— Ой, перестань. И отчего ты такой веселый, этот... молодой князь назначил тебя помощником управляющего?
Ормат старательно сверкнул зубами.
— Да даже не знаю почему его все так боятся. Нормальный оказался парень. Мы с ним просто поболтали о том о сем, вот и все.
Лирита недоверчиво покачала головой. Ну да, он и не надеялся, что она поверит, но чем меньше девушка во все это будет замешена, тем лучше. Ормат усилием воли расслабил собравшиеся в узлы мышцы живота. Естественность. Он ведет себя, как ни в чем не бывало. Начавшая напирать толпа подтолкнула его к Лирите. Воспользовавшись случаем, он запустил руку за шуршащую полу ее плаща. Жадная ладонь прошлась по обтянутой тонкой тканью округлой попе.
— Аййй, — выдохнул Ормат.
Твердый локоть глубоко впечатался в ребра. Хорошо еще — не по больному боку. Восстановив дыхание, он бросил на Лириту укоризненный взгляд. Девушка возмущенно фыркнула, но в ее сжатых в ниточку губах Ормат увидел намек на сдерживаемую улыбку. Не тратя даром времени, он попытался вернуть руку на прежнюю позицию. Горячая ладошка Лириты обхватила его за запястье. Ормат ловко освободился и начал атаку с другой стороны. Увлекшись позиционной войной, они даже не заметили, как по ведущим на помост ступеням прогрохотали тяжелые шаги.
— Верные дети доброго князя Сабана, жители поселка тридцать один, — проревел сверху Вакир, управляющий поселка.
Его голос усиливала прижатая к горлу машинка, спрятанная в одетом на большом пальце широкое медное кольцо.
— Вы собрались здесь, чтобы лицезреть правосудие милосердного князя.
Вакир замолчал, обводя взглядом толпу поселян. Худое лицо, на которое, казалось, не доложили мяса, и однажды перебитый крючковатый нос делали его похожим не то на восставший из могилы труп, не то на падальщика чернокрыла. За спиной управляющего стояло пять солдат в зеленых мундирах гражданской стражи. По знаку Вакира "стручки" расступились, явив народу обнаженного по пояс худющего паренька. Обритая голова мальчишки казалась слишком большой для тонкой, как трость, шеи, на которой можно было пересчитать все позвонки. Глаза бессмысленно вращалась в глазницах, не задерживаясь подолгу ни на одном предмете. На дрожащую отвисшую челюсть стекала ниточка окрашенной кровью слюны.
А ведь рожа-то знакомая! От удивления Ормат даже перестал бороться с Лиритой. Он сюда с отцом приезжал, год назад, кажется. Пытались договориться насчет дележки едой при неурожае. Интересно, что натворил?
— Услышьте преступления сего мерзавца, — голос Вакира дрожал от неподдельного отвращения, — сей выродок рода человеческого преднамеренно и жестоко убил управляющего поселка номер двадцать девять.
Вот так новость! Лихо, однако! Ормат хоть и был скуп на сочувствие, особенно теперь, когда на него навалилось столько собственных проблем, искренне пожалел парня. Молодец он. Вот бы еще кто Вакира прикончил. Чем более жестоко, тем лучше. А если помечтать, то и кудрявого гаденыша заодно.
— Князь Медовир Сабан со скорбью в сердце повелевает покарать свое недостойное чадо следующим образом — его провезут по всем владениям благородного Сабана, и в каждом над ним будет совершенна экзекуция пятьюдесятью ударами кнута. И только после этого сей недостойный простится со своей жалкой жизнью.
Вакир кивнул, и над помостом подняли раму, собранную из тонких пластиковых прутов. Ноги уже не слушались паренька, так что "стручкам" пришлось тащить его, израненные ступни мальчишки бессильно шуршали по настилу. Сперва солдаты кожаными ремнями прикрутили руки бедняги к углам рамы, а когда он, растянутый, повис в путах, кое-как управились с голенями. На костлявой спине крест-накрест алели широкие полупрозрачные полосы искусственной кожи, под которой сырыми жгутами содрогались иссеченные мускулы. Парень мотал головой из стороны в сторону и, кажется, что-то напевал, казалось, он не понимал что с ним происходит. Самый крепкий из "стручков", красномордый, налитый здоровьем, взялся за свернутую в кольца черную змею кнута.
Размотав орудие казни, "стручок" далеко отвел плечо. Скользнув по помосту кончик кнута легко, почти небрежно коснулся спины бедняги и оставил за собой тонкую красную черту. Она набухла, почернела и пролилась кровавым дождем. Несчастный заорал, громко и страшно. Похоже, несмотря на безнадежно разрушенный разум, боль он до сих пор ощущал. Палач, не торопясь, провел на измученной коже еще одну плачущую кровью черту... и еще одну, и еще...
У ног паренька натекла жуткая алая лужа, крик перешел в тонкий заунывный вой. На тридцатом ударе вой прекратился, голова бедняги упала на грудь. Высокий толстогубый солдат замахал руками, палач опустил влажный покрасневший кнут. Толстогубый подскочил к пареньку и сноровисто приложил к набухшей шейной жиле, налитый чернотой шарик, который, зашипев, словно провалился под кожу. Мальчишка задергался, судорожно хрипя, остатки штанов с внутренней стороны бедра набухли и потемнели, в багровую лужу потекла желтая пузырящаяся струйка.
Ормат скривил губы. Насчет "всех владений" князь Медовир погорячился, вряд ли парень выдержит еще больше двух таких представлений. И для него это, пожалуй, к лучшему. Кнут, оставляя за собой мокрые розовые следы, вновь скользнул по помосту. Экзекуция продолжалась.
Крестьяне проворно разбирали скрипящие секции, толпа медленно расходилась. Кто-то подавленно брел сам по себе, другие, сбившись в кучки, шли, о чем-то перешептываясь. Лирита с усилием разжала пальцы стиснувшие руку Ормата. Он поднял ладонь к глазам, с удивлением разглядывая оставшиеся на ней глубокие белые полосы.
— Ох, прости, пожалуйста, я не хотела, — воскликнула Лирита.
— Да не обращай внимания, ерунда, — немного заторможено отозвался Ормат. Он всегда считал себя крепким человеком, но зрелище растерзанного кнутом мальчишки тяжелым грузом согнуло даже его.
Лирита быстро вскинула сложенные лодочкой ладони, закрывая рот и нос. В уголках глаз вскипели слезы.
— Извини, мне сейчас... сейчас лучше побыть одной, — приглушенно сказала она.
Резко развернувшись, девушка зашагала прочь. Глядя ей вслед, Ормат покачал головой, с такими нервами ей действительно лучше перебраться в город.
Взгляд сместился на приземистое разбухшее здание рынка, в котором скрылись отыгравшие свою роль солдаты. Между бровями Ормата залегла морщинка.
Таверна старого Юкена (если так можно назвать две комнаты и крохотную кухню) приютилась в южном углу крытого рынка. Впрочем, кроме двух последних дней в семидневке, когда велась торговля, вся длинная запутанная постройка оставалась в распоряжении Юкена и его племянника.
Ормат встретил трактирщика неподалеку от двери в его заведение. Старик привалился спиной к почерневшим, источенным жучками доскам стены. Большие узловатые руки комкали грязный фартук, седая голова запрокинулась к небу, так что глубокие морщины оттянулись вниз. Глядя на Юкена, Ормат всегда сердился и одновременно пугался, казалось, он смотрит в зеркало и видит собственное будущее. Юкену всего шестьдесят, а его все зовут стариком, седина в полголовы, спина не гнется. Еще самое большее лет сорок — и привет. Клятый паучник получит новое удобрение. Это в то время, когда высокородные, бину их побери, коптят небо втрое, а то и вчетверо дольше, сохраняя молодость чуть ли не до смертного часа.
— Ну, как там? — спросил Ормат, кивая в сторону двери.
— Жрут, — отрубил Юкен.
— И, конечно, ни за что не платят, — понимающе, вздохнул парень.
Юкен только безнадежно махнул рукой.
— Голодный, что ли? — спросил старик, отвлекшись от собственных бед. Он все же был добрым человеком, даже удивительно добрым для торговца.
— Давай, я тебе чего-нибудь в долг отвалю, а вы потом с Тором сами рассчитаетесь.
Старик догадывался, что у Ормата с его племянником какие-то свои, возможно, не вполне законные дела, но старался ни во что не вникать. Парень его понимал: знать, что большая часть воровской добычи Ормата, да и других ловкачей, в конце концов через Тора оказывается на рынке, в самом деле, было бы неуютно. Хотя без этого приработка таверна, пожалуй, давно бы загнулась.
— Пожрать бы хотелось, — отозвался Ормат, слыша бурчание в животе. — Но долги — не моя история, давай я лучше отработаю. Этих, что ли, помогу обслужить.
— Да ты спятил, — замотал головой старик. — Они там все уже нализались, пришибут тебя как нечего делать. Я сам от греха ушел.
— Но ты ведь не хочешь чтобы они тебе всю конуру разнесли? — усмехнулся Ормат, — Нельзя клиентов одних оставлять. Тем более таких.
Старик отвел глаза.
— Ладно, иди уж. Только того... — покрытая пятнами шершавая ладонь коснулась плеча парня. — Ты поосторожней там.
Улыбнувшись, Ормат толкнул тяжелую дверь.
Таверна обняла Ормата тяжелыми влажными запахами, от которых голова закружилась, а желудок начал обгладывать позвоночник. Шестеро "стручков" сидели в центре комнаты за большим столом, заставленным шкворчащими сковородами, глубокими мисками и сладко пахнущими молодым вином кувшинами. Солдаты расстегнули кители, их набрякшие лица раскраснелись — как и говорил Юкен, они уже крепко заложили за воротник. Здоровяк, выполнявший роль палача, похоже, был главным, ему отвели почетное место во главе стола. Его толстые пальцы скатывали в дымящейся подливке колбаску из скользких, жирных зерен швиета, который еще называли "вторым хлебом". Ормат отродясь не видел хлеба первого и никогда не мог взять в толк, почему швиет назван вторым.
Толстогубый, который был у них за лекаря, пристроился в углу. К его стулу был прислонен раскрытый вещмешок. В незатянутой горловине Ормат увидел уголок того, ради чего рискнул свой шкурой — военную аптечку. О снадобьях, хранящихся в этой серебристой, покрытой мелкой насечкой коробочке, рассказывали настоящие чудеса. Если бы удалось ее добыть... Ормат даже на миг зажмурился — это было сокровище, равное, а может даже превосходящее все, что уже было спрятано в его тайнике.
Никто из солдат в его сторону и головы не повернул. Подхватив со стойки поднос, Ормат поплыл среди сытных запахов к столу, быстро составил на него пустую посуду и метнулся в сторону кухни.
Колдовавший над здоровенной плитой мокрый до последней нитки Тор бросил на приятеля скорбный взгляд.
— Разоряемся, — простонал он не хуже дяди, — в трубу вылетаем.
Ормат, сочувственно вздохнув, сгрузил грязную посуду на маленький шаткий столик. Тор, не переставая причитать, вытащил со стеллажа покрытый каплями поднос и сгрузил на него тарелку с жирным пепельником, покрытым восхитительной хрустящей корочкой. Ормат громко сглотнул слюну, он такое пробовал только на прошлое Солнцестояние. Крылышко.
Стараясь пореже дышать, Ормат взял поднос в руки.
— Постой.
Ормат замер, глядя на Тора.
— Открой рот.
Парень подчинился. Повар быстро скатал из швиета маленький колобок, промокнул в растопленном сале и вложил его прямо в рот добровольного помощника. Ормат, урча, как голодный пес, отправился обратно в зал. Когда он ставил жаркое на стол, последнее зернышко было уже разжевано, проглочено и, как подозревал Ормат, переварено.
Командир стукнул по столу толстостенной кружкой и шумно рыгнул.
— Хорошо посидели, — крякнул он, откинувшись на спинку стула, — жаль, девок нет. А может сходить поискать? Я сверху видел — среди здешних не только чучела попадаются. Как мыслите, братья?
— Нам отваливать через сорок минут, — хмыкнул лопоухий "стручок", вытирая пальцы о черную лоснящуюся ленту, вплетенную в военную косичку, — и потом, ты разве не знаешь, что нынче девки — кратчайший путь к могиле? Слышал, что с Болеславом случилось?
— Каким, мать его, Болеславом?
— Ну, который Секач.
— Со Второго Рудного?
— Он самый. Из-за бабы погорел. Зажал какую-то девку в углу, хотел поразвлечься немного, да чего-то там не рассчитал. В общем, кончилась девка. А через два дня его на отвалах нашли, и горло от уха да уха.
Командир сделал охранительный жест.
— Тьфу, на тебя, Черенок, вечно всякие гадости рассказываешь. А что хоть с этими скотами с Рудного случилось? Хорошо им за нашего кровь пустили?
— Ага, как же, — усмехнулся Черенок, — ты, Зуб, как ребенок. Не знаешь что за времена? Начальство покряхтело и решило дело замять. А то, дескать, работы встанут. Да и вообще, на Рудном народ на всю голову контуженый. Им человека подрезать, что на стенку помочиться, а война сейчас никому не нужна.
— И начальство — скоты, — грустно резюмировал палач.
Загрустив, он слегка сполз со стула, нога в начищенном ботинке ткнулась в мешок губастого медика.
— Что там у тебя, Каблук? Подарки от благодарного населения?
Обложив главаря отборным матом, губастый переставил мешок подальше от наглой ноги. Чутко наблюдавший за всем Ормат, потянулся, чтобы наполнить пустую кружку "стручка".
— Не твое дело, — сказал Каблук, отругавшись.
— А ты не забыл, что с друзьями делиться надо?
— А ты помнишь, что за прошлое дело мою долю зажал? Здесь ничего твоего нет.
Зуб задумчиво подергал куцую солдатскую косичку, очевидно, так он стимулировал мыслительный процесс.
— Ну, предположим, скажи хоть что там у тебя. Интересно ведь.
— Наследство от покойного управляющего "два девять", — сказал немного расслабившийся Каблук. — Ему барахлишко уже ни к чему, а мне пригодится.
"Стручки" согласно закивали.
— А ты, парень, что тут судьбу дрочишь? — спросил губастый, неожиданно подняв глаза на Ормата.
Для конкретизации вопроса он шустро придавил ладонь парня к столешнице. Ормат почти чувствовал, как хрустят кости.
— Обсуживаю храбрых воинов, — простонал он скрючившись от боли. — Все для вашего удобства.
— Обслужил и вали.
Отпустив ладонь парня, Каблук схватил его за шиворот, готовясь придать нужное ускорение. Весь план полетел кобыле под хвост. Мысли лихорадочно забегали под черепом:
— Дозвольте задать вопрос.
Воротник стал затягиваться, как удавка, перекрывая доступ воздуха. Ормат испугался, что совершил роковую ошибку, когда за спиной раздался сочащийся пьяным добродушием голос командира:
— Какой вопрос?
— Что нужно сделать, чтобы стать солдатом?
"Стручки" на миг замерли, переваривая слова Ормата, и разразились дружным хохотом. Командир даже уронил голову на скрещенные руки, только плечи вздрагивали, а Черенок смахивал слезы с глаз. Каблук, недовольно фыркнув, освободил горло парня и вернулся за стол.
— Как ха... стать ха... солдатом? — всхлипывал палач. — Ничего проще: являешься в любой крупный город, идешь к вербовщику. Две руки, две ноги, голова — годен.
— А то, что между ног, совсем не обязательно, — поддакнул Черенок, — как выяснилось, от этого одни проблемы. Так если хочешь, можешь заранее сделать операцию, — лопоухий солдат сделал жест, будто он что-то подхватил и отрезал, — и быстрое продвижение тебе обеспечено.
— Неужели, все так просто? — почти не играя, удивился Ормат.
— Много вас к нам мылится, да мало дольше года держится, — проворчал Каблук, — большинство как грязь отваливается. Служба — это ведь не только трехразовая кормежка и настоящие кровати. У нас ведь и того... подстрелить могут.
