На то они и люди

Когда наступило субботнее утро ко мне зашел Кляча. Я жил отдельно от остальных, в небольшой комнатке между казармами.

— Привет, как успехи? — мы пожали руки.

Я звучно зевнул и ответил с натянутой улыбкой:

— Движемся с черепашьей скоростью, но семимильными шагами.

Он почесал затылок:

— Останешься здесь на выходные? Со мной? Нам нужно многое обсудить, я как главнокомандующий хотел бы услышать полный отчет о проделанной за неделю работе.

Я действительно удивился. Ведь он обещал, что я буду свободен с субботы на воскресенье. Я всю неделю думал о Машеньке, о родителях. Я ему поверил, а он вот так со мной. Я сорвался на крик:

— Ты же, блин, обещал, что я смогу видеть близких каждую неделю!

Он только усмехнулся:

— В этом бункере двумя этажами выше есть лазарет, с самой современной техникой. В воскресенье вечером Машу перевезут туда.

Я от ликования чуть в ладоши не захлопал, но обниматься все же полез. Маша! Здесь! Я не мог в это просто поверить.

— А родителей ты не собираешься сюда перевозить?

Он еще раз усмехнулся. Он вообще любит усмехаться, как я заметил:

— Они уже здесь, ждут, когда ты перестанешь мять мой сегодняшний костюм, выпустишь меня из объятий и выйдешь к ним.

* * *

Встреча с родителями меня и порадовала и огорчила. Отец был горд, а мама все время плакала и извинялась. Я провел с ними около часа, даже пригласил на завтрак, но они отказались, сославшись на срочные дела в Ковчеге. Я их понимал. Им было и радостно видеть меня и больно в одно и то же время.

У нас на Базе с первого дня было заведено, что я первым сажусь за стол и последним встаю. Чтобы остальные бойцы не торопились с приемом пищи.

В это утро все уже вышли из столовой, оставалась только Аврора. Она и есть-то особо не ела, так, ковыряла вилкой в тарелке. Я понял — она хочет со мной поговорить.Я обратился к ней:

— У тебя ко мне какое-то дело?

— Да, только я не знаю с чего начать, — ответила она.

— С самого начала, — улыбнулся я.

Она пересела на соседнее с моим место, взяла меня за руку. Ее ладонь была не меньше чем у любого из парней нашей команды, такая она была крупная девчонка. Я испугался, что сейчас начнутся признания в любви и так далее, но мои тревоги не оправдались. Она посмотрела мне прямо в глаза:

— Я узнала у Клячи, что мы выходим в поход восемнадцатого сентября, в пятницу.

— Ну да, это ни для кого не секрет. А в чем проблема-то? — я удивился.

Она не отпускала руку:

— У меня день рождения двадцать третьего сентября. Мне исполнится семнадцать. Ты, Гром, должен меня взять в команду. Другого шанса у меня не будет. Ты понимаешь?

Грома громом! Черт возьми, как же мы с Клячей упустили этот момент, когда набирали команду. Я попытался освободить руку, но она не отпускала, еще крепче сжимая ее. Тогда я сказал:

— Ты сегодня же покинешь расположение Базы.

Она закричала:

— Нет! Ты не можешь так со мной поступить!

— Еще как могу. Зачем мне брать тебя в команду, если ты в любом случае умрешь. А двадцать третьего у тебя может снести крышу, и ты похоронишь с собой еще полкоманды.

Она отпустила руку:

— Если я доживу до вечера двадцать второго сентября я пущу себе пулю в лоб. Ты не можешь мне отказать, чисто по-человечески не можешь.

Я встал со стола. Вытер салфеткой губы. Потом сказал:

— Ты отчислена из группы. Разговор окончен. Возвращайся к родным, к любимым. Живи и радуйся жизни.

Ее мощные плечи затряслись от рыданий. Большая сильная девушка. Я не стал смотреть, как она плачет, не стал ее успокаивать, просто направился к выходу. Она крикнула мне в след:

— У меня нет больше любимого. Он умер там, в Хеллусе.

Я ответил:

— Ты найдешь себе другого. Прощай Анна. Нам будет тебя не хватать.

Мы уже начали терять бойцов, еще даже не войдя внутрь, на первой неделе тренировки. Это был плохой знак.

4.

Ребята разъехались по домам в пять часов вечера. Без них на Базе стало как-то скучно и одиноко. Я очень привык к ним за прошедшую неделю. Какая-то пустота навалилась на меня. Словно все свободное пространство Вселенной в один прекрасный миг сконцентрировалась над моей головой и, решив наполнить собой мое сердце, накрыла меня сверху, обволакивая плоть и погружаясь в самые потаенные уголки души.

Я полюбил ребят. Всех, до единого. Все они были смелыми и отважными.

Дети. Они ведь еще дети. Но уже такие взрослые.

Какие же они все разные, черт возьми!

Герман. Малыш Герман. Молчун Герман. Стесняется, краснеет, с девочками вообще боится разговаривать. А ведь я заметил, как он смотрит на Кареглазую. А лучше переведу я ее в Бету. Посмотрим, может это его немного оживит.

Ну а Олень? Полная противоположность, а ведь они лучшие друзья. Странно все это. Хотя, что в этом странного? Противоположности сходятся. Общеизвестный факт. Они как две половинки, дополняют друг друга. Один молчун и скромник, другой задира и балагур.

Я решил проанализировать самых вероятных кандидатов на данный момент.

1. Муха — без вопросов.

2. Рустик — если брать Рустика, то придется оставить Татарочку. Любовные истории в реальном бою только повредят. Однажды возвращаясь от Клячи, заметил его ползающим по полу и внимательно изучающим паркет. Словно он что-то потерял. Мне это тогда показалось странным. Но кто из нас обычен?

3. Малышка или Меркурий. Опять любовь. Да что за напасть.

4. Череп — я верю, что он исправится, но нельзя давать ему поблажку. Пусть потом и кровью добьется моего расположения.

5. Миф — с ним будут проблемы, скоро уже. Он всегда считался следующим по старшинству после Черепа. А теперь, когда я дал Мухе сержанта Миф взорвется. Но уж пусть взорвется из-за этого и сейчас, чем потом, когда от него будут зависеть жизни других ребят.

Все напряжены до предела. Череп слетел первый. Разрядку получил и успокоился. Аврору я выгнал. Осталось еще одиннадцать ребят. Каждого надо разрядить. И как можно скорее. И тот, кто после этого успокоится — тот и сможет пройти Хеллус, хоть сто раз. Но если в команде будет хоть один лишний — всем остальным можно смело начинать писать завещание.

6. Феникс — пока без вопросов. Посмотрим, что будет после эмоциональной нагрузки, которую я уже запустил, отправив его без видимых причин в Бету.

7. Кареглазая — чем пронять ее, я пока не знаю. Но будет день, будет пища. Глядишь, само по себе что-то выплывет. Тем более Катьку я перевожу в Бету, может из этого что-то и выйдет.

8. Герман — боец знатный, но уж больно скромный. Посмотрим, посмотрим...

9. Олень — пока без вопросов.

10. Татарочка — без сомнений — НЕТ. Капризная красотка идет, чтобы мстить за брата, а мне нужны не мстители в черных масках и широкополых шляпах. Мне нужны бойцы. Но с другой стороны я смогу пронять Рустика, если начну делать знаки внимания красавице Гузель. Это мысль.

11. Меркурий — он мне нужен там, но мне нужна и Малышка. Если бы я смог взять их обоих...

12. Голый — остается в любом случае.

13. Аврора — покинула Базу навсегда.

Как все непросто.

* * *

Я развалился в общей зале в кресле, по-ковбойски закинув ноги на стол, и размышлял о прошедшей неделе, об успехах и неудачах, когда появился Кляча. Одет он был в шорты и футболку, на ногах легкие кроссовки. Обычно он более строго одевался на Базе, поэтому я спросил:

— Спортом решил заняться?

Он поморщился:

— Не-а, жарко.

Я нехотя слез с насиженного места, подошел к холодильнику, налил себе фруктового напитка. Витамины не помешают. Обратно вернулся на кресло и лишь затем спросил:

— Чем займемся? Я приготовил небольшой отчет о проделанной работе, тебе будет интересно.

Кляча налил себе полную рюмку водки, выпил, потом сразу еще одну:

— Мне интересно, конечно, но давай лучше обсудим все в другой раз. Надо поговорить о другом.

— О чем еще?

Я чувствовал, что ему предстоящий разговор не доставляет удовольствия.

— Ну, и? — потребовал я.

Кляча прихватил бутылку с собой, еще какую-то закуску, сел напротив:

— Зачем ты выгнал Аврору?

Странно, он вроде бы не хотел вмешиваться:

— Через пять дней после нашего спуска у нее день рождения. Семнадцатилетие.

Кляча выпил еще:

— Она же согласилась покончить с собой накануне дня рождения?

Я удивился:

— Ты хочешь, чтобы я тащил с собой явного смертника?

Он не смотрел на меня, сказал лишь:

— Аврора могла бы помочь сохранить несколько других жизней.

Тут до меня дошло.

— Ты мне предлагаешь, чтобы я прикрывался Анной до поры до времени, а потом прикончил ее? Ты это имеешь ввиду?

Он кивнул.

Я не знал, что и сказать. Гнев, негодование, злоба захлестнули меня. Да что он в самом деле. Как можно быть таким черствым, как? Но я все же сдержался и решил не портить отношения:

— Давно у меня назрел один вопрос. Все забываю спросить. А этот случай с Авророй натолкнул меня.

— Спрашивай.

Я сделал большой глоток, убрал стакан на стол и лишь затем сказал:

— Нерационально получается. Ведь если бы команды шли друг за другом, без трехмесячного перерыва уже давно Врата открылись бы. А сейчас Хеллус пустует.

Он улыбнулся:

— Нет, отчего же, там орудует франкоговорящая команда, После них англичане и америкосы. Затем скандинавы. Китайцы последние и мы сразу после них.

Я обрадовался:

— Ну, значит, мы можем даже не попасть внутрь, эти заграничные ребята все сделают в лучшем виде, а мы просто сядем на Ковчег и в Новый мир.

Кляча замотал головой:

— Ничего они не сделают, Там только китайцы далеко прошли — они на четвертом снизу уровне. Остальные до сих пор первые два этажа не могут осилить.

— Не понял, а вы что же, не можете научить их, дать наработки?

— Политика, Гром, сложная штука.

Волна, обжигающе холодная волна гнева обожгла меня изнутри. Вот теперь я уже не сдержался:

— Да ты, блин, охренел царь долбанный. Ты хоть понимаешь, что тут на политику насрать, всем, кто туда идет. Ты со своими долбанными выкидонами решил стать царем нового мира? И пускать иноземцев только, если они поклянутся тебе в вечном вассальстве? Так да?

Если я вскипел, то Кляча просто взорвался:

— Да ты в своем уме? Ты что же думаешь, мне этот сраный титул нужен сильно? Да я ни хрена этой страной не управляю. Я только на встречи хожу с такими же клоунами от власти, как и я. И говорим мы уже заранее отрепетированные фразы, которые придумывают для нас спецслужбы, которые как раз и имеют настоящую власть. А мы марионетки. Ты, сопляк шестнадцатилетний, в тысячу раз свободнее меня. Да если бы я мог — я бы уже давно ушел в Хеллус и прошел до Врат, но я — кляча, понимаешь, старая кляча. Откуда, думаешь, такой ник? Я даже сдохнуть не могу как все вы, нормально, и придется мне гнить на этом гороховом троне. Теперь ты понял?

* * *

Двигаясь по коридорам "-4" этажа, я не замечал ни скоплений людей в белых и синих халатах, ни удивленных взглядов, которые то и дело бросали на молодого парня в военной форме. Но никто меня ни о чем не спрашивал, а я тем более не стремился к разговорам, с кем бы то ни было.

Машеньку привезли полчаса назад и я торопился к ней. Быстрыми шагами я покрывал расстояние между нами. Сердце рвалось наружу. Что я ей скажу? "Привет, любимая". Нет, лучше ничего не говорить. Просто подойду, сяду рядом, возьму за руку. Она все сама поймет.

Я обидел Клячу, незаслуженно, но сейчас я выкинул из головы все проблемы и только сила воли не позволяла мне пуститься бегом к своей половинке.

Я уже давно начал думать о Машеньке, как о второй половинке, даже скорее как о трех четвертях. Только она могла разбудить во мне такие чувства, как нежность, ласку, любовь. Особенно сейчас.

Я пролетел два коридора, чуть не сбил двух докторов. Один даже успел что-то проворчать неприятное мне вслед, но я даже не обернулся. Дверь, к которой я так спешил, замаячила впереди.

Я невольно остановился, переводя дух. Было бы глупо входить, запыхавшись, и не суметь и двух слов связать. Если бы можно было здесь курить! Вот я и стал курильщиком.

Я протянул дрожащую руку и осторожно приоткрыл дверь.

Маша в виртуальном шлеме полулежала на больничной кровати. Комната была белой. Полностью белой. Белые стены, белый потолок, белая мебель, белые шторы. Только рыжие волосы из под шлема. Такие родные и дорогие глазам и сердцу. Она не могла знать, что я здесь. Даже если я подойду и возьму ее за руку, она не поймет, что я нахожусь рядом.

Я заворожено застыл на пороге. Как я ждал этого момента всю неделю! А ведь раньше я мог хоть каждый день проводить с ней время, сколько угодно времени.

Странное существо — человек. Когда может протянуть руку и взять что-то, эта вещь ему не нужна. А стоит лишить его такой возможности, на стену лезет от скуки.

Рядом с кроватью стоял стул, наверное, остался после посещения лечащего врача или сиделки.

Я осторожно опустился рядом. Не шумел, но это излишне. Она все равно ничего не заметит, пока находится в другом мире. В мире ее Грез. А мой мир Грез сейчас был здесь, с ней. Я сознавал это всеми фибрами души. Я полюбил этот мир в одно мгновение.

Но я все равно старался не производить и малейшего звука, чтобы не спугнуть этот миг, который застыл в воздухе, который зарядил меня такой мощной энергией!

Сколько я так просидел я не знаю, время в тот момент потеряло для меня смысл. Я держал любимую за руку, и любовался ее сказочным подбородком и мягкими розовыми губами. Гладил волосы.

Где сейчас она? Так мирно и спокойно лежит, словно спит. Только маленькая нежная грудь под майкой вздымается в такт ровному дыханию.

Такое умиротворение я не мог нарушить. Я не стал будить ее, даже когда открылась дверь, и мужчина в белом халате попросил меня покинуть помещение. Ей нужен покой, объяснил он. Я еще раз посмотрел на нее, пытаясь запечатлеть в памяти все до мельчайших подробностей. Словно мы больше никогда не увидимся. Поцеловал ее маленькую худенькую ручку и вышел. Вернулся к себе на "-6" этаж.

И уснул.

В первый раз за неделю я спал спокойно.

Мне снилось поле. Много цветов. Ромашек. Васильков. Еще каких-то цветов, названия которым я не знаю. А посреди поля Маша, улыбающаяся, вся в веснушках. Зовет меня, а солнце — желтое. В первый раз я видел настоящее солнце и в с первого раза я его полюбил. Относился не просто как к небесному телу, которое висит где-то там, в миллионах километров, а как к живому и доброму другу. А Маша улыбалась и звала меня к себе. А я шел к ней, но расстояние так и не сокращалось. Я побежал. Я уже задыхался. Но она была все так же далеко. И тут она сама сделала шаг в мою сторону и в мгновение ока оказалась рядом, в моих объятиях.

* * *

Началась вторая неделя. Об этом известил меня будильник. Шесть часов утра, наверное, никто еще не вернулся на Базу, сбор был в семь. Каково же было мое удивление, когда в фойе я встретил всю команду в полном составе.