Один из Восьми (книга вторая закончена)

— Притащи нам два таких бокала, — неожиданно попросила Альбина, чем вызвала удивленный взгляд подруги. — Если не трудно. Пожалуйста?

Нэш усмехнулся, подмигнул в ответ и молча исполнил просьбу, после чего взял еще один бокал для себя и ретировался за свой столик, где опять моментально подхватил разговор с притихшими было коллегами. Вот умеет же человек всех расшевелить! Пять минут внимания, и Альбина прикончила отобранный у Нэша бокал и взялась за второй.

— Это что-то новенькое, — прокомментировала Джина, глядя на такую перемену. — Ты раньше себе не позволяла.

— Раньше мне не было так хреново, — призналась Альбина, сделав еще пару глотков. — Кажется, это немножко помогает. Я уже почти расслабилась, знаешь ли.

— Мне-то все равно, — предупредила Джина. — Но я не представляю, как ты будешь все это объяснять Нартовой, если она что-то почувствует. А она всегда чувствует.

— Варвара не настолько повернута на запретах, чтоб не понять, — с чувством возразила Альбина. — С этим, скорее, надо обращаться к Мэтту и Руди. А вот если я при встрече вдруг зашатаюсь, упаду и попробую уснуть в уголке... Или перепутаю, кого как зовут... Или с ходу полезу целоваться в десны с нашей новенькой... Вот тогда Варвара будет иметь, что сказать.

— Ладно, ты уже большая, сама сообразишь, — Джина слегка взлохматила ей волосы, а потом снова пригладила. — Иначе и мне достанется.

— Спасибо за заботу, но я сама соображу, — кивнула Альбина, слегка жмурясь от приятного контакта. — Просто чуйка у меня, понимаешь? Никак не могу ухватить, что тут не так, не могу зацепиться! Вроде, все хорошо, еда, вино, этот стервец Альварес, а теперь твои ручки шаловливые. Сплошной шарман, а на самом деле все хреново, а будет еще хуже.

— Может, обыкновенная депрессия? — предположила Джина, не прекращая 'расчесывать' подругу сильными пальцами. — Хотя я такой штуки у тебя ни разу не видела, но все бывает в первый раз. Ты завтра перед отъездом поговори с Нартовой, расскажи ей все это, даже поплачься, если хочешь, не стесняйся.

— Это крайнее средство, — пробормотала Альбина, совсем закрыв глаза. — Чтобы плакаться, надо хотя бы знать, на что или на кого жаловаться. А у меня пока все на уровне спинного мозга. Слишком много наперекосяк идет. И при этом никакой информации. Бесит!

Последнее слово она буквально прошипела. Джина решила не развивать тему, молча взяла у нее из руки пустой бокал и выдала следующий. Уж этот наверняка последний, иначе придется Барсову оглушить и связать. Для ее же блага. Но ничего такого не понадобилось, Альбина умудрилась растянуть этот бокал на добрых два часа. Все это время они проболтали, стараясь избегать проблемных тем.

За четверть часа до назначенного времени на их столике уже нет никакой посуды, а от самой Альбины пахнет не вином, а мятными конфетами, экстрактом лесных ягод и немножко корицей. Бог не выдаст, свинья не съест.

Однако, слухи о прибытии пополнения, видимо, разошлись широко, потому что ближе к событию народу в баре заметно прибавилось. Трудно вспомнить, когда в последний раз здесь было столько 'отдыхающих' сразу. Компания Альвареса выросла с трех человек до шести, но шума прибавилось за десятерых. Как двое из ларца, непонятно откуда появились Стовер и Клатт. Даже не здороваясь, они расположились у стойки и, тихо ухая, как уэллсовские марсиане, что-то обсуждали, не глядя по сторонам. Даже Вэй Тьяо появился, и не один, а в компании ярко-рыжей Риты Ярвич, которая, впрочем, сразу же влилась в шумную компанию за дальним столом.

А Вэй, на удивление спокойно послав Альбине издали воздушный поцелуй, присоединился к Стоверу и Клатту, причем так запросто, что у Барсовой снова начались какие-то параноидальные сомнения. Остается только ждать и сожалеть, что Саня Кроун, еще один хороший друг, в этот час пропадает где-то в Южной Америке.

Неизвестно, есть ли у новенькой другие сопровождающие, помимо Нартовой, но на всякий случай Альбина продумала несколько вариантов развития беседы. К счастью, соображает она сейчас намного лучше, чем пару часов назад. Немного еды, немного вина и немного Джины Лаваль сильно поправили ей настроение. Или это просто кажется? Неважно, главное свести экспромты к минимуму, а в присутствии Нартовой вдвойне.

— Идут, — наконец, тихонько шепнула Джина, и обе подруги поднялись из-за столика навстречу Варваре, которая, как всегда, появилась первой. Остальные 'отдыхающие' спешно вылезли из-за своих столиков и тоже начали подтягиваться к месту действия.

Альбина не раз задавала себе вопрос, можно ли в принципе подготовиться к появлению Нартовой? Знать, как начнется разговор, как она будет выглядеть, как будет одета, в каком будет настроении, о чем пойдет речь после? Скорее всего, это нереально. Нартова старше и опытнее всех наблюдателей, хоть даже в Четверке никто не знает, была ли она самой первой. Ее не боятся, но обожают, почти поклоняются, потому что Нартова, по сути, живая легенда, богиня, притом во всем. Все помнят, что она старше всех на Земле. Ни Клатт со Стовером, ни сама Альбина о таком авторитете и мечтать не могут.

Вот и теперь, Альбина опять забыла про все свои заготовки, едва Варвара появилась в поле зрения. Поживешь еще лет сто, самокритично подумала она, тогда, может быть, научишься этому. А сейчас, Нартова сделает все по-своему, а мы ей еще и благодарны будем!

— Ну, столпились! — усмехнулась Нартова, причем это выглядело так, будто столпотворение вовсе не стало для нее сюрпризом. Альбина давно для себя решила, что никакой особой 'мудрости веков' в ее взгляде и вообще во внешности не прослеживается. Особенно, если не знать заранее, кто она и когда родилась. Просто бешено красивая и умная баба, с известными элементами стервозности, которые Варвара умеет включать в нужный момент. На вид лет тридцать или тридцать пять, так подумал бы всякий посторонний человек, встретив ее где-то в центре большого города и перекинувшись парой слов. Глаза у нее даже не голубые, а ярко-синие! Длинные русые волосы она часто заплетает в совершенно исконную, толстенную косу с расшитым яркими бусинами накосником, но не в этот раз.

Пепельная коса просто никак не сочетается со строгим почти деловым костюмом, и поэтому сейчас ее волосы аккуратно забраны в высоченный и пышный хвост. В меру скромно, и в то же время выглядит потрясающе. Закрытая шея и плечи, средней высоты каблук. Нартова никогда не одевается вызывающе, но при ее фигуре это и не нужно, ее скромный вкус даже усиливает эффект могущественной и властной красоты.

Нартова остановилась в шаге от Альбины и чуть ехидно ей улыбнулась.

— Умница, меру знаешь, — шепнула она буквально одними губами, и опытная и знающая себе цену Альбина Барсова, почти ста пятидесяти лет от роду, моментально вспыхнула до ушей, будто школьница. К счастью, никто кроме Джины этого не услышал и даже не обратил внимание.

— Вас всех, понятно, сюда не звали, — уже громче начала Варвара, снисходительно оглядев собрание и авторитетно уперев руки в бока. — Но раз уж пришли...

Послышался одобрительный гул и аплодисменты, а Нартова буквально извлекла из-за своей спины новенькую, на которую только сейчас переключилось внимание всех присутствующих.

На вид ей лет двадцать или чуть больше. Красивый и четкий овал лица очерчивают длинные черные волосы до пояса, огромные светло-карие глаза горят плохо скрываемым любопытством. Изящный, но совершенно закрытый и плотно облегающий костюм в бело-красных тонах как влитой сидит на спортивной, рельефной фигуре. На ее длинных ногах невероятно красивые красные полусапожки на высоком каблуке. Очень необычная внешность, а во взгляде и жестах чувствуется что-то первобытно-дикое, будто в ней сидит долго сдерживаемая ярость. Или это не ярость, а просто волевой характер?

— Это Лина, — объявила Нартова моментально притихшим коллегам. — Она теперь одна из нас. Помогайте и учите. Кто ее обидит, будет иметь дело с ее наставницей, Джиной Лаваль. А потом со мной.

Слова, похожие на давний ритуал, прозвучали и затихли. Никто, в том числе внезапно 'посчитанная' Джина, не сказал ни слова, и Альбина прекрасно поняла, почему. Картинка в досье и четверти оригинала не стоит. Она и сама немного оцепенела, едва встретившись глазами с Линой, и под золотистым взглядом, полным непонятной, но настоящей страсти почувствовала, как в голову полезли совершенно неуместные мысли. Бедные наши парни, подумалось ей. Если на меня так действует, каково им придется?

— Хорош облизываться, — снова украдкой прошептала Нартова, незаметно беря Альбину под локоток. — Поняла теперь, хулиганка?

— — — — — — —

— — — — — — —

— — — — — — —

Хантсвилль, штат Алабама, 21 ноября 1958 года

Вернер Фон Браун не так уж часто оставался дома один, но если возникла возможность, нужно пользоваться. Просто посидеть в тишине и подумать. Не спеша, еще раз все взвесить и прогнать в голове, пытаясь зацепиться за возможные шероховатости. А потом поставить точку и поспать часов пять до утра. Это еще одна роскошь, но сегодня можно.

На ближайшее время выбор сделан и все основные решения приняты. Назад пути нет, придется рискнуть. Только вчера выловили из океана первый орбитальный 'Меркурий', и это само по себе уникальное достижение! Впервые в истории земной аппарат вернулся в целости с орбиты! Тут явно опередили русских, но опять, в принципе, лишь по очкам. Вернер лучше всех понимает, насколько временным решением стал 'Меркурий', а что уж говорить про ракету! 'Атлас', конечно, уникальная машина, но боже мой, какой чудовищный риск, заложенный в саму конструкцию! Тончайшие баки из нержавейки, неспособные выдержать собственную тяжесть! Только благодаря наддуву ракета может оставаться целой и работать. И полутораступенчатая схема, причем без отделения баков! Очень, очень рискованно, все на грани, но выхода нет. Два спутника на 'Атласе' уже запущено, один потерян, а теперь плюс еще один успешный полет. Через пару недель настанет очередь обезьяны, а Браун твердо установил правило, что человек полетит только после двух полностью удачных испытаний. Он не смог бы сказать точно, откуда это правило взялось, но намерен его придерживаться максимально строго.

Ему даже пришлось выдержать серьезный бой против идеи отправить человека сразу во втором корабле. Некоторые безответственные 'товарищи' (а другим словом не назовешь этих врагов Америки!) с пеной у рта требовали опередить русских в первом орбитальном полете любой ценой. Но Браун был непреклонен, и более того, пообещал в случае чего отправить в этом корабле одного из инициаторов идеи. К счастью, Брауна поддержал президент Эйзенхауэр и директор НАСА Уэбб, после чего вопрос был решен. Поскольку в данном скандале с удовольствием поучаствовала пресса, пришлось даже пресс-конференцию созвать. Браун выступил с короткой речью, основная мысль которой была в том, что Америке нужны именно достижения, а не жертвы. Писаки поаплодировали и разошлись, разочарованные тем, что жертв, кажется, и вправду не будет.

Теперь нужно, чтобы вернулась из космоса обезьяна, и только потом можно будет утвердить 'второе пришествие' Шепарда. В принципе, после этого программу 'Меркурий' можно сворачивать, но тут опять обязательно вылезет чертова политика! Придется еще пару полетов совершить, или даже больше, пока не начнет летать новый корабль, иначе трудно будет объяснить публике, почему русские летают, а мы нет. Так что, определенные научные эксперименты придется доверить одиночкам, совместить приятное с полезным. Опыт, опять же, не помешает.

А вот с русскими опять может получиться 'как всегда'. Пусть они пока не готовы к орбитальному полету, но у них большой трехместный корабль, и когда они будут готовы, это перейдет уже в совсем другое качество. Вернер вспомнил, как всего через неделю после полета Комарова он пригласил к себе старого друга и учителя Германа Оберта, и они весь вечер провели здесь, в этой комнате, за этим столом. Немало бумаги исчеркали!

Браун показал Оберту подробный анализ, составленный по фотографиям русского корабля и эскизам пронырливого флотского мичмана. Нельзя сказать, что Оберт впечатлился, он буквально впал в ступор. Как так?! Огромная трехместная капсула, система ориентации, бортовая ЭВМ?! Вот это громадина!

Не дав другу опомниться, Вернер взял чистый лист бумаги, положил его перед Обертом и нарисовал посередине фарообразный профиль русского аппарата.

— Ты же понимаешь, — сказал он, — Что это не весь корабль. Чего здесь не хватает для орбитального полета?

Оберт долго не думал, просто забрал у Брауна лакированный 'Люмоколор' (цанговый карандаш — прим.авт.) и дорисовал к большому диаметру 'фары' короткий тонкий цилиндр со схематичным соплом сзади.

— Неплохо, — одобрил Браун. — Ты нарисовал твердотопливный двигатель для схода с орбиты. Положим, их там три штуки, как на нашем 'Меркурии', для надежности. Давай оторвемся от шаблона и сделаем следующий шаг?

Немного подумав, Оберт нарисовал вместо предыдущей конструкции увесистый короткий 'бочонок' и сопло чуть побольше.

— Жидкостный двигатель и баки, — прокомментировал он.

— Отлично, — похвалил Браун и тут же ластиком стер двигатель и вновь нарисовал, почти полностью утопив внутрь отсека. — А вот так еще лучше и компактнее. Баки и запасные батареи внутри, снаружи мощная термоизоляция, так что можно обойтись пассивным охлаждением.

— А вес? — задумался Оберт. — Сколько топлива можно взять?

— Я убежден, — объяснил Браун, — Что для суборбитального полета они взяли старую и отработанную ракету, меньшей грузоподъемности. Скорее всего, двухступенчатую. А масса их корабля без малого три тонны, морячки догадались взвесить, когда поднимали из воды. А с третьей ступенью можно закладываться на пять тонн на орбите или даже больше. Уверен, русские будут форсировать ракету и выжмут из нее максимум.

— Значит, две тонны на двигатель и баки? — уточнил Оберт. — А как же резерв? На случай отказа двигателя?

— Самый простой вариант — поставить два движка, — рассудил Браун. — Или добавить твердотопливные в качестве резерва. Но в данном случае русские сделали хитрее.

Браун извлек из стопки нужную фотографию капсулы и положил перед Обертом.

— Посмотри на передние двигатели ориентации, — намекнул он. — Не слишком ли они велики?

— Они здоровые! — Оберт мгновенно ухватил мысль. — Значит, их можно использовать, чтобы затормозиться?

— Не только, чтобы затормозиться, — продолжил Браун. — Но и чтобы маневрировать, переходя с орбиты на орбиту. А еще есть сближение с другими кораблями, причаливание и стыковка. Все это можно делать на малых двигателях, и тогда, теоретически, большой двигатель не нужен, только топливо. Как они поступят, мы не знаем, но как минимум, понятно, что для обоих отсеков нужна единая топливная система. Это очень передовая конструкция, друг мой.

Оберт кивнул и снова вгляделся в грубоватый рисунок. Чего-то по-прежнему не хватает, это очевидно.

— А откуда брать энергию? — задал он резонный вопрос. — Суборбитальный полет или несколько витков можно на обычных аккумуляторах продержаться, а потом?