Книга 1. Часть 2

— Вот и договорились. Рисунок с утра возьмешь здесь же, он вместе с деньгами будет лежать на столе. А коли будешь заказывать инструменты у кузнецов, не забудь сказать, что работа сия должна быть исполнена в три дня, считая день заказа. Не позже.

— Ох и дорого же запросят кузнецы за такую работу. — Вздохнул Лейф.

— Так мне ведь дамаск или булат ни к чему. — Пожал я плечами. — Но и самоварным железом я не обойдусь. Посему денег за скорость не жалей, но и не раскидывайся ими без дела. И не забудь, мне нужно, что бы их было две, и они ничем друг от друга не отличались. Ясно?

— Понял. Все исполню, Виталий Родионович. — Кивнул Лейф и, замявшись, спросил уже от самых дверей. — А что Лада сказала?

— Да ничего не сказала. — Поморщился я. — Проплакала у меня на плече с полчаса, да и уснула.

— Вон оно как... — Покачал головой Лейф. — Ну да ладно. Покойной ночи, Виталий Родионович.

— И тебе того же.

После ухода Лейфа я взялся за черчение... Не сказать, что это был мой любимый предмет в школе, но кое-как со своей задачей я справился, благо размеры понадобившегося мне инструмента помню неплохо. Так, общая длина — пятьсот миллиметров, здесь сто восемьдесят на сто пятьдесят. Вот так. Думаю, тридцати рублей на этот шедевр, за глаза хватит. Я выложил поверх рисунка три серебряных десятки и, с чувством выполненного долга, отправился спать.

Уехавший следующим утром на Ладогу, Лейф к вечеру вернулся, сияя как начищенный пятак. Ему удалось договориться с одним из тамошних кузнецов, и тот пообещал, что выполнит работу за один день.

— Так быстро? — Удивился я.

— Так, вы ж сколько денег для работы передали! — Воскликнул Лейф. — Он все заказы в сторону отставил и принялся над вашим инструментом работать.

— Неужто тридцать рублей такая большая сумма за мой заказ? — Пожал я плечами.

— Двадцать рублей. — Поправил меня Лейф, выкладывая на стол серебряный кругляш. — И потом, это ж серебро, а не ассигнации. Вот коли бы вы бумажек на тридцать рублей дали, тогда да. Пришлось бы поторговаться, да и то, вряд ли бы какой мастер раньше, чем за два дня все справил. Все ж, серебро к ассигнациям-то, один к двум идет. Неужто вы того не знали?

— Да знаю, только привыкнуть никак не могу. — Вздохнул я и подвинул ему принесенную сдачу, меняя тему. — Бери, друг мой. Ты нынче славно потрудился, это тебе за помощь.

Лейф недоверчиво глянул на монету, потом на меня и вдруг, весело усмехнувшись, смахнул ее со стола в карман.

— Благодарствую, ваш... Виталий Родионович. — Лейф на мгновение умолк, но потом все же не выдержал. — Только скажите, зачем вам это понадобилось, да еще так срочно?

— Как зачем? — Я удивленно приподнял бровь. — У меня же хольмганг на носу. Вот и готовлюсь.

— С этим?! В круг?! Ваше благородие, Христом-богом молю, возьмите с собой на хольмганг. Хоть кучером при коляске. Уж очень посмотреть хочется.

Ну да, "отрежьте мне крылья, я хочу это видеть". А какой реакции еще можно было ожидать от человека, которого с детства готовили к судьбе корсара?

— Лейф, ты бы еще на колени пал... — Я недовольно покачал головой, и парень тут же сник. — Коли так хочешь, то поедем вместе... при одном условии.

— Все что угодно! — А в глазах такой азарт горит. Блин, как оказывается мало нужно человеку для счастья, а?

— Ты, наконец, перестанешь называть меня благородием.

— Как скажете, Виталий Родионович. — Расплылся в улыбке Лейф.

Возвращения парня с Ладоги на следующий день я ждал с непонятным даже для меня самого волнением. Хотя почему непонятным? Совсем даже наоборот, боялся, что кузнец что-нибудь сделал не так, а времени на переделку у нас почти нет. Вот только что-то сильно меня трясло. Пока не додумался выстроить эмоциональный щит... от Лады. Именно ее страх, накладываясь на мой собственный нервяк, и породил такой мощный мандраж. А стоило вырасти эмоциональному барьеру, как волнение улеглось, и к приезду Лейфа вовсе сошло на нет. Вместе с поваром мы внимательно осмотрели работу староладожского кузнеца и не смогли найти в ней ни одного изъяна. Крепкая вещь, можно сказать на века сделанная. Вот только, кажется, Лада наше довольство не разделяет. Едва девушка увидела, с какой легкостью оружие рубит чурки, приготовленные для камина, как тут же упала в обморок. Естественно, что мужские игрушки были моментально забыты, и мы вместе с Лейфом принялись хлопотать над Ладой. Но едва она пришла в себя, как тут же окатила нас потоком слез. Спрашивается, стоило ли возиться с приведением сероглазки в чувство? Вот и я о том же. Не стоило. Значит, будем исправлять... Лейф опрометью слетал на кухню, и уже через секунду вернулся с затребованным мною напитком, который мы тут же и влили в ротик Лады. Стакан водки, и девичья истерика переходит в крепкий здоровый сон. Фух. А рецептик запомню, мало ли что?

Утро... Что может быть лучше солнечного утра, когда просыпаешься сам, оттого что ноздри дразнит умопомрачительный аромат свежесваренного кофе, смешивающийся с не менее вкусным запахом горячего, только что вынутого из печи, хлеба. Вот оно счастье. Даже чуть-чуть жаль, что я взялся отучать Ладу от привычки приносить мне эту роскошь в постель. Но так, как есть, даже лучше. Теперь, если мне не предстоит визит в канцелярию, никто не будит меня рано утром, а, часов в десять-одиннадцать, Лада ставит поднос с легким завтраком на консоль у приоткрытой двери в мою спальню, и все. Дразнящий аромат совместного творения Лады и Лейфа и мертвого на ноги поставит, не то что меня, несчастного. Но не бывает в жизни так, что бы все было замечательно и, едва я привел себя в порядок, как в спальню вошла хмурая, после вчерашней эскапады, экономка и тихо сообщила, что в гостиной меня уже ждут.

— Добрый день, господа. — Я раскланялся с поручниками боярина. Те назвались, но имена их тут же вылетели у меня из головы.

— Наш поручитель предлагает назначить встречу на завтра. В девять утра в столичном круге. Будут ли у вас возражения или требования по оружию? — Вопросил, иначе не скажешь, один из поручников.

— Возражений нет. Что же касается оружия... Прошу. — Я улыбнулся и откинул крышку небольшого ларца, притащенного откуда-то ушлым Лейфом.

— ЛОПАТЫ?!

Глава 5. Диагноз: поместный боярин...

Следующее утро подогнало погоду, словно на заказ: безветренную и солнечную. Правда, температура воздуха вряд ли была выше нуля по местному Цельсию, но тут уж ничего не поделаешь, зима на носу.

— Коляска готова, Виталий Родионович. — Прогудел Лейф, встречая меня в холле флигеля. — Заряна Святославна расщедрились, разрешили ее экипажем воспользоваться, я уж и проверил все. Там и полость медвежья теплая, да и наговор на обогрев подновленный, глядишь и до вечера его хватит.

— Замечательно. — Кивнул я, одновременно принимая у бледной Лады перчатки и шляпу. Девушка тут же отошла на пару шагов и, быстро меня перекрестив, вдруг скрылась в боковом коридоре.

— Волнуется. — Пояснил Лейф. Ну спасибо, а то я без его подсказок не догадался!

— Оружие для хольмганга у кого, не знаешь? А то ведь я вчера так и не дослушал, кто из моих поручников спор выиграл.

— Так вчера ввечеру Тихомир Храбрович изволили с собой забрать. Заявили, что как к доктору, противник может к Меклену Францевичу подозрения испытывать, ежели тот оружье представлять будет. Дескать, кому как не медику с ядами знаться. Чуть до ссоры не дошли. Но вроде помирились. Так что, сейчас, что Тихомир Храбрович, что Меклен Францевич, уж должно быть на кругу вас ждут.

— Все же отстоял Тишила свое право на представление. — Усмехнулся я, выходя на улицу и устремляясь к коляске, у дверцы которой обнаружилась и хозяйка дома, одетая по-домашнему, без всяких верхних накидок. Из теплой одежды только и есть, что белая шаль на плечах да меховая муфта на руках. — Заряна Святославна, доброго утра вам.

— И вам того же, Виталий Родионович. — Чуть улыбнулась Смольянина, преградившая мне путь к экипажу.

— Замерзнете же, хозяюшка. — Покосился я на непривычный мне предмет одежды. — Почто в такую погоду так холодно оделись?

— Не успею, Виталий Родионович. Я ж только проводить вас вышла. Негоже по таким делам с пустого двора уезжать. Плохая примета. — Усмехнулась Смольянина и кивнула на коляску. — Вот, как и просили, экипаж в вашем распоряжении.

— Благодарю вас, Заряна Святославна. Лейф уж доложил.

— Как же, видела я, как ваш паренек коляску исследовал да упряжь. А уж лошадям только что в глотку не залез, осматривая. — Хозяйка махнула рукой в сторону застывшего каменным изваянием Лейфа, уже устроившегося на месте возницы. — Справный парень.

— Это точно. — Согласился я, с тоской вспоминая, что сегодня остался без привычных утренних булочек, мастерски приготавливаемых "справным парнем". Невелик завтрак конечно, но выходить в круг с набитым брюхом — полный абсурд. Антибиотиков здесь нет, а местным эскулапам с их магией я пока не особо доверяю. Вроде бы и сам начал потихоньку "колдовать", а доверия к подобным способам лечения, как в том мире не было, так и сейчас нет... Может просто не успел привыкнуть, а может из-за той пары дел в моей практике, когда приходилось сталкиваться с "целителями"-шарлатанами, черт его знает. Но раз уж так получается, то следует самому поберечься..

— Вы уж берегите себя Виталий Родионович. — В унисон моим мыслям проговорила Смольянина, отступая в сторону и давая мне возможность забраться в коляску. Едва я оказался внутри, хозяйка дома уже виденным недавно жестом перекрестила меня и хлопнула ближайшую к ней лошадь по крупу. — С Богом. Трогай!

От командного голоса, вдруг прорезавшегося у Заряны Святославны, лошади дернулись и тут же рванули со двора крупной рысью. По-моему, Лейф даже кнутом взмахнуть не успел.

Мы промчались по полупустым улицам Загородского конца к центру города, свернули у Детинца на Людин конец и, миновав вокзальную площадь, выехали к небольшому парку, тихо поскрипывающему голыми ветвями облетевших многовековых деревьев. Коляска сбавила ход и медленно покатилась по расчищенным от палой листвы, посыпанным мелким песком дорожкам. Скорый ход в парке запрещен, как пояснил Лейф, склонившись к небольшому окошку, прорезанному в тенте коляски. Ну и ладно! Времени у меня еще навалом, а вокруг вон какая красота... Пусть осень, пусть холодно, зато как горит багрянцем и золотом кленовая листва, усыпавшая землю под могучими стволами деревьев, как светит солнце, чертя на земле абстрактные рисунки угольно-черными тенями от ветвей все тех же дубов и кленов... и масляно блестят листья какого-то вечнозеленого кустарника, живой изгородью вьющегося вдоль дорожек. А вокруг никого. Пусто поутру в парке. Будний день, как-никак. Только слышен мягкий топот копыт по песчаным дорожкам, да скрип рессор моего экипажа... Ну да, и Лейф матерится. Блин, такую идиллию испоганил, сын ушкуйника!

До меня донеслась очередная рулада моего возницеповара, и лошади встали.

— Что там, Лейф? — Спросил я, пытаясь рассмотреть что-либо в окошке дверцы коляски. Бесполезняк, конечно.

— Да кто ж его знает, Виталий Родионович. — Прогудел парень, но в голосе мелькнули настороженные нотки. — Вышли вон двое каких-то на дорожку, и с места не сходят. Пойти что ль узнать, чего им надобно?

— Нет. Сиди на месте. И, Лейф... у тебя там, найдется что-нибудь для самозащиты?

— А тож. — Я вполне отчетливо представил себе ухмылку ушкуйника. — Ежели правильно вожжами-то пройтись, то нападавший на том свете очутится, и глазом моргнуть не успеет. О! Идут сюда, Виталий Родионович.

— Понял. — Проговорил я. — Сиди не дергайся. Как только выстрелю, падай на пол. Да не вздумай лезть под выстрелы!

Ну не нравятся мне такие шутки. Здесь, конечно, просвещенное девятнадцатое столетие, да только думается, что и тут найдутся любители легкой наживы. А уж на заказ они действуют, или наобум, это другой вопрос.

Я чуть напрягся, формируя сеть познания и, спустя мгновение, уже точно знал, что вокруг нашей коляски собралось пять человек. Двое преградили дорогу, а еще трое подошли к остановившемуся экипажу сзади, так что Лейф их увидеть не мог.

— Сзади трое. — Тихо проговорил я для возницы.

— Эй, в тарантасе, вылазь давай, барчук! — Голос одного из преградивших нам путь придурков, был хрипл и простужен.

— А то что? — Поинтересовался я. Вытащил барабанник и тихонько опустился на пол, одновременно напрягая ноги для удара в левую дверцу коляски. То, что атаковать меня будут именно через нее, мне подсказала сеть познания, послушно передавшая ощущение живых существ, огибающих коляску слева. Двое не увиденных Лейфом разбойничков уже подобрались к дверце вплотную, оставив своего "коллегу" у задней стенки экипажа.

— А то выволокем, сам не рад будешь! — Просипел знакомый уже голос, и в ту же секунду я, со всей дури, ударил в дверь обеими ногами. Самый шустрый неудачник схлопотал удар дверцей по морде и, отлетев в сторону, затих. Второй же, не ожидавший такого поворота, и потому на секунду замешкавшийся, огреб рукоятью барабанника по черепу и кулем рухнул на землю. "Сварскольд" пару раз рявкнул в белый свет как в копеечку, заставив оставшихся на ногах бандитов шарахнуться в стороны, и я, выпав из экипажа, нырнул под коляску.

— Не дури, барчук! — Голос "переговорщика" донесся откуда-то справа, но ответа от меня не дождался. Я в этот момент как раз взял "на мушку", третьего горе-налетчика, остававшегося за задней стенкой экипажа. При звуке выстрела он, как и остальные подельники, упал наземь, так что сейчас ствол "сварскольда" упирался ему в переносицу.

— Оружие есть? Кто такие, чего нужно? — Шепотом поинтересовался я у затаившего дыхание разбойничка.

— Так с Плотни мы... — Так же шепотом ответил тот, демонстрируя пустые руки. — Атаман сказал, через парк седни богатый барин ехать будет, вот мы и...

— Понятно. Отползай. — Приказал я придурку, и тот, с готовностью закивав, не вставая на ноги, начал разворачиваться, елозя пузом по песку. Почему придурок? Потому что решил, что я поверю в его безоружность. Удар рукоятью барабанника по затылку, нанесенный горе-налетчику из неудобного положения, тем не менее вполне удался, и небритая физиономия разбойника безвольно ткнулась в песок. Вот. Трое готовы. Теперь можно и с оставшимися красавцами побеседовать.

— Ау, чего замолк, переговорщик? — Крикнул я.

— Так и не молчу я вовсе, барчук. Наоборот, это ты отвечать не хочешь, когда с тобой добрые люди разговаривают.

— Ну вот, ответил, и чего ж тебе надобно, "добрый человек"?

— Так это... ой е-ео.

Не понял! Это что такое?

— Виталий Родионович, все. Готовы тати. — Веселый голос Лейфа заставил меня выматериться. Не утерпел повар, полез в драку. Небось, пока разбойнички от моих выстрелов тихарились, парень незаметно слез с коляски и, миновав кустарник, зашел к татям в тыл. Ну я ему устрою варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни, импровизатору хренову. Надеюсь он этих уродцев хоть не насмерть приголубил... А то что-то не хочется еще и с сыскарями знакомство сводить.