Вселенная шай-ти: часть 4

Это была хорошая память. И прабабушкины руки, морщинистые, шершавые, но такие нежные, ее голос, рассказывающий сначала сказки, а потом жизнь — Соня не способна будет забыть никогда. У нее многое случилось, у прабабушки, за прожитый век. Всего и не упомнить. И пусть ее считали немного чудаковатой — ну какой здравомыслящий человек будет верить в домовых и леших? — но именно к ней всегда шли за советом соседи, ласковым словом и утешением. Обычная жизненная мудрость стоила в этих случаях много больше любого красного диплома.

В земле уж три года прабабушка. С прадедушкой встретилась, это Соня могла сказать точно. Сначала она его ждала, а потом он ее.

Теперь уж не разлучатся.

Соня была рада за них. И сама себе пообещала, что если что...

Но девочка заставила себя не заканчивать. Ей показалось: сделай так, и не станет у нее больше счастья. Не дождется ее Ашай.

— И ты, друг Ашая, предлагаешь мне — что? — поинтересовалась Соня у Фенха очень мягко. Так кошка, бывает, ходит, наступая пушистой лапой на густой ковер. — Предать? Отступить от собственных обещаний?

Она не стала ждать ответа.

— Вы перестаете верить, когда ваша связь обрывается, а мы, люди, нет.

Слова прозвучали жестко, как пощечина, но Альтши выпрямилась рядом с Машехрой, словно в нее кто силы влил. Она все еще была бледна до прозрачности, сидела, закусив губы и сцепив в замок на коленях руки, но из глаз у нее исчезло затравленное выражение, уступив место решимости.

Соня решила, что это хорошо.

Никогда нельзя сдаваться и переставать пытаться что-то изменить.

Даже когда начало казаться, что от тебя уже ничего не зависит.

— Ты верь, Альтши, — сжала маленькие ладошки в своих руках Соня. — Может, это единственное, что держит твою тьму в это мгновение. Верь. И если тебя не услышит сейчас он, то это сделают другие.

Машехра через силы улыбнулась, вслушавшись в чувства такой чуждой им инопланетянки, Фенх усмехнулся, а Альтши серьезно кивнула.

Соня закрыла глаза — во сне легче переждать дорогу. А заснуть ей сегодня помогут.

Темная шерсть лезла в глаза, огромные лапы отмеряли под ногами километры. На небе рожками вверх висел молодой месяц, и ей показалось, что она сможет на него запрыгнуть, если очень постарается.

Невдалеке, под корягой старого дерева, спрятались маленькие зайцы, к северу по берегу реки прошло стадо оленей, а за спиной осталась барсучья нора.

Ей было хорошо и свободно, и хотелось петь. И она запела воем, доставшимся от предков-волков, слишком далеких, чтобы остаться похожей на них.

Темные глаза-бусинки, подвижный мокрый нос, чующий сотни запахов и историй, мохнатый хвост и спутанная шерсть.

Пряный аромат скошенного сена, ночных цветов и сырой земли. И высокого холодного неба в вышине с мотыльками-звездочками.

Прыжок сквозь овраг — и, припав к земле, она проползла на пузе под колючими еловыми ветками, обошла по большой дуге капкан и снова помчалась вперед!

Впереди мелькнул рыжий солнечный хвост и острые уши.

Бег на грани сил, до ломоты в суставах, наперегонки со сном и ветром. Она вздохнула и...

— Соня, просыпайся, — прикоснулся к плечу девочки Фенх, — мы приехали...

— Я не сплю, — выпрямляясь и растирая лицо ладонями, отозвалась Соня. — Уже не сплю.

От долгого нахождения в одной позе тело заныло, заболела шея. Компанию ей норовила составить еще и поясница, но Соня от них отмахнулась: собственные болячки в этот раз подождут. Даже если ее прямо здесь и сейчас скрутит радикулит.

Они шли по коридору — пластик, местный металл черного цвета и стекло — почти боевым строем: впереди Фенх и Машехра, за ними Соня и Альтши. Маленькая шей-ти вцепилась Соне в руку и, судя по всему, выпускать не собиралась.

Чужие взгляды жгли в спину — в лицо никто не решился посмотреть, но и на дороге не встал, не попытался завернуть в сторону их маленькое шествие.

— Соня, — окликнул девочку Фенх, не оборачиваясь, — Я вынужден попросить тебя при любом раскладе держать свои эмоции в руках. Я не знаю, как отреагируют окружающие на всплеск и...

— Проблемы не нужны никому, — закончила за него Соня. — Я понимаю.

— Я... прости.

— Мне не за что тебя прощать.

Фенх впереди ссутулился, и Машехра взяла его под локоть: крепко, сильно, не сбиваясь с общего военного шага.

Поворот, поездка на лифте — и они оказались на дне глубокой воронки, стены которой были увиты лестницами, платформами и стартовыми площадками для капсул. То тут, то там молчаливыми стражами замерли машины. Что-то где-то загудело, протяжно и гулко, отражаясь внутри Сони неприятным тянущим напряжением: копи сейчас смотрели на нее пустыми глазницами туннелей, расцвеченных прозрачно-голубыми и алыми огнями, — и только один из них прикрылся камнями, как повязкой на больное место.

Им нужно было идти именно туда.

У заваливших проход камней переговаривалась небольшая группа: десяток военных да пара врачей. Никто никуда не собирался бежать и что-то делать: Тай-до-рю и Тай-до-но здесь уже похоронили.

Соню захлестнула ослепительная ярость — да, обещала Фенху, но как сдержаться, когда видишь такое! — и от нее мгновенно отскочила на пару метров Альтши, прижавшись спиной к пластиковой перегородке. Совещающаяся недалеко от них группа шай-ти, поморщившись, прервала разговор и недовольно посмотрела в их сторону.

Как Соня прошла разделяющее их расстояние, она никогда не вспомнит.

— Госпожа Альтши-ти, свет Тай-до-но, рады приветствовать вас здесь, пусть и по такой скорбной причине, — поклонился самый старший шай-ти: седина в висках, мелкие морщины в уголках глаз и губ — вот и весь возраст. — И вас, Соня-ти, свет Тай-до-рю...

— Когда их достанут? — перебила Соня, плюнув на манеры.

Шай-ти выпрямился, награждая девочку жалостливым взглядом. Наверняка ее сейчас записали в безумные. Но вот беда, она прекрасно отдавала отчет своим действиям!

— Соня-ти, видимо, не знает... — начал шай-ти, говоря вроде бы с ней, но смотря при этом на Фенха. Соню подобное отношение, мягко говоря, не обрадовало. Фенх сбоку досадливо поморщился: скандала было не избежать.

— Уважаемый, я вообще-то здесь и к шай-ти не отношусь, и зовут меня не Фенх, — щелкнула пальцами Соня. Раньше никогда не получалось, сколько Ашай не учил, смеясь и даже выщелкивая целые концерты. — Или у вас проблемы со зрением? А может, и со слухом? Так я повторить могу, мне несложно. И даже лекаря посоветовать, вот он, рядом стоит.

Военные за спиной у подавившегося воздухом от подобной наглости шай-ти фыркнули, но лица удержали. Одного из них Соня даже узнала — вместе на корабле летели — и кивнула ему. Тот явно удивился, но потом расцвел улыбкой и поклонился.

— Ну так?

— Я понимаю ваше горе и желание...

— Не понимаете.

Зато сама Соня начала осознавать, почему после заседаний в Совете Ашай всегда возвращался домой взвинченный и злой. Если там все такие... недалекие, то впору было устраивать революцию.

— Я понимаю ваше горе и желание поскорее забрать тело своей тьмы, — попробовал еще раз шай-ти, — но боюсь, раньше следующей недели это не удастся. У нас нет свободных мощностей, а с телами Тай-до-но и Тай-до-рю уже ничего не случится. Живым — вам и Альтши-ти — помощь нужнее, у вас шок и вам необходима квалифицированная лекарская помощь, желательно с привлечением целителей душ. А пока туннель будет законсервирован и...

Сначала Соня терпеливо слушала, потом начала нетерпеливо притоптывать ногой, а затем просто отстранила в сторону этого... идиота и пошла к завалу. Возмущенного окрика в спину она попросту не услышала.

Камни под руками были шершавыми, холодными и сухими. То тут, то там торчали осколки стекла и железа, и она успела пораниться. Но Соня не почувствовала боли, ей владела острая необходимость пройти сквозь преграду, которая по какому-то недоразумению выросла перед ней.

Под ногти забилась земля, волосы растрепались и постоянно так и норовили залезть в глаза, пот лил градом. Мышцы пока не ныли — но еще пара булыжников в половину Сониного веса, и они точно напомнят о своем существовании. В обычной жизни она бы их даже с места не сдвинула, а тут... Состояние аффекта, кажется, это так на Земле называли?

Соне было все равно.

Руки не удержали очередной камень, и тот упал ей на ногу, содрав кожу и оставляя ушиб. Где-то сзади раздался голос Фенха, а за ним целый хор чужих и возмущенных. Это все было неважно, Соня подумает об этом завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год.

А потом к ней присоединились маленькие, в тонких венах на просвет руки Альтши. В груди у Сони на мгновение разошлись тиски, сковавшие сердце и легкие, стало легче дышать. Совсем немного. Шей-ти, упрямо смотря перед собой и закусив губу, выгребала песок из-под большого камня: его было легче откатить, чем тащить. У нее порвался рукав, юбка измазалась в глине, а на щеке красовался след от грязи. Соня отметила это как-то смутно, краем глаза.

Сбоку раздалось причитание Фенха: что упечет он их всех в самую ужасную палату на неделю, а то и больше, организует прием самых горьких лекарств и прохождение самых неприятных процедур. И будет нудеть, нудеть и нудеть, круглыми сутками зачитывая им все доступные справочники по правилам безопасности.

Машехра сосредоточенно молчала. Талантом работать и трепаться так, чтобы это не сказывалось на качестве, в их паре всегда обладал исключительно Фенх.

Зашумела техника, раздались крики, требующие активизировать магнитные поля временного назначения для поддержки сводов, зазвучали отрывистые слова, приказы, комментарии.

Соню мягко попросили отойти и освободить место для техники.

Но не прогнали.

Ее кто-то взял за руку и отвел в сторону, набросил на плечи плед, сунул в руки чашку с чем-то горячим.

Кажется, это можно было пить.

Соня не почувствовала вкуса.

Через какое-то время она наконец-то заметила рядом с собой клюющую носом Альтши, зевающего Фенха и Машехру, Та достала откуда-то из складок одежды антисептические салфетки и принялась вытирать им всем поочередно ладони и лица. В процессе она тихо пояснила, что тому военному, который очень метко вырубил транквилизатором достопочтимый Голос Совета, надо будет потом выбить выходной и премию за что-нибудь этакое героическое 'формулировку сами придумаете'.

Когда Ашая и Тай-до-но все-таки достанут.

Ты слышишь, Соня?

— Слышу. Обязательно.

Она тускло улыбнулась, кивнула и, отдав чашку, вернулась к работе.

И премию, и выходной, и торт в придачу.

* * *

Обвалу Ашай не удивился даже вполовину должного. Ждал чего-то такого — но скорее на обратной дороге, нежели здесь. И когда под ногами тяжело вздохнула земля, а потом по ней, как по живому телу, прокатилась дрожь, потому и успел заскочить в маленький рукав, где и ребенку показалось бы тесно, утягивая за собой Тай-до-но и благословляя богов, что кроме них здесь никого не было. Рабочих успели отпустить — а сами замешкались.

Соня расстроится теперь. Это самое плохое.

Рывок, неосознанный, на одних инстинктах, можно сказать, спас им жизни: свод обрушился целиком, своеобразным домиком накрыв вход в рукав.

Закружилась голова: о камень ударился, кажется, даже кожу содрал на виске. Но в целом свое состояние Ашай мог назвать довольно удовлетворительным. Он закрыл глаза, вдохнул, выдохнул — и немного расслабился: с Соней ничего не случилось.

— Марсааш, ты как? — ведя рукой по стене, Ашай попытался найти в абсолютной темноте Тай-до-но. Тот тяжело и загнанно дышал где-то справа, метрах в полутора от него. Через секунду Ашай обнаружил Марсааша на полу. Тай-до-но придавило правую ногу.

— Оставь. Там перелом, скорее всего, еще рука ушиблена да затылок. Ничего смертельного, — зашелся кашлем от не до конца осевшей пыли Марсааш. — Сам-то как?

— Почти так же, если не считать перелома, — усаживаясь рядом, ответил Ашай.

— Как ты почувствовал только...

— Просто ждал неприятностей. Соня очень волновалась, отпускать не хотела.

— Даром предсказаний обладает, что ли?

— Да нет, — ответил Ашай и, буквально через секунду, добавил, — просто переживала.

— Все равно подыхать здесь придется, — как-то отстраненно заметил Тай-до-но. — Сам не хуже меня знаешь наши законы.

— Соня найдет.

— Она же глухая?.. — Прозвучало это не то вопросом, не то утверждением.

Ашаю внезапно стало почти весело. Он начал понимать Соню с ее постоянным шипением на тему их зацикленности на умении слышать окружающих.

— Одно другому не мешает.

Он не захотел рассказывать о том, что Соня откуда-то всегда знала, когда он подходил к дому, и заранее встречала его у двери. О ее упрямстве, умении слушать и слышать то, что стоит за словами. И что, если ему было плохо, то и она тоже ходила вялая и хмурая, сама не до конца понимая, почему в абсолютно прекрасный день у нее такое паршивое настроение. И тогда она приходила к нему, подлезала под руки и ждала, пока он не начнет говорить. Иногда могла, правда, и начать вытягивать по ниточке все терзавшие его душу проблемы.

А на вкус она была водой, и медом, и солнцем.

Точно ругаться будет, когда их откопают. И наверняка больше ни в одну поездку без себя не отпустит...

Время растянулось — минуты начали казаться часами, часы — днями, а они все сидели и слушали, как где-то капала вода: капля раз в три минуты и сорок три секунды.

— Ты бы раскрыл для нее крылья, не так ли?

— Глупый вопрос, Марсааш, — хмыкнул Ашай. — Ты разве для Альтши — нет?

— Ну, мы немного иной разговор...

— Совершенно такой же, — перебил его Тай-до-рю. — Но, отвечая на твой вопрос: конечно. Когда бы мой свет ни захотел.

Тай-до-но, услышав слова Ашая, не стал дальше спрашивать. Видимо, посчитал, что вот все-то у них с Соней уже случилось. Тай-до-рю не стал его разубеждать. Не Марсааша это дело было — что происходило за дверьми их с Соней дома.

И уж совсем никому не стоило знать, даже Фенху, как он ночами лежал без сна, наблюдая за играющим на локонах цвета тициан, пушистых ресницах и тонкой коже светом фонарей. Соня с самого первого дня на планете спала рядом с ним, доверчиво прижимаясь и закутавшись в одеяло, словно в кокон. Она так интересно в него заворачивалась: с головой, только непослушная челка топорщилась.

— Тяжело тебе с ней?

Каждый день с Соней был как прогулка по канату над пропастью без страховки и крыльев. Он старался просчитывать каждый шаг, но за это Соня обижалась на него даже больше, чем за невольную боль от каких-то действий. Постоянно повторяла, что ей нужен именно он, а не услужливая имитация. И что она всегда предпочтет выслушать и обсудить возникшие проблемы, но не промолчать или обойти их по большой кривой.

Это было странно и непривычно.

Завораживающе.

Он теперь учился говорить и рассказывать о себе, том, что казалось важным лично для него.

И как он ревновал ее! К Фенху, к Машехре, к неведомому Графу из снов, даже к ее родному миру! Очень глупо, но что он мог с собой поделать?