О последствиях фотолюбительства

Короче, MI-5 поставили флажок на его имя, а сейчас — когда я отправил запрос на делегацию из СССР — флажок сработал. Контрразведчики мне позволили ознакомиться с материалами.

— Морис, контрразведка собирается его арестовать?

— Конечно же, нет. Дело не имеет никаких перспектив в суде присяжных. Три отпечатка пальца на двадцатифунтовых купюрах — для вердикта этого мало. В записях о получении денег имени Григорьева нет, как и имени Лонсдейла.

— И что, поймать его на отпечатках и записях Фионы невозможно ?

— Невозможно. А вот надавить — очень даже. У советского трибунала требования по доказательствам не такие жёсткие, как у наших присяжных. Ведь у них-то сведения есть, сколько денег и когда он должен был передать Фионе Уилсон! Записей покойной Фионы с перечнем сумм и дат получения с избытком хватит ему для расстрельного приговора.

— Вы его отпустите в Москву?

— Отпустим, конечно. Григорьев — вор и убийца, но улик для нашего суда недостаточно. Абсолютно ясно, что они там не знают, какой за ним тянется хвост, иначе он давно был бы расстрелян. И сам он не знает, что у нас нашли его пальцы на купюрах и прочли записи о выплатах, иначе уклонился бы от сопровождения группы в Британию.

Но шум никому совершенно не нужен. А ему — меньше всего. Так что, думаю, поможет он нам вытащить в Скотланд Ярд этого вашего Соколова... и тихо вернуть его на место...

Посмотрим. Может, после отъезда советской сборной в Москву я отправлю в их посольство оригиналы двадцатифунтовых купюр с его пальцами и записи Фионы с переводом. Он вполне заслужил расстрела за убийство британской гражданки. А зачем, кстати, вам нужен тот математический гений?

— Морис, здесь дело не в математике.

— А в чём?

— Мы, честно говоря, сами на сто процентов не уверены.

— В любом случае, я должен присутствовать при допросе.

— Да, мы это понимаем. Только, пожалуйста, запись ведите таким образом, чтоб на неё не было карточки в архиве. Я не буду рассказывать, чего мы ожидаем, чтобы вы меня не высмеяли. Перечитайте на всякий случай "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура".

— Зачем?

— Это может подготовить вас к тому, что вы от него услышите. Либо совершенно позорный пшик... либо момент истины по важнейшей операции за всю историю нашего CIA и даже вашей SIS.

— Дело зашло так далеко?

— Да не знаем мы ничего наверняка! Всё построено на догадках... доказательств нет, кроме косвенных. Если бы моя интуиция не вопила, что это всё всерьёз — меня бы сейчас здесь не было. Но повторю — может случиться и пшик. Ещё одна причина, по которой это не должно попасть в официальные бумаги. Если пшик выплывет — вся британская разведка будет ржать в голос не только надо мною, Колби и Карлуччи, но и над вами, Морис.

— Я встречу его в аэропорту.

— С цветами?

— С букетом из двадцатифунтовых купюр... Пограничник придерётся к номеру визы, его проводят в отдельную комнату для выяснения — и там я покажу ему материалы MI-5. Я убеждён, что он сломается через несколько секунд.

Пятница, 30 июня, вечер.

Лондон, Великобритания

Скотланд Ярд

Двое дюжих мужиков в плохо сидящей форме лондонской полиции ввели Андрея в тускло освещённую комнату, где стоял стол и несколько больших тяжёлых удобных кресел. Спиной ко входу сидела девушка в тёмной куртке. Как только мнимые полицейские вышли, она поднялась, повернулась к Андрею лицом и сказала по-русски:

— Вы даже не представляете, Андрей, как я рада встретиться с вами во второй раз!

— Отчего же, как раз очень даже представляю — ответил Андрей, он узнал Синтицию Фолк. — Однако это в третий раз. Второй раз мы столкнулись носом к носу 27 января, когда вы навестили Мэри Ирвин в нашей школе. Но тогда вы даже со мною не поздоровались!

— В самом деле? Извините. Поверьте, Андрей, я ужасно об этом жалею. — Синти и вправду выглядела огорчённой.

— Охотно верю, — кивнул Андрей.

— Нам хотелось бы побеседовать с Вами, пока вы здесь. Полиция намерена ранним утром доставить Ивана Петровича и вас обратно в гостиницу, как только им станет ясно, что на самом деле с вашей стороны не было никаких домогательств к девочке из американской сборной.

Андрей, и я не могу удержаться — как Вы узнали о моём молочном имени? Неужели я напишу о нём в своих мемуарах?

— Верите или нет, но я ваших мемуаров не читал... — улыбнулся Андрей.

— Ну ладно, надеюсь, что смогу ещё с вами увидеться. Искать вас было сложно, но так увлекательно! Пока!

Она подошла к дверям, постучала и дверь открылась наружу. Вместо Синти в комнате появились Уильям Иган Колби, его Андрей узнал сразу, с ним американец и британец, по лицам которых Андрей угадал геев. Сформированный запрос тут же это подтвердил: опер Карл Фостер и Морис Олдфилд, директор МИ-6, собственной персоной.

— Мистер Колби, — Андрей перешёл на английский, — это вы организовали арест? Я протестую.

— Это не арест. Полиция намерена утром вас отпустить, — ответил Колби. — Андрей, мы знаем, что вы, подобно янки из Конектикута, прожив долгую жизнь, переместились в прошлое, в нашу реальность... или нашу ветку истории... мы не в курсе, как вы это формулируете. И у нас есть несколько вопросов...

— Если можно — попросил Андрей — пусть эти два джентльмена сядут подальше.

— Можно — усмехнулся директор МИ-6, и пересел — вы не первый гомофоб, которого я встречаю.

— Нельзя — улыбнулся Карл, — мне нужно видеть ваши глаза.

— С чего вы это взяли, что я куда-то перемещался? Глупости это — Андрей попытался уйти от вопросов.

— Да вы сами себя выдали. В записке, которую вы приложили к докладу о мафии, написали IMHO и OTOH. Как будто это общепринятые выражения. На самом деле — нет. То есть — пока нет, потом, конечно, будут. Мне любопытно, что значит IMHO, но я подожду.

— Начнём? — мягко зажурчал Карл, — вы же знаете, Андрей, что Земля вращается вокруг Солнца? Приметы этого разбросаны вокруг нас в повседневной действительности, нужно только их заметить. Это привычные нам движения теней, восходы и закаты. Прекрасные закаты и прекрасные восходы, особенно в южных широтах, не правда ли, джентльмены? Когда расслаблено полулежишь в шезлонге и тянешь через трубочку какую-нибудь пиноколаду. Вы ведь пили пиноколаду, Андрей? Прелесть, правда? Помните тот особый вкус во рту и умиротворение вокруг? Есть менее заметные приметы, которые доступны лишь особо проницательным людям. Вы, Андрей, должны нарабатывать проницательность и дальше, если хотите стать опытным пророком. Вот, видите это колечко? Оно слегка раскачивается взад-вперед. Вроде бы ничего необычного? Но приглядитесь, плоскость колебания чуть-чуть смещается, правда? Обратите внимание, я ничего для этого не делаю, моя рука неподвижна и расслаблена... А кольцо качается... Взад-вперед... И смещается, незаметно, но смещается... а почему? Похоже на маятник Фуко в Исаакиевском соборе, правда? А рука расслаблена... Взад-вперед... Взад-вперед... Расслаблена... Рука расслаблена... Взад-вперед... Взад-вперед... Восемь, девять, десять. Просыпайтесь, Андрей.

==========================================

Далее следуют два эпизода лирического финала.

Поскольку некоторых читателей лирический финал

не устроил, я добавил ещё и трагический.

Рекомендую читать только один из финалов.

==========================================

Суббота, 1 июля, раннее утро

Лондон, Великобритания

Скотланд Ярд

В зарешеченном окне под самым потолком небо чуть светлело. Это значит, что он отвечал на вопросы не меньше пяти часов. На столе у диктофона и вправду лежали пять пронумерованных часовых кассет, а в самом диктофоне крутилась шестая. Карл Фостер выглядел совершенно измученным. А Колби и Олдфилд — так, как будто каждый получил дубинкой по голове. Андрею ещё никогда не приходилось видеть людей, озадаченных до такой степени.

Андрей, вас сейчас отвезут в отель... — начал Колби — сегодня состоится только торжественное открытие Олимпиады, если вы не выспались — на церемонии это будет не так уж важно. Мы, исходя из сведений, которые вы нам предоставили, заинтересованы в вашем успехе на олимпиаде.

Конечно, вы поделились с нами сведениями не добровольно... Но почему вы решили, что возможности, предоставленные вам вашим попутчиком Володей — явлением в процессе самосборки — должны принадлежать только одной стороне?

Решающее преимущество в глобальном противостоянии держав нарушает баланс и будет скорее способствовать глобальной катастрофе, которой ваш Володя как раз желает избежать.

Не исключено, кстати, что он, наоборот, рассчитывал, что эти знания будут рано или поздно переданы и нам тоже. В конце концов, какая сторона сумела добраться до кладезя ваших знаний первой — та и более достойна ими воспользоваться.

— Господа, — хриплым голосом проговорил Андрей. Горло саднило и голова раскалывалась... — на ваши вопросы я, надо полагать, ответил... — он показал взглядом на горку кассет.

— Хорошо, смягчите горло тёплым кофе и задавайте ваши, — улыбнулся Колби — только недолго, мы хотели бы доставить вас обоих в отель как можно скорее, пока пресса не узнала.

— Никакого сладу с ними нет — вздохнул Олдфилд.

— Репортёры пока ещё не в курсе, — успокоил Колби, — сейчас только пять утра. Если к шести наши гости вернутся в свой отель, то переполоха и не будет.

— Вы действительно решили нас отпустить? — недоверчиво спросил Андрей, отхлебнув остывшего кофе.

— Да. Мы не заинтересованы в скандале. И заинтересованы в вашем здоровье и благополучии. Объясню позже, если не поймёте сами. Давайте следующий вопрос.

— Как вы на меня вышли?

— Вы сделали две ошибки.

Когда опоздали на тайниковую связь с Синти, вместо того, чтобы перенести операцию, стали рисовать иероглифы чуть ли не у неё на глазах. И подставили её взгляду свой уходящий профиль. Карл вытащил изображение из её памяти, точно как вытаскивал только что ответы из вашей.

Само опоздание в парк позволило нам сделать вывод, что некоторые события вы предсказать не можете, хотя другие предсказываете вполне уверенно. Похожие вещи описаны в "Янки из Коннектикута".

И ещё одну — когда Мэри Ирвин делала фотографию на память, вы повернулись к мисс Афанасьевой — чтоб на фотографии не было вашего лица в анфас. Но Синти-то как раз и нужен был профиль.

— Вечером я был уверен, что вы меня живым не отпустите.

— И я — оскалился Колби, — тоже это допускал. Но ваши слова всё изменили.

— Почему?

— Потому что знание пережитой вами истории вплоть до пятнадцатого года полностью поменяет наши приоритеты по отношению к СССР. Нет сомнений, что мы опирались на ложные допущения.

Мы знали из советских людей только руководство — и диссидентов. Теперь мне совершенно ясно, что у нас нет полной картины общества.

И среди нас вообще никто не понимал, чем обернётся отмена коммунистической диктатуры в СССР. Мы ожидали совершенно другого.

Если сейчас Советский Союз — это далеко не демократическая страна, с которой мы, тем не менее, надеемся договориться, то возникшая потом группа стран — просто-напросто запредельно опасный очаг напряжённости. Масштабные боевые действия между частями бывшего СССР — кому вообще такое могло прийти в голову?

СССР в известной вам истории оставил после себя четыре ядерных государства.

Правда, в конечном счёте осталась только одна Россия, но если процесс распада СССР произойдёт и в нашей реальности, ничего гарантировать нельзя. Ядерная Украина и ядерная Россия — это тлеющий запал ядерной войны в Европе, потому что Крым останется яблоком раздора... Ядерная Белоруссия — это уже нечто совершенно непредставимое.

Сейчас в основном у молодёжи в СССР преобладает позитивное или в худшем случае безразличное отношение к Америке. Они с удовольствием носят нашу одежду и слушают музыку наших групп. А ту вакханалию антиамериканских настроений, которую вы наблюдали в 2014 году, сегодня вообще невозможно себе представить. Пиндосы, америкосы... Карл говорит, что таких и слов сейчас нет!

На главном телеканале — угрозы превратить Америку в радиоактивный пепел... Как его? Веселов?

— Что, Фостер и это из меня вытащил? Вот паршивец... Нет. Не Веселов. Киселёв.

— Сейчас на телевидении себе такого не позволяют. В прожитой вами первой жизни к 2014 году мир быстро двигался в сторону глобальной ядерной конфронтации. Это как раз один из тех вариантов катастрофы, о которых говорил ваш Володя.

Я имею в виду вашего попутчика в процессе самосборки, а не вашего президента.

Впрочем, я предполагаю, что и ваш президент тоже рано или поздно заговорит о новых видах чудо оружия и как здорово они разнесут глобальных соперников.

У меня нет никаких сомнений, что после распада СССР власть попала в руки людей куда менее ответственных, чем нынешнее советское руководство.

Короче — если Вы хотите сохранить Советский Союз, то мы будем до крайности заинтересованы в вашем полном успехе. До крайности, Андрей. На этом огромном пространстве нам не нужны ни СНГ, ни Российская Федерация. Только СССР.

Вам уже удалось предотвратить вторжение в Афганистан, а это значит, что не произойдёт взрыва исламского фундаментализма, и башни Мирового Торгового Центра не будут разрушены влетающими в них Боингами.

Вы рассказали нам о надвигающейся эпидемии AIDS... да мы просто перестреляем к чёртовой матери всех шимпанзе вместе с их вирусами в Центральной и Западной Африке! Перестреляем вместе с защитниками животных, если они попытаются нам воспрепятствовать!

Чернобыль и Тримайл Айленд... надо добиться от технарей, чтоб они соображали — что, чёрт побери, происходит в их проклятых реакторах, когда они нажимают на кнопки.

Я очень надеюсь, что вы сумеете сохранить СССР.

В любом случае, мы не станем вам мешать.

Подумайте, чем мы можем вам помочь.

Светает, вам пора возвращаться.

Воскресенье, 2 июля 1978, вечер

Лондон, Великобритания

Букингемский Дворец

Этот вечер начался в полдень, когда в гостинице появились двое строго одетых джентльменов. Они постучали в номер, где проживал мистер Соколофф и вручили ему приглашение.

— Сегодня двадцатипятилетний юбилей коронации Её Величества, и в Букингемском дворце состоится приём. Вот ваше приглашение, мистер Соколофф.

— Но... я не понимаю... вообще, откуда она...

— Мистер Соколофф, Её Величество не всегда отчитывается перед курьерами протокольного отдела, по какой причине приглашён тот или иной гость. Вот и сегодня тоже — не отчиталась, — развёл руками тот, что выглядел моложе и наглее.

— Но у меня...

— Внизу, у стойки портье, стоит посыльный из Харродс. Пригласите его в номер, он покажет несколько костюмов и пар обуви, которые для Вас подобраны. Когда соберётесь уезжать из Лондона, просто оставьте всё в номере, посыльный заберёт.

— Но меня никто не отпустит!

— Ивану Петровичу только что — в порядке извинений от лондонской полиции за вчерашнюю ошибку — доставлен из гостиничного бара ящик тщательно охлаждённого Абсолюта и блюдо с сэндвичами. К четырём часам он уже не сможет выползти из своего номера.