— Мир имеет свою ценность, — спокойно ответил Тилос. — Ваши кони завязнут в непроходимых северных лесах и болотах, а пехота обломает зубы о могучие северные твердыни, чьи каменные бастионы на десятки саженей возвышаются над самыми высокими деревьями. Возможно, нарушат свой нейтралитет тролли, орки возьмут в руки ятаганы. Еще неизвестно, чья возьмет в кровавой бойне. Так не лучше ли торговать и процветать в мире, чем усеивать трупами поля сражений? Или женщинам тарсаков нравится отправлять своих дочерей на бессмысленную смерть?
— Женщины тарсаков, — оскалилась Тарона, — сами решат, что им нравится, а что — нет. Наши дочери с радостью умрут ради жизни племени, княжий посланник, и их матери и даже мужья умрут плечом к плечу с ними, если потребуется. Среди них нет таких трусов, как ты!
— Ты сказал все, что мог, северянин? — холодно осведомился Зур Харибан. — Гуланы поддержат тарсаков в любой момент, и я не услышал, почему мы не должны так поступить. Думаю, остальные — тоже. Ну, что? Я предпочту потратить вечер на развлечения, не на пустую женскую болтовню.
— Осторожнее насчет женской болтовни, — предостерегающе взглянула на него королева тарсаков.
Гулан раздраженно оглянулся на нее и пожал плечами.
— Почему же? — осведомился он. — Мы столько времени слушали, как ты болтаешь с обабившимся северянином! По-моему, это и есть женская болтовня...
— Зур... — предостерегающе произнес доселе молчавший дворецкий. Гулан криво усмехнулся и замолчал. Тарона снова нехорошо взглянула на вождя, но тоже удержалась от ответа.
— Итак, — Суддар ах-Хотан поднялся из своего креслица и начал мерить шагами тронную залу, — я думаю, что совет вождей услышал все, что мог сказать посланник северных княжеств. Хочет ли еще кто-нибудь из присутствующих высказаться?
— Хватит болтать языком! — с сильным акцентом проскрипел на общем сапсап. — К Валараму северных князей с их змеиной болтовней! Если война — так война, мир — так мир. Мы присоединимся к большинству, но уж решите, наконец!
Ропот прокатился по залу. Тилос быстро обвел вождей взглядом из-под ресниц. Вожди явно колебались и не спешили соглашаться. Ну что ж, с горечью подумал он. Все, как и просчитано — от плохого к худшему. Как же неприятно иногда убеждаться в собственной правоте...
— Кто хочет принять предложение северных князей? — громко спросил Суддар. — Говорите, ваш голос услышат.
Гробовое молчание стало ему ответом. Несколько вождей — в основном мелких племен, не играющих в политике ровным счетом никакой роли, неуверенно переглянулись. Остальные с каменными лицами смотрели прямо перед собой.
— Итак, — царедворец с деланным сожалением повернулся к Тилосу, — совет вождей отклоняет твое предложение. Имеешь ли ты сказать еще что-нибудь?
Тилос молча поклонился и направился к выходу.
— Эй, милый! — настиг его голос Тароны. — Не забывай про мое гостеприимство!
Не оборачиваясь, Тилос с силой толкнул каменные створки и вышел в пиршественный зал. Свита вождей уже подчистую объела дастархан и теперь бесцельно бродила по залу. Их, кочевников и скотоводов, мало волновали фрески и гобелены, и лишь томящая скука читалась в их взглядах. Посланник взглядом нашел забившуюся в угол Элизу и кивнул ей. Девушка со всех ног бросилась к нему и с силой ухватилась за его руку.
— Где ты ходил? — дрожащим голосом спросила она. — Столько времени...
— Мы разговаривали не дольше получаса... — Тилос с запозданием вспомнил, что Элиза не знает счета времени. — В общем, недолго. Ты вся дрожишь, милая моя, — он осторожно высвободил руку и приобнял девушку за плечи. Ее худое тело сотрясала крупная дрожь. — Что случилось?
Не останавливаясь, он увлек Элизу к выходу. В бойнице под потолком — блеск металла. С Великого Скотовода станется всадить арбалетную стрелу в спину неудачливому посланнику. Пора завязывать с рискованной игрой. Результаты все равно мизерные. На всякий случай девочку — вперед, чтобы прикрыть от болта...
— Тилос, я боюсь! — Ну и ну! Чтобы вырвать у трущобной крысы такое признание, нужно, чтобы она действительно перепугалась до смерти, а то и сильнее. Возможно, зря я оставил ее наедине с Тароной... — Почему королева так меня ненавидит? Я же впервые с ней встретилась? Она же... она... она меня убьет, я вижу!
...так, теперь самое интересное. Жаль девочку, но сейчас не до очередного бездомного котенка. Как взглянула на меня Мира, когда я привел Элизу! Сколько раз ловил я на себе такие осуждающие взгляды — и все никак не привыкну.
— Элиза, слушай меня внимательно. Я должен извиниться за то, что крупно тебя подставил.
Взгляд — непонимающе-обиженный, ареска комично сбилась набок. Девочка, совсем девочка... Сколько таких бездомных голодных детей шатаются по улицам, убивают и погибают, попадают в рабство! Именно ради них ты крутишься, ради них — ради будущего. Только сегодня до светлого будущего не ближе, чем три века назад. Игра кончилась — и Игра по-прежнему живет и не собирается умирать. Чтоб ты сдох, Камилл, со своим копанием в Станции!
Стоп, не о том думаешь. Сейчас нужно заканчивать представление. Жаль девочку — но, по крайней мере, не придется тратить время на долгие объяснения.
— Тарона действительно тебя ненавидит, — Тилос прикрыл Элизу собой от очередной бойницы, бесцеремонно дергая ее за плечи. — Ненавидит лишь за то, что увидела рядом со мной. Она с радостью прикончит тебя, если дотянется. Помнишь, что она обещала сделать с моими кишками? Поверь мне, палачи тарсаков способны и на большее.
— Почему?.. Зачем?.. — на ее глазах уже явно блестят слезы. Не дави на ребенка, нет нужды.
— Неважно. Извини, Эла, ты попала в жернова большой политики. Сейчас тебе нельзя оставаться в Граше. Вон наш паланкин, ныряй, по дороге поговорим.
В качающейся тьме паланкина — два блестящих от слез, но настороженных глаза. Уже оправилась — хорошо. Хуже нет объяснять план действий ревущей девчонке.
— Вот обещанная плата, — два увесистых мешочка падают в подставленные ладони и сноровисто исчезают в складках платья. Трущобный волчонок — всегда волчонок, деньги из рук не выпустит, даже умирая. — Плата — как договаривались, но один макед разменян медью. Не трать сразу все, еще пригодится. Теперь слушай внимательно и запоминай.
Объясняю, как утром у ворот найти караван Рахана, что сказать караванщику, где на первых порах прибиться в Хотане и как перебраться в Назир. Элиза внимательно слушает, в прозрачном для моего взгляда мраке слышится сосредоточенное сопение. Она уже оправилась от потрясения. Пластичная юная психика хорошо держит удар. Надо поручить ребятам присмотреть за ней на первых порах, возможно, через несколько лет задействуем и ее. Не сейчас, не сейчас. Время утекает сквозь пальцы словно вода, и паровой котел Юга готов взорваться войной. Странно. Почему мне опять вспомнилась та Элиза? Может, потому, что я отсылал ее почти так же? Глупости. Просто память услужливо подстраивается под чувство вины...
Через какое-то время Тилос дотронулся до ее плеча.
— Готовься, — тихо сказал он. — По моему сигналу выскакиваешь из паланкина, прижимаешься к забору и молча — молча и неподвижно! — ждешь команды. Поняла?
Элиза кивнула, потом, вспомнив, что во мраке ее не видно, шепнула:
— Да. А зачем...
Палец Тилоса прижался к ее губам.
— Ти-хо! — раздельно сказал он. — Три... два... один... Пошла!
Паланкин остановился, и в тот же момент Элиза, повинуясь толчку Тилоса, спрыгнула из паланкина на землю. В тот же момент снова затопотали, удаляясь, ноги носильщиков. Девушка, спотыкаясь в темноте, на ощупь нашла глинобитную стену хижины и прижалась к ней.
Вокруг стояла тишина, ночной холод пробирал до костей. Тилос исчез. Возможно, он так и остался в паланкине. Элиза пожалела, что не проверила кошели на свету. Кто его знает — вдруг да в них камни? Выйти бы к фонарю да проверить... Ей снова вспомнилась ненависть, горящая в взоре тарсачьей королевы, яд, сочащийся в ее голосе. Девушка поежилась. Нет. Сначала забиться в какую-нибудь нору и лишь потом проверять. Пусть даже ее кинули с деньгами — по крайней мере, она все-таки попробовала невиданных дворцовых кушаний. А если не кинули — четыре золотых! И платье, что сейчас на ней, тоже стоит денег. На них можно неплохо прожить год, а то и больше. Достать бы где-нибудь хоть плохонький кинжальчик!
В тот момент, когда она окончательно решила сматываться отсюда самостоятельно, жесткая ладонь зажала ей рот.
— Тихо, свои, — шепотом предупредил Тилос, прежде чем она успела впиться в ладонь зубами. — Помалкивай и топай за мной как можно тише. Нас ищут.
Посланник потянул ее за руку, и Элиза покорно зашлепала за ним. Сообразив, быстро сдернула сандалии. Босиком она умела двигаться совершенно бесшумно.
Под ноги то и дело подворачивались невидимые в темноте кочки и камни. Вскоре девушка сбила себе пальцы на ногах, но Тилос продолжал упрямо тянуть ее за собой, уверенно поворачивая то в одну, то в другую сторону (он что, в темноте видит?) Однажды он толкнул ее к стене и вжался рядом в обмазанный сухой глиной тростник. Элиза, уже немного привыкнув к его странностям, послушно замерла. Вскоре раздались приглушенные голоса, зашелестели плащи, и за ближайшим поворотом промелькнули фигуры, освещающие путь потайными фонарями. Выждав, Тилос потянул ее за собой в сторону того же поворота, и они бесшумно скользнули в противоположную сторону.
— Сюда, — наконец выдохнул Тилос, вталкивая ее в какую-то дверь. Скрежетнул кремень, в полной темноте затлел фитиль, потом тускло загорелась лучина. Они оказались в том самом доме, из которого отправились во дворец, казалось, целую вечность назад. Сейчас Элизе почему-то захотелось, чтобы все вернулось назад, чтобы отказаться от страшной поездки...
— Переодевайся, — Тилос быстро содрал с себя богатый халтон и небрежно швырнул его в угол. — Да не стой столбом! Платье брось здесь, несподручно с ним по улицам таскаться. Давай, давай! — Он подсел к столу и начал быстро мазать свое лицо какой-то дрянью.
Элиза с сожалением вылезла из платья, надеясь, что в почти полном мраке ее не разглядеть. В последний раз она бросила взгляд на отливающие золотом нити и швырнула его в тот же угол, что и Тилос. Быстро натянув свои шаровары и рубаху и надежно пристроив кошели за пазухой, она замерла в нерешительности. Наконец, чуть слышно фыркнув, осторожно пристроила туда же дорогую ареску — тряпка тряпкой, но жалко. Да и продать можно...
— Готова? — не оборачиваясь спросил Тилос, быстро смахивая мелочевку со стола в большую кожаную суму. Неуловимо быстро он накинул на себя драный нищенский халтон и превратился в натурального уличного попрошайку. Элиза восхищенно прищелкнула пальцами — вот бы ей так уметь! Насколько проще стало бы воровать! — Все, двинулись. До Кривой улицы идем вместе, дальше расходимся. Про караван Рахана помнишь?
Элиза молча кивнула. Тилос затушил лучину и в сгустившемся мраке потянул ее за руку.
На улице стало куда светлее. Добрый край Огненного Пруда уже вылез из-за горизонта. Ярко-голубая Фибула Назины горела высоко над крышами. Заборы отбрасывали едва заметные тени. Еще немного — и укрываться в темноте от преследователей станет невозможно.
Тилос быстро шел впереди Элизы, уверенно ориентируясь в трущобных закоулках. Постепенно девушка начала узнавать местность. Вот, кажется, характерный поворот проулка Головорезов. Сотня шагов — и покажется Кривая улица. Оттуда рукой подать до квартала Зеленщиков, ну а дальше... она разберется.
На углу Тилос остановился и повернулся к Элизе.
— Все, — с какой-то грустью сказал он. — Разбегаемся. Тебе туда, — он махнул рукой. — Деньги не забыла?
Элиза молча мотнула головой. Казалось бы, ей полагалось испытывать облегчение — кончается непонятная дурацкая история, в которую она влипла от безысходности, и кончается хорошо. Она жива, здорова, при деньгах, а что нового врага нажила — подумаешь! Вряд ли Тарона окажется хуже городской стражи или подонков из других банд... И все же — почему ей не хочется расставаться с Тилосом?
— Ладно, прощай. Не поминай лихом, — Тилос хлопнул ее по плечу и двинулся обратно в трущобы.
Полумрак прорезал резкий треск. Гремучая змея? В городе? Элиза не успела додумать мысль, а предательски ослабевшие колени уже заставили ее прильнуть к забору, хватая ртом воздух.
Тени. Это могут быть только Тени. Но за что? Им-то что она сделала?
Тилос замер на месте, серый бесформенный силуэт на фоне постепенно светлеющей дороги. Вокруг него бесшумно возникали другие фигуры — затянутые в облегающие темные одежды, с отблесками звездного света на вороненых клинках.
— Твоя жизнь окончена, враг, — словно из ниоткуда прозвучал глухой голос. — Прими наш поклон и наш удар. Тень забирает тебя к себе. Да возродишься ты к новой жизни счастливым!
— А по-хорошему уладить дело не удастся? — Странно — в голосе Тилоса не чувствовалось страха, лишь... ирония? Почему он не боится Теней?.. — Я никогда не искал войны и старался не пересекать ваш путь без необходимости. Есть предложение...
Вместо ответа Тени неуловимо прянули вперед, словно растворившись в воздухе. Удар, предсмертный хрип... Нет?
Тилос, казалось, умел растворяться в воздухе не хуже Теней. Клинки убийц лишь бессильно вспарывали воздух. Человек, которому давно полагалось валяться в пыли в луже собственной крови, уклонялся от врагов даже с какой-то ленцой. Вот быстрое движение — и сразу двое нападающих кубарем катятся по земле, впрочем, тут же вскакивают и снова бросаются в схватку...
Странная злость сорвала Элизу с места. Пятеро — на одного? Страшные убийцы, в одиночку расправляющиеся с целыми отрядами, впятером на ее Тилоса? Она ужом метнулась вперед, в броске подхватывая с земли оброненный Тенью кинжал, и, оступившись, неловко пырнула одного из врагов в живот. Вернее, попыталась пырнуть. В последний момент тот ловко уклонился, и в глазах девушки вспыхнули яркие круги от страшного удара по затылку. Удар был нанесен кулаком, не кинжалом, но мир перевернулся вверх тормашками, а горло и голову уже сжали твердые безжалостные руки, шею пронзила страшная боль, что-то хрустнуло... и тут смертельный хват разжался.
Элиза опустилась на землю, отчаянно пытаясь вздохнуть. Тело Тени безжизненно свалилось рядом. Огненная круговерть в глазах застила мир, острая боль в почти свернутой шее протыкала все тело, словно копьем. Как сквозь сон она слышала хрипы — свои и чужие. Потом руки снова схватили ее за плечи, и она приготовилась умереть.
— Элиза! — пробился извне знакомый голос. — Элиза, дура, идиотка, ты меня слышишь?
В шее снова что-то хрустнуло, и дышать стало гораздо легче. Боль потихоньку отступала, яркие пятна в глазах начали рассеиваться, уступая место благословенной тьме. Она со стоном ухватилась за руку Тилоса.
— Не падать, стоять! — Тилос отвесил ей страшную пощечину, еще одну. — Не теряй сознание, слышишь! Сейчас...
Жуткий запах чуть не вывернул девушку наизнанку. Элиза, отпихнув руку Тилоса, рывком села, ощущая, как какой-то камешек больно впивается в задницу.
