Императрица Сиси

Следователь (Lechet): Вас обвиняют в попытке покушения на Ее Величество Императрицу Австрии. Вы сознаетесь в этом поступке?

Лукени. Да (...)

Следователь. Ваша фамилия?

Лукени. Лукени.

Следователь. Имя?

Лукени. Луиджи.

Следователь. Когда родились?

Лукени. 23 апреля 1873го.

Следователь. Где?

Лукени. В Париже.

Следователь. Но вы же итальянец.

Лукени. Да.

Следователь. Имя вашего отца?

Лукени. Не знаю.

Следователь. Незаконнорожденный?

Лукени. Да. (...)

Следователь. Род занятий?

Лукени. Рабочий.

Следователь. Почему вы приехали в Женеву.

Лукени (молчит)

Следователь. Ну? Должны же вы знать, почему приехали в Женеву.

Лукени. Это я прекрасно знаю. Я прочел в газете — в лозаннской газете — что в Женеве остановился принц Орлеанский.

Следователь. И?

Лукени. Я приехал, чтобы убить его.

Следователь. Вы имеете в виду претендента на французский престол?

Лукени. Да... Но его я не нашел... Тогда я поклялся, что убью любую высокопоставленную особу, будь то принц, король или президент республики. Какая разница. Все они из одного теста.

(звонит телефон)

Следователь. Императрица Австрии только что скончалась от полученных ран.

Лукени. Да здравствует анархизм! (...)

Следователь. Опишите содеянное.

Лукени. Был час с небольшим, когда я заметил что императрица вышла из отеля с той женщиной, которая сопровождала ее вчера и сегодня утром.

Следователь. Вы сказали, "с той женщиной, которая сопровождала ее вчера и сегодня утром?"

Лукени. Да, именно так.

Следователь. Откуда вы это знали?

Лукени. Откуда знал? Потому что со вчерашнего дня я следил за ней. Откуда еще?

Следователь. Хорошо, продолжайте. Вы видели, что императрица вышла вместе со своей придворной дамой.

Лукени. Да, они направились вдоль озера к причалу Монблан. Чуть раньше из отеля вышел слуга с двумя пальто в руках — такие пальто носят великосветские дамы — и пошел к кораблю Geneve. Я знал, что Geneve отчаливает в 1:40 к Террье, что возле Ко. А в Ко, как мне было известно, императрица проходила лечение.

Следователь. И?

Лукени. Стало быть, все шло, как я планировал.

Следователь. Но вы ведь спланировали это не сами.

Лукени. А кто же еще?

Следователь. Вы лишь выполняли приказ. Вы подчинялись чьим-то командам. Нам это прекрасно известно (на самом деле, следователь блефовал в надежде, что Лукени выдаст сообщников).

Лукени. Верьте во что хотите. Все шло так, как спланировал именно я. Я один. Я подбежал к ней и преградил дорогу. Затем нагнулся и заглянул ей под зонтик. Я не хотел наткнуться на ту вторую. Ведь они обе были в черном. И вовсе она не была прекрасной. Наоборот, уже очень старой. И всякий, кто скажет иначе, не знает, о чем болтает. Или просто врет.

Следователь. И потом? Что случилось потом?

Лукени. Ничего. Я ударил ее. Вот и все.

Следователь. Чем?

Лукени. Очень острым орудием. (Как выяснилось позже, заточенным напильником, таким маленьким, что графиня Штарай даже не заметила его в руке Лукени).

Следователь. Почему вы решили бежать? Куда вы направлялись? Отвечайте немедленно!

Лукени. Я не собирался бежать.

Следователь. Не собирались? Выходит, вы убегали на всех парах просто упражнения ради?

Лукени. Я направлялся в полицию. Так было задумано с самого начала. Я хотел открыто заявить, почему я так поступил.

Следователь. Почему же вы не остались на месте? Так было бы логичней.

Лукени. Я не хотел, чтобы меня линчевала озлобленная толпа (...)

Следователь. Вы хотите что-нибудь добавить касательно вашего поступка?

Лукени. Я сознаюсь в преднамеренном убийстве австрийской императрицы. Я рад услышать о ее смерти. Я анархист.

Как выяснилось впоследствии, Луиджи Лукени, незаконнорожденный сын, воспитывался опекунами, которые взяли его не потому, что у них душа лежала к детям, а чтобы разжиться деньгами, которые правительство выдавало на содержание сироты. Он вырос в маленькой деревушке, пошел в школу в 6 лет, а после занятий подрабатывал помощником садовника. В 10 лет он закончил школу и устроился подмастерьем каменщика, в 16 работал на железной дороге. После записался в итальянскую армию, где служил под начальством принц Арагонского. Принц сообщил, что Лукени был одним из лучших солдат в его полку. По окончанию службы он даже стал камердинером принца. Затем ни с того ни с сего Луиджи Лукени уволился и связался с анархистами.

В заключении он развлекался тем, что писал письма в разные газеты, излагая им свои теории мироустройства. Среди его адресатов была и жена принца Арагонского — вот уж кому наверное было "приятно" получить весточку от бывшего слуги! Лукени надеялся стать мучеником революции. Правда, о мученическом венце нужно было раньше позаботиться — например, остаться на месте преступления, авось кто-нибудь да линчует. Но проблема заключалась в том, что в Женеве смертная казнь была отменена. Суд присяжных приговорил его к пожизненному заключению, что для анархиста стало было тяжким ударом. Потому что за долгие годы общественность, разумеется, утратила к нему всякий интерес. И когда 19 октября 1910 года он повесился в камере на собственном ремне, никому уже не было до него дела.

О смерти жены императору сообщили в тот же день. Закрыв лицо руками, он простоял в молчании несколько минут, затем сказал "В этом мире для меня уже ничего не осталось." Новости о трагедии мигом облетели Вену. Женщины и дети рыдали на улицах, оплакивая императрицу. Разумеется, некоторые горожане предпочитали скорбеть более творчески — не обошлось без погромов, направленных против проживавших в городе итальянцев. Соболезнования летели со всех европейских дворов, от президентов латиноамериканских стран, от императора Японии. Невозможно было поверить, что Элизабет, самая ослепительная женщина Европы, много лет служившая эталоном элегантности, погибла нелепой смертью от рук анархиста — она, которая так мало интересовалась политикой! Казалось, после Майерлинга и после этой трагедии ничто уже не могло быть хуже. Блистательный мир, полный красоты и благородства, стремительно приближался к закату.

...Это все? Но так несправедливо. За Элизабет должно остаться последнее слово. Поэтому на прощанье я расскажу вам еще одну историю, отчасти забавную, отчасти печтальную, но очень романтичную.

Итак, мы снова переведем стрелки часов назад и попадем в 1874й год, когда все наши герои жили и здравствовали. И отправимся на бал.

Балы при габсбургском дворе подчинялись строгому церемониалу и, скорее всего, были весьма скучны. Среди напыщенных аристократов особенно не разгуляешься, не повеселишься и не подурачишься. А хотелось. Другое дело — так называемые "элитные балы", которые на самом деле были не такими уж элитными. Скорее наоборот, ведь их организовывали разношерстные группы — работники железной дороги, художники, водители фиакров, военные, расквартированные поблизости. На таких балах-маскарадах молодой человек мог подойти к барышне безо всякого формального представления, обратиться к ней на "ты", и протанцевать с ней всю ночь, так и не узнав ее настоящего имени. Иными словами, то было время для легкого, ни к чему не обязывающего флирта.

Однажды самой императрице захотелось испытать это неведомое ощущение и она тайком посетила карнавал. Вообще-то, она любила путешествовать инкогнито, хотя довольно часто ее разоблачали. Чего стоит хотя бы тот случай, когда во Франции она решила прокатиться в трамвае и протянула кондуктору пригоршню монет, чтобы он сам отсчитал, сколько нужно. Тем не менее, в своих конспираторских способностях Элизабет не сомневалась. Мужа она в свои планы не посвятила — Франц Иосиф пришел бы в ужас, узнав что супруга решила пуститься во все тяжкие — зато взяла в конфидентки фрейлину Иду Ференчи. Та была только за.

Поздней ночью, когда весь дворец спал, Элизабет приступила к выполнению плана. Великая мастерица перевоплощений, она надела роскошное домино из желтой парчи, волосы скрыла под рыжим париком, а лицо — под маской с черной вуалью. Как же далека она была от народа! Дорогое одеяние не давало императрице слиться с толпой — еще бы, ведь простая модистка или домохозяйка никогда бы не позволила себе ТАК потратиться на маскарадный костюм.

Для пущей загадочности, Элизабет назвалась "Габриэллой."

Ида и новоокрещенная Габриэлла вошли в бальную залу, проследовали на балкон и оттуда следили за танцующими. Чувствую себя обделенной мужским внимание, Элизабет заскучала, а компаньонка предложила ей выбрать любого мужчину в зале, пообещав, что тут же его приведет. Как бы он ни сопротивлялся. Императрица указала на довольно симпатичного молодого человека. Ида спустилась в зал, заговорила с ним а-ля Азазелло с Маргаритой и поняла из его ответов, что юноша не принадлежит к высшему обществу. Иными словами, при виде Элизабет он не мог воскликнуть — "Сиси, а ты что здесь делаешь? И маску зачем-то нацепила." Следовательно, молодой человек был подходящей добычей.

— Вы не сделаете мне одолжение?

— Да, конечно.

— Моя подруга стоит на балконе, одна-одинешенька, и скучает до смерти. Вы ведь не откажетесь развлечь ее хотя бы несколько минут?

— Почему бы нет?

Подойдя к Элизабет, молодой человек представился Фрицем Пакером, клерком в одном из министерств. Фриц был не дурак и с первой же секунды разгадал, что женщина в желтом домино — важная птица. Поначалу разговор не клеился, тем более что Элизабет задавала ему самые некарнавальные вопросы — А что люди думают про правительство? А про императора? А императрицу Фриц видел? Ну и как она ему? Симпатичная ведь, правда? Наверняка бедняга решил, что нарвался на шпионку, ведь должны же доносители где-то проводить досуг. Потом он подумал, что, возможно, разговаривает с самой императрицей, но эта идея была еще более фантастичной. Он ответил "Габриэлле" что да, он видел как Элизабет скакала по Пратеру, что она была ослепительно красивой, но горожане критикуют ее, потому что она редко появляется на публике и вообще предпочитает общество лошадей и собак. Хотя что возьмешь с бедняжки, если у нее такая наследственность — кажется, ее отец хотел бы стать цирковым наездником.

Ни с того ни с сего таинственная незнакомка спросила — "Как вы думаете, сколько мне лет?" Вопросик еще тот, но за ответ Фрица можно было убить без особой жалости — "Вам-то? Ну где-то 36." Элизабет, которой на тот момент стукнуло 37, все же не сбросила нахала с балкона, лишь отозвалась "Не слишком-то вы вежливы. Можете идти." Но Фриц уходить не собирался, потому что несправедливо его таскать из зала на балкон, чтобы задать парочку вопросов и прогнать обратно. Его недовольство было вполне объяснимым, так что Элизабет отчасти успокоилась и смягчилась. С этого момента беседа текла более оживленно. Оказалось, что у них были общие интересы, оба любили Гейне. Следующие два часа они прогуливались по залу и танцевали. Молодой человек заметил, что его спутница явно не привыкла к толпам — она вздрагивала, стоило кому-нибудь ненароком ее задеть.

— А вы, должно быть, дама из высшего света. Принцесса, не иначе. Это заметно по вашему поведению.

— Однажды я расскажу вам, кто я такая, но не сегодня. Мы еще увидимся. Вы сможете приехать в Мюнхен или Штутгарт на рандеву? Видите ли, у меня нет дома и я всегда в пути.

— Я приеду, когда вы пожелаете.

Элизабет записала его адрес и сказала:

— Пообещайте, что когда проводите меня до кареты, вы уже не вернетесь в бальный зал. Только не сегодня. Не этой ночью.

Ее спутник пообещал но, провожая Элизабет, вскричал — "Я хочу знать, кто вы!" Он попытался сорвать с нее маску, но в этот момент верная Ида встала между ним и Элизабет.

Императрица убежала в карету, не оставив на лестнице даже хрустального башмачка.

Здесь бы и поставить точку, но жизнь иногда бывает такой графоманкой!

Неделю спустя Фриц получил письмо из Мюнхена (дата на письме поставлена рукой Элизабет, но текст написан измененным почерком). В письме говорилось, что Габриэлла обещала дать ему знать о себе и вот, она сдержала обещание. Ведь наверняка Фриц так ждал этого письма и скучал по ней. Юноша отправил ответ на указанный почтовый ящик. Элизабет всегда писала ему измененным почерком и устраивала так, чтобы письма уходили из тех городов, где ее в тот момент не было.

Через месяц она написала ему из Англии:

"Милый друг: Как мне вас жаль! Ведь вы так долго не получали от меня ни словечка. Должно быть, ваша жизнь была пустой, а время тянулось медленно. Но я не могла написать вам. Я смертельно устала. В голове нет никаких мыслей, день за днем сижу у окна и часы напролет смотрю на этот безнадежный туман. Потом вдруг становлюсь легкомысленной, как юная дебютантка, и мечусь с одного бала на другой. Думаю ли я о вас? Это мой секрет. (...) Часы показывают, что уже полночь. Быть может, сейчас вы мечтаете обо мне или мычите печальные песни в ночной тиши? Ради ваших соседей, я надеюсь, что все же первое."

Опять же не будучи идиотом, Фриц заподозрил неладное. Но "Габриэлла" уверила его, что ее зовут именно так, что сейчас она действительно в Англии. Она так же попросила его выслать фотографию, а в обмен рассказала про свою жизнь в Англии. Разумеется, в этом описании не было ни слова правда. С другой стороны, ну не могла же Элизабет написать "...а потом королева Виктория пригласила меня на файф-о-клок, мы мило пошушукались..."

Поскольку Фриц упоминал, что собирается провести отпуск с матерью и сестрой в Италии, Элизабет пожелала ему приятных каникул:

"Я знаю, что вы будете думать обо мне, не смотря на присутствие вашей матери и сестры. Я вплелась в вашу жизнь, бессознательно и беспрепятственно. Скажите, вы хотите распутать эту нитку? У вас еще есть время. А потом — кто знает?"

В своих посланиях Элизабет-Габриэлла плела фантазии, быть может, чувствуя себя королевой эльфов, превращая в сказку жизнь, в которой так мало сказочного. Но со временем ее друг по переписке начал догадываться о том, кем же была таинственная незнакомка. В одном письме он вскользь упомянул австрийскую императрицу.

И поток писем внезапно прекратился.

На целых 11 лет.

Теперь Элизабет исполнилось 48, у нее уже было несколько внуков. Она писала стихи, сравнивая себя с чайкой. Пребывая в поэтическом настроении, она однажды вспомнила карнавальную ночь, и вальсы, и желтое домино, в котором порхала по бальному залу, рука об руку с молодым человеком, чьи манеры оставляли желать лучшего. Снова написала Фрицу на его прежний адрес и попросила фотографию. Можно себе представить его недоумение:

"Дорогая "Желтое Домино",

Ничто не могло удивить меня так, как то, что вы наконец подали признаки жизни. Даже если скажу "я с луны свалился", все равно моих чувств не опишешь полностью. Что произошло с вами за эти одиннадцать лет?! Наверняка вы по-прежнему прекрасны и горды. Я же стал женатым человеком, лысым, уважаемым, но счастливым. Моя жена похожа на вас ростом и фигурой. А еще у меня есть очаровательная дочка.