Как именно решили действовать фрицы, Смирнов понял, когда перевел взгляд на возвышающуюся справа горушку. Склон у нее был более пологим, чем у той, что запирала долину на левом фланге.

Вот раз-другой колыхнулись кусты, вот камешки вниз посыпались, а вот и каска мелькнула. Нет, лезть наверх немцы не собираются, на вертикальной стене они как мишени в тире. Костас их там всех перещелкает.

Но если наверх не лезут, а ползут по колючкам, то, выходит, задумали какую-то хитрость.

Наверное, хотят подобраться втихую к подножию гребня, прокрасться вдоль скал к тропе, а там... Короче, без разницы, чего эти злыдни хотят. В любом случае, гасить надо этих "тихушников".

Недолго думая, Смирнов высаживает по кустам весь магазин. И, судя по крикам, даже попадает в кого-то. В ответ оба вражеских пулемёта переносят огонь в его сторону, стараясь зацепить стрелка и прикрыть своих. Однако, поздно. В дело включается Костас. Слева слышны автоматные выстрелы, потом грохочет винтовка, потом снова ПП. Один из немецких МГ неожиданно замолкает. "Ну, Костик! Силён! Неужели пулемётчика завалил?!"

Над склоном появляется дым.

"Это ещё что за фигня? Ни зажигалок, ни трассеров у нас нет..."

В чём дело, становится понятно через пару секунд. Из кустов летит дымовая шашка.

План немцев ясен. Видимо, они собирались пробраться к гребню, поставить дымовую завесу, чтобы прикрыться от снайпера, затем рвануться к тропе, а там снова — завесу, плюс те, которые в центре, начнут...

"Ну что ж? План, в общем и целом, хороший. Вот только не повезло гансикам — мы их заметили..."

Дым стелется над кустарником, стекает по склону. Имеющиеся в наличии шашки фрицы используют для отхода. Ретируются, одним словом. Штабс-капитан провожает их парой очередей вдогонку и вновь начинает снаряжать магазин. Время выиграно, очередная атака отбита. Но теперь, скорее всего, противник пойдет ва-банк и, задействовав все силы и средства, попробует-таки проломиться к тропе. Прямиком от развалин, не считаясь с потерями. А это означает, что и "дяде" с "племянником" надо перемещаться на основную позицию. Под каменный козырек. К главному своему козырю. К пулемёту...

Стрельба понемногу стихает. Надолго ли, нет — неизвестно.

Затишье партизаны используют с толком. Перебираются на главный рубеж, пополняют боезапас, готовятся к продолжению схватки. Для устойчивой обороны новая позиция — лучше не придумаешь. Опорный пункт в чистом виде. Две небольшие пещерки по обе стороны от тропы, каждая метров по двадцать длиной. Внутри они похожи на извилистые проходы в песчанике, прикрытые и сзади, и сверху нагромождением каменных глыб. Прямо как Стоунхендж после прямого попадания авиабомбы. По фронту имеются многочисленные амбразуры-проёмы, довольно узкие и потому для фрицев не слишком заметные. Если и влетит в них шальная пуля, то сразу завязнет в относительно "мягких" стенах. И миномётов можно не опасаться, особенно, если калибр слабоват.

Судя по раздающимся снаружи хлопкам, миномёты у гитлеровцев есть. Один или два. Подтянули поближе и принялись методично утюжить скалы, не зная, что там уже никого нет. Однако стараются, работают по площадям, квадратно-гнездовым способом. Ну что ж, пусть стараются, пусть давят невидимых снайперов с автоматчиками. Время сейчас работает против немцев — до сумерек остается совсем немного. Солнце почти не проникает в долину, тени на склонах длинные, жара потихоньку спадает, и пот уже не льется ручьем из-под трофейного кепи...

С вражеской стороны постреливают пулемёты. Правда, не очень активно, исключительно для проформы. Провоцируют, одним словом.

Партизаны на провокации не поддаются. Ждут, когда начнётся атака. Ждут и, в конце концов, дожидаются.

От развалин снова летят дымовые шашки. Ветра практически нет, и, значит, надеяться, что завесу сорвёт, смысла нет. Ружейно-пулемётный огонь усиливается. Разрывы от мин звучат едва ли не отовсюду. Из пелены дыма появляется первый фриц, за ним — второй, третий... "Мать их за ногу! Да сколько ж их там?!"

Немецких десантников не менее двух десятков. Шестеро бросаются в стороны. Укрываются за камнями, пытаются контролировать фланги. Остальные несутся вперёд. Парами, тройками, припадая по очереди к земле, стреляя из карабинов по гребню, надеясь тем самым уменьшить вероятность ответки. Пулемёты на время смолкают — побаиваются зацепить своих. И это хорошо. Серьезного противодействия с их стороны можно не опасаться.

Смирнов подпускает фрицев метров на сто и лишь затем открывает огонь. Кинжальный. В упор.

Двух немцев, бегущих первыми, как будто срезает невидимой циркулярной пилой — именно с ней можно сейчас сравнить стрекочущий машиненгевер. Трое следующих не успевают понять, что происходит, и тоже попадают под росчерки смертоносной машинки. Остальные, пытаясь спастись, падают кто куда, вжимаются в землю, мечтая стать плоскими, надеясь, что пули их не найдут, а пулемётчик пропустит... Зря надеются. Пуль сегодня хватит на всех.

Лента с патронами заканчивается почти неожиданно. На то, чтобы заправить в приёмник другую, а затем взвести и передвинуть вперёд рукоять заряжания, у чертыхающегося штабс-капитана уходит чуть больше пяти секунд. После чего Смирнов снова "жмёт на гашетку". Точнее, коротко тянет за спусковой крючок, стараясь "растянуть удовольствие", одновременно припоминая, что запасного ствола у них нет, перегреется этот — каюк "циркулярке".

Вынужденный перерыв в стрельбе идёт фрицам на пользу. Костас, конечно, не спит и, пока "дядя" занимается перезарядкой, бьёт по противнику из ПП, однако даже автоматическая Беретта не может заменить полноценный эмгач. У нее и патрон послабее, и скорострельность пониже, и дальность прицельная, скажем так, не ахти...

Пятеро фрицев, не выдержав напряжения, бегут назад, к спасительной дымовой завесе. "Племянник" укладывает удачным выстрелом крайнего, но четверо всё-таки успевают слинять. Еще с полдесятка, то ли самых упорных, то ли просто тупых, остаются на месте. Некоторые даже пробуют окапываться. "А вот фигушки вам, господа оккупанты. Здесь вам не воронежский чернозём, здесь критские горы".

До засевших в развалинах наконец-то доходит, что надо возобновить огонь и попытаться, если не подавить пулемётную точку противника, то хотя бы прикрыть отступающих, наплевав на тех из своих, кто трусит подняться и пробует затаиться в камнях.

Теперь уже три вражеских пулемёта выплевывают потоки пуль, сбивая обороняющимся прицел.

Стиснувший зубы Смирнов отвечает им еще одной опустошенной лентой, затем подхватывает тяжелый МГ и коробку с патронами и перемещается в край пещерки, к очередной "амбразуре" в скале.

Через пару минут плотного огневого боя стрельба сходит постепенно на нет. Немцам спасать больше некого. Все, кто мог отойти, отошли, на склоне перед позициями партизан остается лежать десятка полтора трупов.

Спустя какое-то время противник снова пытается атаковать. Правда, довольно вяло. Штабс-капитан без труда, несколькими короткими очередями, загоняет фрицев обратно в развалины. А в самом конце Костас умудряется подстрелить вражеского командира. Неосторожно высунувшийся из-за камней "камуфляжник" с биноклем получает пулю под шлем и валится на мраморные обломки. Его быстро оттаскивают назад, после чего и атаки, и обстрел неожиданно прекращаются. На целых двадцать минут.

Почему передышка длится так долго, штабс-капитан не знает. Внутренний голос предлагает сразу несколько вариантов на выбор. Возможно, фрицы запрашивают сейчас командование. Радиосвязь в горах работает плохо, надо забираться повыше и уже оттуда "ловить волну". Возможно, они более тщательно готовятся к следующему штурму. А, может, просто решили обойти хорошо укрепленную позицию партизан и попытаться атаковать сзади... Последнее предположение нравится Смирнову больше всего. В этом случае надо всего лишь подождать четверть часа или немногим больше, а потом тихо уйти, оставив карателям пару-тройку "сюрпризов" в виде растяжек и хитро заминированного "имущества". Затем подорвать один из склонов в ущелье и дело, как говорится, в шляпе. За эвакуацию беженцев можно не волноваться. "И сами живыми останемся, и боевая задача будет полностью выполнена"...

Немцы решают реализовать вариант номер два.

Правда, на этот раз, учтя предыдущие ошибки, они ведут атаку со всех направлений. И сдерживать их сейчас не в пример труднее. Точно определив очаг обороны, гитлеровцы лишь обозначают движение в центре и атакуют в основном флангами. Вновь, как и раньше, прикрываясь дымами и шквальным огнём по скалам.

Увы, Смирнов с Костасом просто не успевают отслеживать всё. Едва удаётся остановить атакующих справа, как "левые" и "центровые" тут же продвигаются вперед на пару десятков шагов и прячутся за камнями, не переставая при этом палить по скале и швырять на склон еще остающиеся у них дымовые шашки. Пристрелявшиеся немецкие пулемётчики тоже скучать не дают, заставляя партизан всё чаще менять позицию.

В итоге каратели всё-таки закрепляются возле тропы, за невысоким каменным гребнем метрах в сорока-пятидесяти от гряды. Одна радость — пулемётный огонь они переносят чуть выше, видимо, чтобы не попасть по своим.

— Дядя Михос, у меня патроны кончаются, — кричит перебравшийся в "пещеру" к штабс-капитану Костас.

— Сколько?

— Четыре к винтовке и полмагазина к ПП.

— Твою мать! — выдыхает по-русски Смирнов. — Давай, Костик, так. Двигай сейчас в ущелье...

— Я без тебя не уйду! — перебивает "племянник".

— Уйдешь! — орёт в ответ Михаил. — Помнишь, там за вторым поворотом олива растет?

— Помню!

— Увидишь её, за ней подрывная машинка.

— И что?!

— Задержусь здесь минут на пяток, потом к тебе. А ты стереги! Если вместо меня гансы попрутся, крутанёшь ее, как учили, и...

— А если не попрутся?!

— Тогда вместе рванём! Взорвём проход и уйдем. Понял?!

— Понял. Сделаю, дядя Михос.

— А раз понял, тогда беги!

Михаил провожает взглядом убегающего "племянника" и вновь прикладывается к пулемёту.

Поднакопив силы, немцы снова идут в атаку. Массированную. Им ведь всего-то и надо, что преодолеть под огнём метров тридцать, а дальше в дело пойдут гранаты.

У Смирнова задача обратная — не дать фрицам пройти эти тридцать метров.

Трофейный МГ бьёт по врагу, заставляя его сливаться с землей.

Штабс-капитан даёт длинную очередь, потом еще одну, и еще, и... всё. Пулемёт замолкает. Ствол раскалён. Патронная лента застревает в приёмнике.

Гитлеровцы как будто чувствуют, что ответный огонь им уже не грозит, и бросаются вверх по склону. Навстречу им летят две "лимонки", одна за другой.

Дождавшись знакомых хлопков, Смирнов швыряет вдогон еще парочку, завершая "процесс" очередью из итальянской Беретты. После чего, убедившись, что атака отбита, приваливается спиной к теплому валуну. Руки дрожат, но дело всё-таки делают — набивают второпях магазин. Последними имеющимися у штабс-капитана патронами — их даже на полный рожок не хватает.

"Следующую атаку не пережить. Пока есть возможность, надо бежать к ущелью..."

Мысль материализуется вместе с возобновившимся обстрелом "опорного пункта".

"Прямо сейчас штурма не будет", — соображает Смирнов.

Закинув автомат за спину, он выскакивает из укрытия через задний, не видимый со стороны развалин, пролом, бросает на тропу ранец и, сунув под него лишённую чеки гранату, со всех ног несётся к ущелью... "Что ж, несколько минут в запасе имеется. А если гансы на ловушку наткнутся, то и еще пяток..."

До ущелья штабс-капитан добирается минуты за три. Стрельба позади не стихает, и, значит, в атаку фрицы еще не идут. Не знают пока, что защищать рубеж больше некому. И это хорошо. Есть время и отдышаться как следует, и мину противотанковую передвинуть, и подорвать ее так как надо и когда надо.

По ущелью неожиданно прокатывается эхо. Несколько винтовочных выстрелов и пара автоматных очередей. Вот только звучат они отчего-то не сзади, а спереди. Сжимая в руках ПП, Смирнов осторожно выглядывает из-за скального выступа. Шагах в сорока от него со склона свисает веревка, дальше еще одна. На обвязке вниз головой болтается дохлый фриц. Внизу на камнях валяются двое таких же. Чуть ближе, ничком, поперек тропы лежит их противник.

— Костик! Мать твою! Да вставай же, вставай! Нам еще идти и идти...

Склонившийся над "племянником" Михаил пытается растормошить бойца, перевернуть на спину, привести в чувство, не веря, всё еще не веря в произошедшее.

На руках у Смирнова кровь. Кровь Костаса. Глаза у парня открыты, словно бы он просто прилёг отдохнуть, просто лежит, глядя на закатное небо с уже пробивающимися на нём звездами.

— Эх... Костик, Костик...

Штабс-капитан вздыхает и закрывает глаза погибшему. Затем поднимается на ноги и медленно идёт по тропе...

Останавливается возле того места, где должна находиться мина.

Неторопливо, без суеты перемещает наполненный взрывчаткой "блин" под каменный козырек. Поправляет тянущиеся от детонатора провода, убирает самодельный стопор из-под дощатой крышки. Теперь достаточно либо подать электроразряд на взрыватель, либо просто наступить на доску. Любой способ годится, чтобы обрушить скалу и завалить камнями проход.

Несколько секунд Смирнов борется с искушением. Ему почему-то хочется именно наступить на мину, а не осуществить подрыв с безопасного расстояния.

Наваждение проходит внезапно. Резко тряхнув головой, штабс-капитан срывается с места и бежит по тропе к виднеющемуся на горном склоне наросту. Сразу за ним притормаживает и бросается к спрятанной под оливой катушке. Упав на колени, коротко выдыхает и хватается за эбонитовую рукоять. Один поворот, другой, третий... "Чёрт! Чёрт!.. Чёрт! Неужели... обрыв?!"

Михаил вскакивает, подхватывает извивающиеся меж камней провода и, скользя руками по ним, бежит в обратную сторону.

Обрыв обнаруживается в метре от мины. Чтобы восстановить цепь, требуется обычная скрутка...

Увы, скрутку штабс-капитан сделать не успевает.

Бедро пронзает острая боль, и лишь затем слышится выстрел.

По появившимся в ущелье карателям Смирнов выпускает все имеющиеся в магазине патроны. Одной длинной, но не слишком прицельной очередью.

Рухнув на камни, он ползёт к затаившейся под склоном "адской машинке".

Краем глаза Михаил замечает упавшую поблизости немецкую "колотушку". Сил, чтобы попытаться бросить её назад, уже нет. Все силы уходят на последний рывок. Рывок к цели. Последнее усилие, последний вздох...

Единственное, что успевает услышать навалившийся на мину штабс-капитан, это щелчок детонатора. А ещё голос. Тихий, с трудом пробивающийся сквозь затягивающую сознание оранжевую пелену:

"Прощай... братишка..."

"Прощай... друг..."

Глава 3

Воскресенье. 26 сентября 1982г.

Сегодня последний день работы на стройке. Можно сказать, окончание вахты. Или завершение отбытия трудовой повинности. Что правильнее, зависит от того, с какой стороны на это дело смотреть. Если с нашей, то — "наконец-то отмучились". Если со стороны Петровича, то — "могли бы еще покорячиться, с вас не убудет".