Линия разлома

Но Калашников у меня тоже есть. Обычный сто четвертый, который я дополнил по своему разумению. Жаль, что сейчас ЭОТЕК по разумной цене не купить, санкции, но у меня остались с давних еще времен — им ничего не делается, надежные как камень. Ну и остальное... по мелочам.

Машина эта моя, личная и бить я ее не хочу. Проблема в том, что служебные — слишком все одинаковые. И мало кто подумает о том, что в Гелике может быть кто-то кроме бандитов.

Поскольку, перехватчики** всегда работают парами — в машине я не один. Так то я один работаю — жизнь приучила не доверять людям — но "на войну" в одиночку ходить нельзя. Почему? А вы попробуйте вести машину и стрелять одновременно... это только в кино хорошо получается. Поэтому, сзади у меня сидит Децл. Это кличка такая. Паренек из лагерей, он в семнадцать лет уже воевал с бандеровцами. Великолепный стрелок — вот и пусть сидит сзади, за руль я его все равно не пущу. Он один из тех немногих людей, которым я отчасти доверяю — это напарник Кубинца. Куба пошел на дело один, потому что так было нужно. А я взял на дело Децла, потому что был нужен напарник. Вот такой расклад.

Теперь — в чем суть операции. Исходя из той инфы, которая у нас была и той, которую мы получили от того чеченского урода — мы просекли, что в Астрахани будет встреча между представителями украинских нацистов и местным ваххабитским подпольем. Где — чех этого не знал, но наработки у нас были. Мы контролировали больше тридцати "точек", в отношении которых у нас был интерес. Точки, в которых жили родственники, жены известных нам джихадистов, точки, в отношении которых была получена информация что это явка боевиков. Точки эти контролировались техническими средствами двадцать четыре часа в сутки. Как? Ну... способы разные бывают, некоторые с беспилотников, благо они сейчас дешевые, некоторые — со скрытых камер наружного наблюдения, расположенных... мальчик, а может тебе и ключ от квартиры дать, где деньги лежат? Неважно, где расположенных, в общем. Веб-камера — хорошая вещь, дешевая, маленькая, установить, запитать, подключить к сети — да нет проблем. Получив информацию, мы сели на камеры и начали отслеживать активность. И один из адресов "дал флажок" — то есть, проявилась подозрительная активность. Именно его — мы и намерены брать.

В адресе этом — живет вдова установленного боевика, ликвидированного при попытке устроить теракт в Саратове. Марина Калачева, но предпочитает, чтобы ее звали Марьям. Она местная, из Астрахани, из небогатой семьи — отца застрелили во время разборки браконьеров. Где-то познакомилась с парнями, парни оказались ваххабитами. С одним из них — у нее был никях, то есть "мусульманский брак", от никяха этого родился ребенок. Вообще, если поговорить с мусульманскими правоведами, с авторитетными людьми — выясняется, что понятием "никях" ваххабиты прикрывают самый банальный блуд: никях невозможен без родителей невесты и не предполагает, что после никяха невеста должна ложиться в постель. Но ваххабитам на это плевать: средний срок жизни русского ваххабита, принявшего радикальный ислам и вставшего на джихад — полтора года и за эти полтора года они берут от жизни все что могут. Жених — забрал Марину к себе на родину, в Саратов, где через несколько месяцев был уничтожен при штурме конспиративной квартиры. Против Марины ничего не было, ее вызвали в прокуратуру, вынесли предупреждение. А что еще можно сделать, если вся ячейка уже в райских садах Фирдауса, свидетелей нет, баба клянется, что ничего про делишки своего мужика не знала — уходил рано, приходил поздно, иногда и вовсе не приходил. А то, что она вела страничку в ВКонтакте, где призывала русских принимать ислам — ну, это ничего не значит, да. Родители жениха — ее прокляли и не приняли, она вернулась в Астрахань, поселилась одна — но адрес ее взяли на контроль, на случай чего. И сейчас — у нее в адресе как минимум трое, из которых как минимум один — в федеральном розыске.

Сейчас еще бандеровцы подъедут, послушаем, что они говорить будут — и зайдем в адрес. Аллаху Акбар, короче...

Адрес — был старым, построенным еще при усатом вожде двухэтажным зданием, рассчитанным на восемь квартир. Наверное, когда-то это было элитным жильем, мечтой советской семьи, большинство из которых прозябали тогда в деревянных бараках. Балкон, кухня, комнаты... все как у людей. Теперь — это было трущобами. Крысы, гнилые и вот-вот готовые провалиться деревянные перекрытия, узкая, низкая лестница, ведущая на второй этаж. Плач ребенка из-за покосившейся, обитой дермантином двери, мутные, не мывшиеся уже несколько лет стекла в крохотном подъезде. Заложенные кирпичом оконные проемы в выступающих балконах — чтобы получить еще одну теплую комнату. Все какое-то жалкое, скукожившееся...

Старая, но еще ходкая Шеви-Нива резко свернула с дороги, перевалила через почти провалившиеся мостки через придорожную канаву и въехала во двор, образованный с одной стороны зданием, с другой стороны — покосившимися, темными от времени деревянными сараями, в которых жители трущоб хранили свой скарб. Бродячая собака — бросилась бежать, юркнула в какую-то дыру в заборе, в углу дворика — стоял Запорожец, без окон, без дверей, без колес, днищем вросший в землю. За его рулем -сидел бедно одетый пацан лет десяти — двенадцати, он гудел, надувая щеки, крутил руль и представлял, себе, наверное, сочинскую трассу Формулы 1...

Русня...

Трое — вышли из машины. Все трое — выглядели как небогатые русские, один белокурый, двое — с серыми, подстриженными "под полубокс" волосами. Одеты они были "с базара"— то есть джинсы и дешевое тряпье. Один — достал с заднего сидения машины тяжелую сумку с ярко-красным логотипом Магнита.

Еще один — осмотрелся по сторонам... внимательно осмотрелся. Ему довелось иметь дело с русистами и он знал, как они нападают... однажды только светлые волосы и русский без акцента позволил ему прикинуться мирняком и выскочить из сжимающейся петли. Пацан... вряд ли он представляет опасность, восемь лет всего. Никаких признаков блокирования, пока они катились по улицам — он не заметил. Тут дома стоят плотно, куча огородов... на край, можно уйти "на рывок". Да и сама Марьям по сотовому сказала, что все спокойно...

— Э, пацан! — крикнул он

Пацан подбежал — но остановился на довольно приличном расстоянии. Замурзанный, с хитрым взглядом, в сбитых кроссовках — типичное дитя окраин...

— Чо надо?

Блондин — достал малахитового цвета тысячерублевую купюру.

— Хочешь?

Пацан жадно посмотрел на купюру.

— Тихо тут? Менты есть? Левые не шарятся?

Пацан помотал головой

— Точно?

— Точняк, зуб даю, дядя...

— Харе — блондин смял пальцами купюру, бросил пацану шарик, тот ловко поймал его

— Э, дядя... ты дверью ошибся.

— Чего?

— Цыган в соседнем доме барыжит. Вон в том, первый подъезд, второй этаж. Бывай, дядя, не кашляй.

Пацан метнулся бежать и исчез за углом. Блондин посмотрел ему вслед, затем повернулся к остальным двоим, ждущим его решения.

— Можно идти...

— Чо пацан говорил?

— В соседнем доме харамом торгуют...

Сами они — неоднократно употребляли наркотики, но при этом продолжали считать их харамом.

— Пошли.

— Мне остаться, брат?

— Не. Не надо...

Втроем — они поднялись на второй этаж замызганного дома, тот, кто держал пакет из Магнита — повинуясь кивку блондина позвонил в дверь. Сам блондин стоял вторым и ниже на лестнице. Так — у него был хоть какой-то простор для маневра — если сейчас из соседних дверей ломанутся харбии.

За дверью — раздался какой-то шорох.

— Кто?

— Это мы, ухти

* * *

...

Едва слышно лязгнул замок. Дверь открылась, за ней стояла женщина. Человек с пакетом — шагнул вперед.

— Привет, ухтишка...

Квартира была двухкомнатная, неожиданно большая. Заставленная старой, потрепанной мебелью. В одной из них — была старая кровать, никелированная, с шарами. На ней — лежали двое, дневной свет сочился в комнату через замызганные занавески.

— Это что... — пальцы женщины, скользившие по животу, натолкнулись на звездообразный, с углублением шрам

— Это... да так... ничего...

Она все поняла — но ничего не сказала, как подобает хорошей мусульманке. Только спросила

— Больно было?

Больно... да... больно.

Их группу — засекли в горах, они уходили к азербайджанской границе, спецназ висел на хвосте, отрезая от населенных пунктов. Двоих раненых братьев пришлось оставить — нести их было некому, а так они могли на какое-то время остановить висящую на хвосте группу и получить заслуженную шахаду. У русистов были местные проводники, видимо, кто-то, кто хотел отомстить — и оторваться потому не удавалось. У самой границе — ночью их встретил пограничный заслон, прорваться удалось очень немногим. В том числе и ему, хотя он был ранен в руку и в живот, Мамед, здоровенный, молчаливый аварец, которому повезло не получить серьезных ранений — вытащил его на себе, потому что был должен. Потом он отлеживался в горном селе в Азербайджане, его скрывала от карателей одна семья правоверных. Врача вызывать было нельзя, потому что за врачом — несомненно пришли бы и харбии. Его лечил местный знахарь, лечил какими-то травами, а в рану — шприцем закачивали чистый мед. Давали деревяшку и он сжимал ее зубами, держась из последних сил, чтобы не заорать. Много дней он голодал... потом врач ему сказал, что если бы он не голодал в момент ранения, то был бы уже мертв из-за заражения крови. Жизнь в горах была несытной — они питались в основном майонезом, лапшой из бомж-пакетов, и мукой, которую просто сыпали в котелок и варили.

Когда он встал на ноги — он весил ровно пятьдесят пять килограммов — при росте метр семьдесят пять.

Но все они — и он в том числе — знали, за что они страдали. Во имя Аллаха...

— Нет. Не больно... Как ты живешь?

Женщина не ответила...

— Тот человек... нам сказали, тут какой-то цыган барыжит...

И по мгновенной реакции женщины — он все понял

— Я его убью.

— Не надо...

— Что ты говоришь, женщина?!

— Не надо. Приедут менты. Будут разбираться.

Он резко откинул одеяло, встал.

— Не надо бояться ментов. Бойся одного лишь Аллаха Всевышнего. Скажи: достаточно нам Его в защитники, он — хороший хранитель.

Одевшись, он прошел на кухню. На кухне — оставшиеся двое бандитов сидели и пили чай. Один посмотрел на часы

— Должны уже быть.

— Спроси, где у нее тут нычка, брат...

— Сам спроси!

Третий из боевиков — хотел что-то сказать, но, повинуясь взгляду блондина молча встал и вышел. Тот, кто накупил целый пакет дорогих гостинцев из Магнита — сел на его место, взял в руки горячую кружку с недопитым кофе, сомкнул руки, будто стараясь согреть их о горячий металл.

— Почему все так мерзко, брат... — спросил он

— Путь джихада полон препятствий. Сказано: неужели вы думали, что мы не будем испытывать вас?

— Нет... нет. Это не то. Это не испытание.

— А что же тогда?

— Это... мерзость, брат. Воюя с харбиями мы и сами становимся такими как они, понимаешь? Где предел?

— Ты знаешь, что наши грехи не будут записаны в Книгу. А их -будут.

— Да... но все мерзко... мерзко.

— Мы сражаемся за то, чтобы победить эту мерзость и установить чистое правление. Шариат Аллаха.

— Тогда почему мерзости все больше...

Вернулся третий боевик. Гулко стукнул о столешницу застеленного клеенкой стола черный, плоский ТТ. За окном — загудел мотор, блондин привстал, чтобы посмотреть.

-Это они.

Замурзанный пацаненок, проскочив одному ему известным маршрутом между домами — выскочил на соседнюю улицу. У обочины — чуть накренившись, стояла Газель, боковая дверь открылась — и сильные руки втащили пацана внутрь.

В Газели было темно и тесно. Несколько человек в боевой униформе полицейского спецназа — стояли плотно, как кильки в бочке. Еще один — держал на весу ноутбук, его экран светился матовым, мягким светом.

— Молодчина, Паш, поставил. Теперь рассказывай.

На экране — было изображение с камеры, которую поставил на месте пацан

— Трое их! — затараторил пацаненок с беженского лагеря — все трое русские. Один из них со мной базарил, без акцента совсем. Среднего роста, у одного волосы светлые, у двоих как у меня, серые...

— Вахи, с... — выразился один из спецназовцев

— Окоротись при пацане!

Спецназовец пристыжено замолчал

— Тачка у них — Шеви Нива, серебристая. Старая, грязная, где-то по глине ехали. Грязь свежая...

— Номер запомнил?

— А как. Шестьдесят первый регион. А — восемьсот пятнадцать — бэ-тэ.

— Молодец.

— У одного сумка Магнитовская, большая. Под самые гланды.

— Чем?! — насторожился координатор -заметил?

— Там бутылка была. К бабе приехал... Тот, другой блондин, мне еще денег дал.

— Покажешь?

Пацан неохотно достал превращенную в комок купюру.

— Кидай сюда.

Купюра отправилась в пакетик, взамен — координатор достал новенькую тысячную.

— На. Купи морожку.

— Я так то пиво пью... — обиделся пацан.

— Пиво пить тебе рано. На вот еще, на проезд. Беги на автобус — только на автобус, понял? Не смей тут ошиваться. Не дай Бог увижу.

— Понял... — с мрачным видом сказал Гаврош двадцать первого века — Слава России!

Украинцы прибыли впятером — обычное для них дело, пятерка у них называется "гурт". Один остался в машине, еще один — во дворе, трое поднялись наверх. Были они бритыми — только-только начали пробиваться волосы. У одного — короткая бородка, у двоих — явно видно, что только что сбрили усы. Украинцы — делали только еще первые шаги на пути подрывной и террористической деятельности — и опыта им явно не хватало...

Один из боевиков — открыл дверь. Второй — держался так, чтобы при необходимости уйти в комнату. За спиной — он держал взведенный ТТ.

— Здорово — настороженно сказал украинский боевик, лобастый, с угрюмыми, волчьими глазами — Марина здесь проживает?

— Заходи...

Прошли в комнату, самую большую — женщина уже убрала кровать и удалилась. Из двух табуретов и листа фанеры сделали что-то вроде стола, выложили у кого что было. Один из украинцев — поставил на стол бутылку водки, но под угрюмыми взглядами ваххабитов поспешил убрать ее, Все стояли так, чтобы при необходимости быстро открыть огонь.

— На какой мове розмовляти будем? — спросил лобастый, лысый боевик с волчьими глазами — ты украиньску знаешь?

— Я знаю русский — сказал блондин — и ты тоже. Не надо создавать проблемы на ровном месте.

— На русском розмолвляти, аки псу гавкати! — резко сказал украинец

— Если хочешь, можешь говорить на арабском или фарси. Но ты не знаешь ни тот ни другой, верно?

Боевик сел прямее

— Добро... — сказал он — будем на русском. Давно на русском не розмолвляли, а Микош?

...

— Наши старшие порешали, что надо вместе дела делать. Вместе мы сила, поодиночке — никто. Только вместе мы добудем свободу.

— Свобода? — сказал блондин — а зачем тебе она?

— Тебе не нужна?! — ощетинился боевик — тогда можешь быть рабом!