Теnь

Вдруг ему пришло на ум, что эти существа могут быть совсем не похожи на людей. Он вспомнил детские сказки, в первую очередь о духах воздуха — сильфидах. Возможно ли увидеть их человечекому глазу, Nicolas не знал.

У самой воды он скоро различил чудесное строение — песочный замок. Там были причудливые гроты, и ров, наполненный прозрачной водой, и башни, украшенные перламутровыми ракушками и морскими камешками. Голоса шли оттуда. Nicolas стал подходить ближе с удвоенной осторожностью. Он не видел говоривших — значит они смотрели, как и он, в сторону моря. Все строение было едва ли выше метра, Nicolas заключил, что стой он совсем рядом, самый высокий шпиль замка доходил до его солнечного сплетения. Светлые волны подмывали песочные стены. Пока что они держались.

Рядом с самым высоким шпилем на осыпающемся песке сидели двое, тесно прижавшись друг к другу: молодая женщина и мальчик, совсем малыш. Женщина была ростом не больше ладони, а ребенок вполовину меньше. Она сидела ласково обняв его, прижимая крепко к себе. Несмотря на их малый рост, Nicolas четко видел их лица и все детали одежд, радужно-зеленого цвета. Им не хватало лишь двух прозрачных крыльев за спиной, для полного сходства со сказочными существами из древних легенд (насколько помнил сказки Nicolas). И без того они казались настолько легкими, что любой сильный порыв ветра готов был унести их как уносит пушистые семена одуванчиков. Темные волосы женщины спадали по плечам волнами, легкие прямые волосы ребенка поднимал ореолом едва заметный ветерок с моря. Они не сидели на месте, иногда отдыхали, но в основном резвились, сбегая вниз по осыпающемуся песку, почти до самой воды. И были такими невесомыми, что, прыгая с большой высоты, не ушибались и почти не разрушали строения. Малыш заливался радостным смехом, мать вторила ему... И снова ловко, легко забирались они наверх к высокому шпилю, отдыхали, глядя на предвечернее море. Она перебирала смуглой худой рукой его легкие волосы, то и дело целовала в затылок, в пухлые щеки, маленькие крепкие руки.

Nicolas хотел бы превратиться в соляной столб, имеющий уши и глаза, чтобы только не нарушать их покоя, их светлой радости. Мать что-то говорила ребенку, и Nicolas услышал ее слова:

— ...Когда-то давно жил человек. Его звали Харольт Длинный Нос.

— Почему? — сразу же отозвался малыш.

— Это был очень любопытный человек.

— А зачем?

— Лучше послушай дальше! — рассмеялась мать, — или я ничего не стану рассказывать.

" История о Харольте"

Рыжий Харольт шел по дороге, насвистывая веселую песенку. Отчего бы ему не веселиться, если светило солнышко и все вокруг веселилось и радовалось, вплоть до последней букашки. Кроме того, причина была и более серьезная. Он ушел из Замка, попросту сбежал. Пока его не искали — и это было хорошо. Харольту не хотелось оставаться в Замке, не было смысла. Город почти разрушен, а горожане бегут оттуда, как проморенные тараканы. Убивать безоружных Харольт не любил, и смотреть на умирающих ему тоже не нравилось. Правда, он не знал, чем займется, чем будет зарабатывать себе на хлеб. Но пока что хлеб в его котомке был и Харольт не печалился. Что-нибудь он, конечно, будет делать.

Ночь застала его в пути. Харольт не очень огорчился — лишь бы не пошел дождь. Но дождя не было, было очень сухо и хорошо, от земли пахло весной. Харольт разжег костер, а потом лег прямо на землю, завернувшись в плащ и положив под голову мешок. Над ним приветливо мигали звезды, как-будто звали с собой.

Сколько неприятностей натерпелся Харольт в Замке! И как хорошо было здесь, просто под открытым небом. Он все смотрел на звезды, а потом закрыл глаза... и тут услышал слабый, звенящий голосок.

— Харольт! Харольт! Харольт!

Он открыл глаза и никого не увидел. Подумав, он решил спать, но едва закрыв глаза, снова услышал:

— Харольт Длинный Нос, Харольт Длинный Нос... хи-хи... — довольно ехидно.

— Да кто мне спать мешает! — рассердился Харольт.

— Это я.

— Кто — "я". Никого не вижу!

— Я — Дух... Пух... Бух!

— Глупый Бух, отстань!

Но назойливый дух не думал отставать, он все так же мерзко

хихикал и дразнил Харольта. Харольт, наконец, сел.

— Ну чего ты хочешь?

— Давай поиграем.

— Я спать хочу.

— Кто спит, когда светят звезды?

— Люди.

— Я не человек, — брезгливо ответил дух.

Харольт подумал и решил поиграть, может, отстанет.

— Во что будем играть?

— В счет. Ты говоришь "раз", а я говорю дальше.

— Раз... — пробормотал Харольт. — А когда закончишь?

— Когда кто-нибудь до конца дойдет!.. Тридцать пять!..

Он сказал неправильно, но Харольт почесал затылок и подумал,

что лучше не спорить.

— Два.

— Сто сорок шесть!

Так они долго перебрасывались числами. Харольт чувствовал, что засыпает, бормотал во сне невесть что, потом просыпался.

Звезды побледнели, небо на востоке стало светло-серым и нежно-бирюзовым. Харольт зевал во весь рот, а проклятый дух все еще мучил его.

— Десять... О-ах!

— Миллиард сто пятьдесят шесть!

Харольт рассердился — когда все это кончится? Произнес в запальчивости:

— Ноль из нуля — двух! Там, где стоит вредный Бух!

Последовало молчание, а потом тихий шепот:

— Выиграл... Такую глупость даже я придумать не могу...

Тоненький голосок хихикнул и растворился в воздухе. Харольт, завернувшись в плащ, сладко уснул.

Он проснулся в полдень и через несколько часов дошел до деревни. Там он остановился в трактире, где поужинал на последние деньги и завалился на сеновале.

Вздыхая, думал Харольт, что теперь начинается его жизнь бродяги — без денег, без хлеба, без крыши над головой, да еще и с Проклятием. В этот вечер ему было грустно. Он расстелил на сене плащ и вытряхнул на него все, что осталось в мешке. Внезапно что-то выпало и рассыпалось со звоном. Харольт зажег лучину и при свете ее разглядел широкий дубовый лист, в который завернуты были семь лепестков из серебра, тоненьких и узких, и семь — из чистого золота. На листе красовалась надпись, сделанная тонкой палочкой: "Харольту Длинному Носу за глупость".

Харольт рассмеялся, это веселый Бух отплатил ему за шутку и ночь без сна! Что же, теперь Харольт был человеком, пожалуй, даже состоятельным, но он решил сделать очередную свою глупость — попутешествовать по стране! Так он решил и заснул с легким сердцем.

Утром он отправился в путь. А с того времени говорил:

— Хорошая глупость может выручить лучше, чем глупая мудрость.

И никогда не спорил с мудрецами. Вот так."

Холодный ветер с моря коснулся их лиц, да и солнце уже утонуло в усталом пурпуре. Женщина замолчала. И мальчик и женщина вдруг что-то почувствовав, оглянулись... Наверное Nicolas показался им ужасным великаном, который вот-вот разрушит их песчаную хрупкую крепость. И в тот же миг он узнал темноволосую женщину, вспомнил ее имя.

— Лючия! — позвал удивленно Nicolas спутницу своих прошлых путешествий.

Молодая женщина, вскочив на ноги, испуганно вскрикнула. Мальчик сорвался с места, легко спрыгивая вниз, словно по ступеням, он добрался до подножия песчаного замка, откуда вел ход внутрь, в темные гроты. Она открыла глаза, и Nicolas вновь увидел их прозрачную, яркую зелень.

— Я забыла, забыла... — крикнула она великану. — Слишком больно все помнить.

Она бросилась вниз, вслед за малышом, уже не пугаясь нависшей над ними фигуры, сейчас ее занимало другое — мальчик вбегал внутрь грота. Лючия предостерегающе воскликнула:

— Радость моя! Стены сейчас размоют волны!

Но он уже исчез в полутьме, и женщина скользнула вслед за ним словно на радужных крыльях. Nicolas знал, что малыш увел ее к волшебной лестнице... А он сам не мог идти вслед за ними, слишком большим и тяжелым он стал. Волна набежала на берег, размыла залив возле песочного замка и одна часть его обвалилась. Скоро от чудесного строения осталась лишь горсть песка, да и ту быстро сровняли с берегом волны.

Nicolas все стоял молча. Закат догорел, и бледная луна всходила над темными волнами. Поднялся ветер. Он опустился на песок, повлажневший от росы.

— Я прошу только об одном, — проговорил убежденно Nicolas, обращаясь неизвестно к кому, — позволь мне хотя бы видеть их. Я прошу тебя только об этом."

II

" Лестница и фонарщик"

Приступ больше не повторился. Напугав им свою супругу, Nicolas мог пользоваться всеми привилегиями данного положения: то есть, как свято верила в это жена, отыгрываться на ней своими капризами.

Он продолжал работать. Разве что реже стал уезжать из дома, много времени проводил у компьютера и другой электроники. Стал больше спать, меньше двигаться, изредка выходил прогуляться (в одиночестве). Подобные перемены в темпераменте своего мужа она связывала с лекарствами. Ему ведь постоянно твердили об отдыхе, спокойствии, рационально устроенной жизни. И, что удивляло! Nicolas вполне спокойно, терпеливо выполнял все эти требования.

Его новым увлечением стали легенды и сказки германского народа. Книги выписывались Nicolasом по почте. Кое-что отсылалось потом обратно, но некоторые он приобретал в собственное пользование, насколько могла заметить жена, постоянно их перечитывал.

Однажды она заглянула в его комнату, когда Nicolas уехал куда-то по делам. Взяла в руки книгу со столика возле его постели. В богатом золотом переплете, книга оставалась ей совершенно непонятной, насколько она могла судить, была написана на немецком языке — Nicolas свободно читал и говорил на немецком. Жена взяла другую красиво иллюстрированную детскую книжку. Открыла наугад, ей попалась глава "О сильфах и сильфидах". Текст пестрел карандашными пометками. Зная его почерк, жена даже не попыталась что-либо прочесть. Аккуратно положила книгу на место и тихо вышла из комнаты.

Продолжая жить в одном доме, они очень мало общались друг с другом. И поэтому, когда несколько дней спустя, жена постучалась в его комнату, спрашивая разрешения войти, Nicolas удивленно поднял брови, отозвался коротко:"Войди," — и отложил книгу в сторону, обложкой вверх. Он заметил, как жена скользнула взглядом по этой обложке, прежде чем заговорить с ним.

— Nicolas, — сказала она как будто спокойно, — завтра нам вместе нужно съездить в город.

— Зачем?

— Звонил твой врач. Он договорился с еще одним специалистом о консультации.

— Хорошо, — отозвался Nicolas и снова взялся за книгу.

Она задержалась, ожидая его вопросов. Но никаких вопросов не последовало. Nicolas не отрывался от чтения и ей оставалось только уйти.

Конечно, он понимал о чем пойдет речь у этого специалиста! Совсем недавно он слышал ее разговор по телефону. Nicolas мог быть каким угодно, но только не глухим. Собственно им случайно был услышан отрывок обычной болтовни по телефону двух подружек:

— Мне кажется, — говорила жена, — с ним не все в порядке... Да, я имею в ввиду именно это... Я бы не обратила внимание, но книги, которые ему высылают! И на немецком — тоже... Понимаешь ли, он читает детские сказки, он просто... Да, как ребенок... Ладно, мне кажется он вышел из ванной. Пока.

Все ясно, что ж! Nicolas не был против, потому что в этом плане чувствовал себя совершенно здоровым человеком.

Утром, впервые за очень долгое время, они позавтракали вместе, чинно вышли из дома. Жена села на место водителя, и Nicolas никак не отреагировал на это. В полном молчании они добрались до больницы минут за сорок быстрой езды (Nicolas обратил внимание, что она находилась за городом).

Как и ожидал Nicolas, его отвели в тому самому специалисту, еще молодому человеку с очень респектабельной внешностью. Он улыбался так, как нужно улыбаться доктору своим нервным пациентам. Nicolas выслушал все его вопросы, дал все, какие мог, ответы. Но в большей степени обратил внимание на его молоденькую медсестру, одетую в привычный белый халатик поверх комбинации телесного цвета. Зачем психиатру понадобилась медсестра, тем более такого изящного сложения, Nicolas мог только предполагать. Возможно, уносить и приносить карты больных. Когда девушка ушла с его картой, он повернулся к молодому человеку.

— Можно задать вам вопрос? — очень вежливо спросил Nicolas.

— Пожалуйста, — охотно отозвался он.

— У нее под комбинацией есть трусики?

Кончики ушей молодого специалиста пунцово вспыхнули.

— Я это к тому, — спокойно пояснил Nicolas, — что если есть комбинация, удобнее ходить без них — так мне объясняла одна женщина. Она носила только пояс, чулки и комбинацию. А так же офигенно дорогие модельные туфли. Настоящая классика.

— Собственно, — молодой специалист усмехнулся, — Я не знаю, есть ли у нее там что. Она недавно у меня работает.

— По-моему, она очень хочет, чтобы вы это узнали, — заметил Nicolas. — А вообще, моя жена сидит там, и я знаю, что она будет спрашивать вас... вернее, пожелала бы спросить о моем э...э-э...то есть... душевном равновесии — так я хотел сказать. Скажите, что с ним все в порядке, и не в нём дело.

Молодой человек улыбнулся, на этот раз просто весело. Вернулась медсестра, и они вполне вежливо попрощались.

Потом Nicolas некоторое время ждал в холле свою жену, листая красивые журналы с рекламой внушающих ужас лекарств. Он слышал, как доктор довольно громко (вероятно, специально для него) сказал:

— Никакой патологии. Может быть легкая астения, вялость реакций, но это уже не моя специфика. Психически он совершенно здоров.

Жена еще о чем-то настойчиво спрашивала, Nicolas не прислушивался больше к их разговору.

Вернувшись домой, он сказал жене, что устал и сразу же поднялся в свою комнату. Может быть, было хорошо, что она проявила заботу, но не верилось в искренность. До вечера они не перемолвились ни словом, хотя Nicolas отнесся ко всему происшедшему с необходимой долей юмора, и не прочь был поболтать. Жена восприняла все слишком серьезно. А Nicolas не любил, когда его считали простаком, этаким всепрощающим простофилей, о котором все за глаза говорят: " Вот и славно, милый, хорошо, что ты смыслишь только в своей хреновой музыке. Продолжай в том же духе." К несчастью, Nicolas давно понял, что трудно ожидать от людей честности, когда дело касается жратвы, то есть денег. Сам себя он считал отнюдь не святым, и зависть, и злоба, и ненависть — все время от времени брало верх. Но никогда не главенствовало над ним. По меркам жены, денег у него не было, и Nicolas мог только догадываться, насколько это ее огорчало.

Он рано лег, долго листал немецкие легенды и сказки, особенно внимательно перечитывая длинные комментарии к ним. И это отвлекло его от житейских мыслей, увело в таинственный мир, который когда-то так ясно виделся ему. Время от времени Nicolas улыбался своим мыслям.

Потом он почувствовал приближение сна и потушил свет.

"Во второй раз увидев на морском берегу Лючию, Nicolas понял — если он хочет когда-нибудь отыскать их, то должен разорвать круг, уйти дальше пусть даже рискуя потеряться.