Зеркало надежды

— Его величество болен.

— Что говорят лекари?

— Простите, ваша светлость, я ничего не могу сказать без разрешения его величества.

Канцлер поглядел весьма многообещающе, но Баристу было не до того. Он даже не заметил, потому что вливал в губы короля вино с настоем.

Остеон пошевелился, глубоко вздохнул.... На серые щеки начал возвращаться румянец.

— Кто здесь?

— Лежите, ваше величество, — канцлер чуть потеснил Бариста, наклонился над королем.

— Кто... знает?

— Обещаю, я буду молчать.

Остеон медленно прикрыл глаза. Силы возвращались к королю.

— Кто-то меня видел? Сейчас?

— Нет, ваше величество.

— Никто не должен знать... — в голосе короля звенела сталь, обещая мучения и смерть любому проговорившемуся. — Никто.

— Клянусь, ваше величество! — это явно относилось не к Баристу, и канцлер отвечал.

— Дайте донесение.

Мужчины замялись, но... выбора не было.

Второй раз король пробежал его глазами уже более спокойно, протянул Леонару.

Канцлер прочитал несколько строчек, и едва не улегся рядом с королем.

— Степняки? Взяли Инкор? Собрали большое войско, чуть ли не сорок тысяч человек, и теперь движутся вглубь Аллодии, вдоль Интары! Брат воинственный!

— Это-то понятно, где бы они еще прошли!

Остеон переключился на более важное. С самочувствием-то там все ясно, лучше уже не станет, только хуже, а значит, и волноваться не о чем. Интара была достаточно глубокой речушкой. А что главное для войска?

Вода.

Надо поить людей, надо поить коней, степнякам последнее особенно важно...

— Откуда у них такое войско?

Канцлер сжал в кулаке бумажку.

— Если этот... еще не сдох, то я ему помогу. Обещаю, ваше величество.

— А разъяснить? — Остеон уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в кресло.

Леонар фыркнул, словно кабан в камышах, и принялся объяснять.

Последнее время на границе со Степью царило просто умилительное спокойствие. Прямо-таки восхитительное.

Набеги почти прекратились, вылазки стали редкими... народ порадовался.

Рид — насторожился. Так уж был устроен маркиз Торнейский, что везде видел в первую очередь подлость, а потом...

Рид поговорил со своими подчиненными. Сотник Давель командовал разведчиками, он и отправлял их в Степь... он уверял Рида, что все в порядке. Просто у степняков сменился каган, старый умер, новый воссел на трон, ну и... естественный процесс. Пока внутренних врагов не перережет и друзей не наградит, ничего серьезного ждать не стоит.

А поди ж ты...

Маркиз Торнейский написал в столицу, и говорил при встрече с канцлером, но... ничего не было известно. Тишина и покой.

Леонар с себя вины не снимал, но клялся и божился, что разведка ничего не доносила. Хотите, ваше величество, рубите голову, а только есть у нас предатели, есть...

Его величество это ожидаемо не утешило, но менять сейчас канцлера?

Вводить нового в курс дела?

Некогда! Не до того...

И его величество принялся отдавать приказания.

Объявить всеобщую мобилизацию.

Подтянуть войска к границе.

Перехватить, остановить, не пустить...

Разослать голубей по всем крепостям. И...

Маршала к королю!!! Немедленно!

Канцлер вылетел из кабинета, словно под зад пнутый. Слуги метнулись на поиски маршала. А его величество посмотрел на Тальфера.

Вообще, король должен быть несгибаем и властен, но...

Принц был где-то в городе, а король — тоже человек. Он не может быть символом двадцать четыре часа в сутки, ему иногда тоже надо выговориться. Перед человеком, которому все безразлично, кроме обожаемых цифр.

— Мы справимся? Что у нас по финансам?

Набег — это ведь в первую очередь расходы. На войска, на продовольствие, фураж... на все.

Барист принялся излагать цифры. Которые знал на память.

Он понял, что королю это не так важно, просто его величеству надо собраться с духом... и высказать что-то такое. Что-то, на что не хватает сил даже у короля.

Вторжение?

Да, это бы подействовало на короля, но не так сильно. Аллодия сильна, и они бы справились... маркиз Торнейский...

Восьмилапый!

Барист сообразил, в чем дело. Но...

А, семь смертей не увидать, а одной не миновать.

На плечо королю, который сидел за столом, сгорбившись в кресле и прикрыв лицо, легла мягкая ладонь. Барист Тальфер обычно не позволял себе таких вольностей, но сейчас...

— Он справится, ваше величество.

— Сорок тысяч человек. Сорок. Тысяч.

— Это степняки. Они не умеют воевать, государь.

— Сорок тысяч.

Что мог сказать Барист?

Да только одно.

— Ваше величество, давайте созывать войска. Раньше начнем, раньше поможем маркизу.

Остеон с трудом вытащил себя из кресла, подошел к окну. Проклятая слабость после приступа, и виски до сих пор ломит...

Сто человек гвардии. Маркиз...

Где-то там, где едет Шарлиз Ролейнская, где идут сорок тысяч степняков, где граница...

Брат воинственный, Сестра милосердная, сберегите моего брата!!!

Остеон знал Рида.

Маркиз не полезет в лобовую атаку, а задержать врага, измотать, дать время...

Интара подлая речушка, она течет по оврагу, по полям, лесам, перелескам, там подходящие места для партизанской войны. Рид обязан уцелеть, должен!

Война...

Никогда не знаешь, что, как, где...

— Где маршал?

— Я сейчас, ваше величество...

Барист выглянул за дверь, и заговорил со слугами.

Остеон молча молился.

— Ваше величество?

Маршал, Артан Иллойский, вошел быстрым шагом.

— Мне сказали... ваше величество?

Остеон взял себя в руки. Кто бы сомневался, весь дворец уже в курсе.

— Маркиз, если вы уже знаете про степняков... объявляйте мобилизацию, собирайте войска...

— Да, ваше величество.

— Выступайте, как можно скорее.

— Слушаюсь, ваше величество.

— И... возьмите.

Король открыл стол.

— Ваше величество!

Маркиз ахнул, увидев эту вещь.

— Приказ отдаст Барист.

Вещь в руках у короля была личной королевской данзой.*

*— ближайший аналог в русском языке — пайцза, прим. авт.

Золотая пластинка, выполненная в форме королевского герба Аллодии. Единственное отличие — громадный черный камень, вделанный посередине в золото. Своего рода отличительный знак, благодаря которому данзу нельзя было подделать или подменить. Таких камней и было-то всего шесть штук. Корона, скипетр, кольцо, нагрудный медальон короля, и две данзы.

Золотые пластинки.

Неограниченная власть на территории королевства.

Человек, которому доверили данзу, мог распоряжаться так, словно сам король стоял на его месте. Ему не могли отказать ни в чем, кто же отказывает королю? Более того, он мог начать или закончить войну, казнить или миловать... он был волен в жизни и смерти людей, как сам король. Одно слово...

— Это вам, маркиз. Единственный, кому вы ее можете отдать — маркиз Торнейский.

— Да, ваше величество.

Остеон помолчал пару минут.

— Он сейчас там.

Маркиз дураком не был.

— Ваше величество, я все сделаю, чтобы ему помочь.

Остеон молча кивнул. Горло перехватило.

Маркиз вышел. Барист, незаменимая голова, уже подготовил проект приказа. Остеон пробежал его глазами, все правильно. Мобилизация, война, большая королевская печать, осталась подпись...

— Прикажи отдать маркизу.

А оставшись один, опять уставился в окно.

Брат светоносный, Сестра милосердная, спасите моего брата...

Аллодия, неподалеку от р. Интары.

Каган Хурмах оглядел свое войско.

Как и положено кагану, он передвигался на платформе, которую тянули вперед быки. Испокон веку так заведено, нищета и рвань пешком, простые степняки, чикан, верхом, знатные, дакан, в колесницах, а каган — на платформе. Вызолоченной и разукрашенной, чтобы все видели его знатность и богатство.

И — бесстрашие.

Ясно же, что на платформе передвигается каган, сюда будет нацелен удар врага, но правитель страха не ведает. Хотя это было сказано не о Хурмахе.

Он знал, что такое страх.

Не за свою жизнь, нет... За другое.

Хурмах был третьим из шести братьев. И где теперь остальные сыновья его отца?

Нет их...

Ушел в небытие книгочей Бурат, ушли в небытие сладострастники Чихей и Журмей, погибли храбрые Арват и Санат. Всех унесли кого клинки, кого болезни. Всех...

И даже своей подушке не признавался Хурмах в том, что причиной трех смертей был он сам.

Хурмах хотел величия для своей страны.

Прекрасна и многообразна степь, обильный в ней поля, тучны стада, изобилен приплод в них, но кто сейчас считается со степью?

Никто.

Их превратили в собак, сидящих в конуре, загнали, как волков, и не выпускают за кольцо сторожевых башен. Хурмах искал способ это изменить, и нашел.

Всегда, везде два понимающих человека смогут договориться.

Вот он, человек, который его понял.

Сотник Давель.

Сейчас он не сотник, он личный кал-ран самого кагана. И когда наступит момент дележки добычи, Хурмах щедро одарит союзника.

Давель неглуп, именно он привез наложницу, прекрасную, словно луна, но больную дурной болезнью для Журмея, он помог устроить засады, в которых сгинули Арват и Санат...

Именно он.

Кое-что сделал и сам Хурмах, но это сейчас неважно. Важно то, что его признал Круг. Его имя выкликнули перед кострами, как и полагается по старинному обычаю, а его призыв откликнулись храбрые воины, и сейчас он собирается пощупать мягкое подбрюшье Аллодии.

Пройти до берега моря и омыть ноги в соленой воде.

И это — справедливо.

— Давель!

Кал-ран отозвался почти сразу. Позвали.

— Мой каган!

Хурмах цыкнул на наложниц, чтобы скрылись с глаз долой, кивнул Давелю на подножие трона. Кал-ран понятливо вскарабкался на платформу.

— Ваше величество?

Титул согрел душу. Но...

— Рано меня еще так называть.

— Ваше величество, вы уже король. Степи. А Аллодия ждет своей очереди.

— Ты уверен, что нас не остановят?

— Вы взяли Инкор почти без потерь. И другие крепости падут вам под ноги...

Каган поморщился.

Инкор они взяли потому, что сотник с верными людьми просто открыл ворота своему кагану. И степняки ворвались в крепость. А вот дальше...

— Король соберет войска...

— Король стар, принц глуп.

— Есть еще Черный волк, — прошипел каган.

Маркиза Торнейского в степи называли именно так.

Черный волк.

Есть такое предание, и когда его рассказывают, дети степняков жмутся к кострам, не смея отойти от них до самого утра, а их родители вспоминают свои страхи, и подбрасывают в огонь кизяк. Это — не просто страх.

Это — волк.

Черный, кривой на один глаз и хромой на одну лапу, он бродит по степи. И нет того, кто его одолеет. Красны его глаза и белы его клыки, и падает с них на землю густая пена, а там, где касается она земли, вырастает белена.

Волк уносит детей, режет скот, и даже воины склоняются перед ним. Перед его мощью и силой...

Так прозвали и Торнейского.

— У вас есть союзники в столице, ваше величество. Торнейский не придет. Или придет, но почти без войска. Человек пятьсот, семьсот... что он сможет сделать?

Хурмах поежился, сотворяя знак, отвращающий зло.

Что может сделать Черный волк?

Об этом узнает тот, кто попал ему в зубы. Но — поздно. Слишком поздно.

Только вот каган не должен ведать страха. Хурмах оглянулся на свое войско.

Степняки с арканами, степняки с копьями, с саблями, все смотрят на него, все готовы умереть за своего кагана...

— Пусть приходит Торнейский. Мы его встретим.

Аланея. Дом на окраине.

Высокий светловолосый мужчина проглядел донесение с границы, и довольно улыбнулся.

Замечательно. Пока все идет по плану.

Что нужно для смены власти?

Первое — опасность. Когда волк угрожает овчарне, овцы становятся послушными.

Второе — пастух. Его надо или убрать, или скомпрометировать... с Остеоном разберемся, руками его же сына.

Лэ Стиорта уверяет, что настой скоро будет готов, принцу она его всучит, за хорошие деньги, кстати, деньги лишними никогда не бывают, и Найджел бодро побежит травить отца.

Не сразу, конечно. Но где-то через полгода-год, в зависимости от везения и крепости здоровья остеон скончается, и Найджел займет трон.

Попробует.

К тому времени в битве на границе погибнет Торнейский, а сам мужчина...

У него уже готово войско, которое не только вышвырнет кагана из Аллодии, но и отвоюет изрядный кусок степи.

Хурмах — трус и сволочь, но не дурак, поняв, что для его драгоценной шкуры есть угроза, он предпочтет договориться.

Договориться можно вообще с любым человеком. И светловолосого поддерживала примерно пятая часть дворянства, а это много.

Очень много...

И в результате победитель вернется в столицу. А тут к его услугам и принцесса, и трон.

Кому будет нужен Найджел, к которому приклеится ярлык отцеубийцы?

Да никому. Палачу, разве что...

Заговор вступал в решающую стадию.

Полгода, максимум, год, и в Аллодии сменится король. Разумеется, для блага самой страны. Как истинный патриот Аллодии, мужчина просто не мог допустить, чтобы на ее троне сидел подлец, убийца и дурак, впридачу.

Мужчина вообще был за мирное решение проблем, он бы и с Торнейским договорился...

Но маркиз был слишком предан своему брату. Это и Диана отметила в своих донесениях. Пусть покоится с миром.

Спишем маркиза в расход...

Мирная картина, не правда ли?

Мужчина, с бокалом красного вина, в уютном кресле, у камина...

А если заглянуть в его разум?

Клубок змей — намного более приятное зрелище, чем его мысли. И менее ядовитое, кстати. Как часто внешнее и внутреннее не совпадают?

Это вопрос философский. Мужчину волновали вопросы житейские. Согласится ли Риний отдать за него Дилеру? Что делать с Шарлиз? Как поступить с Сорийскими?

Как договориться с Тальфером?

На все эти вопросы ему предстояло еще найти ответы. Но он ведь умный и хитрый. Он справится...

Не пройдет и двух лет, как на его чело опустится корона Аллодии. Не пройдет и двух лет.

Человек грезил о своем будущем величии...

Матильда Домашкина

— Пора праздновать?

— Думаю, да...

Давид не появлялся вот уже третий день. Ни игрушек, ни цветов, ни джипа...

Надоело? Или понял, что здесь не обломится?

Антон же решил свести все отношения к вежливому общению начальника и секретарши.

Устраивало ли это Матильду?

Да более чем. А вот Малена вздыхала. Но сестра нашла, чем ее развеселить.

— Мы сегодня после работы идем в бассейн.

— Здорово... а куда?

— В клуб 'Атлант'. Там первое занятие бесплатно, а потом купим абонемент, если захотим.

— Давай сходим!

Малена проявляла столько искренней радости, что Матильда готова была прослезиться. А и правда, не учат приличных девушек с монастырским воспитанием плавать в бассейнах. И в море им поплавать не дадут, и по песочку босиком побегать...

Малена и не страдала от этого, она же не знала, чего лишается. А вот когда ей показали, да рассказали...