Смерть зверя с тонкой кожей

— Кто он? Не помню фамилию в его паспорте, но она, полагаю, фальшивая.

— Авантюрист, известен под разными именами. Тип, который продаёт информацию любому, согласному платить. Берётся за всё: контрабанду, незаконный ввоз оружия...

— ...Шпионаж.

Смит кивнул:

— Он продал нам как-то некую не особо важную информацию.

— Как интересно. Вы знакомы с ним?

— Нет.

Смит знал, что сделал ошибку. Всегда лучше как можно меньше отклоняться от истины, это знает каждый лжец. Но вопрос был с подвохом и небольшая ошибка тут была лучше ощутимого замешательства.

— Знаете, что думаем на этот счёт мы? Нам кажется, что его посылали убить меня.

— Русские? — предположил Смит с удивлением, вызвавшим у Нджалы улыбку, — Вполне возможно.

— И вы считаете, что он снова попытается убить меня?

— Согласно полученной нами информации.

— Источник информации?

— Боюсь, засекречен.

— Я так и думал.

— Нам также известно, что он в Лондоне. Полиция и спецотдел уже разыскивают его.

Нджала поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.

— Ну, мистер Смит, благодарю за предостережение. Я уверен, что вам и джентльменам из спецотдела вполне удастся обеспечить мою безопасность.

— Непременно, непременно, — подтвердил Смит, — но, боюсь, не здесь.

— Прошу прощения?

— Это отель. Здесь небезопасно. Слишком много входов, слишком много народу. В плане обеспечения безопасности — место безнадёжное .

— Мистер Смит, если вы считаете, что меня можно запереть в посольстве и обречь на жизнь монаха-отшельника...

— Нет, сэр, никоим образом. У нас есть превосходное место за городом...

— За городом?

Он повернулся к Артуру, который разбудил Эрминтрюду, сонную и недовольную, заказал для неё завтрак и как раз теперь вернулся.

— Он хочет отослать нас из города, Артур, потому что какому-то психу взбрело в голову нас убить. Вот этому. Помнишь его?

Он показал на фотографию Эбботта.

Артур кивнул:

— Тот английский шпион.

Нджала повернулся к Смиту.

— Терпеть не могу все эти загородные особняки, тамошние сквозняки, тамошний невозможный народ. И тамошних женщин тоже, у них рожи лошадинные.

— Но это всего час езды, сэр, — Смит уже начинал отчаиваться, — И вы можете пригласить ваших друзей. Любых.

— Артур, это он про девочек.

— Ну, разве что кроме ночных клубов...

— Нет, мистер Смит. Ещё мне нравился Оксфорд, но тогда я был куда моложе. Итон — дыра, и там полно этих, детей букмекеров. Я люблю Лондон, я счастлив в Лондоне и я остаюсь в Лондоне.

— Но, Ваше Превосходительство...

— И уезжать из-за какого-то ненормального не стану.

— Мы не можем быть уверены, что он ненормальный.

— Не можете? Не сошёл с ума после двух лет в моих тюрьмах? Исключено. Могу гарантировать, что до нормы ему теперь очень и очень далеко.

Смит открыл рот, чтобы возразить и осёкся. Заметив в дверях спальни Эрминтрюду — сонную и абсолютно голую.

Что, чёрт побери, ему сейчас надо делать? Как, согласно протоколу, приветствуют обнажённую любовницу главы государства, пребывающего с оффициальным визитом? Наверняка ведь где-то оговаривается. Игнорировать, притвориться, что не заметил? Или приветствовать, естественно на французском — языке дипломатии ("Enchante, madame, de faire votre connaissance'")? Как бы то ни было, сидеть в присутствии леди — неприлично, обнажена она или нет. Он поднялся. И отвесил лёгкий напряжённый поклон. Это по крайней мере не могло быть ошибкой.

Нджала и Артур, в некотором удивлении наблюдавшие за Смитом , одновременно обернулись и обнаружили Эрминтрюду.

— Эрминтрюда, цветок мой, — сказал Нджала, — что ты здесь делаешь?

— Извини, — промялмила та, безуспешно борясь с зевотой, — не знала, что у тебя компания.

— Забери её отсюда, Артур. И не пускай.

Артур взял её за руку и повёл. Она последовала за ним, как сомнабула.

Смит, мужчина и без того роста немалого, почувствовал себя ещё более длинным и нелепым, стоя перед Нджалой, продолжающим сидеть. Он торопливо сел.

— Как бы то ни было, — продолжал Нджала, как ни в чём не бывало, — отель набит полицейскими, и я не вижу, почему должен чувствовать себя в большей безопасности в каком-нибудь обшарпанном особняке, находящемся непонятно где.

— Во-первых, так мы сможем надёжно изолировать вас.

— Вот как раз этого я и опасаюсь.

— Я имею в виду в плане безопасности. Это просто необходимо...

— Прошу прощения, мистер Смит, но нет, нет и нет. Хотите охранять меня — охраняйте. Здесь, в добром старом Лондоне.

Эбботт тоже встал рано. Выглянул наружу. Наблюдение за квартирой продолжалось. Другими людьми, на другой машине (дневная смена, предположил он).

Он прикинул, что через пару дней наблюдение снимут или изрядно ослабят, так что действовать можно будет без особых проблем.

Он составил небольшой список лучших отелей Лондона, выписал их номера, потом позавтракал с Джоан, вежливо прислушиваясь к её сбивчивой болтовне. Про офисные дела и интрижки (она работала в статистическом отделе страховой компании). Про то, что цены растут, пенни там, пенни здесь, и даже не замечаешь, а потом..

Эбботт отвечал на автомате, большую часть сказанного пропуская мимо ушей. Привычки, выработанные за годы брака, восстанавливались быстро.

Джоан болтала без умолку, скорее от навязчивого страха перед паузами, которых боялась и ненавидела. Молчание казалось ей чёрной пустотой, где чувства задыхаются от недостатка слов. Она знала, что чувства обычно убивает именно избыток слов, но предпочитала комфортабельный самообман.

Он обратил внимание, что она старательно уложила волосы, сделала макияж и надела пеньюар, соблазнительно облегающий её округлости. Это показывало, в каком она отчаянии. К завтраку она всегда выходила в полном беспорядке. Ему вдруг стало жалко её.

— Хорошо выглядишь, — сказал он,— на самом деле.

Ошибка. Жалость — опасное чувство.

Поток жалоб оборвался. Она уставилась на него.

— Господи...Если бы только знал, как мне одиноко в этом проклятом доме!

— Но у тебя...наверное есть друзья.

Неосторожное утверждение, но ему требовалось отвлечь её.

— Друзья? — она издала нечто, очевидно означавшее смешок, — мои подружки, бывшие подружки, все повыскакивали замуж и мне не доверяют. Бог знает почему, они все решили, что я — угроза их чёртовому браку. Какой-то викторианский пережиток. Слышал наверное: разведённым не место в честном доме и в королевской ложе Эскота. Так что теперь всё моё общество — две сумасшедшие старые девы, и от одной из них разит луком. Мы вместе ходим в театр и на выставки, потом пьём чай и говорим об искусстве. Потом я возвращаюсь домой и напиваюсь. Это о подружках. Рассказать о мужчинах? Обрати внимание, я говорю не о друзьях, потому что просто друзьями мужчины быть не умеют, понимаешь? Для них мы всегда что-то временное. Ну да, конечно, они влюбляются и всё такое, но отношение всё равно где-то между пустым местом и мелкой неприятностью. Сегодня есть, завтра нет. Может они и правы. Может быть нас и надо держать где-нибудь в тёмном подвале и извлекать только для размножения?

Она замолчала. Закурила. Повертела в руках погасшую спичку.

— Прости. Ты сам спрашивал.

Её, когда-то ясный ум пребывал теперь в полном раздрае. Эбботту хотелось помочь, но он не мог дать ей единственное, в чём она по-настоящему нуждалась — его любовь.

Джоан сломала наконец спичку:

— Мне надо одеваться и идти на работу. Хочешь что-нибудь?

— Можешь одолжить денег? — вернуться к делам насущным было большим облегчением.

— У меня при себе всего-то фунтов десять.

— Для начала сойдёт.

— А сколько тебе понадобится?

— Не уверен. Но двух сотен хватит за глаза.

— Двести фунтов? Зачем столько?

— В основном, отель.

— А остаться у меня?

Он покачал головой.

— Им может взбрести в голову обыскать квартиру ещё раз. Маловероятно, но возможно.

Она расстроилась.

— Джоан, милая, не собираюсь оставаться я тут больше дня или двух. Забрать только кое-что из одежды и достать денег.

Она протянула ему десять фунтов.

— В перерыве зайду в банк, — тут ей пришло в голову: — А почему ты не сходишь в банк к себе ?

Он объяснил.

— Но я дам тебе письмо к своему агенту. У него моя доверенность.

— Хорошо, — узнав, что он не остаётся, она поскучнела, — я вернусь поздно.

У самой двери она обернулась:

— Со мной теперь куда легче, чем раньше.

Ещё один симптом отчаяния. Что можно было ей сказать? Неправда, что неправда — всегда неправда. Иногда неправда — единственный выход. А иногда — ещё и самый милосердный.

— Когда я разберусь с делами, мы поговорим об этом.

Он ответил на незаданный вопрос, повисший в воздухе. Да и в любом случае, требовалась помощь Джоан, а такая ложь удовлетворила её. Она посветлела лицом, улыбнулась и пошла одеваться.

О'кэй, у неё не слишком много шансов узнать правду. Разве что всё пойдёт не так, как он себе представляет.

8.

К девяти, после отчаянного отчёта Смита, уговаривать Нджалу отправились Контролер и министр.

Контролер повторил доводы Смита, напирая на ненадёжность отеля и необходимость переезда в безопасное место.

— Это на самом деле необходимо, Ваше Превосходительство. Если даже министр Её Величества считает, что ситуация требует его присутствия...

Нджала поднял ладонь:

— Джентльмены, я польщён вашей заботой, — тонкая улыбка, — если конечно это не часть сговора, с целью спустить цены на нефть.

Улыбка Контролера получилась несколько принуждённой:

— Занятно, Ваше Превосходительство, весьма занятно.

— Однако же, мистер Смит не преуспел, не преуспели и вы. Кто будет следующим? Премьер-министр? Или даже сама королева?

— В таком случае, — ответил министр, — я буду вынужден настаивать на необходимости следовать нашим рекоммендациям.

Лёд в его голосе был строго дозирован.

— Наставайте, сколько вашей душе угодно, министр, но я здесь, здесь и останусь.

Льда в тоне Нджалы было не меньше.

— При всём моём уважении, — сказал Контролер, — полагаю, Ваше Превосходительство недооценивает опасность, которую представляет этот человек.

Нджала пожал плечами:

— Отчего же? Вам сообщили, что он намерен убить меня. И что он в Лондоне. Кто-нибудь видел его? Говорил с ним?

— Ну, нет, но...

— Другими словами, уверены ли вы, что вас э-э...не ввели в заблуждение? Слухи. Сплетни.

— Абсолютно уверен, Ваше Превосходительство .

— Вы ведь знаете, как оно бывает, особенно в спецслужбах. Русский траулер пришвартовывается в Гулле, и MI5 посылает пару человек присмотреть за судном. Русские обнаруживают слежку и выставляют контрнаблюдение. Это подтверждает подозрения MI5, и она подтягивает новые силы. В конце концов обе стороны оказываются вовлечены в полномасштабную спецоперацию. Зачем? Что они пытаются доказать? Только собственную необходимость. И необходимость средств, которые они бесконтрольно тратят на свои игры.

— Ваше Превосходительство, — Контролер начинал понимать Смита, — У нас есть все основания полагать...

Его перебил появившийся в дверях Смит:

— Прошу прощения, Ваше Превосходительство, — он тихо сообщил что-то Контролеру. Тот кивнул, мрачно усмехнулся и повернулся к Нджале:

— Этот...парень, о котором мы говорим... Он уже знает что вы в отеле.

Он собирался сказать не "парень", а "убийца", но решил, что это прозвучит мелодраматично и не по-английски.

— Каким образом? — спросил не до конца проснувшийся министр. Появление Смита вырвало его из чрезвычайно приятного сна, главным действующим лицом которого была чернокожая красотка из Фалхэма.

— Он обзвонил большие отели с просьбой соединить его с Его Превосходительством.

— Отчего вы уверены, что это он?

— Мы отслеживаем все звонки Его Превосходительству. Его попросили подождать на коммуникаторе, потом трубку взял я и спросил, кого он ищет. Он ответил "Полковника Нджалу", после чего произнёс то же по буквам. Когда попросил его представиться, он положил трубку. Но я совершенно уверен, что узнал его голос. И, я проверил, та же история и в других отелях.

— Какого дьявола нельзя было предупредить их, что в отеле нет никого с таким именем?!

— И блокировать все официальные звонки, министр?

— Не говоря уж о неофициальных, — добавил Нджала.

— Извиняюсь. Не подумал, — министр снова погрузился в дремоту.

— Быть может теперь Его Превосходительству будет легче осознать серьёзность положения. И опасность, — сказал Контролер, — если он смог найти вас, как...

Он пожал плечами.

Нджала внезапно устал спорить:

— Да, да, я понимаю.

— И вы переедете за город?

Нджала, пристально разглядывавший Фрэнка Смита, вдруг заметил:

— Мистер Смит — проницательный человек.

И реплика, и тон были весьма странными.

— Прошу прощения? — уточнил Контролер.

— Очень проницательный. Настолько, что смог узнать голос человека, с которым незнаком.

— Объяснение тут очень простое, — торопливо ответил Смит. Никакого приемлемого объяснения у него не было и расчитывал он на озарение.

— Оставьте, мистер Смит, — Нджала на глазах терял интерес, — расскажете как-нибудь дождливым вечерком, которых так много на этих островах.

На какой-то момент Смит почти возлюбил его.

Министр, по-прежнему сидел, подперев лоб ладонью, и казался погружённым в думы. Впрочем, все знали, что он спит. У него выдалась тяжёлая ночь.

Вернувшись в офис, Элис немедленно прошла в отдел кадров. У неё как раз подходил недельный отпуск и она попросила дать его с завтрашнего дня. Начальника такая поспешность немного удивила, но Элис объяснила, что хочет побыть с матерью, та не очень хорошо себя чувствует.

На самом деле ей не хотелось иметь ничего общего с охотой на Ричарда Эббота. Пусть она теперь и не в ответе за него, всё же они когда-то были близки. Были даже любовниками, пусть и ненадолго. Ей не хотелось ни прошлого, ни воспоминаний, ни страсти.

Зашла в кабинет Смита, машинально перевернула лист календаря, отметив про себя, что это — последний день сумасшедшего месяца.

Напечатала стенограмму ночного совещания и вставила в папку для входящих.

И уже собиралась уходить, когда зазвенел телефон. На столе их было три — две линии, идущие через коммуникатор и одна — внешняя, подключённая к магнитофону. Стандартный набор для начальника отдела.

— Алло? — она услышала писк телефона-автомата, потом:

— Фрэнк Смит у себя?

Она узнала голос мгновенно. И безошибочно.

— Боюсь, он вышел, но скоро вернётся. Передать ему что-нибудь?

Она надеялась, что её голос не дрожит так, как сердце.

На том конце повисло молчание. Потом, очень тихо:

— Элис?

— Ричард, — выдохнула она.

— Как ты, Элис?

— Отлично... Как ты?

Чистое безумие: светская беседа с бывшим любовником — разыскиваемым убийцей. Но она не знала, о чём говорить, и её учили всегда быть вежливой.