Том 2. Сладкая волшебница Якумо-чан

Журналистка в плотном деловом костюме прорвалась к лысому мужчине и всунула ему под нос микрофон.

— Премьер-министр, у вас есть что сказать по поводу переговоров с Берлином?

Лысый неожиданно вспылил и заорал:

— Да у вас что, совсем совести нет? Мой друг умер, а вы тут о каких-то переговорах! Газетные собаки! Сволочи!

Он вырвал у журналистки микрофон и разломил на две части. Немедленно вспыхнули и погасли огни сотен фотоаппаратов — пресса внимательно следила за каждым действием премьер-министра.

Такамура кончил Сакуре в рот. Девочка поперхнулась, но все же проглотила все до конца. Погладив ее по голове, Такамура выключил телевизор и задумался.

"Может, мне как-нибудь к премьер-министру наведаться? Поговорим с ним о рыбалке, обсудим, какой из двухста способов приготовления рыбы лучше, я оторву ему голову и поджарю мозги на сковородке. Весело будет," — Такамура облизнулся. У его ног сидела безмолвная Сакура-чан.

3.

Сразу по прибытию в Токио Аяо попал в неприятную историю.

Хотя нет, неприятности начались еще в самолете. Мейда попыталась завести с ним разговор о каких-то отвлеченных материях. Голова ее при этом лежала у Аяо на коленях. Мейда все говорила и говорила, а палец ее водил по груди Аяо. Осмелев от собственной безнаказанности, девочка вообразила себя опытной соблазнительницей. Пришлось Аяо ущипнуть ее за нос, чтобы не думала о себе слишком много.

Несколько раз мимо них прошла Тецуна. Взгляд, которым она одарила Мейду, был полон праведной ярости. Аяо встревожился, подумав, не достанется ли когда-нибудь Мейде от озверевшей цундере.

Чувство опустошенности никуда не ушло, однако Аяо постарался не думать о нем. Он уже успел позабыть, какие же ощущения испытал в тот момент, когда увидел ряд уходящих за горизонт крестов — спокойное, созерцательное равнодушие, холодный интерес к смерти и жестокости. Неужели это и есть истинная сущность моего прежнего "я"? — спросил у себя Аяо и тут же ответил: "Нет, конечно же. Этого попросту не может быть", — и попытался забыть об этом.

Май-чан после грозы вела себя странно. Сославшись на недомогание, она теперь сидела в своем кресле возле окна и смотрела вниз, на проплывающие мимо зеленые пятна леса и желтые — пляжа, ни с кем не разговаривая. С ней попытался завести разговор Кога — тщетно. Аяо же таких попыток не предпринимал. Он не знал, что ему нужно сказать Май-чан. Та тварь, что они встретили в лесу, была как-то связана с Май, однако расспрашивать об этом свою подругу Аяо не решался. Мало ли у кого бывают какие секреты?

— Ацумори-сама,.. — томным голосом произнесла Мейда.

— Помолчи, мне нужно подумать, — прижал палец к ее губам Аяо.

— Я могу подумать вместе с вами, — лукаво предложила Мейда.

Аяо сдался.

— Мейда-чан, может ли человек жить, не имея души? — с сомнением произнес он.

Мейда посерьезнела и посмотрела на Аяо совсем другим взглядом.

— Нет, Ацумори-сама. Без души тело загниет и перестанет двигаться. Человек состоит из двух сторон, идеальной и материальной. Лишившись одной из них, он умирает. Таков закон божий.

— А может ли... быть нарушен этот закон?

— Ацумори-сама, откуда такие мысли? — удивилась Мейда. — Перестаньте думать о всяких гадостях. Лучше обнимите меня.

Аяо обнимать ее не стал. Вместо этого он спросил:

— Как я смог победить этого Курумару?

— Я не знаю. Не хочу об этом думать, — капризно произнесла Мейда.

Повинуясь внезапному порыву, Аяо вдруг схватил ее за ухо и начал его выкручивать.

— Больно... Ацумори-сама, мне больно!.. Да хватит же!

Мейда не воспринимала это всерьез — ей казалось, что это просто очередная шалость, игра.

— Говори, а то ведь оторву, — бесстрастным голосом предупредил ее Аяо.

Что-то было в выражении его лица, что Мейда мгновенно побледнела. Запинаясь, она выговорила:

— Ацумори-сама, простите меня! Я... простите! Я не хотела задеть вас! Курумару-сан... Курумару сказал, что это все разрушение магических потоков!

— Да? Разрушение?

— Вот именно, — лихорадочно закивала Мейда. — Курумару ничего не смог вам противопоставить!

— Спасибо за информацию, — Аяо дал знак, что можно снова расслабиться.

Судя по реакции Мейды, это и было проявление его прежнего "я". Интересно, а старый Аяо всегда вел себя так? Аяо нынешний видел в этом аморальный, низкий поступок; запугивать несчастную девочку — отнюдь не верх благородства. Стоит ли в таком случае вообще обращаться к прошлому, если оно целиком состоит из эпизодов унижения Мейды, сестры или Май-чан?

Аяо не знал.

Все оставшееся время до посадки Мейда молчала. Аяо не знал, что же именно она ощущала. Может, страх или гнев? А может...

"А может, и радость от унижения, — предположил внутренний голос. — Тецуне бы точно понравилось. Поэтому я был выбрал именно ее."

Аяо заставил его замолчать.

4.

Аяо был уже дома и отбивался от чрезмерно заботливой Аяме, когда ему позвонила Май-чан.

Слегка успокоившись после происшествия в самолете, Мейда сидела на кухне и лакомилась тамагояки, которые заранее приготовила Аяме для любимого брата. К сожалению, брат не особо горел желанием садиться за стол, и вся еда досталась Мейде. Аяме злилась, дулась, но ничего с этим поделать не могла. Поэтому она яростно тормошила Аяо, убеждая его отправиться с ней за покупками на рынок.

Прозвенел телефон, и Аяо вздохнул с облегчением. Аяме огорченно уставилась на него, затем ушла на кухню придираться к Мейде.

— Май-чан? — сверившись с экраном телефона, произнес Аяо.

— Только не злись, Аяо-кун, — сказала Май-чан. Ее голос прозвучал как-то странно. — Я знаю, ты только приехал домой, но мне нужно срочно нужна твоя помощь. Сможешь прийти ко мне?

То, что Май сама обратилась к нему после вчерашней ночи, удивило Аяо. Однако он согласился.

— Спасибо, Аяо-кун.

Предупредив сестру и Мейду-чан, Аяо быстро надел куртку и вышел из квартиры. Уходя, он заметил обращенный на него взгляд Мейды — встревоженный и печальный. По-прежнему ли доверяла ему Мейда-чан? Или же поведения Аяо оттолкнуло ее от него?

После жаркого и влажного климата Окинавы вечерняя прохлада городских улиц была особенно приятна. Солнце притаилось за облаками. Уже высыпали на небо первые звезды — и они было гораздо более слабым и немощным источником освещения, нежели сияние неоновых вывесок. По стенам зданий поползли тени.

Аяо дошел до конца улицы и спустился в парк, вступив под сень деревьев. По ногами хрустнула ветка. Он посмотрел вниз, где, окруженный деревьями сакуры и зарослями азалий, стоял синтоистский храм.

Пройдя под аркой из сплетенных драконов, Аяо оказался в узком внутреннем дворике. Там его уже ждала Май-чан, которая уже успела переодеться после приезда в традиционную одежду мико. Ее белая рубаха в сгущавшейся темноте выглядела смутным пятном.

— Аяо-кун!

Май вдруг бросилась к нему и с всхлипом прижалась к его груди. Пораженный этим, Аяо не знал, что ему делать. Наконец он бережно приподнял склоненную к нему на грудь голову Май-чан и посмотрел в ее лицо.

Она плакала, и по ее щекам стекали слезы.

— Май-чан? — встревожился Аяо.

— Прости, что... что... Просто я...

— В чем дело?

У Аяо словно окаменела душа. Ему было все равно, страдает ли Май-чан или нет, да пусть хотя бы и орет от боли — все равно. Хотя нет, на кричающую в муках Май-чан он бы не отказался взглянуть, пускай и краем глаза. Осознание этого факта испугало Аяо.

Но он устал бояться. Поддавшись всего на минуту черной мутной волне, поднимавшейся со дна души, Аяо не совершит ничего плохого, разве нет?

Поэтому он позволил неведомому механизму отключить собственные эмоции. Тем более что эти эмоции были скорее наигранными.

— Май-чан, скорее говори, в чем дело, — холодно произнес Аяо. — Мне уже надоело стоять здесь на ветру.

— Прости! — снова всхлипнула Май. — Моя подруга... ты знал ее, Хи-чан... Знаешь, что произошло с ее семьей? Я только сегодня узнала и в таком шоке...

"Ты что, хочешь, чтобы я тоже расчувствовался и начал рыдать вместе с тобой? Да ты же идиотка. Самая настоящая, безмозглая дура!" — подумал Аяо. Теперь мысли текли легко и свободно, не стесняемые фальшивым сочувствием.

— Какая еще Хи-чан? — Аяо грубо схватил Май за плечи и встряхнул, чтобы она пришла немного в себя.

— Асами Хироко-чан, — пробормотала Май, утирая слезы. — Ее семью на днях вырезал какой-то маньяк. Хорошо, что ее самой там не было, когда это случилось. Бедная Хи-чан, я даже не знаю, что она чувствует... Аяо-кун, пожалуйста!

— Что?

— Пойдем со мной! Мы должны навестить Хи-чан!

"Навестить?" — Аяо хотелось вернуться домой, обратно к Аяме и Мейде. Однако что-то подсказывало ему, что отказывать Май в такой просьбе не стоит. Ведь когда прилив бездушия схлынет, он же сам первым пожалеет о таком поступке.

Мысль о том, что период равнодушия может затянуться, не пришла ему в голову.

5.

— Самое страшное, что ее младшую сестру так и не нашли, — сказала Май тихим голосом. — Наверное, маньяк забрал ее с собой.

"Забрал и трахнул! Забрал и трахнул!" — чуть было не ляпнул Аяо, но вовремя спохватился. Вместо этого он произнес постным тоном:

— Значит, она еще жива. Ее можно спасти.

— А вдруг он обидит ее?! — закричала Май в панике.

"Конечно же, он ее обидит. Много-много раз."

— Будем надеяться на лучшее, — успокоил ее Аяо.

Неведомая Асами Хироко по понятным причинам больше не жила в своем собственном доме. Ее приютила у себя Ишикава Каеде-сан, давний друг семьи Асами. Она работала с покойным отцом Хироко в одном университете и, как и он сам, имела звание профессора. Дом Ишикавы-сан стоял на самом отшибе Токио, даже дальше от центра, чем жилище самих Асами. Аяо представил, сколько ей нужно добираться до места работы, и поморщился.

"Теперь бедной Хироко придется жить чуть ли не в пригороде, как же я ей сочувствую," — подумал он.

— Аяо-кун, это так ужасно — потерять семью, — сказала Май. Голос ее дрожал.

Аяо не знал, есть ли родители у самой Май-чан, или же нет, или же они в отъезде, как и его собственные. В этот момент он вновь остро почувствовал собственную оторванность от окружающего его мира, и желание острить по поводу лишившейся семьи Хироко вдруг пропало. Он сумел обуздать себя и теперь смотрел на мир глазами нормального человека.

"Должен ли я что-то ответить ей?" — подумал Аяо, глядя на Май-чан.

Да. Должен.

— Май-чан, я понимаю, — склонив голову, произнес Аяо. — Ведь и я сам пережил нечто подобное.

Май принялась уверять его, что это неправда, что его родители скоро вернутся вместе с Аей-чан, но Аяо жестом прервал ее поток слов. Он сказал:

— Прибереги эти слова для Хироко, когда она будет ныть насчет своей пропавшей сестры.

"О, я так и не сдержался," — отстраненно отметил он про себя.

— Аяо-кун...

Некоторое время Май-чан молчала, а затем вдруг выпалила:

— Спасибо тебе, Аяо-кун!

Аяо пораженно воззрился на нее, а Май продолжала:

— Ты пытаешься так подбодрить меня, да? Держишься невозмутимо и хладнокровно, не давая мне впасть в панику? Это так ... это так в твоем духе, Аяо-кун!

Аяо вздохнул.

6.

Дом профессора Ишикавы располагался в западной части Токио. Небольшое строение из кирпича, во дворе цвели розы. Старое, рассохшееся, но пока еще не утратившее уютного вида. Окна были занавешены белыми кружевными шторами; почему-то Аяо почудилось в этом нечто неприличное.

Очень спокойное, тихое место — как раз отлично подходит для того, чтобы успокоить изорванные нервы и залечить душевные травмы. Возле входа висела табличка "Ишикава" с наполовину стертыми линиями. Еще немного дождей и ветров, и иероглифы окончательно сотрутся.

Кто-то черным маркером написал что-то поверх "Ишикавы". Приглядевшись, Аяо прочитал:

— "У вас пропала девочка пубертатного возраста? Не беда! Обратитесь в полицию ПРЯМО СЕЙЧАС! Результат ГАРАНТИРОВАН! Обратившимся до конца месяца — скидка в 15 процентов."

— Это что, шутка? Как можно так шутить?! — пришла в негодование Май-чан. Она принялась яростно оттирать надпись с таблички, но безуспешно. Наконец Май сдалась, когда обнаружила, что полностью стерла иероглифы "Ишикава", а издевательская надпись так и осталась невредимой.

— Тут еще иероглифы, — вдруг произнесла она. — Подпись. Смотри, здесь, в углу.

— Такамура Коске, — прочитал корявую надпись Аяо. — И что, это должно нам что-то сказать?

Профессор Ишикава Каеде ходила по дому в поношенном домашнем халате и тапочках на босу ногу. Волосы она зачесывала назад; чтобы удерживать их там, Ишикава-сенсей использовала очки в строгой металлической оправе, надвинутые высоко на лоб. Ей было под сорок, но профессор держалась с непринужденностью молодой девушки.

В отличие от нее, Асами Хироко была замкнутой, мрачной и неразговорчивой. Аяо, конечно, мог бы списать это на случившуюся с ней трагедию, однако у него возникло подозрение, что Хироко-чан была такой всегда. Она сидела на диване, глядя пустыми глазами в стену, в то время как ее пальцы разбирали и вновь собирали железную игрушку-головоломку. Увидев Хироко, Май-чан тут же бросилась к ней и обняла. Хироко не отреагировала на такое проявление сочувствия.

— Совсем раскисла, — шепнула замершему у порога Аяо Ишикава-сенсей. — Не представляю, как ее можно расшевелить. Придумай же что-нибудь, не стой как истукан.

Ишикава-сенсей использовала почему-то мужскую версию японского языка, что несколько удивило Аяо.

— Вы пробовали обращаться в полицию? — спросил он, игнорируя ее просьбу.

— Пробовали, — недовольно ответила профессор. — Они нас послали куда подальше. Полные уроды. Говорят, с резней в Минато разбираются, людей не хватает. Я им говорю — вам что важнее, мертвый политик или живая девочка? Меня даже слушать не стали, просто выкинули за дверь. А потом появилась эта надпись издевательская. И это еще что! Пока я была на работе, мне принесли письмо эротического содержания. Какой-то урод со смаком описал, как, куда и чем он будет иметь меня в разных позах. И подпись свою оставил, Такамурррра! Вот ведь мерзавец. Поймать бы извращенца и яйца ему оторвать, вот тогда он бы узнал, как я веду свои дела.

— Может, этот Такамура связан с полицией, — предположил Аяо.

— Наверняка! — согласилась профессор. — И что нам это дает? Я тебе скажу сама: ни-че-го! Разве что если мы похватаем подручные средства и пойдем громить полицейский штаб. Может, среди этих уродов и удасться найти нашего Такамуру. Но это все пустые мечтания. Не люблю мечтать попусту. Вот Широ-кун — он любил это дело, а я нет.

— Широ-кун?..

— Асами-сенсей, которого я в последний раз в гробу видела, среди цветочков и веночков. Бедняга посинел весь. Жалел, наверное, что Сакуру-чан не смог уберечь. Или нет. Нет, я думаю. Наверняка Широ в последние минуты жизни о своей машине продолжал думать. У него ведь голова только ей и была забита. Машина то, машина се! Идиот! Старый идиот! — разгорячилась Ишикава-сенсей. Хироко подняла голову и посмотрела на нее своим замутненным взором. Профессор поперхнулась своими же словами и, приобняв Аяо за плечи, потащила его на кухню.