Том 4. Овцы на бойне

— Да, — сказала Эри. — Мы ищем Фредерику Ланге. Я слышала, она прячется где-то в этом районе.

— Это кто?

— Глава немецкой епархии. Глупая девица в белом платье. Вы видели ее, Ацумори Аяо?

— Да, — припомнил он. — Сегодня утром видел, в этой школе. Девица в белом платье. Я ее зову Королевой чуланов.

— Вы говорили с ней?

— Нет.

— Это правильно. Она весьма опасна, — сказала Эри. — Люси-сан ранена. Думаю, это дело рук Ланге. Школа ограждена барьером. Поможете нам войти, Ацумори Аяо? Это хорошо, что мы встретились, ваша способность здесь кстати. Проведете нас в школу, и мы станем вам благодарны.

Громоздкие формулировки, сказанные ею, волшебным образом обретали скользкость и гладкость односложных предложений.

— А если нет? — спросил Аяо.

Сугимото Эри встала.

— Вы сильно изменились, Ацумори Аяо, со дня нашей последней встречи. Повысился уровень эмпатии. Люди из Института напали на вашу старшую сестру — и вы отомстили даже не Институту, а самому премьер-министру, который этот Институт спонсировал. Резкое решение. Вам небезразлична, значит, судьба вашей старшей сестры. Это хорошо. Нам есть, чем угрожать вам. Если вы откажетесь, то знайте, мы убьем Ацумори Аяме.

Аяо моргнул. Слова эти оказались для него полной неожиданностью.

— Нет, — сказал он.

— Мы можем. Убьем ее. Лишим ее жизни.

У Сугимото Эри красивые зубы, подумал Аяо, ровные, с блестящей эмалью. Может, вколотить ей эти зубы в глотку? Хоть эмоции какие-нибудь на лице появятся. Развязной эта Эри не станет, конечно, но вот первый шаг к превращению в генки будет сделан.

— Ацумори Аяо, — начала было Эри.

— Нет.

Эри склонила голову набок. Глаза равнодушные, подернутые дымкой. Ей все равно, каким будет ответ Аяо; пожалуй, ни согласие его, ни отказ не выжмут из нее даже капли эмоций.

"Любопытно, — подумал Аяо, — я шел поболтать с Мейдой, но получил вдруг моральную дилемму".

Под языком нацедилась металлическая лужица. Аяо почавкал немного, затем проглотил ее.

— Нет, — повторил он. — Убирайтесь прочь. В школу вы не войдете.

— Хорошо, — сказала Эри. — Я принимаю ваше решение.

Она подхватила Люси-сан на руки. Кивнула ему. Затем прижала маленькую хозяйку к груди и, развернувшись, пошла прочь. Аяо впервые заметил, что Эри была в белых кроссовках с черной подошвой; между нижним краем джинс и кроссовками была небольшая щель, и сквозь нее виднелись беленькие носочки. Аяо подумал: "Белые носки так легко испачкать", — и вспомнил, что нэ-сан недавно купила (после долгих размышлений) новую стиральную машину — взамен старой, сломавшейся уже давно.

— Вас не будет беспокоить чувство, подобное стыду? — крикнул он вслед.

Прежде чем Эри скрылась окончательно, Аяо произнес еще несколько правильных, хрустящих от пафоса фраз. Большую часть их он почерпнул из Мастерписа.

— Чего они хотели, Ацумори-сама? — спросила Мейда.

Аяо был занят — он с озабоченным видом рассматривал главный школьный вход. Заперто; а двери из крашеного дуба так просто и не сломаешь. Придется ломать окно.

— Ацумори-сама?

— Они хотели убить нэ-сан, — сказал он, рассматривая цветник.

— О! Я и не знала.

— Они сказали, что убьют нэ-сан, если я не стану им помогать. Я отказался, — Аяо вывернул из цветника два самых массивных камня и направился к школьному зданию.

— Ацумори-сама...

Мейда сидела на ступенях. Ее тонкая футболка белела в темноте; волосы же окончательно потемнели. Сидит, соединив кончики пальцев; будто размышляет о чем-то неприятном.

— Ацумори-сама, вы правильно поступили, что не согласились.

— В самом деле?

Аяо замахнул камнем; Мейда инстинктивно пригнула голову. Камень ударил в окно, блестяще-черное в сумерках, и прошел сквозь него. С легким звоном на землю посыпались осколки.

— Нельзя, чтобы какие-то там... — Мейда явно хотела произнести некое ругательство, — чтобы они указывали вам, что делать. Они не смеют поступать так. Они меня злят! — Мейда взмахнула сжатым кулачком.

В окне зияла теперь дыра с неровными краями. Аяо, стараясь не наступать на осколки, стал расширять проем с помощью второго камня. Стекло ломалось с приятным хрустом.

"Мейда злится, — подумал Аяо. — Не ожидал от нее подобного".

Он мечтал всегда, что Мейда станет интереснее, что реакции ее станут не столь шаблонными. Жаль, пока она возложенных ожиданий не оправдала.

Аяо сделал ей знак — вперед. Мейда спрыгнула со ступеней, подбежала к окну. Аяо подсадил ее и помог залезть внутрь. Затем, уцепившись за оконный косяк, забрался в школу и сам.

— Скажи, а ты бы убила ее? — спросил он, отряхиваясь от мелких осколков.

— Ацумори-сама?

Вокруг была липкая темнота. Аяо спиной задел стул, тот с грохотом опрокинулся.

— "Та женщина", Ацумори Аяме. Моя старшая сестра. Ты бы убила ее?

Мейда втянула голову в плечи.

— Ацумори-сама, я бы... Нет, конечно же! Это ведь ваша сестра. Как я могу!

— Не лги мне, — произнес Аяо невозмутимо. — Ты ненавидишь ее. Я знаю, какими словами вы обмениваетесь у меня за спиной. Скажи, Мейда-чан. Если я попрошу тебя об этом... сможешь ли ты убить ее?

— Если попросите вы...

Не найдя ответа, она села за стул. Волосы падали ей на лицо. Мейда склонилась голову так низко, что едва не касалась лбом парты.

— Если вы, то...

— То что?

Голос Мейды стал почти неразличим.

— Нет.

— Громче.

— Я не могу убить ее! — изо всех сил прокричала Мейда; звук этот отразился от потолка и унесся куда-то в коридор. Когда эхо стихло, Аяо спросил:

— Почему?

— Вам станет плохо, если я убью ее, — прошептала Мейда.

— Вот как, — разочарованно протянул Аяо.

"Неинтересная реакция".

— Почему вы спрашивате меня об этом? — жалобно произнесла Мейда. — Не надо. Не мучайте меня больше.

Аяо смотрел на нее и думал:

"И почему она столь скучна?"

Похоже, выхода нет. Стоит убить или искалечить Мейду прямо здесь — может, хоть тогда она проявит характер?

Звенела, забившись в темный угол, цикада, и звон этот далеко разносился по школьным коридорам; синусоида звука — сначала громче, затем на полутон тише, и вновь громче. Аюми не слышала даже собственных шагов. Она шла, наступая на внутренную часть стопы, легкой, размеренной походкой; простой механизм этого действия успокаивал. Окна, столь темные снаружи, оказались совершенно прозрачными изнутри: Аюми видела все, что было на улице — и свет восходящей луны, и темень улиц, и даже ирисы и фиалки, что росли в полукруге школьных цветников.

Школьный коридор — стены, разделенные двумя метрами, потолок с ослепшими лампами, пол, облицованный холодной плиткой и покрытый ковром; по коридору этому не раз ходили люди из Попечительского совета, поэтому выглядел он максимально представительно; во многих кабинетах пол облит был простым линолеумом. Аюми коснулась пальцем стены. Прохладная. Поежившись, она поспешила дальше. Директорский кабинет располагался на первом этаже. Пройти только холл (он же приемный зал), с его фикусами, глобусами и фонтанами, и нырнуть под лестницу — и можно уже стучаться в незапертую дверь, с табличкой "Директор школы" и с ручкой в виде знака инь-ян (черное железо, белое серебро).

Остановившись перед сумрачным глобусом, Аюми попыталась отыскать на нем Антарктиду; не найдя, расстроилась. Глобус имел лишь одно полушарие — северное.

"Что я здесь делаю? — подумала устало Аюми. — Почему я не дома? Плевать на пингвина. Плевать на все. Постоять под душем, отмыться, и сразу в постель. И в школу на следующий день не идти, прогулять. Зачем мне это? Куда я иду, что я делаю, черт возьми?"

Ответа не было.

Аюми слишком устала, чтобы сформулировать его.

Оставив глобус, она отыскала наконец-то дверь в директорский кабинет. Вот и знакомые иероглифы — "школа" и "длинный"; соединяясь, они образуют слово "директор".

Подняв руку, Аюми осторожно коснулась таблички. Пальцы уперлись в иероглиф "школа". По позвоночнику Аюми прошла дрожь.

— Накахара... Рейко-сан, — вымолвила она.

И тихо, надсадно завыла.

Звенала где-то далеко цикада, шумел ветер за окнами, поскрипывала чуть слышно полуприкрытая дверь — а Аюми стояла, с дрожащими губами, зажмурившись, сжав кулаки; из горла ее вырывался тонкий, ужасный звук.

Она скучает по матери.

Мысль эта пришла неожиданно и принесла с собой страшную боль; боль эта смыла всю злость и все отвращение, испытанные ей за этот день.

Сейчас ей овладела одна лишь обида на мать: почему та ушла, оставила вместо себя лишь пингвина — и эту вот табличку, с двумя никчемными, никому не нужными больше иероглифами?

— Ты ужасная мать. Ненавижу тебя, — пробормотала Аюми. — Ненавижу, ненавижу.

Мир расплывался в тумане слез.

— Ненавижу, — сказала она еще раз.

И повернула ручку, открывая дверь.

Знакомый кабинет: массивный стол, уставленный стопками бумаг и документов, стул, сзади — окно; шкаф у левой стены, горшок с кактусом-цереусом и заполненная бумажным сором урна — у правой; на вершине шкафа установлена статуэтка Будды, сделанная из латуни и алюминия. Лампа-таблетка под потолком, дешевый линолеумный пол. И девушка с серебристыми волосами, что стояла, опираясь одной рукой на директорский стол; одета она была в светлое, почти что белое платье. Глаза ее в темноте казались огромными и немигающими. Заметив Аюми, девушка издала странный звук — что-то вроде "Нет!", и заслонилась руками. Лунный свет, падавший из окна, делал ее фигуру странно плоской, словно бы двухмерной.

Аюми моргнула. Из глаза ее вытекла слезинка; прочертив щеку, капнула на грудь. Аюми медленно, не совершая резких движений, утерла щеку тыльной стороной ладони. Аюми была слишком удивлена, чтобы предпринимать что-либо. Так они и стояли: девушка в глубине кабинета, и Аюми на пороге; ни одна из них не шевелилась.

А затем раздался шум и прозрачный звон: будто вывалилось из рамы и разбилось стекло. Звук шел со стороны коридора. С некоторым усилием Аюми отвела взгляд от девушки и выглянула наружу — проверить, не случилось ли чего.

Когда она вернулась, девушки уже не было.

— Эй, — позвала Аюми.

Она рывком распахнула шкаф. Никого — лишь полки, уставленные книгами.

— Эй, ты где?

Аюми опустилась на колени и заглянула под стол. Там девушки тоже не оказалось.

— Я ведь все равно...

Еще одна слеза скатилась по щеке; ее Аюми смахнула уже с раздражением. А после промокнула глаза коротким рукавом футболки; на рукаве осталось влажное пятно.

"Исчезла, — думала Аюми, разглядывая потолок. — Может, мне привиделось?"

Лунный свет, преломляясь, создает оптические иллюзии. Это доказала еще Харуна-семпай в "Сладкой волшебнице Якумо-чан": ее коронный прием — "Белая радуга" — и основан на свойствах лунного света.

"Привиделось", — решила окончательно Аюми.

Неизвестно почему, но вывод этот разочаровал ее. Аюми, уже не скрываясь, вышла из кабинета. Ей захотелось пройтись еще немного по школе; заглянуть, быть может, на другие этажи, побродить по крыше, посетить и подвал, и морозильную камеру. В крови кипел адреналин; мысли о матери оступили куда-то. Аюми решила, что это и к лучшему. Не стоит раскисать, она ведь...

Голоса.

Аюми остановилась.

Она слышала человеческий голос; звучал он глухо — значит, говорят за дверью. Двери лежат по обе стороны коридора. Кабинеты, клубные комнаты. Где именно?

— ..Н-не знаю, Ацумори-сама, — вдруг раздалось явственно, и одна из дверей сдвинулась.

Аюми, спохватившись, заскочила в первый попавшийся кабинет.

— Не понимаешь? Пусть так. Ты слишком глупа, чтобы понимать, — произнес другой голос.

— Ацумори-сама!..

— Но это не имеет значения. Будь со мной, Мейда-чан, и вместе мы пройдет сквозь все испытания.

— Ацумори-сама!

Раздался звук; будто один стал радостно обнимать второго, а тот — его отпихивать.

Ацумори-сама.

"Ацумори Аяо", — внезапно дошло до Аюми.

Ее одноклассник, необщительный, глуповатый на вид, с оловянными глазами; сидит себе на задней парте у окна и молчит. Похож чем-то на андроида — из тех, с молочными кишками и электронным мозгом. Ацумори был известен своими странными выходками: однажды он безо всякой видимой причины напал на Рио Чиери — тогда еще новенькую в их классе. Аюми не знала, нравится ли ей Ацумори или нет; за весь прошлый триместр они обменялись от силы десятком фраз. Кога-кун считал Ацумори своим другом. Аюми вообще не понимала, как можно считать другом андроида.

Она прижалась к двери и стала слушать внимательнее, не упуская ни слова. Что здесь понадобилось Ацумори? Что он в школе забыл? Одно дело — она, Накахара Аюми, она выросла здесь, она любит эту школу. А он? Пришел сюда для темных дел? Наверняка ведь.

— Ацумори-сама, а как вы убьете Королеву чуланов? Она сильная, наверное.

— Вот, — сказал Ацумори.

— Стекло?

— Осколок. Подобрал в кабинете. В ладонь удобно ложится. Колоть можно, резать тоже.

Они обсуждают... убийство? Аюми стало не по себе. Второй голос она тоже узнала — Мейда, ее одноклассница, странная девочка без фамилии и школьной формы. Когда бывает в школе, не отлипает от Ацумори и Орино Май.

Странная привязанность.

— Ацумори-сама, я...

(Sagashimono wa nan desu ka?)

Непринужденная и легкая песня. Аюми установила ее на телефон в качестве звонка.

(Mitsukenikui mono desu ka?)

Телефон вибрировал в тесном кармане шорт. Обмирая от ужаса, Аюми поняла — ей кто-то звонит, прямо сейчас, в эту секунду.

Она перестала дышать.

— Пурум-пурум, — рассеянно произнес Ацумори Аяо. — Неужели, Мейда-чан, мы нашли Королеву чуланов?

Дверь медленно сдвинулась вправо. Почти без скрипа, все сочленения и рельсы смазаны тщательно. Напевая под нос, Ацумори Аяо вошел в пустую комнату. Из трех окон, не подернутых шторами, тек лунный свет; обрисованный им, Ацумори выглядел опереточным злодеем — высокий, болезненно тощий, в черно-белом одеянии, с лицом, полускрытым в тени; он шел, неторопливо осматриваясь, бормоча: "Королева, где же ты?", — и пальцем постукивая по партам. Вместо глаз — тьма; подбородок же виден четко, и четко видна широкая, разорванная улыбка. Ацумори предвкушал уже кровавую расправу. В правой руке, зажав между большим и указательным пальцем, он держал стеклянный осколок.

— Ацумори-сама, это Королева чуланов? — спросила Мейда, входя следом. Она выглядела чем-то расстроенной.

— Возможно.

"Если выберусь отсюда, — подумала яростно Аюми, — то обязательно этих двоих возьму в оборот. Пускай они и убийцы. Да. Плевать, что они убийцы".

Это единственное, что она могла сделать. Аюми даже пошевелиться была не в силах. Рот ее сжимала узкая ладонь, от которой приятно пахло духами; другая ладонь лежала на животе — фиксировала центр тяжести. Похоже, Аюми стала пленницей Королевы чуланов — если это существо действительно так зовется. Девушка в светлом платье, с серебристыми волосами; она все-таки существует.

Когда прозвучала мелодия звонка (вызвав тем самым интерес Ацумори) Аюми решила, что ей конец; однако из чулана высунулась бледная девичья рука — и силком втащила растерянную Аюми к швабрам и тряпкам. В чулане телефон выпал; ударившись о пол, он тут же отключился. А Накахару Аюми после недолгой борьбы обездвижили. Она и не ожидала, что сдастся так легко.