Часть вторая. Искусство вязать узлы

— Минуточку, — вмешался Дубтах, — это не им я привез вторую инструкцию? Первая, на мой взгляд, попала в очень достойные руки...

— Именно им. Дело в том, что я принимал непосредственное участие в составлении этой инструкции. Потому и психую. Я тогда еще на передаче боялся влопаться, никогда такими массивами информации не перекидывался... Нет, ну ничего доверить нельзя этим людям! Инструкции составили — так зато выполнять их прислали вовсе не тех...

— Слушай, — а передать твоя бывшая команда ничего не передаст? Бо-ольшой облом может выйти!

— Это вряд ли, — покачал головой человек со шрамом, — дело в том, что это моя посудина. Так что я знаю, кого ко мне приставили, чтобы стучал, у кого что есть и кто на что способен... О рации я позаботился, вставив туда одну хитроумную штуковину, при посредстве которой рация работает, но передает своего рода код, — только ключа к нему никто, включая меня, не знает. Пока они разберутся, что там что-то не то, переключатся на какой-то неизвестный мне резерв... Потому что об известном я позаботился. Кроме того — инструкция как-никак предусматривает и это...

Когда по правому борту шхуны вынырнуло, обтекая шустрыми ручейками воды, зеленовато— серое, пятнистое, давяще-обтекаемых форм тулово подводного транспорта ВМФ Рифат, на шхуне, по неизбывному человеческому легкомыслию, поначалу даже не заподозрили ничего дурного и смотрели на сверхсовременную субмарину с любопытством. Поспешая, эта штука запросто делала тридцать один узел в подводном положении, трехслойный корпус из разнообразных полимеров — почти не поддавался активной акустической локации. Кроме того патриоты флота Рифат были убеждены, что и двигатель "Влак Куул" услышать совершенно невозможно, — но это только потому что никто не водил их в помещения, подобные гидроакустическому пункту "Валуур", где оборудование устанавливали специалисты одной небольшой фирмы, расквартированной в Директории Саармаа и руководимой одним большим любителем музыки, потому что эта аппаратура их двигатель — слышала. Другое дело, что только на форсированном ходу... Период детской доверчивости среди бывших на шхуне продлился недолго, поскольку очень скоро жизнь предстала перед ними во всей своей несправедливости и жестокости: пологий горб посередине корпуса лодки вдруг выкатил, как выкатывают глаза, два шестиствольных "Роллера" с калибром пятнадцать миллиметров. Они с жужжанием шевельнулись, отыскивая цель, после чего левое орудие коротко полыхнуло прозрачным, трепещущим пламенем. Раздался жуткий, омерзительный звук, от которого делалось холодно в животе, верхушки двух тощих мачт исчезли вместе с антенной, обсыпав находящихся на палубе недифференцируемым крошевом, а гигантский, нечеловеческий голос проревел с равнодушной угрозой:

— На борту вашего судна находятся незаконно удерживаемые граждане Рифат, приготовьтесь для приема досмотровой команды. Любая попытка помешать проведению досмотра будет пресекаться силой. Повторяю...

Голос, монотонно произносящий равнодушные слова, тем не менее давил, заставляя почувствовать и поверить, — не послушайся, и тебя раздавят, словно насекомое, не по злобе, а просто так. Впрочем, даже и помимо всякой психологии сопротивление организовывать было и впрямь поздновато, потому что шестистволки стерли бы в порошок любого, кто начал бы делать хоть что— то мало-мальски подозрительное. И все так же, держа шхуну под прицелом, с подводного корабля со сноровистой неторопливостью спустили две резиновых лодки с подвесными моторами. Хотя, впрочем, — какие к черту лодки? Целые плоские резиновые баркасы, на двадцать пять человек каждый. Хозяевам шхуны прибывшие показались похожими, словно близнецы, — особенно по контрасту с их собственной разношерстностью и живописной пестротой: это были рослые, белозубые, улыбчивые парни, как один — очень хорошенькие и совершенно с виду бесхитростные. В общем — дураки— дураками, которых и обманывать-то малость стыдно. Правда, — кое— что необычное в облике все— таки наличествовало: вместо "G-18" "Гарц — Ипсофер", которой была вооружена вся армия Рифат и еще около пятой части всего человечества, в руках у Пряничных Принцев были в основном "люсинги", а впрочем — весьма пестрая коллекция разнокалиберных стволов, отчасти — потертых и имеющих самый что ни на есть заслуженный вид. Давней слабостью вооруженных сил республики было плохое владение личным составом какими бы то ни было иностранными языками, поэтому красивые ребята, горохом рассыпавшиеся по помещениям, объяснялись с хозяевами в основном при помощи свиста, простейших жестов и несильных зуботычин, но при этом их странным образом вполне понимали. Большую часть экипажа собрали в самом большом помещении, выполнявшим на этой посудине роль чего— то вроде кают— компании, но некоторых, впрочем, развели и по другим местам. Улыбчивые парни ставили моряков в классическую позу мордой-к-стенке-руки-на-стену-ноги-на— ширине-плеч и приводили эту позу к надлежащему единообразию при помощи чрезвычайно умелых тычков и подсечек. Когда процесс был завершен, а корабль — заново обшарен сверху донизу, возникла пауза, исполненная странной неловкости. Громадный желтокожий сержант в соответствии с какими-то, — сразу видно, заранее обусловленными принципами, — раздал некоторым из своих людей кривые ножи, кинжалы с волнистым лезвием и даже что-то вроде коротких сабель, все — исключительно местного происхождения и только вчера купленное в Квартале Оружейников на столичном рынке. Пауза продолжалась, и тогда он, чуть зажмурив и без того узкие глаза про— бормотал:

— Простите, парни, но у нас — приказ с инструкцией...

Разумеется, что те, кого эти самые приказ с инструкцией касались больше всего, — не поняли ни единого слова, сержант взмахнул рукой, но пару секунд все еще было тихо, а один из обладателей кривого ножа вполголоса попросил:

— Старшой, я ему сначала горло, а глаза уже потом, ага?

— Какая разница, — пожал плечами громадный, толсторукий сержант, — давай...

И тут, как будто слово это было командой, — грянуло. Те, кому не было суждено другое, получили причитающуюся им порцию разнокалиберных пуль в спину или в затылок, другие, в ужасе обернувшись, успели увидеть вспышку клинков, вскрывающих им горло или до позвоночника вспарывающих животы, остальным, не столь уж многочисленным, расчетливо стреляли в грудь или прямо в лицо, потому что были стрелявшие — элитным подразделением, и ролей, расписанных заранее, никто из них не забыл. Когда резня закончилась, — но не раньше, — двое солдатиков едва успели добежать до борта, чтобы конспиративно поблевать в море, а носители холодного оружия, с зелеными мордами и во главе с сержантом приступили к завершающим всю акцию штрихам, обрезая носы и уши — приблизительно каждому третьему покойнику, выкалывая глаза — каждому четвертому и обрубая гениталии — каждому, — согласно все той же приблизительной калькуляции, — седьмому. Двое, следовавшие за носителями ножей, со сноровкой, говорившей о том, что они все-таки имеют касательство к флоту, вязали искромсанным трупам руки при посредстве измазанного в крови линя. Уже погрузив своих дрожащих бойцов на лодки, сам сержант задержался и еще на пару минут: достав из одного кармана — баллончик дешевого красящего аэрозоля производства транснациональной "Синто у Элементаль ", а из другого — записную книжку, — он старательно, норовя повторить даже саму манеру начертания диковинных хвостатых букв, перевел при помощи летучей краски на стену надстройки имевшуюся в книжке, совершенно непонятную ему надпись. Присоединившись к своим бойцам и обведя внимательным взглядом их лица, он вдруг понял, что почти не узнает своих людей.

— Так. — Сказал он. — Мы примем уже сейчас, на борту, понемножку, — но когда мы высадимся на берег, когда мы высадимся на берег, говорю я, — всей абордажной команде разрешаю надраться, и пусть они там хоть чего... Объяснения с начальством — на мне, но чтоб уже завтра все были как генеральский сапог — на месте, целые и чтоб блестели.

И добавил, помолчав, непонятно:

— Мне тут только психов не хватает ... Под хвост рыжему быку всех этих умников...

— Вам еще повезло, — испытывая непонятное возбуждение, болтал Дубтах, помогая человеку со шрамом облачиться в летные доспехи, — это уже несколько усовершенствованная модель... Так, чуть присядьте... Ажур... А то, — говорю, — одному тут вашему предшественнику и вообще пришлось путешествовать, сидя в сральнике...

— Облезешь, — любезно ответил пассажир, — я б тебя самого туда запихал...

— А что, — сообразив что— то, с любопытством осведомился Дубтах, — приходилось за рукояточку держаться?

— Та було малость... Ничего серьезного.

— А место ваше, — продолжал тем временем свою экскурсоведческую деятельность пилот, — официально именуется Постом Оператора, не абы что! Это ж понимать надо! Одно только не понимаю — на хрена мне оператор... Вы перегрузки как?

— Приемлемо.

— Это очень с вашей стороны предусмотрительно, потому что полоса коротковата.

— Совершенно не стоит волноваться, уверяю вас.

В общем, он не соврал, и попросил только, чтобы связь действовала в двустороннем режиме. Поэтому, поскольку делать было, в общем, нечего, они могли периодически обмениваться теми или иными замечаниями. На этот раз Дубтах решил, без изысков, дать самолету показать все, на что он способен в плане скорости, чего парадоксальным образом раньше никогда не делал. "Утренний Ветер" плавно всплыл на высоту четырнадцать триста и будто бы завис в сияющей голубой пустоте, потому что погода была отменной, а утро на этой высоте уже наступило. Впрочем — это было не надолго, потому что "Утренний Дождь" — убегал от солнца и делал это достаточно резво. Поэтому, из тьмы тропического утра поднявшись в сияющий день, машина как бы вползала в холодную тень, что надвигалась на мир и океан снизу. Машины этой серии не задумывались в качестве рекордсменов скорости, так что способность "Утреннего Дождя" без особой натуги держать на этой высоте скорость в три с половиной "М" следовало считать свойством, достигнутым по ходу дела и решая более важные задачи. Двигатель ровно гудел и свистел, а оттого пилот не сразу понял, что слишком знакомая мелодия на этот раз звучит не только в его голове, а, наоборот, доносится по внутренней связи:

— Уважаемый пассажир! Не будете ли вы любезны сказать.. Короче, — что это еще за вокал?

— Не знаю. Так, ерунда какая-то прицепилась, — и напел приятным голосом:

"Ес-ли при-ка— жешь — затра-авим

Солн-це в е-го поле-ете

Все пре-вра-тим живо-ое

В го-ру кро-ва-вой пло-оти

Гон-чим Ди-кой Охо-оты..." — ну и так далее. Сам не знаю, откуда взялось, но только с того момента, как мы окончательно влетели в ночь, это прелесть все поется и поется, и я не знаю, что с ней делать. А что, мешаю? Эй, пилот, эй! Чего не отвечаешь?

Дубтах, чувствуя, как у него без особой видимой причины похолодело в животе, — молчал. Он молчал в ответ и на какие— то еще слова своего пассажира, одолеваемый совершенно не присущей ему пляской идей вкупе с мистическими настроениями, а потом, наконец, ответил не слишком понятно даже для самого себя и сразу на все:

— Казалось мне, что вывезти тебя — простое дело, и зачем для этого понадобился именно я, — было непонятно мне. Но сейчас, услыхав от тебя песню, которую ты не мог знать, песню, слова которой нельзя толковать двояко, — еще раз убедился я, что мало было бы пользы пытаться перехитрить судьбу... Хотел бы я оказаться скверным и непрофессиональным пророком, но лучше все-таки приготовься плыть по морю крови, пассажир...

В ответ раздался странный, сухой смешок, чуть напоминающий кашель:

— По рекам крови я уже плыл, достопочтенный. Поэтому ты не слишком удивил меня, сообщив, что все реки рано или поздно впадают в море. Но и не обрадовал, а потому я постараюсь утянуть в это плавание и тебя. Как ты к такой компании?

— Лучше чем к другой. Если, конечно, не удастся отвертеться от самой экспедиции.

— По-моему — ничего не выйдет, — мягко сказал человек со шрамом, — и ты вот еще что... Сдается мне, что через четверть часа этот твой агрегат войдет в воздушное пространство Империи. Так что давай прекратим болтовню, а ты пока что лучше напрягись и соберись...

— Так ведь, вроде бы, уже обо всем договорено?

— Знаю. Но лучше все-таки собраться.

— Принял к сведению. Прямо сейчас проверю еще раз створ входа и начинаю непрерывно передавать код.

— Гм. Ну если это так уж необходимо... Я, правда, имел ввиду не знаю что, но что— то иное.

— Слушай, у тебя тоже есть так— планшет, глянь— ка, что делается... Набери...

— Однако — разберусь... Ну, включил, — и что дальше?

— Во-он там, у левого края, как раз посередке, — два крайних перехватчика из "Оперативной Группы 15", это я знаю, потому что меня предупредили, их предупредили, и так все и должно было быть. Но вот с пол-третьего выдвигается аккурат навстречу к нам еще какая-то пятерка, причем в очень компактном строю. Насколько я знаю имперцев, ничего такого в неположенном месте быть никак не может... Так, может, ты мне объяснишь, что все это значит?

— Не группа сопровождения?

— Договорено, что не будет. Во избежание.

— Тогда — о-ой! Ежели это то, что я думаю... Ты смыться можешь?

— Не от "Гржим — 888м" с гиперзвуковыми ракетами.

— Ну тогда...

Но Дубтах так и не узнал, что было бы "тогда", потому что голос, аж даже гнусавый от подлости, внезапно провыл в гермошлеме:

— Вы вторглись в воздушное пространство Империи, немедленно садитесь на указанный аэродром, иначе открываем огонь на поражение...

Только это он врал, гнусавый от подлости голос, потому что никакого аэродрома он Дубтаху не указывал, а стрельбу зато уже открыл, только никого не сумел обмануть гнусавый голос, потому что был Дубтах готов. Ко всему был готов с того самого мгновения, когда увидел в этом месте совершенно постороннюю оперативную группу. Готовность к противоракетному маневру (Таких они, мля, еще не видели. Теперь, мля, увидят.), — и, одновременно, по условной частоте:

— "Бумеранг" вызывает Трехсторонний Комитет. Находясь в створе, атакован группой перехватчиков, без предупреждения. Автоповтор. Прием.

— Да вы с ума...

— Эй, ведь предупредили же не трогать! Он в коридоре, в каком нужно!

— Вали его, вали, потом будешь разбираться! Десятник Сохач, я приказываю вам!

— Трехсторонний Комитет — "Бумерангу". Что там у вас, черт возьми происходит?

— "Бумеранг" — Трехстороннему Комитету, — предоставьте код!

В этот момент две "Балк — 11" большого радиуса действия преодолели сто шестьдесят километров, разделявших машины к моменту пуска, и оказались на расстоянии, уже требующем Надлежащих Мер.

— Держись! — Вспомнил о пассажире Дубтах и честно предупредил. — Сейчас начнется...

В отличие от прошлого раза, в этом эпизоде динамическое торможение с козлиным скачком назад — вверх было проведено в точно рассчитанный момент и оказалось весьма эффективным. "Балк — 11" по праву считался чудом техники, но, правду говоря, не только " Утренний Ветер" но и любой мало-мальски современный истребитель были для этих ракет малоподходящей дичью. Зато рвались они эффектно. Здорово рвались. Даже глядеть было страшно, как буквально испарился клочок несчастного, попавшего под раздачу облака, но "Утреннего Ветра" в этом месте уже не было, он был далеко в стороне, а кошмарное эфирное безобразие тем временем продолжалось по нарастающей, пока не раздалось довольно— таки перепуганное: