Сказка - ложь...

-Даньш, а может, мы тово... — жалобно спросил Петяня, — малинки-то по дороге и наберем, не едал я такой скусноты-то!

-А не боишься? — хитро посматривая на него, спросил Даньша.

-Кого? Окромя нас да стрекотухи и нету в округе?

-А ведьмедя? Он малинку тоже, знать, любит, я-то верткай, убегу, а ты?

-Ох, — загорюнился недоросль, — не убегу, задерет, поди. В прошлом годе... кто-то сказывал, он так-то корову чью-то задрал! Откуда я это знаю — не помню совсем! Я чево, совсем безглуздай? Эхма, невезучай я!

-Не, не невезучай — ленивай!

Васька решил четко придерживаться выбранного поведения с ним — не раскармливать, гонять почаще, слово давши — пусть пыхтит, индо толку и не будет навовсе. А парнишка, может, еще и оправится, уж он постарается.

ГЛАВА 4.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пока идут наши герои потихоньку, купец Велизар стал совсем своим у весчан.Зауважали враз честного мужика люди, никогда не обвешивал, не подсовывал лежалой товар, был постоянно вежлив, уважителен со старшими, приветлив с молодыми.

Князюшко их, Елисей полюбил вечерами вести неспешные разговоры с ним — много повидал купец-то за годы странствий по разным странам, вот и слушал Елисей, удивляясь,иной раз и глаза тараща в неверии, да знал, что Велизар врать не станет. А еще приходил купец с диковинным, враз полюбившимся князю, бодрящим напитком — кафа прозваньем. Пили его неспешно, запивая маленькими глоточками ключевой водицы, князь, правда, пил кафу-то с сахаром, Велизар так, без всего.

Елисей удивлялся — горечь ведь сплошная, а купец только посмеивался, говоря, что привык. Рассказывал про кафу много, всяко вишь её готовят — и с молоком, и с солью, и с неведомой до Велизара в их местах корицею, а кто и с перцем в тех дальних краях уваживал.

И приносил с собою доску с искусно вырезанными из кости неведомого зверя — слоном что прозывается, фигурками и научил Елисея играть в чудную игру — шахмути. Умственная такая игра-то, заболел прямо ею Елисей, призвал своего самого искусного деревщика и повелел изготовить тако же фигурки из самого твердого дерева.

Как пожар распространилася по княжеству игра-то умственная, мужики часами стали просиживать над ей, а бабенкам и на радость, все не меды хмельные дуют, да и тверёзые до дому идут. Женки-то не заинтересовалися игрою, окромя Забавы — та враз скумекала, что и зачем, поигрывала иной раз пред сном с батюшкой-то в мужскую игру, как окрестили её в княжестве.

Елисей прихворнул, а ей, голубушке и времени совсем не оставалось на девчачьи забавы-те, княжество требовало неусыпной заботы.

А на носу Иван Купала подкатывал — девки венки плесть станут, в наряды самолично вышитые долгими зимними вечерами нарядются, через костры вдвоем прыгать. Да молодежь, она заводная, много всяких выдумок будет. Вот и ворчал Елисей на дочку-то:

-Сходи, донюшка моя, развейся. Веночек сплети, чисто для порядку, хороводы поводи, сколь уж лет наряд-то в сундуке томится?

Не говорил Елисей-то, а в душе крепко надеялся, что объявится суженый Забавушкин, не могла ошибиться старая Калина, все сказанное ею всегда исполнялося.

-Да только где его лукавый водит, у сверстниц Забавиных, уже по два, а то и три ребятенка бегали... эххх!

Дочка отнекивалась, да Елисей был неумолим:

-Пойди, милая, сколь можно в делах и заботах пребывать-то?

И уговорил-таки, нехотя, но согласилась она, подумав про себя, что часок и хватит с неё. Наряд-то давно уже, годов семь как, любовно расшитый полевыми цветочками — васильками и ромашками, да кое где разбавленный яркими красными маками, смотрелся на диво.

Забаву молодежь встретила восторженно — любили её за все, сразу и увлекли хороводы водить — шутки, смех, веселье. Забава и увлеклася, забыла про время, а Елисей, переодевшись седобородым старцем лукаво улыбался, глядя на радостную дочку-то.

Настало время через костер прыгать-то, Забавушка как очнулась, стала потихоньку отдаляться от костра -то, знала же что нет ей пары. Так-то вот уже до самого раскидистого огромного дерева доходила, чтобы спрятаться в ветвях-то, да домой улизнуть потихоньку, а из-за ствола необхватного и вывернись добрый молодец, да не местный, слишком высок, да широкоплеч.

-Пошто, дева красная, убегать надумала в разгар веселья-то? Я вот издалека на ваш праздник Купалы явился, не составишь ли мне пару, очень уж хочется через костер прыгнуть, очищает огонь-то от всякой скверны.

Говорит так-то, а сам руку Забавину бережно взял в свои широкие ладони.

-Не откажи, девица красная! — и смотрит на неё внимательно-внимательно, словно чего разглядеть в ней удумал.

Оглянулась Забавушка на костер-то, там все смеются, шутки горланят, а пары прям взлетают над огнем-то, и захотела она так-то перескочить, да и молодец и искушает:

-Не бойся, красавица, не уроню и не допущу, чтобы хоть искорка на тебя упала. -Аль слепой ты, не видишь разве, какая я тебе красавица? — огорчилась было Забава и услышала чудные слова в ответ.

-Краса, она в душе, а твоя душа на диво красивая! Побежали? — он потянул её за руку, и так-то с разбегу они прыгнули, и показалось Забаве, что огонь взметнулся ввысь, да только не обжег совсем, а ласково погладил её по лицу, приземлились так и не расцепив рук, добрый молодец успел ухватить за талию и аккуратно поставить на ноги, а смотрел при этом сильно удивленно, не должно быть у толстой и неуклюжей на вид княжны такой тонкой талии, и задумал он дознаться секрета Забавина.

А девушки-то пошли веночки в воду бросать, да и Забаву за собой сманили, она нехотя бросила венок в воду, а он и поплыл, да за поворот.

-Девы, да княжна наша замуж пойдет скоро! — воскликнула самая знающая, знахаркина дочка, Ульяша. — Ох и пригож молодец, что прыгал через огонь-то, статный такой, нездешний, только интересно, чей будет?

Пришли, одевшись, девицы к кострам-то, венки в воду бросали, как и положено — оставшись только в нижних рубашках, а там парни затеяли всякую борьбу, да перетягивать канат стали в ожидании своих симпатий или невест.

А того кто с Забавою прыгал и не углядели вовсе, Забава-то привычная к тому, что все молодцы от неё уходят к более красивым, а подружка — Ульяшка огорчилася.

Да не дал ей сильно горевать жених Никодимушка, завертел-закружил в танце-то.

Забава потихоньку отошла от веселящихся, собралась было домой, нечего ей тут делать, да других смущать, а её осторожно взяли за руку. Узнала она ладони-то, её рука в них казалось совсем детской.

-Дозволь мне проводить тебя?

-А пошто ты меня собрался провожать, али нет больше девиц-красавиц в хороводе?

-Есть, как не быть, да вот душа моя к тебе потянулась. Тебя выбрала!

-Так уж и выбрала? Али ты выгоду какую хочешь заиметь?

-Выгоду, да, — кивнул буйными кудрями молодец.

-Ну вот, — вздохнула Забава, — записывайся ко мне,там все и обговорим!

-Куда записываться? — молодец даже остановился, удивленно глядя на неё, но не отдавая её руку.

-Ну тебе же выгода требуется! — тщетно пытаясь выдернуть её, осерчала Забава.

-Глупенькая, мне выгода одна нужна — чтобы ты ласково смотрела только на меня и не замечала других-то!

-Ох и лукавишь ты, молодец!

Вместо ответа он подхватил её на руки и неспешным шагом пошел к княжьему терему.

-Пусти, — затрепыхалась Забава, — не ровен час — увидит кто?

-Никто не увидит, не беспокойся. Молодежь вся на гулянье, а кто из неспящих, вместо нас с тобой увидит совсем другое.

-Так ты чародей что ли?

-Нет, но кое чего умею.

-Пусти, я тяжелая, руки-то заболят!

-Не пущу! Ты как пушинка, да и носил бы я тебя так-то на руках всю жизнь.

-Ой, не лукавь, увидел меня впервой, а словами-то разбросался...

-Не впервой, лада моя, я давно тебя приметил, да подойти причины не мог сыскать.

-Не поверю, такой видный молодец и забоялся?

Донес так-то он Забавушку до терема, нехотя опустил её на крыльцо и, вздохнув, сказал:

-Не вправе я просить-то тебя, но ежели я тебе хоть чуток приглянулся, дождися меня, птица лазоревая, никак не могу я пока остаться и у батюшки твоего руки попросить! Есть у меня одно дело срочное, неоткладываемое, за два по три десятка дней, надеюсь, обернусь. Люба ты мне, и не вижу я других-то, впервые так со мною случилося, дождись — прошу тебя! — он бережно дотронулся губами до её рук и вздохнув, с сожалением сказал:

-Пора мне, милая, дождись меня!

И низко поклонившись быстро стал уходить.

-Как звать-то тебя, молодец? — и услышала только последний слог имени-то...."яяян"!

А потом в удивлении и разглядела на руке-то браслет диковинный — узенький, червленого серебра и по браслету-то две змейки переплетясь как бы в обьятии, посверкивали глазками лал камня-шпинели, у одной змейки-то глазки точь в точь Забавушкины — сини небесной, а у другой, поболе которая -фиолетовые.

-Знать с серьезными намерениями молодец-то! — запоздало поняла Забава, любуясь браслетом, уж больно хорош оказался!

А в светлице уже, раздеваясь ко сну, не смогла снять его с руки как не пыталась.

Поутру батюшка, все замечавший, хотел было помочь дочке снять его, да получил ощутимый удар.

— Как молонья пронзила! — воскликнул Елисей. — Дочка, знать, то суженый твой! Хорош добрый молодец, я за тобой приглядывал, он ведь никого другого и не видел, увивалися возле девицы-то, а он ни-ни, пока вы венки пускали — в сторонке стоял, одинешенек, наблюдал я такое. Как звать-то молодца?

-Не знаю, — вздохнула Забава, — он поспешал куда-то, просил дождаться, и услышала только окончание имени-то,"..ян".

-Хмм, всяко может прозываться: Боян, Демьян, Лукьян, Севостьян, в Белогорье-то еще Стоян, Калоян встечалися. Ну подождем зятюшку неведомого, чай объявится, раз таку красу на руку нацепить смог, что ты и не учуяла. Знать по нраву он тебе?

-Да я и сама не поняла, как-то быстро все случилось, только и запомнились в ночи-то рост необычный, кудри буйные — воронова крыла цветом, да глаза вот, как камешки, амарантовые.

-Может это и есть принц, давно тебе предсказанный?

-Нет! — Забава покачала головой, — он, скорее, из воев будет, нет в нем манер, вон, как у Устина, по повадке видно — вой.

-И ладно, такие-то всё одно лучше, не столь капрызные! И будем ждать мы его со всею серьезностью.

Не оголяли по тем временам девицы рук, вот и не углядел никто у Забавушки браслет-то неснимаемый, одной только верной своей подруге — Досифеюшке и сказала Забава про добра молодца, да браслет дозволила посмотреть.

Еще с детства сдружились девчонки, обе поначалу дразнилок наслушались от несмышленышей-деток. Досифея побоевей — сразу кулаком в нос вмазывала за обзывалки, Забава-умница, потом вежливо родителям деток с расквашенными носами объясняла, почему и за что получил обидчик.

Быстро прекратились обзывания-то, а девчушки так и росли, дружба их крепчала год от года, не было у них секретов совсем, и при всей занятости находили они время немного посекретничать за чашкой чая.

Досифея, нежданно оказавшаяся мужневой женою, враз похорошела, сильно схуднула, и сияли её глаза необычно:

-Знаешь, подружка, Устин, он неплохой. Избалованный — да, но не все мозги прогулял, прислушивается ко мне, приглядывается ко всему. Если такой и останется, не поведется на чью внешню красу и пустую голову, мы тогда с ним... ух как развернемся! Он такой смешной, меня побаивается, да видать, дошло, что со мною-то нужды знать не станет, мы вон к батюшке его со знахаркой съездили. Я там много чего непорядка углядела, разогнала половину приживал, своего прикащика Митряя туда определила, пусть попробуют свёкра только обидеть. Я, — Досифея засмеялась, — управителя-то скалкой лупила. А рученька у меня, сама знаешь, тяжелая. Устин глаза повылуплял, а я вместо пустых слов — ворюгу и поучила. Ох, времени не хватает на все. А ещё, — Досифея понизила голос, — ох и жаркой Устинушка мой ночами-то, я и не думала,что так-то бывает... сладко,как вон пирог с вареньем.По первости-то шарахался от меня,а сейчас, сказывает, разглядел, и не нужны ему все красавицы.

-Рада за тебя, подруженька моя, а у меня вот что приключилося...

Забава рассказала про праздник Ивана Купалы, показала браслет, Досифея и возьми осторожно дотронься до него рукой, Забавушка вскрикнула:

-Не трогай, батюшку, вон, как молоньей ударило.

-Не, меня, наоборот, как кто по руке погладил, это потому наверное, что я твоя подруженька, и он, браслет-то, как-то распознал это.

-А батюшка, он же меня любит?

-Э-э-э, подруженька, скорее всего настроил он этот браслет так, чтобы ни один мужик без его ведома до тебя не дотрагивался. Попала ты всерьез, Забавушка. И славно!

Досифея крепко обняла её.

-Сколь времени мы их, суженных-то высматривали, шлялися незнамо где! Ох и нарожаю я детишков много, если Устин не станет пакостником, но я его, — она сжала кулак, — во как буду держать! Признался вот мне — устал говорит от своей разгульной жизни, а силов бросить её не находил, а моя помощь-то и во время. Ведь совсем хмельного в рот не берет, советуемся с ним теперь постоянно, он дельные советы мне подсказывает. Я, конечно, опасаюся ёще, мало ли каверзу какую устроит, но виду не подаю. Ой, Забавушка, глянь, идет мой ненаглядной, да с сердитым видом, заговорилася я. У нас же с купцом Велизаром разговор назначен, отплывает он за товаром, да и хотим мы его просить, чтобы и на нашу долю чего диковинного привез. А я и заговорись с тобою! Побежала!

Забава подглядела из оконца-то, Устин сначала сердито хмурился на Досифею, потом просиял, оглянулся, приобнял свою пышечку, звонко расцеловал, и поспешили они рука об руку на разговор. А Забава крепко уверилась — нашли они оба свои половинки, видно же.

Устин сам себе удивлялся, как сумела Досифея-Феюшка стать такой нужной? При всей своей беспутности он ещё не разучился считать и анализировать, не зря же был лучшим в учебе. Едва отошедши от жуткого похмелья, пошел посмотреть, где и как живет его венчанная жена.

-Вот попал, дурачина!!

Он предполагал, что эта толстуха живет в окружении всяких там кошечек, подушечек, салфеточек, статуэточек. И очень удивился, обойдя небольшой уютный домик, в котором не было ничего лишнего — не пылились новомодные картины с ундинами и сказочными принцами, не было пуфиков, думочек и всякой другой так бесившей его ерунды.

-Хмм, у толстухи с её деньгами и так скромно?

Приотворив дверь в очередную комнату — любопытничал, пока никого не было в доме, гром-баба ушла на рынок — замер на пороге, постоял, посмотрел, тихонько присвистнул. Кабинет толстухин был... необычным, ничего такого, что напоминало бы о женщине. Большая карта княжества на стене, огромное окно, от которого на полках, вдоль двух стен стояли всякие книги.

Устин подумал было — слезливые дамские романы, но специально осмотрев все полки, не нашел ничего подобного. Зато книги были здесь знатные — много редких, старинных, стоявших наособицу — которые он брал в руки с придыханием, много по всяким разным отраслям -"Кораблестроение", "Плодоводство", "Производство железа" — читая эти названия, подумал, что батюшка её увлекался. Подойдя к столу, на котором аккуратной стопкой лежали толстые амбарные книги, а посредине чертеж какого-то судна, застыл-завис. На каждой тетрадке красивым женским почерком написаны чудные слова: "Судоходство", дальше лежали:"Делопроизводство", "Выделка шкур", "Изготовление мебели" — почти каждая тетрадь была исписана этим же почерком.