартин внезапно схватил меня за руку, втащил мимо детей в камеру и буквально оттолкнул меня в самый угол, после чего, высунувшись в дверь, велел:

— Алекс, потом поговорим!

— Понял, — сказал мальчишеский голос из коридора и скомандовал: — Опаздываем! Бежим!

С удаляющимся топотком детских ног я ощутимо успокаивался. Смятение, будто морские волны, постепенно сглаживалось. Почему я вдруг так вспыхнул? Обычно я очень спокойный или же быстро прихожу в состояние бесстрастия. А сейчас... Меня будто постоянно поджигают со всех сторон, не давая огню потухнуть.

Профиль Мартина в темноте — на фоне тусклого света из коридора — был очерчен отчётливо. Едва только я подумал о темноте, он тут же включил свет.

— Не надо.

— Надо. Тебе нужно будет общаться с людьми. Тебе нужно будет привыкать к тому, что ты не один. И самое главное — привыкать к тому, что многие к тебе привязаны и любят тебя. Начни со света.

Он смотрел на меня немного непривычно — в какой-то степени высокомерно. А потом вдруг ударил меня под рёбра. Удар был не то что сильный, но очень неожиданный — настолько, что я среагировать не успел.

— Ты чего?!

— Привыкай к неожиданностям, — ровно сказал Мартин. — Привыкай и вливайся в наш мир. Слишком многое от тебя здесь зависит, и тебе не в силах эту зависимость разорвать. А теперь — садись и ешь. Я пока начну рассказывать.

Я присел на аккуратно собранную постель, оглянулся на стопку аккуратно разложенных вещей. Ещё с удивлением подумал: не детишки ли так любовно сложили здесь всё? Подтянул к себе коробку со съестным. И только сейчас мелькнула мысль, что мальчишка, словно опытный психолог, одним ударом переключил меня с одной мысли на другую (или с одной эмоции на другую?) — со вспышки на удивление.

Выпив половину супа, я насторожённо сказал:

— А если я не хочу привыкать? Если мне хочется быть самим собой, безо всякого отношения ко всем, кто считает меня своим... знакомым?

— У тебя нет знакомых. Или друзья, или почти братья. Вон Доминик. Это и есть твои ребята, с которыми ты грохнул полигон.

Вспомнив громилу Доминика, я задумчиво повёл плечами. "Мои" ребята. Да. С такими будет трудно изменять что-либо в отношениях.

— Слушаю тебя.

— Учти, это впечатления почти ребёнка.

— Учту.

Мартин заговорил монотонно, глядя куда-то в пространство. Своего прошлого он не касался. Сказал только, что его насильно отобрали у родителей, как только стало ясно, что он обладает паранормальными способностями. Группа маленьких призраков была привезена на Сциллу вместе с переселенцами (я вспомнил камеру для особо опасных преступников — ещё гадал, кто же там может быть), но только не в криокамерах, спящими, а бодрствующими и продолжающими подвергаться экспериментам, а заодно и привыканию к определённым дозам нейропрепаратов.

— Самой сильной была Таис, хотя так думали про одного мальчика — Винсента. Но Винсента взяли от родителей уже достаточно взрослым, и он открылся сразу, не сообразив, что нужно прятать свои способности. Таис прятала. Кроме того, у неё была особенность — на неё почти не влияли как наркотики, так и нейролептики. Ну... Скорее всего — влияли, но как на опытного наркомана: чтобы получить эффект, надо увеличить дозу. Таис же смотрела, как все препараты действуют на остальных, и притворялась, что на неё действуют так же. Благо что мы почти всегда были вместе. За несколько минут до приземления на Сциллу очнулся ты, уже потерявший память, и выпустил всех из камер. А люди решили: раз свобода, то для всех. И выпустили нас. Они же не знали, что наша камера — это камера призраков. Взрослые призраки нас снова заперли. Но был один момент, когда переселенцы стояли перед нами, а ты прошёл вперёд. Таис засекла от тебя волны сильного сочувствия и запомнила их. Нас снова посадили в личные камеры, но Таис начала искать тебя по тем волнам, на которые у неё был настрой. Может, и не нашла бы. Если б ты не помог. Ты подумал о нас, когда впервые взялся рассказывать сказки детям с платформы.

— Вот про какие сказки говорила эта девочка, — понял я.

— Её зовут Лиз — ты предпочитал называть её Лиза. Итак, Таис установила с тобой связь на ментальном уровне, хотя много ею не пользовалась: боялась, что взрослые призраки засекут. Но давала и нам, подсоединившись к этой связи, слушать тебя — нам всем. Даже когда нас увезли с платформы на полигон. Она умела прятать свой след, чтобы никто из детей-призраков не догадался, что сказки мы слушаем, благодаря ей.

— А ты догадался, — хмыкнул я, увлечённый странной историей.

— Догадался. — Мартин мягко улыбнулся. — В конце концов, выяснилось, что самый сильный в группе не Винсент и не Таис, а я.

— И ты гордишься этим, — по инерции подначил я мальчишку.

Мартин пожал плечами.

— Гордиться пока нечем. Такие способности, как у меня, — это сплошные запреты и обязанности. Но об этом потом. Догадался я про сказки не потому, что сильней. Таис однажды выдала себя. Взрослые призраки решили проверить норматив нейролептических доз на самом сильном из нас — на Винсенте. Кроме нас, на полигон привезли сим-вормов — слизняков-симбиотов. Винсента первого и пустили на полигон. Таис испугалась: она знала, что Винсенту не справиться. И она прорвалась сквозь твой сон к тебе. Ты пришёл и научил, как Винсенту справиться с одним сим-вормом. Вот тогда я понял, что это именно Таис настраивает нас на волну для сказок... Винсент справился с первым зверем, но взрослые призраки впустили в зал полигона сразу двух сим-вормов... Винсента просто разорвали...

— Подожди-подожди. — Я с силой протёр лицо ладонями. — Я не успеваю. Не понимаю. Как я... Чем я мог помочь детям-призракам... Вам?

— До вчерашней ночи ты был настоящим призраком — только без употребления всей этой химии, которую они используют, чтобы улучшить свои способности. Впрочем, "был" — неправильное слово. Твоё тело продолжает быть телом призрака. Ты силён ментально, чувствителен к проявлению ментала. Поэтому ещё раз напоминаю: тебе нельзя испытывать слишком открытые и сильные чувства, особенно чувства негативные, направленные на человека.

— Тогда почему ты не разрешаешь отойти от всего, что заставляет меня быть зависимым? — обозлился я, уловив главное для себя. — Было бы во сто крат легче, если бы я ни с кем вообще не общался. Ты понимаешь, что мне этого хочется? Или такой малолетка, как ты, несмотря на все свои ментальные силы, этого понять не в силах? Фиг с ней — с работой на грузовой машине! Буду работать! Только бы никто не приставал ко мне с дурацкими... — Я остановился, не зная, какое слово подобрать. И угрюмо закончил: — Чтобы хоть иногда побыть в одиночестве. Я не хочу... Я хочу быть один.

Мартин молчал, глядя на свои руки. Потом поднял глаза на меня.

— Я читал твоё личное дело. Возможно, всё-таки понимаю. Но быть тебе одиночкой или нет — решать не мне. Думаю, на сегодня... на пока хватит тебя знакомить с тобой самим. У тебя есть три свободных часа, пока детишки на учебном часе. Будут вопросы — спрашивай. У тебя должен остаться триди-визор с моим номером. Так что звони, если что. В обед я и Вестар придём заниматься с тобой.

Он встал из "лотоса" и вышел.

А я поднялся, тщательно закрыл за ним дверь и взглянул на светящиеся линии по краям стен наверху. На освещение. Говоришь — нельзя выключать? Нельзя злиться? Ненавижу этот тусклый свет!! Ненавижу!!

Линии по стенам пыхнули и погасли. Я застыл. Ни... Ни фига себе...

Медленно попятившись в самый конец камеры, спиной я наткнулся на стену. Снова застыл. Так это всё на самом деле... Я сполз по стене и снова обнял колени. Дыхание наконец успокоилось. Что ж... Будем надеяться, что слова Мартина: "В обед придём заниматься с тобой" имеют отношение именно к моим способностям. Иначе...

С другой стороны... Я задумчиво посмотрел на свет из коридора. За один час привыкнуть к новому миру ни один человек не сможет. Мартин, может, и прав, когда говорил о привыкании, но... Неплохо бы, чтобы и мир привыкал ко мне. К другому. Я не тот Брис, которого они знали. Кажется, даже Мартин этого ещё не понял.

Триди-визор. Я дотянулся до места, где оставались вещи, принесённые вместе с постелью. Точно. Здесь. Отвернувшись от входа, я включил триди-визор и открыл папку с домашними видео. Новых оказалось достаточно много. Тот Брис сам снимал мало, но видео с ним самим насчитывался не один десяток.

Мартин не соврал. Брис действительно вёл секцию для детей. Тот, кто снимал тренировки, не раз останавливал триди-визор, запечатлевая лицо Бриса. В первый момент, увидев этого Бриса, я решил, что вижу пока ещё самого себя. Потом я понял, что этот человек чем-то отличается. После второго видео я перестал узнавать себя в этом человеке. Вестар и Мартин правы. Он взрослее. Намного. И он всегда в окружении людей. Хотя... Не снимали же его бесконечно. Были ведь наверняка у него и часы покоя.

Больше всего запомнились несколько видео, которые я мог смотреть бесконечно.

Мартин сказал, что у Бриса (я теперь не мог про него говорить — я) "свои" ребята. Честно говоря, его словам я не поверил не до конца. На видео я нашёл подтверждение. Кто-то заснял, как Брис входит в общий коридор платформы, а за ним — те самые высокие широкоплечие парни, среди которых он не тушуется и не выглядит невзрачным и незначительным. Он даже не просто идёт впереди всех — он явно ведёт их за собой. Он шагает размашисто, но спокойно, время от времени слегка поворачивается к следующим за ним и что-то, улыбаясь, говорит. И ему отвечают тоже спокойно, а то и смеясь.

На другом видео Брис в спарринге с Домиником. Они одного роста, но Доминик, широкоплечий, мускулистый — явно качается, выглядит рядом с ним как танк против базуки. Э-э... Танк подорвался. Я глазам не поверил. Ещё раз посмотрел. Потом — ещё. В общем, это видео я выучил наизусть. И, даже снова и снова просматривая уже выученное, не мог сдержать восторга.

Брис с ребёнком на руках. Хохочет. Ребёнок тоже. Счастливые. Ребёнок на меня впечатления не произвёл. Я понял, что это... мой... Но пока не воспринимаю. Я другое воспринял: хохочущий, счастливый Брис. Это видео я тоже несколько раз смотрел. И завидовал этому счастливому человеку бешеной завистью... Я даже попытался изобразить хотя бы тень этого счастья — его улыбку. Получился жалкий оскал... Вовремя вспомнил, что нельзя смотреть на аппаратуру с сильным чувством, и переключился на просмотр другого видео. Несмотря на присутствие в кадрах ребёнка, мне хотелось всё-таки, хоть изредка, снова посмотреть это видео. И я время от времени возвращался к нему.

Ещё один спарринг. Какой-то странный тип в полувоенной форме и глядит не совсем по-дружески. Темноволосый, с насторожённо прищуренными глазами и сдвинутыми бровями. Очень собранный. Я уже привык, что рядом с Брисом народ довольно добродушный, но в этом парне добродушия точно не чувствовалось. И он его не собирался проявлять. Если Доминик дрался с Брисом до победы, то этот, полувоенный, не скрывал, что собирается откровенно уделать Бриса. Что-то личное? Я аж зажался весь, когда смотрел. Такое со мной бывало на соревнованиях, когда перед боем я смотрел спарринги ребят из своей секции. То есть дрался не сам. Но здесь уже не спарринг — бой. И даже Брис не выглядит добродушным. Скорее — тоже собранным и даже сосредоточенно жёстким. Бой длился минуты две, в течение которых Брис только чудом уходил из-под страшного в своей стремительности, завершающего казалось бы удара. Опа... Странно. Через минуты две-полторы неизвестный боец пропал из кадра, а секундой позже исчез и Брис. Неведомый оператор продолжал терпеливо снимать пустой татами. Я сначала хотел выключить видео, несколько недоумевая, что же произошло. Внезапно на ковёр всем телом, плашмя грохнулся тот темноволосый — из ниоткуда! А потом так же неожиданно, точно из параллельного пространства, на краю татами появился Брис. Подал руку темноволосому подняться, а потом коротко поклонился ему. Тот недовольно кивнул. Всё. Кадры закончились.

Себе в памяти поставил зарубку: не забыть спросить у Мартина, что значит это исчезновение и появление.

Потом посмотрел на часы. Мальчишка сказал — три свободных часа? Что ж, полтора из них уже потрачено на видео. Подсвечивая себе экраном триди-визора, я покопался в мешке с вещами и нашёл "свою" спортивную форму и обувь. Переоделся. Потоптался на месте, прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Удобно. Комфортно. Хотя, собственно, чего ещё ожидать от личных вещей?

Неуверенно выглянул в коридор. Тихо и пустынно.

Насколько помню, там, куда ушли дети, тупик. Надо бы посмотреть, как выглядит место у входа на платформу. Быстро пошёл, постоянно невольно оглядываясь: только бы никто не увидел, что иду на пробную тренировку.