Троя на двоих

Сардинцы были еще милашки и овечки против арагонцев и кастильцев. Это амазонки сразу поняли. Все эти знатные и менее знатные, но не менее важные пиренейцы, просто удивили своей упертой убежденностью в своей исключительности. Вырезали почти всех дворян при захвате Кальяри амазонки и легионеры. Это было вне понимания. Убитые в бою — это понятно. Но часто амазонки вламывались в дома, глушили всех и отдавали приказ: 'Взяли оглушенных и раненных, все — вон из дома, в порт, там встретят!' И если слуги тормозили, следовала пара выстрелов из арбалетов и повтор приказа: 'Жить хотите? Вон из дома!' И народ бежал по улицам на юг, а там — в склады, в бараки, до выяснения тонкостей плена. И вот здесь начинался дурдом. Пиренейские доны не желали умаления чести, не желали быть в окружении грязных простолюдинов. Доны поднимали лай и хай, и заходили амазонки и легионеры, и просто убивали возмутителей спокойствия. И что было показательно — амазонки спокойно убивали женщин. Наглых, склочных, вредных возмутительниц спокойствия — амазонки не тормозили, не церемонились, убивали просто и быстро.

В этом была особенность девочек, которая давно уже удивила всех парней. Еще до того, как Апфия получила право командовать подросшими девчонками, оказалось, что творится нечто странное и перекошенное в мозгах девочек. Мальчишки росли истинными римлянами, они балдели от идей легионерства: 'Легион мой отец. Атлантида — мать. Братья и сестры — моя семья'. Просто, примитивно и понятно. А вот девочки сразу начали мутить какие-то внутренние ранги, группы и условности. Они стали истинными спартанками более чем римлянками — они жестко поначалу пытались устанавливать свои правила общежития, начали мутить какие-то разделения по народам, языкам и прочие какие-то свои девчачьи фокусы. Но по ушам получили быстро. И быстро поняли — все сложней! Никто не запрещает возникать и претендовать на свою личную значимость, но все в рамках установленных старшими братьями, учителями. И девочки просекли фишку — и им она понравилась, они упорно боролись за звание лучших во всех областях жизни. Для них физкультура была способом не жить здорово, но жить полезно для Атлантиды, полезно для амазонок. И учились они упорно, понимая, что лучшие знания — лучшие силы, и это хорошо для Атлантиды и очень хорошо против всяких итютю мальчишек. Когда Апфия ворвалась в жизнь девочек и стала формировать Корпус — она сразу сроднилась с ним, стала символом, стала матерью, стала старшей сестрой, а не просто учительницей. И оттого девочки были жестки к мужчинам. Амазонка могла усмехнуться над итютю, и пожалеть этого нелепого и недостойного дикаря — и так пнуть между ног англичанина, что до конца жизни тот оставался не совсем здоровым человеком. Но она его не убивала. А вот любая агрессия со стороны женщин каралась быстро, без лишних слов, беспощадно. И Лешка, увидев это, поговорил с Апфией, которая только вздохнула в ответ: 'Так получилось. Девочки как-то снисходительны к вам. Но очень требовательны к себе. И другим женщинам'. И Лешка махнул рукой — странные амазонки, не классические, а атлантические. Но девочки были хороши, пока спали зубами к стенке, и среди своих родных атлантов они были милы и довольно забавны. Это была не проблема. Зубриков волновался, что им опять придется жестко и бесцеремонно порушить символы веры христианской — Задар пока не получил оценки со стороны папы римского. А там они немного перегнули палку! И все по его вине, все по его дурости. И Лешка переживал — в Кальяри всё повторится. Уцелеет только большой собор и еще пара церквей.

Храм Святой Марии — кафедральный собор Святой Марии — это был главный храм Кальяри. Здесь хранились крутые христианские святыни — шипы из тернового венца Иисуса Христа, а также мощи разных сардинских мучеников. Со всей округи в эту часть Сардинии съезжались паломники. Этот вопрос наш апостол разрешил четко и конкретно — его слова слышали все десантники амазонки и легионеры еще на пути в Сардинию: 'Не будем делать из культуры культ. И не сотворим себе кумира! Спаситель жив, все читали евангелия, Спаситель сейчас отдыхает и размышляет о судьбах мира, я говорил с Учителем. Важно иное — мы не христопродавцы! Мы фоминиане! Странные католики растащили по всему миру вещи Спасителя, и теперь продают верующим право прикоснуться к ним хотя бы взглядом — они деньги наживают на имени нашего Спасителя — мерзкие торгаши и хитрецы! Мы не такие, мы аккуратно и бережно будем хранить святыни, но я честно вам говорю: этих шипов из венца Распятого слишком много по всей Европе, там большая часть это подделки и служат обману и наживе. Мы все бережно поставим в укромный уголок и не станем суетиться. Спаситель на Атлантиде, придет время он приедет на Сардинию, посмотрит сам и скажет: это шипики из его венца, или это гнусная подделка. Нас не надуть, мы атланты! Господь хранит верных, а мы храним веру! Хранить мощи древних христиан, которые встречались достойные верующие — это нормально, это можно. Как вы знаете, по плану 'Троя' все окружение старого города мы разрушим, чтобы нам было удобно оборонять город — и все церкви и дома мы сравняем с землей. В этом нет никакого умаления веры христианской! Вера крепка верующими. Нам лично хватит и собора в честь матушки Спасителя, и там еще останутся нам несколько самых старых церквей в цитадели, послужат стенами нашей крепости. В них мы аккуратно и перенесем все святыни и ценности, и мощи из церквей, которые нам не нужны. Может даже и вредны. Странно это, я не понимаю, зачем городить много церквей, если верующим и немногого достаточно — это от человеческой жадности и желания нажиться на вере христианской, и от греховности — желание оправдаться перед высшими силами. Глупости и провокация! Убил ребенка — нет тебе спасения, хоть ты сто соборов возведи. Хотя там — наверху всё рассмотрят, и каждый получит своё, каждый получает что хочет. Убийства тоже разные встречаются и дети разные. Вы вот такие паскудники, всем бы уши поотрывал, и выписал бы с удовольствием по задницам — мерзкие неслухи и негодяйки с негодяями!'

Собор святой Марии был красив, особенный, мощный и очень уютный внутри. Он стоял практически в центре основания восточной линии обороны цитадели. Ранее это была боевая честная церковь. Когда пизанцы лет двести назад захватили город, они порушили главный храм Сардинии, посвященный святой Цецилии. Когда городу понадобилась новая главная обитель, ею стала боевая церковь при цитадели Санта-Мария-ди-Кастелло. После этого боевую церковь снова начали масштабно перестраивать, укрупнять и возвеличивать, при этом получилось довольно милое строение, оно словно красовалось отблесками разных времен и умений мастеров, светлое было здание, чистое, приятно в нем было — всем понравилось.

Все юные атланты вообще немного подражали своему апостолу, а у него на фигуре матушки Спасителя был бзик — вот в неё он искренне и всегда верил, и уважал её образ просто, потому что мама это святое. Понятно, что все поголовно сироты дети неравнодушно молились матери-деве, она была на особом счету, хоть категорично запретили апостолы всякое дурное дело: попытались там некоторые объявить и назначить святую Марию покровительницей корпуса амазонок. Тогда братцы-попаданцы четко и просто пояснили: не надо лезть в высшие сферы грубыми мыслями и лапами. Тем более что тема меча, тема войны — особая тема, и приплетать к ней чистую и непорочную деву-маму — вы хорошо подумали, девочки? И девочки спохватились и надавали пинков и затрещин неким активисткам с шальными мыслями в головках.

Рядом с собором и королевской резиденцией стоял и дом судей — очень достойное здание, в нем архиепископ проживал, и разные его попики, которые помогали службу вершить. Понятно, что все попики отправились на восток — в Италию, отдельный корабль не пожалели снарядить атланты, чтобы спровадить работников креста на земли близкие к римскому престолу. Никаких дукатов попикам не дали — глупости какие, может им еще и вина на дорожку отлить несколько литров, чтобы помянули былое житие на Сардинии?

За стенами цитадели с востока, за улицей лежала та часть города, в которой по большей части обитали крестьяне, работавшие на близлежащих полях, и ремесленники. Там не было особо крупных особняков и домов-дворцов, нормальная рабочая часть города. Квартал атланты сносили подчистую, его узкие улочки никуда не годились при обороне — только мешали в данном случае, там запутаться можно было в паутине всех этих улок-переулков.

Крестьянам на острове работы было полно. И не только в области зерновых, привычных направлениях трудились умельцы земледельцы — виноградники радовали глаз, хотя вино было какое-то... не лучшее, скажем так, не было в нем тонкости, своей изюминки. Вот с сырами сардинки реально продвинулись, дурковали и изобретали новые сорта, и встречались забавные вкусняшки, как и мерзость откровенная. В Сардинии были очень большие небанальные плантации финиковых пальм и оливковых рощ, и даже пинии аккуратно обирались на предмет орешек — и эту красоту и полезность атланты решили оставить в покое, пусть растут полезные растения, красиво, свежо и полезностей от них море.

Постепенно остров открывал всё новые и новые свои уголки, достопримечательности и все едва находили время, чтобы остановиться и пережить новое: жару и застывший воздух над каменистыми холмами, прохладу и тень горных ручьев. Амазонки предвкушали изнуряющие походы в горы — когда все человеческое твое звенит звериной струной, не дает покоя, и зорко чует все кругом — но находится несколько минут, которые даруют и расслабление у кристально чистых озёр, воздух над которыми наполнен запахом цветов и порхающими мотыльками. Древние башни, нураги, дома, церкви, в которых смешались следы многих культур и цивилизаций — всё отзывалось в чувствах странной болью — всё взрывалось, уничтожалось, и не было ничего красивого, очаровательного и классного в этих грубых, нелепых каменных постройках. Но это был труд людей... и странной болью отзывалась Сардиния в сердцах амазонок и легионеров. Не странно, совсем не странно стало то, что ночами пары уединялись, как и в былые времена, вот только занимались они совсем не тем, чем в былые времена.

Глава 5. Ужас и моральный террор. Полковник Уолтер И. Курц

Первым сдался Николашка, он немного повилял хвостом, а потом пришел виниться и советоваться с командиром. Разговор был о его влюбленности и особых отношениях с телохранителем Апфии, Кассией. Зубриков даже слушать не стал: 'Ты псих ненормальный? Я здесь при чем? Нравитесь друг другу — вперед, под кустики и шуршите там потея. А что Апфия? При чем тут Апфия? Шуршалку она тебе не оторвет. Сама жена и мать. Нормально все, Ник, только не надо провоцировать! Не надо бахвалиться и всякое такое мужланское врубать. Операция дефлорация — это серьезное дело. Ты агент или где?'

Апфия вскоре тоже была обрадована чистосердечным признанием и прибежала к Лешке. Но он её ждал, был готов, поэтому завел песню особую, заковыристую:

— Прежде всего, капитан, это вопрос деликатный, и тебя Апфия он не касается. Потому что ты уникальная, ты особенная, — ты женщина. И работаешь ты с девочками. Ты мать и будущая мать, у тебя еще многое впереди, маленькая. И никто из нас — сенаторов Атлантиды — не знает толком, что ты такое. Ты создана особенной, потому что ты — женщина. А вот мужское нам понятно. И в этом смысле, мы пришли к выводу, что легион всегда будет вести войну малыми группами специалистов довольно широкого профиля. И служить наши мальчики будут недолго — лет пятнадцать. До тридцатилетия максимум. Потом всё — на работу в Атлантиду. В Африке сама знаешь — пахать не перепахать и там ветераны будут очень нужны, и повоевать там придется, возможно, очень много. А новенькие маленькие балбесы хороши именно против дикарей европейских, парнишки видят ценность дисциплины, видят, что они другие, особенные. И главное — они воюют не против соседей, а против иностранцев, совсем чужих, которых всех можно множить на ноль. В Африке, в Америке и везде, где наступила нога атланта нас везде встречают древние народы, дикие, простые, но они примитивные, они в начале пути, их мы бережно гнем, но не ломаем через колено. А вот европейцев — мы ломаем жестоко. Мы их ставим в позицию слуг и странных уже испорченных детей, которых наказание не исправит. И война эта проклятая нам нужна! Нам турки нужны и арабы! И бешеные крестоносцы нам нужны! Крестоносцы провоцируют арабов, арабы разоряют европейцев — а мы выкупаем детей из рабства. Согласись, маленькая, мы же не можем напасть на Задар, просто потому, что нам надо вывезти тысячу детишек — дикость!

— Еще какая, — задумчиво подтвердила Апфия.

— Вот так и будем жить, а твои девочки пусть срываются, пусть рожают, я уверен в одном — материнство обогащает. То, что балбесы сейчас равняются на меня — это ерунда, нормально они будут с детьми водиться, отпуска у нас скоро начнутся большие и обильные, гарнизон на Сардинии всегда нужен основательный — выстроим роддом, больницу особую и все дела. Рожайте, охраняйте потомство, грызите врагов злей — мне страшно было бы вякать против таких мамаш как ты. Ты беспредел легко творишь. Но я просто не понимаю многих твоих поступков и не пытаюсь их понять, потому что ты — женщина, и значит ты — права.

— Но ты сам бы так не поступил, — усмехнулась ему подруга.

— Нет, не поступил бы. Я бы не решился на Эксетер. Костик не решился на Эксетер. За Рината не скажу, за Витю тоже, он вообще особый случай, он моряк.

— Эксетер это было довольно неприятно. 'Красота страшная сила', — она с некоей грустью покивала головой. — Бред ваша Фаина сказала, хоть и забавный. Красота не может быть страшной. А вот силой она очень даже является. Если ты испытываешь страх — это уже точное понимание что к чему, ты точно знаешь: чего ты боишься, и тогда нет никакой красоты, а есть некрасивое.

— Сказано умно, учено, благородно, — согласился Лешка. — Но не забывай, что слова великих служат часто обращением к потомкам. Думать надо, а не тупо повторять: 'Красота страшная сила'.

— Тьфу на тебя, Алекс! Невозможно с тобой спорить, ты все выворачиваешь как тебе удобно и угодно, — стукнула его кулаком Апфия.

— Это я могу, я такой, — самодовольно рассмеялся друг. — Что по арагонцам думаешь?

— Засаду готовить пора. Дураки, думают, что я им дам спокойно подойти, поставить лагерь, оглядеться, начать переговоры и осаду. Как в Англии — всю колонну гранатами закидаем и минами хорошо приложим. И всех до единого надо уничтожить. Вариант — ужас.

— И моральный террор, — согласился с подругой Лешка. — Верно, согласен, работаем. Выделяем пару групп разведчиков — тщательно изучаем римскую военную дорогу на западное побережье. Ищем удобное место для засады.

Работа по строительству цитадели Троя не останавливалась, общая протяженность стены цитадели составляла тысячу шестьсот метров — это было прилично, но реально строить, возвышать и укреплять надо было всего метров триста новой стены. Амазонки возводили новые участки стены между старыми башнями и крупными дворцами, которые превратились в бастионы. Возведение стены оказалось не самым сложным! Девочки с восторгом узнали, что планы командиров были славные, что их любимые старшие не забыли про лошадок! А про лошадок наши хитрецы, конечно же, не забыли, как можно. Это в плане военном лошади их не интересовали вовсе — свои ноги надежней, на своих двоих скрытней. На своих двоих удобней. А вот тяжелую работу работать — лошадки были древние помощники человеку. Под общую огромную конюшню отвели несколько дворцов — больших, высоких, трехэтажных домов старых аристократических родов, не особо задумываясь о приличиях. Лошади тоже животные древние, и как помощники в делах заслуживали уважения, лошади это основа цивилизации — недаром ведь даже в машинах силу мотора измеряли в лошадиных силах, признавая вклад лошадок в дело развития технологий и прочего цивильного, и вообще — лошади, собаки и коты — это свое, родное и домашнее. И с лошадками девочки возились с удовольствием, быстро расхватав питомцев, определив своим любимчикам место, и составив график дежурств по конюшне, еще Корпус усилил требования к дисциплине — виноватых всегда легко найти, когда очень нужно, а убирать навоз под лошадками это нужно, это хорошо.