Линия разлома

Как-то мне сегодня душно и хмуро.

Сердце ноет, не находит покоя.

Ночью снилось мне кровавое утро

И сгоревшее широкое поле.

Там дети воют, собираются в стаи,

Смотрят в небо как забитые птицы,

Ждут ответа, почему умирают,

Ищут в панике знакомые лица.

Мы не оставим города свои!

Мы обязательно дойдём!

Нас крепко держат руки нашей земли!

Мы свои песни допоём!

Всюду пляшет запах страха и власти -

Запах зверя всем известной породы.

Он всех сжигает без разбора по масти,

Омывая кровью вечные горы.

Вместо сердца — смесь огня и железа.

Вместо воли — пожелание ада.

Но мы тебя вернём на прежнее место.

Для нашей веры и любви нет преграды.

Мы не оставим города свои!

Мы обязательно дойдём!

Нас крепко держат руки нашей земли!

Мы свои песни допоём!

Декабрь

Линия разлома

От автора

Ничто не забыто

Никто не забыт

Время настанет

И каждый получит свое

Эту книгу, я уверен, на Украине запретят. Не уверен, что смогу издать ее и здесь. Но написать и опубликовать ее — необходимо. Чтобы все не просто знали, что происходит — а понимали, что может произойти, и какая опасность угрожает нам.

Эта книга не про Украину, она — про Украину и Россию. Я знаю, что многие в Украине воспримут ее как антиукраинскую, особенно в свете того, что происходит в Крыму и в свете той позиции, которую я неоднократно высказывал — но это не так. Она не антиукраинская, скорее наоборот. Антифашисты в Германии боролись не против Германии, они боролись против фашизма. Это попытка предупредить украинцев, раскрыть их глаза на то, какие силы рвутся к власти в их стране, что скрывается под лозунгами Свободы и Правого сектора. Попытка предупредить о надвигающемся на их страну фашизме и заставить их наконец открыть глаза на то, куда их ведут. Пора понять, наконец, что "незалежность" и "свидомость" не являются самоценностью, если они сопровождаются политическим балаганом, разрастающимся уличным хаосом и насилием, падением уровня жизни, непрекращающимся разграблением страны. Ни одна часть украинского общества кроме элиты — не получила от независимости ничего хорошего! Только элита, лишившись контроля Москвы — получила возможность грабить свою страну беспрепятственно. Чем и занимается вот уже двадцать два года.

Я призываю каждого украинца задуматься — куда их ведут все более оголтелые и нетерпимые политики. Чему учат в школах ваших детей и к чему приведет такая "наука". В какой бойне и за что они сгинут, если сейчас задорно кричат "москаляку на гиляку" и "кто не скачет тот москаль" в школьном дворе. Какую судьбу уготовали стране те, кто чествует фашистских палачей Бандеру и Шухевичу. Насколько хватит прочности страны, когда один за другим идут Майданы. Правильно ли молчать, когда вокруг беснуются в ярости те, кто мечтает о братоубийственной бойне.

Несмотря на все, что происходит — я все же верю в вас. Я верю в то, что нас не разлучит пролитая кровь — и Россия и Украина смогут существовать рядом друг с другом, помогая и поддерживая друг друга, чтобы выжить в жестком и циничном мире, все более похожем на большую дорогу с грабителями на каждом шагу. Я верю и в то, что Украина может и дальше оставаться независимой. Тем, кто говорит вам, что России нужна украинская земля — ответьте: а сколько земли не хватает самой большой стране мира? Нам не нужна земля — но мы не можем терпеть зарождающийся фашизм у нас под боком. Пришло время и вам решать — а нужен ли этот фашизм вам?

Александр Афанасьев.

Начало

Ростов-на-Дону

Май 2020 года

Я, Соловьев Дмитрий Александрович...

Не, не так. Совсем не так. Что я — заяву что ли пишу?

Это — моя вторая рукопись, я так их и называю "рукопись А" и "рукопись Б". Первая — охватывает период с две тысячи тринадцатого года по сей день, описывая те события, которые происходили на Украине и вокруг Украины в этом период. Эта рукопись практически не содержит моих личных наблюдений, особенно, связанных с начальным периодом конфликта. Это компиляция из официальных документов, отношений, протоколов опросов беженцев и протоколов допросов бандеровских террористов, первые из которых появились на нашей земле пять лет назад. Кроме того — просто рассказы беженцев, записанные мной и некоторыми неравнодушными людьми в лагерях, которые составляют Белую книгу преступлений бандеровщины — украинского фашизма. Я пока не решил, давать ли ход этому материалу — в конце концов, большая часть этой книги — записи, собранные для Белой книги и вряд ли правильно отнимать у людей их труд, публикуя это под моей собственной фамилией. Из оставшегося — часть материалов содержит тайну следствия или государственную тайну — и разглашение их мягко говоря, тоже нежелательно. Хотя я не нахожусь на действительной государственной службе вот уже много лет, Контора, к которой я принадлежу, негосударственная только по документам, на самом деле каждый из нас вполне отдает отчет, кто мы. Мы — опричники. Цепные псы государства. Выполняющие то, что решено в Кремле — как бы не стучали при этом зубы у разной мрази. Но каждый из нас — пришел туда, где он есть своим путем и каждый сам знает, за что он борется. Я — за русских. Потому что я — русский. Мы — русские. И с нами — Бог. Это не пустые слова, кто бы и что не говорил. По крайней мере — для меня.

Что касается рукописи Б. Эта рукопись — о том, что происходит сейчас, написанная и от первого, и от третьего лица. Здесь собраны мои личные наблюдения и кое-какие заметки, информация о том, что происходит по ту сторону границы, полученная мною как от моих прямых источников, так и при обычном анализе уличных разговоров, информации и слухов, с рынков, лагерей беженцев и пунктов оказания помощи.

Я не претендую на абсолютную точность описываемых мною событий, потому что всегда что-то ускользает от внимания даже если ты видел это своими собственными глазами. Понятно, что и беженцы, а так же те, кто ходил туда с понятными целями и вернулся обратно — не сто процентов надежные источники. Но я и не ставил себе целью написать некое историческое произведение. Для меня важно нечто другое.

Я знаю, что будет большая война. Она уже здесь, рядом, она дышит нам в лицо вонью горелой резины, солярки и человеческого мяса. Война между Россией и Украиной, точнее — между Россией и тем, что сейчас образовалось на месте Украины — это итог долгих тридцати лет ошибок, злонамеренных действий и просто исторической неизбежности. Я пишу эту книгу в помощь тем, кто пойдет воевать — я тоже пойду, но тогда ничем поделиться уже не смогу. Я хочу, чтобы каждый из нас знал, с кем и с чем имеет дело и не обманывался лживыми заявлениями, что все нормально. Далеко не нормально. Более того — ненормально в принципе, в самой сути происходящего.

На той стороне границы — фашисты. Самые настоящие. Да, я понимаю, что там еще остались и нормальные люди — но с каждым годом властвования фашистской мрази их все меньше и меньше. Они уже кидаются на своих, расправляются с ними злобно, исподтишка. Если германские фашисты кидали своих противников в лагеря, то эти поступают подлее. Машина на красный свет, нож под ребра в подъезде... и шито-крыто. Они слабы даже в том, что не могут открыто расправляться со своими врагами — но это не делает их менее опасными.

Они фашисты. Больше семидесяти лет мы думали — точнее, мы позволили себе поверить в то, что фашизм не пройдет. Фашизм больше нигде не сможет воцариться и влиять на судьбы людей. Мы думали, что урока сорок пятого года, урока крушения Третьего рейха будет достаточно для всех нас. Не столько даже для немцев — сколько для всех нас, ибо совершенно ясно, что Рейх был не более чем тараном против СССР для определенных сил в мире. Последний раз — мы позволили себе грубо обмануться в конце восьмидесятых, когда решили, что если мы сложим оружие и снесем стену — то нас примут с распростертыми объятьями в Западный мир как заблудших сынов. Ошиблись — нас просто и банально ограбили как только могли. А потом, когда мы только оклемались — снова назвали вселенскими врагами.

Украина же — прошла этот путь не один раз, а дважды. Первый раз — в составе СССР, второй раз — уже сама по себе, как многонациональное государство. И добилась-таки своего. Она была принята в "Европейское сообщество", но не в качестве Украины, а в качестве убитого и вновь оживленного трупа, зомби. Единственная ценность которого лишь в том, что он долго не рассуждает и кидается ровно на того, на кого укажут.

Они прошли свой путь. Через унижения и потрясения, через безумие майданов и схидов, через гражданскую войну и бойню. Теперь — они на пути к своему последнему решению — к войне. Войне, которая погубит либо их, либо нас.

Я не знаю, останусь ли я в живых или нет — но эта рукопись увидит свет в любом случае. Я хочу сказать вам, как говорили до меня: люди, будьте бдительны! Фашизм не побежден навсегда! Фашизм всегда рядом с нами. Он шепчет нам в ухо имена врагов и подталкивает нашу руку. И ты сам не замечаешь, как оказываешься посреди поля, залитого кровью.

Я знаю главное: мы готовы. Готовы мы, готов наш народ, готовы те пацаны в лагерях, которые ждут возможности вернуться на свою родную землю. Готов и я. И пусть Бог рассудит, кто из нас прав.

Северодонецк. Бывшая Украина

30 мая 2020 года

Земля — небо.

Между землей и небом — война!

Виктор Цой.

Свой автомобиль — старенькую, но ходкую еще Приору — человек загнал за гаражи. Их здесь было три, самодельные. Два уже вскрыты. Сильно несло мочой, дерьмом — видимо, местные парубки использовали это место как отхожее. Правильно, а чего нет — по соседству дискотека. Тут же — росли лопухи.

Человек огляделся. Четырехэтажное здание глядело на мир пустыми бельмами оконных проемов, никому не нужное. Последние жители — оставили его пару лет назад, перебравшись в деревню — там все-таки посытнее. На первом этаже был магазинчик — когда-то. Теперь там не было ничего. Только надпись — на серой побелке, уже почти слившаяся с мутным фоном стены, но все-таки различимая.

Тут господарь украинец!

Полумертвый город.

Человек огляделся, потом — неспешно направился к дому. Толкнул дверь подъезда, прислушался. Нет, никого. Он бы услышал.

Подъезд был старый, как и сам дом. Без лифта, кованые перила давно сняты и сданы на металлолом. Низкие потолки, неудобные ступеньки, облупившаяся штукатурка — интересно, когда это строили, это люди были такими низкими или на материалах экономили? Дверей тоже нет. Точнее — есть, одна. Стоит, издевательски прислоненная к стенке. И это хорошо...

Квартира была на четвертом этаже. Он зашел в коридорчик, сунулся в туалет — он был справа. С кухни — сочился яркий свет, его остатков было достаточно, чтобы различить надпись на стене, извещавшую всех о том, что "Люба — б...".

Надпись выглядела подозрительно свежей — на фоне общего упадка. Под ней — валялись два использованных презерватива, словно в подтверждение...

Человек — снял штаны и присел. Долгий и богатый опыт научил его — не надо торопиться. Никогда не торопись. Враг на это и рассчитывает.

Зря они на нас полезли... ох, зря. Здесь стволов больше чем голов по переписи...

Облегчившись и натянув штаны — человек прошел на кухню. Здесь — каким-то чудом сохранился стол, он изучил потолок, стены. Встал на колени у стены, начал ковырять. Этот дом — строился еще в те времена, когда не было централизованного отопления — потому в конструкции дома были дымоходы. Дверь у стены подсказывала, что все было нормально, надпись на стене и количество гандонов под ней — в какой квартире искать. То, что он искал было на месте: зацепившись, он вытащил из бывшего дымохода длинный, под метр сверток: одеяло, тщательно свернутое и прихваченное для верности широким серым скотчем. Есть. Осторожно разрезав скотч — человек нашел там охотничий карабин КО-СВД с оптическим прицелом ПУ3,5 производства госзавода оптического стекла в Изюме, пистолет ПМ с самодельным глушителем, двумя запасными магазинами и две коробки патронов, к ПМ и к винтовке. Патроны к ПМ были барнаульские, гражданские, к винтовке — новосибирские, марки Экстра. И то и другое — его более чем устраивало.

Человек осторожно выглянул в окно. Поморщился от лозунгов, доносившихся с площади Победы, переименованной сейчас в площадь Героев. Героев УПА конечно.

Бандера! Шухевич! Герои! Народу! Они! Воевали! За нашу! Свободу! Смерть москальским оккупантам! Слава Украине!

Бред полный...

Человек аккуратно поставил стол посреди комнаты. Стол был на удивление устойчивый, ни одна ножка не расшатана. Остатки скотча он приклеил на туго свернутое одеяло, чтобы не развернулось. Положил одеяло на стол, вмял по центру длинный ствол винтовки.

Пойдет...

Из кармана — он достал телефон. Старый на вид — как и должен быть у Богдана Ивановича Захарчука, сорока шести лет, уроженца и жителя Лисичанска — города, что в четырех километрах от Северодонецка. Но полностью рабочий и с кое-какими хитрыми программами, разобраться в которых не у каждого ума хватит. Набрав код, он активировал эмулятор рации, разница которого с обычной рацией в том, что в эфире — переговоры просто так не прослушаешь. Прослушать можно через сеть, и слушают — но не тогда, когда с обеих сторон шифраторы.

— Второй — точка два — прибыл.

Слышимость была великолепная. Они опасались, что будут глушить, но дядя Витя про прозвищу Мудрый викинг презрительно сказал: эти... на праздник... глушить... да ни за что в жизнь не будут...

— Точка два плюс.

Есть... значит, эта с...а все-таки прибудет в родной город. Высоко, ох высоко ты залетел, Андрий. Больно — падать...

Не хотелось вспоминать. Как они ходили в школу... еб, в один класс ведь ходили. Как потом разошлись их пути — дорожки. Тогда... в далекой и счастливой стране под названием "детство" они даже не знали, кто какой национальности. Только потом, он узнал, что он — кацап и москаль, а Сенька Левитанский, круглый отличник, у которого все списывали — жид. Спасибо, просветили...

То, чего мало кто понимал... он так и не научился ненавидеть. Те, кто шел ему на смену... молодые волчата из приграничных беженских лагерей — вот они ненавидели. Люто. Зубами были рвать готовы. Для них на "нашей земле" — как называли эти места в лагерях — своих не было, были только враги. А для него — врагов не было. Он просто знал, что так как живут сейчас — жить нельзя. Никак, ни при каких обстоятельствах — жить так нельзя. И он восстанавливал ту, старую и давно умершую, запинанную сапогами, сгоревшую в попавшем в засаду и обстрелянном автобусе, тихо скончавшуюся в этом доме без окон — жизнь. Как мог...

Грубые, мозолистые пальцы справились с картонной, в цвет мореного дерева коробкой. В ней — своего часа ждали двадцать патронов, двадцать маленьких, золотистого цвета ракет с длинными, с фланцем на конце гильзами. Он достал десять, начал неспешно снаряжать. Это была его винтовка, пристрелянная — он сам тренировался с ней под Ростовом и пометил меткой, известной ему одному. Остается надеяться, что те, кто ее перевозил — обращались с ней бережно и аккуратно. Впрочем, армейская винтовка может перетерпеть больше, чем спортивная, крепление прицела жестче, да и сам прицел — в свое время, его устанавливали даже на противотанковые пушки.

Тут господарь украинец...

Почему-то вспомнилась их самодеятельная команда КВН... они не пробились с высшую лигу, но для города, в котором чуть больше ста тысяч человек, своя команда КВН — она и есть своя. Он помнил, как они с Андреем — тогда он еще не бросался в драку от того, что его имя произнесли по-русски — репетировали номер "под Штепселя и Тарапуньку" — и он тогда сымпровизировал, пошутил насчет чего-то... он так и не вспомнил ту шутку за все эти годы, хотя вспоминал не раз. И он хорошо помнил, как в глазах Андрея плеснулась обида... совершенно неожиданная. Он просто не ответил, повернулся и ушел из их школьного зала, ничего не сказав. И все как то замолчали, пока Левитанский, признанный хохмач, совсем не похожий на зубрилу-отличника не сморозил что-то.

Это был восемьдесят восьмой год. Игла. Год Виктора Цоя. Неужели уже тогда — это было? Неужели — уже тогда???

Закончив снаряжать магазин винтовки — он набил оба магазина к пистолету. Ссыпал остаток патронов в карман.

Прислушался — с площади базлали.

Слава Украине! Героям Слава! Слава Украине!

Било по нервам...

Он положил винтовку цевьем на скатку. Надо успокоиться. Не время и не место...

— Общая информация, всем на связь — пробурчала рация

— Первый, плюс

— Второй, плюс — отозвался он

— Третий плюс

— Четвертый плюс

— Пятый, плюс.

— Есть цель. Второй, работай по готовности.

— Понял. По готовности...

Прицел был с малой кратностью — но ему не привыкать к такому. Он видел изуродованную врагами площадь Победы, черно-красный флаг, машину, превращенную в импровизированную трибуну. У Державы — как эти твари называл то, во что они превратили Украину было два флага. Официальный, сине-желый, и неофициальный, как его еще звали "вийсковый". Черно-красный, с золотым тризубом. Был и еще один вариант — с перекошенной, как будто от злобы свастикой — его не вывешивали даже на мероприятиях УПА, но он сам видел два места, где не могло быть иностранных журналистов. Там он и висел — черный, красный, словно напитавшийся черной злобой и красной кровью, с паучьей свастикой.

В прицеле — были видны люди на трибуне. Активно размахивающий руками, что-то орущий в микрофон — Денис Тризуб. У него раньше была другая фамилия, но он сменил ее, отказавшись от отцовской, русской. Денис учился в другой школе — но он помнил его, городок то маленький, все и всех помнили. Правее стоял Андрий — похудевший, с обильной сединой в волосах, в черных очках — не обычных, а стрелковых, понимающие люди знали, что это значит. Еще правее — стоял кто-то из комиссаров — полноватый, в очках. Приехал посмотреть на демократию в действии...

А вот левее — стоял интересный персонаж. Понтовые черные очки, редкая бороденка, черный берет. Чеченец, с..а. В прицел — было почти не разглядеть черт его лица, но он знал, кто это такой. Берзаев Валид Салманович. Один из немногих оставшихся в живых участников банды Радуева, участник боя в Первомайском. Между первой и второй войнами — отправился в Европу на лечение, да так там и остался. Получил вид на жительство в Польше, осел в Белостоке. Польском городе на стыке границ сразу трех государств: Польши, Украины и Белоруссии. Пшеки, сами рехнувшиеся от ненависти к русским, предоставляли вид на жительство всем чеченцам, кто это хотел — так, польская община в этой стране выросла до двадцати тысяч человек. В Белостоке был такой квартал... он был застроен типовым панельным жильем, и там давали социальное жилье. Через несколько лет после того, как туда заселились чеченцы — по улице было не пройти не только ночью, но и днем — а потом начались погромы и массовые драки. Сам Берзаев — собрал группу отморозков и принялся за дела. Первоначальный капитал собрал, грабя водителей на дороге, рэкетируя перегонщиков — перегонщики были не поляками, и польская полиция предпочитала смотреть в другую сторону. Потом Польша вступила в ЕС — и открылись большие возможности по контрабанде. Например, пачка поддельного Мальборо, где табак смешан с резаным сеном — при пересечении границы с ЕС делает десять — двенадцать концов*: такие в ЕС налоги на табак. Поэтому, через границу табак потоком идет, то же самое со спиртным, со жратвой. Относительно честной контрабандой дело не ограничивалось. Как удалось узнать — в две тысячи десятом году польская полиция собиралась предъявить Берзаеву обвинение в торговле людьми. Но сверху — поступил приказ прикрыть тему. Значит — уже тогда готовились. Уже тогда — знали, что будет.

Поскольку с другой стороны польско-украинской границы — легко было найти таких же отморозков, только и мечтающих о "джихаде против России" — Берзаев стал часто показываться на Галичине, справлять вместе с галицаями праздники — есть фотографии. То, что Берзаев мусульманин, причем радикальный — никого не смущало. Видимо, за Берзаевым подтянулись и другие — работать чехи никогда не любили, то ли дело инструкторами в лагерях — почет, уважение, гарные украинские дивчины, деньги на карточку капают. Потом — подключились и НАТОвские инструкторы — а Берзаев создал чеченский полк, самонадеянно назвав его "полк спецназа "Борз". И потом этот полк сильно дал о себе знать — одна Николаевская резня чего стоила.

Теперь он среди галицаев — носит звание "керивник", командует чем-то вроде исламского корпуса. А сюда приехал, чтобы покрасоваться на трибуне и парад принять вместе с евротолерантным комиссаром и местной бандеровской мразью. И напрасно приехал...

Так... До трибуны триста тридцать метров, плюс минус метр — это пробили заранее, лазерным дальномером. Снижение траектории для Экстры будет около ста двадцати сантиметров, это примерно две трети человеческого роста, чуть больше. Ветра нет — и за то спасибо. Может гулять между деревьями, но на пулю винтовочного патрона на такой дистанции — такой ветерок не повлияет. На крайний случай — можно будет повторить — винтовка самозарядная...

Ну, что, сынку? Помогли тебе твои ляхи...

Палец дожал спуск...

Тридцатое число в Украине официальный праздник. День героев.

Двести подростков, от роду пятнадцати лет — старший возраст "дороста" — подростковой организации УПА, существовавшей еще в сороковые годы прошлого века. Сегодня — их принимали в войсковую организацию УПА...

Их новый проводник** Роман Шлях — фамилия была явно вымышленной — толкал зажигательную речь. Микрофоны захлебывались, хрипели...

-... Вы должны помнить, что наш главный враг был есть и будет Москва! Пока стоит Москва, пока в Кремле заседают вороги — не будет покоя никому! Ни украинцам, ни кавказцам, при прибалтам, ни белорусам!

Сам Берзаев — в это время с важным видом стоял на трибуне и героически старался не зевнуть. Прошлой ночью — они разместились в какой-то "гостювальне", как тут говорят — Берзаев так и не выучил ублюдочный, по его мнению, местный язык, общаясь на хорошо известном всем русском — и ему, как дорогому гостю подарили клёвую местную дивичну. С ней он вымотался изрядно — полтинник уже стуканул, не мальчик — и мог бы вообще не идти на парад. Но Берзаев пошел. Во-первых — он обещал, что пойдет, и не местным — а кое-кому покруче в Киеве, ему надо было оценить местную обстановку. Во-вторых — как и все кавказцы, Берзаев обожал показуху и никогда бы не отказался стоять на трибуне, даже если это был бы, к примеру, съезд животноводов.

— ... Москва никогда не смирится с нашей волей! Вы должны помнить, что воля — добывается только кровью! Так восстаньте! Порвите кандалы! Окропите святую украинской землю лютою вражьей кровью! Вражею! Не своею!

Что-то хлестко щелкнуло... такой звук издает попавший в стекло, но не разбивший его камешек — и Берзаев начал тяжело наваливаться на борт грузовика, обильно кропя знамя кровью.

Еще щелчок, почти без промежутка с первым — и выступающий с трибуны проводник начал падать назад, инстинктивно поднимая руки к горлу в последнем осознанном движении — как это сделал президент Кеннеди в тот злополучный день в Далласе.

— Стреляют!

Андрий Брыш, керивник "штурмового пидроздила" уже падал назад, он не раз слышал то, что слышал сейчас, и знал, что в таком случае надо не прыгать, а падать, это быстрее. Падая назад, он почувствовал, как пуля прошла совсем рядом, и обостренным слухом услышал, как она ударила в кирпичную кладку — до того, как сам тяжело грохнулся об асфальт за грузовиком, да так, что искры из глаз.

Еще кто-то упал рядом — тяжело, как мешок, живые так не падают. Взревел мотор тяжелого КРАЗа, это привело его в чувство — если водила запаниковал, то он запросто раздавит колесами их всех.

Он перевернулся — как кот через спину — и встал. Мельком заметил мертвые как у снулой рыбы глаза комиссара — его они знали как Бориса, и знали только то, что никакой он не Борис. С ними он был уже больше двух недель, все время вынюхивал, снимал на камеру и брал координаты по GPS. Прогнать они его не могли — приказ сверху.

Едва не упав, он оказался у кабины, вскочил на подножку, рванул на себя дверь. Водила был местным, совсем молодым — видимо, "поход за единостью" застать не успел. Или так в тылах прокантовался. Глаза — как чайные блюдца, рука на коробке.

Идиот...

— Глуши мотор и слезай — сказал Андрий — давай, хлопец.

Вытащив за шкирку водилу, он спрятался за высоченным моторным отсеком. Что-то ему подсказывало, что снайпер ушел — но окончательно быть уверенным нельзя было ни в чем.

— Слава Украине! — заорал молодой стрелок рядом и уже хотел выскочить, с автоматом наперевес из-за машины — когда керивник ухватил его за шиворот и рванул назад.

— Заткнись, идиот! За машину ни шагу!

Где то на углу площади — протарахтела длинная очередь. Люли с криками разбегались.

Брыш достал телефон, натыкал номер.

— Тарас, слушай сюда! Мы на площади, по нам снайпер работает. Откуда-то с Гвардейского, не вижу откуда. Поднимай людей, блокируй выходы на Боровое и на Артемовск. И скорую сюда захвати...

Скорая — прибыла через двадцать минут, со скорыми сейчас была напряженка. Вместе со скорой — прибыли хлопцы из пидроздила, на двух пикапах и Крузере. Глядя на них, Брыш про себя выругался русским матом... матерились здесь только по-русски. Немае базара, лучше тут героев из себя строить — чем изображать из себя мишени в стремной охоте на снайпера, который наверняка попытается выйти из города... если уже не вышел.

— Какого х... дрочитесь! — заорал керивник — расчищайте дорогу, в больничку поедем!

Чеченец был ранен довольно тяжело, но держался. В руку, с раздроблением кости. Сейчас — он сидел за машиной, с наскоро перетянутой жгутом конечностью и шипел сквозь зубы.

— Я их маму, их папу...

Стрельцы — быстро подхватили его, и повели в скорую.

— Пан керивник, а этих куда?

— Б... в багажник! Шевелитесь!

Конвоем из четырех машин, считая скорую — они рванули в Луганск, там, на окраине — была единственная лучшая больница на Шляхе

* * *

. Гнали на полной, проскакивали на красной, когда не уступали дорогу — палили в воздух. Хорошо, машин было немного — бензин сейчас очень дорогой, мало кто может себе позволить.

На выезде из города — напоролись на пробку. Строча из автоматов, начали пробиваться... автоматных боеприпасов было вдоволь, это с пулеметными и снайперскими была проблема. В голове пробки — стоял бронетранспортер, усердные хлопцы шмонали машины. Кого-то тут же, на обочине — лениво месили ногами...

— Пан керивник! — Тарас, один из проводников его пидроздила подскочил, лихо отрапортовал — несем караульную и заградительную службу, проверяем всплошную, задержано четверо подозрительных! До выяснения!

Идиот... Если бы это был тот снайпер — а он подозревал, кто это был — ты бы с дырой в башке тут лежал.

Впрочем, часто все горе — от ума, как говаривал Грибоедов. Так что Тарас — очень даже на своем месте. Ему мало надо. Вон, немцы стволов подкинули — так он теперь вместо Калаша — с короткой G36 красуется, как НАТОвский рейнджер. Хотя немцы от этой винтовки отказались, потому что при интенсивном ведении огня у нее пластиковую коробку вести начинает, и начинаются клины. Вот и спихнули сюда — возьми Боже, что нам не гоже. И патронов к ней дешево не купишь, а запасных магазинов и вовсе хрен найдешь. А дураку — все в радость.

— А этот? — Андрий кивнул на обочину дороги — тоже подозрительный?

— Та ни! — Тарас улыбался широко и открыто, показывая, что и скрывать ему нечего, и в голове одна извилина, и та прямая, имея вид лихо и придурковатый, точно по артикулу Петра Первого — це жид. Жадный, гнида...

Ох, придурки...

— Пропусти нас — сухо сказал керивник — неси службу, пока не сниму.

— Есть.

Проскочив так до конца и не восстановленной дорогой, они вломились в Луганск, почти четырехсоттысячный город на самой границе, последний центр относительной цивилизации от границы. Некогда почти полумиллионник, сейчас город ужался, считалось, что там почти четыреста тысяч жителей — но по факту — хорошо, если число это достигало трех сотен тысяч, и то если считая с пригородами и теми, кто жил в окрестных селах и приезжал в город работать или торговать. Крайние бои во время Единения

* * *

сильно потрепали город, до сих пор не все было восстановлено. Да и ловить теперь в городах было в общем то нечего: города были каменными ловушками. Жаркими летом, выстуженные морозами зимой, без работающей промышленности. Центром жизни любого города был рынок. Королями — контрабандисты. Несмотря на блокаду — через границу таскали все что нужно, в обе стороны. Туда — в основном спирт, в России очень дорогой, перегоняли подержанные машины из Европы, чтобы толкнуть на кавказских развалах. Оттуда — жратву, лекарства, кое-какую одежду и обувь. Жизнь продолжалась.

Бывшая Луганская областная клиническая больница представляла собой здоровенное, построенное по типовому советскому больничному проекту здание цвета ... ну, неважно, какого цвета, тем более сейчас, когда на большей части стен были видны следы от пуль и черная копоть рвавшегося из окон огня. Она располагалась на улице Пятидесятилетия обороны Луганска, сейчас переименованного в улицу Семидесятилетия УПА. Когда-то — больница была окружена зеленым поясом, высаженным еще при ее строительстве. Сейчас — деревья вырубили на дрова, и вокруг больницы было голо и пусто, что навевало скорбь и тоску о прожитом и не произошедшем.

Украина, Украина... Кто же знал, что все так будет... И ведь даже не скажешь, в чем ты конкретно ошиблась? Разве виновата ты, что твой народ оказался не таким циничным и недоверчивым, как русские — и с готовностью откликался на призывы всякой мрази? Пока русские строили свое будущее — ты его искала.

И не нашла...

Матерясь — из больницы вытащили каталку и врача — за шиворот. Тот осмотрел чеченца, коротко бросил — в операционную. Каталку покатили в здание...

Керивник — отошел чуть в сторону, с усмешкой посмотрел в небо. Небо то какое хорошее... синее, распахнутое, бескрайнее. Несущее опасность. Он знал, что за ним скорее всего следят... русские БПЛА, которые здесь звали "прутни

* * *

*" постоянно отслеживают все приграничье. Раньше были только разведывательные — теперь есть и ударные, их все больше и больше. Он знал, что русские, несмотря на подписанное на самом высоком уровне Хельсинское соглашение об урегулировании — не отступят, не забудут, не простят... русские вообще ничего не прощали и не забывали, для них то, что произошло двести лет назад — произошло как будто вчера. Придут... обязательно придут, как всегда не сами. Первыми пойдут беженцы с лагерей, выпестованные, обученные, вооруженные, усиленные казачьим ополчением... а за ними уже и танки, и шмели

* * *

** Но и они — готовы теперь их встретить. Наконец то — не осталось в Украине дураков, которые верят, что русские — друзья. А народ, который един и который верит — невозможно покорить. Его можно только уничтожить...

Повинуясь неосознанному порыву — керивник показал небу вытянутый средний палец, затем достал сотовый, натыкал номер. Телефон молчал.

Трудно было ожидать иного.

Он — вызвал "отправить СМС" натыкал всего одно слово на русском — "почему?". Отправил.

Он был профессионалом и понимал: за редким исключением, против снайпера приема нет. Снайпер, вооруженный СВД имеет два-три гарантированных выстрела прежде, чем кто-то что-то начнет соображать... вот почему, кстати, СВД не меняли ни на что другое, даже на Штайры или Тикки, которые присылал ЕС. Два — три выстрела — а дальше уже поздно, дело сделано. Снайпер обычно уходил, растворялся как сомяра в черноте стоялой воды озерного болотца и за редким исключением взять его не удавалось. Он не сомневался в том, кто стрелял и не сомневался в том, что случись им встретиться лицом к лицу— в живых не останется один из них. А может — и оба. Прощать им друг друга не с руки, слишком много крови меж ними.

Тогда почему он не воспользовался шансом? Зассал?

— Пан керивник...

Андрий не глядя, взял промасленный кулек с пирожками, прислонился к борту машины. Автомат больно ткнулся в бедро, он раздраженно поправил его. В отличие от многих "митингувальников — протестувальников", перекрасившихся в защитников ридны неньки и взявших в руки оружие — керивник сохранил здравый смысл и абы на что не кидался. Считалось, что использовать АК "не державно" — и он постоянно носил укороченный Vz58, заменив цевье на венгерское и с магазином на двадцать патронов. Простой, прочный, точный — даже, наверное точнее АК — совместимый и по патрону и по магазину — чего еще надо. Хотя в машине — он держал и "семьдесят четвертый" АК с подствольником — трофейный, на добрую память...

В небе перекликивались, пели птицы.

Что теперь. И вообще — какого хрена произошло? Просто теракт, напоминание о себе — или что-то еще. Одно ясно: русские их в покое не оставят уже никогда. По ту сторону границы больше миллиона беженцев призывного возраста в лагерях — и это не считая казаков, нацистов, сил спецназа, которые делают свое дело. Русские будут ждать, им можно ждать. Год, пять лет. Десять — но они своего дождутся. А вот им — ждать нельзя.

Надо качнуть вместе. Украина, Кавказ, Грузия, Прибалтика, Беларусь. Разом и со всех сторон — до полной победы. Все должны понять — пока существует Россия, жизни никому не будет. Россия — это черные кресты штурмовых самолетов в прорехах затянутого дымом неба, цепкий взгляд офицера спецназа в прорези маски, зловещая непреклонность единства — русские могут быть порознь по жизни, но как только приходит пора рвать кого-то — все разом в едином строю. Россия — никогда и никому не даст жить так, как он хочет. Или мы их или они нас — не мы так поставили вопрос. Видит Бог — не мы...

На сборе — им запретили предпринимать какие-либо действия, пан Димитро очень доходчиво объяснил всем, что будет с каждый из них за любую провокацию. Русские только и ждут, чтобы кто-то ступил на их землю — чтобы двинуться вперед. Но новый мир — многомерен и везде можно найти друзей. Если они договорятся с чеченами...

Какая-то мысль металась в голове... но он не мог ухватить ее, подобно тому, как человек не может ухватить скользкое тело бьющейся на берегу рыбы, выброшенной из сети. Он сосредоточился... но тут, справа грохнул одиночный пистолетный выстрел — и стало совсем не до мыслей.

Три внедорожника — самых разных, но новенького Крузака, до старого китайского Хувера — стояли у главного входа в больницу. На одном из них — на антенне красовался зеленый флаг.

Чеченцы...

Керивник сделал знак — и все свободные стрелки сгрудились вокруг него. Поддержка не помешает, чеченцы

* * *

* * *

понимают только силу.

— Что происходит!?

Чеченцы, разбирающиеся с охраной больницы — повернулись и увидели вооруженных людей за спиной.

— Где Валид?! — заорал один из чеченцев — что вы с ним сделали, с..и!

— Не ори на меня — мирно посоветовал керивник — а то заболеешь.

— Что? Чем? — опешил чеченец и подозрительно оглянулся. Видимо, больница как место непривычное — внушало ему подсознательный страх.

— Сотрясением мозга. Валид наверху, ему операцию делают. Ты кто?

— Я его брат — немного успокоившись, сказал чеченец — что произошло?

— На митинге по нам снайпер ударил. У нас тоже двое убитых и меня чуть не подстрелили.

— А... шайтан... твари... русисты. Мне пройти надо.

— Сдай оружие и проходи — сказал Керивник — только не шуми. Больница.

Чеченец резко махнул рукой, первый сбросил с плеча ремень автомата...

Керивник, убедившись, что чеченцы подчиняются — шагнул в сторону, доставая телефон. Надо прозвонить Киев...

— Ни... Ни... Та, шо тут думай не думай...

Наверху — глухо и резко грохнуло, это не было похоже и на взрыв и на выстрел одновременно. У керивника защемило сердце... он ухватил ту мысль, которая не давала ему покоя все это время. Да только поздно было...

П... ц всему!

— Тимош, блокируй все выходы! Тормози всех! Трое со мной! Пошли!

Хлопнулась об пол ополовиненная бутылка со сладкой шипучкой, покатилась, расплескивая пену, руки подхватили автомат. Трое уже бежали за ним... штурмовой отряд есть штурмовой отряд, у них не только офицеры подготовку проходили — а все до единого. Наверное, поздно, только проверить все равно не мешает.

Пинок по двери — лифтом пользоваться смертельно опасно. Если в больнице спецназ — лифт наверняка заминирован.

— Чисто!

Трое — проскочили внутрь, он прошел четвертым. Постоянно меняясь — один блокирует направление, трое проходят вперед, елочкой, как в международном европейском центре подготовки спецназа под Братиславой — они проскочили на третий этаж — там теперь были операционные.

— Дверь!

— Проверь!

Надо осторожно — с той стороны могли поставить растяжку. Или даже просто оставить "подарок" — гранату с выдернутой чекой в тонком хрустальном бокале. Пнул дверь, полотном ударило, бокал разбился... и приехали.

— Чисто!

Проскочили в коридор, разбились на штурмовой порядок — ромбом, только без пулемета

* * *

* * *

. Пошли вперед, вышибая все двери по очереди. Тянуло дымом, впереди что-то кричали, грохнули один за другим два выстрела. Угол.

— Чисто!

— Чисто! Контроль!

Снова поменявшись номерами — керивник оказался впереди, на самом острие — рванули вперед. По центру коридора — дым, какое-то месиво, вынесена дверь, стекло напротив, все забрызгано чем-то бурым, месиво настоящее. Даже непонятно, что произошло... похоже, взорвалась растяжка или что похуже. Керивник даже подозревал, что именно — москали научились делать мины направленного действия из охотничьих патронов. Берешь доску и сверлишь отверстия, или отливаешь нужную форму из цемента или даже из пластика, из чего угодно. Рядком вставляешь патроны двенадцатого калибра, их достать — раз плюнуть. Иногда такие штуки — на пятьдесят патронов делают. Потом — цепь. Детонатор. При активации все взрывается одновременно и косит картечью все, что перед тобой... они не раз нарывались на такое при зачистках. Если все правильно сделано и поставлено — можно разом несколько человек вынести. Шансов выжить при подрыве почти нет, свинцовая картечь, на куски рвет...

В помещении операционной — дико орали.

Керивнику — одного взгляда хватило, чтобы понять, что тут происходит. Один из врачей лежал на кафельном полу операционной, вокруг головы — растекалась лужа крови. Чечен — тыкал пистолетом в лицо второго и что-то орал на своем. В углу — съежившись, сидела медсестра, ее не развязали...

С..и. Спецназ, больше некому. Чечен и был целью, только приказ был — не убить, а ранить. Изначальный приказ был — взять живым, но взять было невозможно без бойни. Немае базару, спецназ никогда не останавливался перед бойней, устроили бы засаду на дороге, врезали Шмелями, потом бы пошли на добивание — но чечена надо было брать живым, это было обязательное условие. А в засаде — он наверняка погиб бы. Тогда сделали по-другому. От какого-то стукача узнали, где они будут и вывели на позицию опытного снайпера. Чечен был обязательной целью, но приказ был только ранить, остальные — на усмотрение снайпера. Точно так же — они просчитали, в какую больницу они рванут — в Луганскую. И здесь — сделали засаду. В Луганске тех, у кого на той стороне родные в лагерях — половина. Обратились, попросили помочь. Когда чечена ввезли в операционную — через другую дверь зашел спецназ. Тихо и мирно — повязали врачей, взяли чечена и ушли через другой выход, оставив на двери алаверды — самодельную мину направленного действия. Скорее всего, они уже ушли — времени им было более чем достаточно. Врачи в белых халатах, со Стечкиными в чемоданчиках, скорее всего группа прикрытия и пара снайперов на периметре... так вот почему ему казалось, что за ним следят, б... Машина скорой. Они уже ушли, сто пудов. Ловить больше нечего. Сделали, что хотели и ушли.

Р-р-р-р.... Зубами бы рвал...

— Витя, Тарас — дверь! — отдал приказ керивник — посмотрите, что там! Идите до низу!

С...а. Как он не подумал, что в операционных — всегда не одна дверь.

— Есть! — двое хлопцев рванулись вниз, хлопнув дверью.

Чечен — в ярости щелкнул пистолетом.

— Э! — керивник ловким движением отбил ствол от головы врача, и тут же приставил к голове чеченского подонка свой, чешский двадцатизарядный CZ — ты чо тут творишь?

Мутная злоба поднималась изнутри... на опоганенную навсегда свою землю, на свою глупость... русские как всегда обвели вокруг пальца, сделали что хотели и ушли... на этого гортанного бородатого ублюдка, который считает себя тут хозяином. Во что же ты превратилась Украина...

Чеченец что-то орал и брызгал ему в лицо слюной — Андрий вдруг почувствовал, как от него воняет... нечищеные, гнилые зубы, пот, вонючая борода. Звуки, которые он издавал — прорывались местами, как будто радио с помехами, их сложно было соединить в нечто понятное. Проскользнуло знакомое: я твой мама е... — и керивник дожал спуск.

Оглушительно грохнуло, что-то горячее и мерзкое брызнуло в лицо, чеченец кулем повалился под ноги, рядом с расстрелянным им врачом — а керивник, забрызганный кровью навел пистолет на чеченов, вскинувших свои автоматы.

— Убивать врачей — раздельно сказал керивник, звуки вернулись и он слышал и себя, и что происходит — харам.

С коридора — с гулким топотом в операционную ворвались еще бандеровцы.

Вернувшиеся со второго выхода хлопцы подтвердили то, что и следовало ожидать. Второй выход — вел к грузовому лифту, на котором можно было спуститься прямо в подвал. От подвала — выезд вел прямо на трассу дорогой, которую плохо было видно от центрального входа больницы. Схваченные и допрошенные по горячему врачи и медсестры — вспомнили, что видели несколько незнакомых мужиков и две отъезжающие машины, одна из которых была каретой скорой, а другая — то ли пикапом, то ли внедорожником — говорили по-разному. На выезде — их конечно, никто не проверил и не остановил...

Бойни между украинцами и чеченцами удалось избежать только за счет подавляющего превосходства первых — хотя чечены, занятые контрабандой и приграничной торговлей начали собираться и ничего хорошего это не сулило.

О случившемся доложили в Харьков — и через час с небольшим в небе загрохотал винтами вертолет. Это был Блекхок, польского производства, совсем новый, один из нескольких, тайно поставленный в Украину в обход санкций. Их было передано всего несколько, гораздо больше передали Хью UH-1 из наличия Национальной гвардии США. Но Блекхок, обтекаемая, стремительная птица — полагалась только очень влиятельным людям.

Прибыл Дорош. Генерал — русские все звания УПА писали в кавычках "генерал", главный референт референтуры ОВД

* * *

* * *

* в Харькове, едва ли не более влиятельный человек, чем Митько, проводник харьковского Терена

* * *

* * *

**. С ним — прибыли несколько спецов, обмундированных по стандартам НАТО и с НАТОвским же оружием, они рассыпались по периметру вертолета, внушая страх своими шлемами с прозрачными стеклами — последний писк, больше ста штук зелеными стоит.

Брыш — стоял у Крузера, жадно глотал пиво. На лице — ссохлись, застыли, стянули кожу кровавые брызги, но он не торопился их отмывать. Автомат лежал рядом, на капоте, со снятым предохранителем.

Дорош подошел от вертолета — они были лично знакомы, немало натерпелись вместе. Трое охранников, что были с ним — профессионально прикрыли, Дорош забрал из пальцев керивника недопитую банку, одним глотком допил ее и бросил под ноги. Банка — жалобно хрустнула под каблуком...

— Щас мангруппа подойдет — сказал он обыденным голосом — четыре БТРа. Давай, докладай, шо тут робытся.

Керивник, уже осоловевший, расплескавший свою злобу — несколько нескладно доложился, не забыв впрочем, упомянуть все основные момента произошедшего сегодня. Говорили они на русском с вкраплениями украинских слов — чисто по-украински говорили только на политических мероприятиях и "схiдах". Несмотря на тридцать лет незалэжности — украинский был бедным языком, многие слова на нем приходилось подбирать, в то время как на русском говорилось свободно, без запинки и напряга, слова сами подбирались.

— Це хреново... — подытожил Дорош — сейчас с чичами совсем не в жилу ссориться. Добро, у них тоже старшие есть, с ними надо говорить, не с этими имбецилами. Говоришь, они врача кончили...

— Да.

— Це хреново.

Все понимали, что чечены перешли грань — врачи были неприкосновенны. Русские тоже их не трогали.

— Что сделано, то сделано.

Дорош — достал из кармана понтовый по нынешним временам Парламент, бросил одну в рот. Керивник — качком головы отказался

— Снайпер, как думаешь, кто?

— А сам как считаешь?

Оба они понимали без слов — кто мог быть снайпером.

— Он наглеет.

— Ему шо. Тут считай, каждый второй — на нас озлился, злобу затаил. Здесь он как дома.

— Он и есть дома.

— Да...

— Нам надо продержаться двадцать лет — референт повторил слова Львовского сбора — пока не народится поколение, для которого Краина не мачеха, а мамка родная. Потом — нам ничего не будет страшно.

Да... Вот только с той стороны границы, в лагерях и на съемных квартирах тоже рождается поколение. Для которого Ненька не мать, не мачеха — а смертельный враг. Которого надо любой ценой уничтожить. На той стороне назвать человека бандеровцем — все равно, что плюнуть в лицо.

— Да.

Референт — смял недокуренную сигарету в пальцах.

— Тебя ни в чем не обвинят. Работай.

В ворота больницы — с ревом заруливали бронетранспортеры.

— Как работать? С этими?

— Я сказал, с этими разберемся — жестко повторил референт — у них хозяева есть. Надо будет, они к тебе на коленях приползут, понял?

Бойцы мангруппы — рассредоточивались у подъезда больницы, со входа — пошли смурные чеченцы, своих убитых они закатали в ковры и несли с собой — по мусульманским традициям надо похоронить до заката. Один из них увидев керивника стоящего у машины, поймал его взгляд, провел пальцем по горлу. Керивник схватил автомат — но Дорош перехватил его руку, не дал...

— Но-но. Соображай...

Берзаеву было страшно. О, Аллах, как ему было страшно...

Ему не было так страшно, когда он, сопливым еще пацаном попал под атаку русских — тогда он впервые увидел танки и понял, что танк из автомата не подбить. Ему не было так страшно, как тогда, в Первомайском — когда по селу начал бить Град и они все поняли — русским плевать на заложников, они не допустят повторения того, что произошло в Буденовске и им плевать, что за это придется отдать, даже если все заложники погибнут, даже если все село придется сравнять с землей Градом. Ему не было так страшно, когда они пошли на прорыв позиций русского спецназа — выскочить тогда удалось очень немногим. Ему не было так страшно, когда он повстречался в Вене с одним своим односельчанином, тоже беженцем — а наутро узнал, что его расстреляли неизвестные в подъезде... никто не сомневался, откуда пришли киллеры и что всем этим они хотели сказать всей чеченской общине, обитающей в Европе. Ему не было так страшно в Николаеве, когда вместо ополченцев — на позиции оказались русские морские пехотинцы.

Но сейчас — ему было страшно.

Обдолбанный обезболивающим и анестезией — он не сразу понял, что произошло. Пришел в себя, только когда они ехали в какой-то микрашке с высоким потолком. Он попытался вспомнить, что произошло — но мысли были какими-то путанными.

Потом — он увидел над собой рожу русского, и тем самым, выработанным тремястами лет борьбы чутьем понял, что перед ним — русский.

— М-м-м...

Голос доносился как из соседней комнаты.

— Пришел в себя, с...а.

— Не трогай его.

— Да есть. А правда, что он с Радуевым был, тащ капитан

— Хрен его знает. Может и был. Он в Европе много пасся. Старый волчара...

— Мить, дорогу кто сечь будет — Пушкин?

— Ага, понял...

— Да не ага, а так точно. Военный.

И чеченец почувствовал то, что он не чувствовал уже давно — страх.

Потом — они тряслись по какой-то дороге, и тряска вызывала сильную боль, а потом — заехали под какую-то здоровенную крышу, его вытащили и поставили носилки рядом с огромным и грязным колесом полноприводного грузовика.

Послышались шаги.

— Здравия желаю... — голос был совсем не командный, не военный, скорее глумливый — это шо за фрукт тут?

— Чечен, с..а.

— О. А шо он тут забыл?

— Это ты в Киеве поспрошай — другой голос, явно одного из русских

— Боб, завали. Резко.

— Есть... — недовольный голос

— Значит, так, конвой пойдет под белорусами, с их команданте уговор есть. Веди себя как обычно — нагло, уверенно, ничего не бойся. На всякий случай — на КП во время прохождения конвоя будут шведские инспекторы, если что — поднимай шум, ори во всю глотку. С нашей стороны — будет два лишних бэтра, из охраны ООНовцев, в них вованский спецназ

* * *

* * *

* * *

. Они тоже в курсе, если что — подсобят, чем могут.

— Ой, мне аж страшно.

— Не ссы. Капустин. Как пройдете границу, иди до самого Ростова, там к кому обратиться — знаешь. Так. Дима, бля, чо встали? Особое приглашение нужно? Носилки схватили — и в машину. Резко.

— Тащ командир. Надо ему промедола ширнуть.

— Обойдется. Ширни его ксилазином и пусть едет.

— Загнется.

— Ничего. Крепкий, гад.

Ксилазин — в отличие от промедола не обезболивал, а только обездвиживал.

Чеченцу сделали укол. Потом — носилки подняли и засунули в машину...

Кубинец — уходил другим путем.

Конечно же — он не рванул к границе, ищи дурака. Наоборот — он рванул вглубь Украины. Вряд ли кто-то мог об этом подумать — и он спокойно ушел из города, даже захватив с собой винтовку.

У одного из бывших колхозов, ныне заброшенного — он загнал машину в сарай и спрятался. Винтовка была с ним, он взял ее с собой, хоть и не должен был. Никто не упрекнет его за это — кто жив тот и прав. Теперь — винтовка позволит ему отстреляться и уйти, даже если он приволок за собой хвост.

Навигатором — он взял координаты местности по GPS и сделал несколько снимков встроенной в телефон камерой. Все это — он сбросил в сеть по гражданскому протоколу. После чего, он оборудовал позицию на чердаке заброшенного дома, притащил остатки слежавшегося, старого, серого сена и залег с винтовкой, контролируя дорогу.

Время еще было.

Думать не хотелось ни о чем. Совсем не о чем. Но мысли — лезли в душу как крысы, прогрызающие себе путь в зерновом ларе.

Они никогда не думали, что будет именно так. До последнего надеялись, что кто-то там, на той стороне — одумается и скажет: люди, что мы творим?! Мы же все украинцы! Какая разница — какой язык, какая вера? Что мешает нам жить вместе?

Оказалось, что кое для кого — язык оказался важнее.

Смешно — но он поддерживал Майданы. И первый и второй. Многим тогда казалось, что зло — во власти, в ее своекорыстных и злонамеренных действиях, и стоит только сменить власть — как все будет нормально. Как же они верили тогда! Только оказавшись в лагере беженцев под Ростовом — он с ужасом понял, что зло было не во власти. Зло — было в них самих. И значит, все что с ними произошло — они заслужили...

И то, что с ним, лично с ним рано или поздно произойдет — он тоже заслужил.

Село было пустым, тихим, ветерок — колыхал большие, уже отросшие лопухи. На дорогу выскочила кошка, одичавшая, она понюхала воздух и юркнула назад...

От нечего делать — он стал вспоминать своих друзей. Первым — на память пришел Сашка Стешко. Программист, владелец небольшой фирмы, работающей на Европу — он тоже думал, что будет все нормально. Ушел он в Луганске, ушел как мужик — с гранатометом в руках.

Они никогда не говорили "погиб". Только — ушел.

Во имя всего святого, что надо сделать для того, чтобы мирный мужик взял в руки граник и встал на пути танка?

Теперь они конечно были умнее. Граники сменили мины и фугасы, автоматы и ружья — снайперские винтовки. Пацаны в лагерях — закончат дело. Как сказал Дед — лучше совсем не жить, чем жить под фашистами.

Смеркалось...

Ночью — над деревней едва слышно загудели моторы. Два — а может быть и больше — мотодельтапланов, засечь и перехватить которые не могли даже новейшие, висящие на дирижаблях радары — закружили над деревней, ища посадки. Он вышел в поле, когда-то плодородное, а ныне заросшее травой, включил фонарик, закрутил им над головой, потом положил, обозначая направление посадки, и отбежал в сторону.

Мотодельтаплан, рабочая партизанская лошадка — пошел на снижение, запрыгал по невидимым в траве кочкам. Второй, бурча мотором, кружил в ночном небе, скорее всего — там стрелок. Нельзя недооценивать эту штуку — стрелок, с разворотистым, легким, скорострельным автоматом или ручным пулеметом — наделает дел. Они так на волков охотились, чтобы отработать навыки. Еще в Казахстан ездили, тоже стреляли в степи волков и браконьерили сайгу...

Стрелок — неуклюже побежал за дельтапланом, на подходе — его осветил тусклый свет фонарика, поставленный на минимальную яркость.

— Кто?

— Кубинец.

— К кому?

— Мудрому Викингу поклон.

"Водитель кобылы" опустил автомат. Он был экипирован по последнему слову — ночной монокуляр и лазерный прицел на автомате с видимым и невидимым лучом — для стрельбы с воздуха просто отличная штука. Впрочем, военные летчики молодой Новоросии — считались элитой, снабжение было — соответствующее.

Они руками переставили мотодельтаплан, повернув в обратную сторону — на взлет. Летчик, занимая место, поинтересовался.

— Вес сколько?

— Около сотки.

— Давай назад, пристегнешься — хлопни. Винтарь выбрось.

— Сам то понял, чо сказал?

Кубинец знал, что максимальная нагрузка мотодельтаплана — сто двадцать. Хотя ни один "водитель кобылы" на максимуме взлететь не согласится, будет мозги морозить.

— Давай, пошел. Не тормози.

Мотодельтаплан неспешно пошел разгоняться по полю, прыгая намного меньше — потом грузно, как раскормленный гусь оторвался от земли и начал неторопливо набирать невеликую свою высоту — над Ненькой выше сотки не ходили. Под пятой точкой — проскочила дорога, по которой он приехал в село, одиноким жуком по ней ползла фура, высвечивая себе пуль дальним светом. В воздухе — световым мечом джедая метнулся луч — стрелок второго дельтаплана лазером указал направление, и "водитель кобылы" согласно мигнул фонариком. Кубинец подумал — не стоит ли в качестве алаверды расстрелять наблюдательный аэростат над границей, там на нем оборудования на полляма — но по здравому размышлению решил этого не делать.

Смелых и старых партизан не бывает. Бывают или смелые или старые. И со спецназом, кстати та же самая ерунда.

В общем — домой...

В этот момент — что-то просверкнуло перед глазами, и Кубинец почувствовал, как аппарат разваливается на части...

* То есть увеличивается в цене в 10-12 раз

** Проводник — глава провода, основной боевой единицы УПА

* * *

Этот район — так и назывался "шлях" по названию Бамутского шляха — и был стратегически важен для обеих сторон конфликта

* * *

Единение, поход за Единостью — название событий по силовому захвату фрондирующих областей юго-востока ударными отрядами УПА

* * *

* Прутень — половой член (укр.)

* * *

** Шмель — на жаргоне название любой единицы штурмовой авиации от ударного БПЛА до бомбардировщика Су-34

* * *

* * *

Украина того периода стала прибежищем для огромного количества боевиков и террористов, тех кто бежал с Кавказа, тех кто уехал в Европу, но не оставил мысли отомстить русским, тех, кто уехал на джихад в Сирию и не мог вернуться не попав в тюрьму на десять лет, татарских и башкирских ваххабитов. Всех их звали чеченцами вне зависимости от национальной принадлежности слово "чеченец" стало синонимом слова "ваххабит" в России

* * *

* * *

Один — два — один. На острие желательно иметь стрелка с пулеметом, который сможет непрерывным огнем сбить атаку в случае чего.

* * *

* * *

* Отдел внешней документации, структура, занимавшаяся разведкой и подрывной деятельностью "в интересах" Украины, а так же связями с зарубежными спецслужбами, украинскими диаспорами, переправкой собранных средств им оружия, а так же направлением молодых боевиков УНА-УНСО на подготовку в Эстонию, Литву, Словакию и Боснию, в тренировочные лагеря НАТО

* * *

* * *

** На Украине этого периода существовало две параллельные власти. Одна — официальная: президент, Рада, суды, городские и областные головы (главы) и неофициальная — власть УНА-УНСО. УНА-УНСО контролировала подростковое воспитание (дорост, юннацво), вела агитационную работу, устраивала этнические чистки. По факту она контролировала страну, так как большая часть чиновников входила в УНС, Украинский национальный союз — что-то типа закрытого ордена украинских националистов, решения которого обязательны для исполнения всеми его членами, а выход — только вперед ногами.

* * *

* * *

* * *

Вованский спецназ — спецназ внутренних войск

Информация к размышлению

Документ подлинный

/перевод автора книги/

>> як корінний мешканець сходу можу впевнено заявити що українізаціія Криму, Донбасу, Харкова, Одеси, Миколаєва, Херсону, Кр.Рогу, Січеслава, Запоріжжя, Кременчука, Днєпродзєржинська інших російськомовних міст можлива лише за допомогою тоталітарної військової диктатури, репресивними заходами. /украинизация пророссийских регионов возможна лишь при помощи тоталитарной военной диктатуры, репрессивными методами/ Коли захисникам "двуязичія" вибиватимуть зуби прикладами автоматів, /защитникам двуязычия выбивать зубы прикладами автоматов/ коли у таких подіях: http://slovoor.info/SO41/St41Nah.htm будуть розстрілювати українофобів на місці без суда та слідства /будут расстреливать украинофобов на месте, без суда и следствия/.

На сході домінує совєцьке російськомовне космополітичне населення незрозумілого етнічного походження/На востоке доминирует советско-российское космополитичное население неизвестного этнического происхождения/. У Харкові, Одесі, Миколаєві, інших містах процес асиміляції через міжнаціональні українсько-російські шлюби триває щонайменьше 150 років. Тому в нас визначати хто москаль, а хто українець — це все одно що приготувати амлет, а потім намагатися з того відділити жовток. Тут вже новий народ сформувався — російськомоні креоли позбавлені національної самоідентифікації, діти представників "совєцького народу". УПЦ МП є найбільшою конфесію на сході Україні. А кількість прихильників Партії совкових Регіонів та КПУ все одно є в десятки разів більші за прихильників "Свободи" та нац.демів всіх разом узятих. Щоби створити дійсно Українську Україну у містах сходу та півдня, однієї лише люстрації буде замало, треба для цього взагалі скасувати парляментаризм, зборонити всі політичні партії, націоналізувати всю промисловість, всі ЗМІ, заборонити ввіз в Україну будь-якої літератури з РФ, заборонити друк будь-чого російською мовою, навть букваря, повністю замінити керівний склад держслужбовців, управлінь освіти, військовослужбовців (особливо на сході), фізично ліквідувати всю російськомовну інтелигенцію та всіх українофобів (швидко, без суда і слідства розстріляти. Реєстр українофобів у своєму терені може скласти будь-який свободівець), /одной лишь люстрации будет мало, необходимо отменить парламентаризм, запретить все политические партии, национализировать всю промышленность, все СМИ, запретить ввоз в Украину любой литературы на русском, запретить издавать любые книги на русском языке, даже буквари, полностью заменить руководящий состав госслужбы, образования, военнослужащих, физически ликвидировать всю пророссийскую интеллигенцию и всех украинофобов (списки на ликвидацию может составлять любой член ПО Свобода)/ стратити всіх членів антиукраїнських партій та організацій, не тільки проросійських, а й прорумунських, проугорських, протатарських. /убить всех членов антиукраинских партий и организаций, не только пророссийских, но и прорумынских, проугорских, протатарскиъ/ Це негуманно і не по-християнські проте доволі ефективно. Сталін саме такими методами збудував радянську імперію та жорстку вертикаль влади за якихось 12 років. Доцільно щось накшталт китайської "культурної революції" влаштувати, та застосувати методи Кампучії часів Пол Пота до міського рос.мовного населення. Російськомовних — на поля працювати під примусом. /целесообразно устроить что-то вроде китайской культурной революции, применить по отношению к русскоязычным методы Пол Пота, отправить их на поля работать под принуждением/. Або новий голодомор для російськомовних міст організувати, щоб зменьшити їхню кількість. Тільки попередньо вивезти україномовних українців, яких затверджуватиме місцеві осередки ВО "Свобода", а міста оточити військом, зробити блокаду, краще взимку. Вимкнути газ, світло, воду, перекрити каналізацію, мобільний зв'язок. /или организовать в русскоязычных регионах новый голодомор, чтобы уменьшить численность населения. Только перед этим вывезти всех украинцев из этих регионов, окружить местность войсками и организовать блокаду, лучше зимой. Отключить газ, свет, воду, перекрыть канализацию, отключить сотовую связь/ Хто ще сподівається на поступову еволюційну українізацію, нехай частіше передивляється останнє побиття депутатів у ВР, а також побиття бандою маркова свободівців в Одесі. Але виникає питання браку україномовних людських ресурсів, адже для цього 3/4 Галичини та Волині треба буде на схід переселити. Бо кацапськомовних креолів дуже дуже багато. Андрухович мав рацію. Він ще дуже лояльно оцінив Донбас та недооцінив донбасівських імбіцілів. /Он слишком лояльно относился к Донбассу и недооценил донбасских имбицилов/. Вже й у гуцульських рестораціях у Карпатах гуцульські музики співають "Мурку" під цимбалу на замовлення від донецьких дегенератів. /уже в гуцульских ресторанах в Карпатах гуцульские музыканты поют Мурку под цымбалу на заказ для донецких дегенератов/ Гуцули обіцяють у скорому часі роучити грати та співати "Владімірскій Централ" Якби не довелося Донбас з Кримом відділяти, а самій З.У. відокремлюватися, щоб українську націю у своїй державі зберегти від зникнення.

http://www.forum.vosvoboda.info/posting.php?mode=quote&p=179762

Секретно

Куба Вячеслав Владимирович, 1976 г.р. уроженец г. Северодонецк.

Кацапский террорист, особо опасен. Известные клички: Куба, Кубинец, Рубен, Кубик, Комод. В период 1994-95 годов проходил службу в составе Первой аэромобильной дивизии ВС Украины, ВУС — разведчик — снайпер. Уволен в запас в звании "сержант". 1995-2001 годы — водитель грузовика, с 2001 по 2014 годы — ИЧП. С 2014 года — в составе террористической организации "Русский выбор"...

Россия, Астрахань

Russian War of terror.

01 июня 2020 года

Мне есть чем платить, но я не хочу

Победы любой ценой.

Я никому не хочу ставить ногу на грудь.

Я хотел бы остаться с тобой,

Просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда зовёт меня в путь.

Группа крови на рукаве,

Мой порядковый номер на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

Немудреная музыка, простые слова — но цепляет. Затягивает, можно сказать. Позволяет немного отвлечься и не думать.

В общем здравствуйте.

Поскольку вы, наверняка читали мое обращение, поставленное в самом начале рукописи — повторяться с представлением не буду, смысла нет. Получилось, конечно несколько напыщенно, но в то же время духоподъемно, в общем — как надо. Думаю, Шурка из контрпропаганды — одобрила бы, хотя она еще та язва. Вполне может быть, что и надругалась бы цинично над моими души прекрасными порывами.

Опять перехожу на патетику. Ладно.

В общем, имя мое вы уже знаете, расскажу теперь, чем занимаюсь. Занимаюсь я тем же самым, чем занимался большую часть жизни, только теперь на частных началах. После этого гребаного Хельсинского раунда (кстати, кто-то знает, что словом "раунд" по-английски обозначается патрон?) — открыто работать стало невозможно, беженцев просто сдали под сильнейшим нажимом. Но хорошие герои всегда идут в обход — на следующий день после подписания Россией этих договоренностей я, как и двести моих коллег подали рапорта, уволились со службы и организовали ЧОП. Называли его "Риск групп" но следи беженцев мы больше известны как "Группа крови". Просто среди нас — оказалось слишком много тех, кто не забыл Виктора Цоя. Едва ли не самым большим поклонником творчества певца оказался я, у меня даже старая кассета была, с альбомом Группа крови, первая, которую я купил — оригинал, восемьдесят девятый год. Помните, кстати, что такое кассеты? Э... господа, как же давно это было то. Благословенный белый прямоугольник в коробочке с разноцветной этикеткой, две дырки, коричневая лента, можно переставлять другой стороной и слушать. Их продавали на рынке в моем городе, с картонных коробок со срезанным верхом — за новую кассету мы, тогдашние пацаны душу готовы были прозаложить, вместе копили, откладывали с тех копеек, что давали нам на обед, бежали на база, покупали. У меня был двухкассетник, Иж-306, можно было самим переписать музыку с одной кассеты на другую, чем мы и занимались. Потом слушали. Не было тогда ни Интернета, ни дисков, новые фильмы бегали смотреть в видеосалон. Там билет — пятерка, а родаки сто тридцать зарабатывают. Еще помню, первый игровой салон открылся, в холле библиотеки, там игра была — кунг-фу, что ли. Один играет, два десятка смотрят.

Давно все это было. Давно.

Возвращаемся к нашим баранам, короче.

Поход на Крым обернулся для Украины полным обломом, но в то же время — стал прологом к новым, куда более зловещим событиям. В Таллине — подписали урегулирование, Украина отказалось от Крыма, но сохраняла за собой юго-восток, при условиях пересмотра конституции, широкой автономии регионов и прочего евротолерантного бреда. Бреда — потому что любому вменяемому человеку было понятно: мы нажили себе врага. Русские — по обе стороны границы — нажили себе врага. Который рано или поздно — захочет все переиграть назад. Русские флаги и яйца в лицо приехавшим агитировать "свидомым" — не забудут.

Так оно и вышло. Допущенный просчет — отказ от требований отделения всего русскоязычного пространства Украины — обошелся в конечном итоге дорого всем. Для тех, кто заказал этот кровавый спектакль — это была передышка для того, чтобы укрепиться, тихо разобраться с кем надо, подготовить из стада боевиков, озверелых, но неумелых — опытных диверсантов — подрывников. Наконец, подождать, пока вызреет настоящая ненависть. И тогда — вперед. Как в Хорватии в девяносто четвертом — операция Буря, ликвидация всех сербских анклавов. Простой и надежный способ обеспечить "нацильну единисть" — путем физического уничтожения или изгнания тех, кто в эту "единисть" не вписывается.

Гром грянул через три года. Началось с массовой драки в Донецке, окончившейся серьезной с погибшими перестрелкой — и закончилось кровопролитными боями, бомбежками, этническими чистками и беженцами под Ростовом. Для "похида за единистью" собрали всю шваль, какую только можно было собрать. В авангарде — бандеровско-галичанская кодла, прибалтийская кодла — земсарадзе, кайселитовцы*, албанские учекисты, грузинские кмаровцы, чеченцы из разбросанных по всей Европе и Востоку общин, крымско-татарские боевики, сирийские экстремисты — в общем, весь сброд, какой только можно недорого набрать, навербовать и бросить на бойню. За ними шли уже козыри — в основном прибалтийские и грузинские спецназовцы, прошедшие Афганистан, румынский спецназ, польский спецназ и волки из волков — польский Гром и полк спецназа ЕС "Веймар", набранный из состава солдат, прошедших Афганистан в составе польской оперативной группы "Ожел Бялый". Еще хорватов забыл — те непонятно откуда и приехали скорее всего потому, что на нашей стороне много сербов было. Вот такая вот дружба народов. Сопровождалось все это массированным давлением на нас, на Китай — в отличие от крымского кризиса — НАТО заранее отмобилизовалось и было готово ко всему. Закончилось все подписанием Хельсинского перемирия, на которое обе стороны, понятное дело — тут же наплевали и забыли. Бандеровцы — рьяно принялись за подготовку к "освобождению Крыма и земель московской империи, населенных украинцами", мы начали готовиться к ответке. Строго говоря — я не думаю, что бандеровцы собрались и в самом деле кого-то освобождать. Просто они понимают, что по-хорошему все это не прокатит, и пока на нашей стороне есть лагеря беженцев — жить им не дадут. НАТО кстати тоже красиво вильнуло хвостом — несмотря на обещания, Украина не принята в НАТО до сих пор, а в ЕС до сих пор идут дебаты, как воспринимать документальные свидетельства зверств, которые во множестве имели место во время "похида за единистью". Как неизбежные издержки на пути к демократии — или все-таки как зверства. Ну и... очко, конечно играет. Хоть и играют они в свои геополитические игры — но чувствуют, что заигрываются и сильно. Понимают, что после всего произошедшего — по-хорошему уже не разойтись, и скорее всего — и сами они при следующей раздаче выхватят. Понимают, что Россия не Аргентина и с потерей Фолклендов не смирится. Европа — малость охренела от того, что создала на окраине своей территории вторую Палестину и, примерно посчитав возможные потери — начала тормозить, да было поздно. На территории России — больше миллиона мужчин — беженцев призывного возраста, со всем, с чем смогли выйти, от автоматов до танков, и мириться с происходящим они не намерены — а раз в несколько лет делать зачистки, как Израиль в Секторе Газа — не выйдет. Бандеровцы — прут вперед, они понимают, что пока есть Россия — житья им не будет, даже если им каким-то чудом удастся захватить к примеру Кубань — мы просто отступим и продолжим делать то, что делали, единственный их шанс — полный развал России. А Европа — изо всех сил давит на тормоз и подмигивает обеими глазами, накрашенными как у сильно постаревшей шлюхи — мол, готовы к переговорам. Только говорить никто не торопится. Россия — как и все делает вид, что выполняет Хельсинские соглашения, на Украине то и дело что-то взрывается и кого-то убивают, а недавно — первая заминированная машина взорвалась и в Варшаве. Алаверды, однако. А вы думали, паны, что неизвестные самолеты будут участвовать в налетах и ничего не будет, что ли? Ага щаз-з-з-з...

Если вернуться из политических высей на нашу грешную землю, то применительно к моей сегодняшней работе дело обстоит так. Вчера — на территории Украины захватили и вывезли в Россию высокопоставленного нохчу. Здесь его приняли с распростертыми объятьями и поставили перед простым выбором. Или он колется — или мы отдаем его беженцам. А беженцы к чехам относятся с понятной ненавистью — чеченцы в ту войну показали себя полными отморозками и беспредельщиками. Нохча лопнул почти сразу — видимо размяк в его то возрасте — полтинник громыхнул. И рассказал много интересного.

Как мы и подозревали — заявы пана Димы о том, что УНА-УНСО создаст "христианский Талибан" стали прологом к действию, причем христианский Талибан создавался в прямом и тесном контакте с Талибаном настоящим. Поставленная задача — развернуть террор на территории России, и не только против беженцев — но и против самой России, в основном — против военных и чиновников. Стратегическая задача — дестабилизировать обстановку в стране. В общем то ничего необычного, читайте документы УНА-УНСО, там еще в тридцатые годы было написано, что боевики должны террористическими атаками провоцировать оккупантов на ответные действия с тем, чтобы вызвать озлобление народа, внушить ему отчуждение от властей и не дать возможность спокойно ассимилироваться. Тактическая задача — наладить сотрудничество с кавказскими недобитками с тем, чтобы согласовать совместные действия. По словам нохчи — уже имели место прецеденты заездов "хлопцив" в лагеря, где преподавали теорию и практику отмороженные ваххабиты, прошедшие и Афган и Сирию. Причем тот факт, что одни из них христиане, а другие мусульмане — никого не смущал, разве что нельзя было кушать сало на виду у всех. Сейчас — речь шла уже о согласовании на тактическом уровне совместных действий. Для чего здесь, в Астрахани — должна была состояться встреча представителей УНА-УНСО и ваххабитского подполья. Причем, что самое плохое — русского ваххабитского подполья. До сих пор — мы не отслеживали результативных контрактов УНА-УНСО с русскими мусульманами, вставшими на путь джихада. В конце концов — у свидомых существовало понятное предубеждение против русских — любых русских. Теперь оно, видимо, преодолено. Не без труда — но преодолено. Сегодня — видимо, должен состояться первый рабочий контакт и достигнута договоренность о совместных действиях. Далее — бандеровцы получат доступ к активной террористической сети на территории России, а русские, татарские, башкирские и прочие ваххабиты — доступ к источникам оружия, взрывчатки, инструкторам, возможность создавать лагеря подготовки на неконтролируемой нами территории. Это что-то вроде обратки бандеровцев в нашу сторону, получается — мы закрываем глаза на лагеря их врагов, а они соответственно, наших. После чего — начнется новый виток противостояния.

Предотвратить это можно только одним способом — разгромить первую же встречу, потом пустить слух о предательстве. Те, кто находится на нелегальном положении — обычно верят подобного рода слухам — и сотрудничество остановится. Возможно на время, возможно навсегда. Нам хотелось бы второго — но устроит и первое. Как говорится — решай проблемы по мере их поступления...

Или, как говорил Иван Сусанин полякам — идите вперед, не сношайте мозги.

Итак, мы сейчас в Астрахани. Городе семечек арбузов и свежей браконьерской осетрины в сезон. Как говорит нам Википедия — это город в России, административный центр Астраханской области. Старейший экономический и культурный центр Нижнего Поволжья и Прикаспия. Часто называется южным форпостом России и Каспийской столицей. А как говорит мне мое собственное чутье — это южные ворота России. Распахнутые настежь, не отремонтированные и хлябающие под порывами ветра.

Да, и название его — Астрахань — не единственное. Есть люди, которые называют его "Хаджи-Тархан", мусульманский город. Кто эти люди — думаю, догадаться несложно.

Я сейчас сижу в машине на улице Маркина — точнее, на небольшой площади, которая на эту улицу выходит. Справа — пятиэтажки, за спиной какой-то магазинчик, милая деревенская неухоженность — окраина. Дальше — улица уходит в частную застройку, в которой сам черт ногу сломит, и в которой разномастные коттеджи за высокими заборами — относительно мирно соседствуют со старыми, лет семьдесят назад построенными кирпичными двухэтажками, которые тогда считались приличным жильем. Теперь это настоящие клоповники, и что самое опасное — часть из них заброшена. В одной из них — не заброшенной, но официально расселенной — и должна состояться интересующая нас встреча.

Я стою так, чтобы не было особо видно — и в то же время, чтобы при необходимости быстро выехать на улицу. Прямая видимость мне ни к чему. Улицу просматривает беспилотник — не армейский, а наш, переделанный из гражданского, операторского. При сегодняшнем солнце и синем, без единого облачка небе — надо внимательно, до рези в глазах всматриваться, чтобы увидеть его. Обычный квадрокоптер, замаскированный под птицу. Видеосигнал идет на автомобильный телевизор, немного перепаянный умельцами из лагерей. Дешево — и сердито.

Собственно, в самой операции захвата — я участвовать не должен. По хорошему — я должен был сидеть сейчас в Ростове и опрашивать Кубинца, вернувшегося с ходки оттуда — обязательная процедура, тем более что я его куратор. Но вместо этого — меня дернули сюда, на всяк случай. Просто из тех, кто работает — немногие имеют опыт работы с русским ваххабитским подпольем. У меня он был — я в Поволжье работал до того, как все здесь началось.

Кошу я под бандита. Машина тоже откровенно бандитская — гелик. То есть гелендваген, Мерседес Г-класс. Хотите совет? Есть бабки — берите. Нет бабок — тоже берите, подержанную. Уникальная машина! Мне она чуть больше лимона обошлась, еще немного потратил на перекраску — и получил тачку, которая смотрится на все пять. Простая, неубиваемая, особенно если до середины нулевых год выпуска, при этом — рама, механические блокировки, простой кузов, который не проблема в любой мастерской заварить — восстановить. И что самое главное — машина выпуска восьмидесятых отличается от машины, выпущенной пару лет назад небольшими деталями. Пока все гнались за дизайном — Мерседес работал над качеством. Так что мой вам совет, не берите всяких Крузеров, Рейнджей, Широких — берите Гелик, не прогадаете.

Машина самопально бронирована в мастерской, оснащена приваренными к раме тяжелыми бамперами — отбойниками и набита оружием. По-другому здесь нельзя. Несмотря на то, что в России запрещено автоматическое оружие — здесь оно, считай, у всех. Военная зона. Лично у меня в машине — всегда лежит Калашников и МР5. Последний я купил на приграничном рынке. По словам продавца — его сняли с тушки польского Громовца, но я в это не верю. Если верить всему, что тут говорят — получается, что личный состав относительно небольшого Грома за время войны поменялся несколько раз. Напрягает год выпуска — восемьдесят первый. Скорее всего — все-таки с кого-то из прибалтов, туда в свое время НАТО свои мобзапасы скидывало. Автомат был хоть и старый, но качественный, одно слово — немцы делали. Я поставил на него израильское цевье с рукояткой, зенитовский блок лазер-фонарь и крон с прицелом. Скорее всего, именно им я и буду работать, если припрет. Городская застройка, из автомата опасно шмалять. Пистолет — пулемет — самое то.

Но Калашников у меня тоже есть. Обычный сто четвертый, который я дополнил по своему разумению. Жаль, что сейчас ЭОТЕК по разумной цене не купить, санкции, но у меня остались с давних еще времен — им ничего не делается, надежные как камень. Ну и остальное... по мелочам.

Машина эта моя, личная и бить я ее не хочу. Проблема в том, что служебные — слишком все одинаковые. И мало кто подумает о том, что в Гелике может быть кто-то кроме бандитов.

Поскольку, перехватчики** всегда работают парами — в машине я не один. Так то я один работаю — жизнь приучила не доверять людям — но "на войну" в одиночку ходить нельзя. Почему? А вы попробуйте вести машину и стрелять одновременно... это только в кино хорошо получается. Поэтому, сзади у меня сидит Децл. Это кличка такая. Паренек из лагерей, он в семнадцать лет уже воевал с бандеровцами. Великолепный стрелок — вот и пусть сидит сзади, за руль я его все равно не пущу. Он один из тех немногих людей, которым я отчасти доверяю — это напарник Кубинца. Куба пошел на дело один, потому что так было нужно. А я взял на дело Децла, потому что был нужен напарник. Вот такой расклад.

Теперь — в чем суть операции. Исходя из той инфы, которая у нас была и той, которую мы получили от того чеченского урода — мы просекли, что в Астрахани будет встреча между представителями украинских нацистов и местным ваххабитским подпольем. Где — чех этого не знал, но наработки у нас были. Мы контролировали больше тридцати "точек", в отношении которых у нас был интерес. Точки, в которых жили родственники, жены известных нам джихадистов, точки, в отношении которых была получена информация что это явка боевиков. Точки эти контролировались техническими средствами двадцать четыре часа в сутки. Как? Ну... способы разные бывают, некоторые с беспилотников, благо они сейчас дешевые, некоторые — со скрытых камер наружного наблюдения, расположенных... мальчик, а может тебе и ключ от квартиры дать, где деньги лежат? Неважно, где расположенных, в общем. Веб-камера — хорошая вещь, дешевая, маленькая, установить, запитать, подключить к сети — да нет проблем. Получив информацию, мы сели на камеры и начали отслеживать активность. И один из адресов "дал флажок" — то есть, проявилась подозрительная активность. Именно его — мы и намерены брать.

В адресе этом — живет вдова установленного боевика, ликвидированного при попытке устроить теракт в Саратове. Марина Калачева, но предпочитает, чтобы ее звали Марьям. Она местная, из Астрахани, из небогатой семьи — отца застрелили во время разборки браконьеров. Где-то познакомилась с парнями, парни оказались ваххабитами. С одним из них — у нее был никях, то есть "мусульманский брак", от никяха этого родился ребенок. Вообще, если поговорить с мусульманскими правоведами, с авторитетными людьми — выясняется, что понятием "никях" ваххабиты прикрывают самый банальный блуд: никях невозможен без родителей невесты и не предполагает, что после никяха невеста должна ложиться в постель. Но ваххабитам на это плевать: средний срок жизни русского ваххабита, принявшего радикальный ислам и вставшего на джихад — полтора года и за эти полтора года они берут от жизни все что могут. Жених — забрал Марину к себе на родину, в Саратов, где через несколько месяцев был уничтожен при штурме конспиративной квартиры. Против Марины ничего не было, ее вызвали в прокуратуру, вынесли предупреждение. А что еще можно сделать, если вся ячейка уже в райских садах Фирдауса, свидетелей нет, баба клянется, что ничего про делишки своего мужика не знала — уходил рано, приходил поздно, иногда и вовсе не приходил. А то, что она вела страничку в ВКонтакте, где призывала русских принимать ислам — ну, это ничего не значит, да. Родители жениха — ее прокляли и не приняли, она вернулась в Астрахань, поселилась одна — но адрес ее взяли на контроль, на случай чего. И сейчас — у нее в адресе как минимум трое, из которых как минимум один — в федеральном розыске.

Сейчас еще бандеровцы подъедут, послушаем, что они говорить будут — и зайдем в адрес. Аллаху Акбар, короче...

Адрес — был старым, построенным еще при усатом вожде двухэтажным зданием, рассчитанным на восемь квартир. Наверное, когда-то это было элитным жильем, мечтой советской семьи, большинство из которых прозябали тогда в деревянных бараках. Балкон, кухня, комнаты... все как у людей. Теперь — это было трущобами. Крысы, гнилые и вот-вот готовые провалиться деревянные перекрытия, узкая, низкая лестница, ведущая на второй этаж. Плач ребенка из-за покосившейся, обитой дермантином двери, мутные, не мывшиеся уже несколько лет стекла в крохотном подъезде. Заложенные кирпичом оконные проемы в выступающих балконах — чтобы получить еще одну теплую комнату. Все какое-то жалкое, скукожившееся...

Старая, но еще ходкая Шеви-Нива резко свернула с дороги, перевалила через почти провалившиеся мостки через придорожную канаву и въехала во двор, образованный с одной стороны зданием, с другой стороны — покосившимися, темными от времени деревянными сараями, в которых жители трущоб хранили свой скарб. Бродячая собака — бросилась бежать, юркнула в какую-то дыру в заборе, в углу дворика — стоял Запорожец, без окон, без дверей, без колес, днищем вросший в землю. За его рулем -сидел бедно одетый пацан лет десяти — двенадцати, он гудел, надувая щеки, крутил руль и представлял, себе, наверное, сочинскую трассу Формулы 1...

Русня...

Трое — вышли из машины. Все трое — выглядели как небогатые русские, один белокурый, двое — с серыми, подстриженными "под полубокс" волосами. Одеты они были "с базара"— то есть джинсы и дешевое тряпье. Один — достал с заднего сидения машины тяжелую сумку с ярко-красным логотипом Магнита.

Еще один — осмотрелся по сторонам... внимательно осмотрелся. Ему довелось иметь дело с русистами и он знал, как они нападают... однажды только светлые волосы и русский без акцента позволил ему прикинуться мирняком и выскочить из сжимающейся петли. Пацан... вряд ли он представляет опасность, восемь лет всего. Никаких признаков блокирования, пока они катились по улицам — он не заметил. Тут дома стоят плотно, куча огородов... на край, можно уйти "на рывок". Да и сама Марьям по сотовому сказала, что все спокойно...

— Э, пацан! — крикнул он

Пацан подбежал — но остановился на довольно приличном расстоянии. Замурзанный, с хитрым взглядом, в сбитых кроссовках — типичное дитя окраин...

— Чо надо?

Блондин — достал малахитового цвета тысячерублевую купюру.

— Хочешь?

Пацан жадно посмотрел на купюру.

— Тихо тут? Менты есть? Левые не шарятся?

Пацан помотал головой

— Точно?

— Точняк, зуб даю, дядя...

— Харе — блондин смял пальцами купюру, бросил пацану шарик, тот ловко поймал его

— Э, дядя... ты дверью ошибся.

— Чего?

— Цыган в соседнем доме барыжит. Вон в том, первый подъезд, второй этаж. Бывай, дядя, не кашляй.

Пацан метнулся бежать и исчез за углом. Блондин посмотрел ему вслед, затем повернулся к остальным двоим, ждущим его решения.

— Можно идти...

— Чо пацан говорил?

— В соседнем доме харамом торгуют...

Сами они — неоднократно употребляли наркотики, но при этом продолжали считать их харамом.

— Пошли.

— Мне остаться, брат?

— Не. Не надо...

Втроем — они поднялись на второй этаж замызганного дома, тот, кто держал пакет из Магнита — повинуясь кивку блондина позвонил в дверь. Сам блондин стоял вторым и ниже на лестнице. Так — у него был хоть какой-то простор для маневра — если сейчас из соседних дверей ломанутся харбии.

За дверью — раздался какой-то шорох.

— Кто?

— Это мы, ухти

* * *

...

Едва слышно лязгнул замок. Дверь открылась, за ней стояла женщина. Человек с пакетом — шагнул вперед.

— Привет, ухтишка...

Квартира была двухкомнатная, неожиданно большая. Заставленная старой, потрепанной мебелью. В одной из них — была старая кровать, никелированная, с шарами. На ней — лежали двое, дневной свет сочился в комнату через замызганные занавески.

— Это что... — пальцы женщины, скользившие по животу, натолкнулись на звездообразный, с углублением шрам

— Это... да так... ничего...

Она все поняла — но ничего не сказала, как подобает хорошей мусульманке. Только спросила

— Больно было?

Больно... да... больно.

Их группу — засекли в горах, они уходили к азербайджанской границе, спецназ висел на хвосте, отрезая от населенных пунктов. Двоих раненых братьев пришлось оставить — нести их было некому, а так они могли на какое-то время остановить висящую на хвосте группу и получить заслуженную шахаду. У русистов были местные проводники, видимо, кто-то, кто хотел отомстить — и оторваться потому не удавалось. У самой границе — ночью их встретил пограничный заслон, прорваться удалось очень немногим. В том числе и ему, хотя он был ранен в руку и в живот, Мамед, здоровенный, молчаливый аварец, которому повезло не получить серьезных ранений — вытащил его на себе, потому что был должен. Потом он отлеживался в горном селе в Азербайджане, его скрывала от карателей одна семья правоверных. Врача вызывать было нельзя, потому что за врачом — несомненно пришли бы и харбии. Его лечил местный знахарь, лечил какими-то травами, а в рану — шприцем закачивали чистый мед. Давали деревяшку и он сжимал ее зубами, держась из последних сил, чтобы не заорать. Много дней он голодал... потом врач ему сказал, что если бы он не голодал в момент ранения, то был бы уже мертв из-за заражения крови. Жизнь в горах была несытной — они питались в основном майонезом, лапшой из бомж-пакетов, и мукой, которую просто сыпали в котелок и варили.

Когда он встал на ноги — он весил ровно пятьдесят пять килограммов — при росте метр семьдесят пять.

Но все они — и он в том числе — знали, за что они страдали. Во имя Аллаха...

— Нет. Не больно... Как ты живешь?

Женщина не ответила...

— Тот человек... нам сказали, тут какой-то цыган барыжит...

И по мгновенной реакции женщины — он все понял

— Я его убью.

— Не надо...

— Что ты говоришь, женщина?!

— Не надо. Приедут менты. Будут разбираться.

Он резко откинул одеяло, встал.

— Не надо бояться ментов. Бойся одного лишь Аллаха Всевышнего. Скажи: достаточно нам Его в защитники, он — хороший хранитель.

Одевшись, он прошел на кухню. На кухне — оставшиеся двое бандитов сидели и пили чай. Один посмотрел на часы

— Должны уже быть.

— Спроси, где у нее тут нычка, брат...

— Сам спроси!

Третий из боевиков — хотел что-то сказать, но, повинуясь взгляду блондина молча встал и вышел. Тот, кто накупил целый пакет дорогих гостинцев из Магнита — сел на его место, взял в руки горячую кружку с недопитым кофе, сомкнул руки, будто стараясь согреть их о горячий металл.

— Почему все так мерзко, брат... — спросил он

— Путь джихада полон препятствий. Сказано: неужели вы думали, что мы не будем испытывать вас?

— Нет... нет. Это не то. Это не испытание.

— А что же тогда?

— Это... мерзость, брат. Воюя с харбиями мы и сами становимся такими как они, понимаешь? Где предел?

— Ты знаешь, что наши грехи не будут записаны в Книгу. А их -будут.

— Да... но все мерзко... мерзко.

— Мы сражаемся за то, чтобы победить эту мерзость и установить чистое правление. Шариат Аллаха.

— Тогда почему мерзости все больше...

Вернулся третий боевик. Гулко стукнул о столешницу застеленного клеенкой стола черный, плоский ТТ. За окном — загудел мотор, блондин привстал, чтобы посмотреть.

-Это они.

Замурзанный пацаненок, проскочив одному ему известным маршрутом между домами — выскочил на соседнюю улицу. У обочины — чуть накренившись, стояла Газель, боковая дверь открылась — и сильные руки втащили пацана внутрь.

В Газели было темно и тесно. Несколько человек в боевой униформе полицейского спецназа — стояли плотно, как кильки в бочке. Еще один — держал на весу ноутбук, его экран светился матовым, мягким светом.

— Молодчина, Паш, поставил. Теперь рассказывай.

На экране — было изображение с камеры, которую поставил на месте пацан

— Трое их! — затараторил пацаненок с беженского лагеря — все трое русские. Один из них со мной базарил, без акцента совсем. Среднего роста, у одного волосы светлые, у двоих как у меня, серые...

— Вахи, с... — выразился один из спецназовцев

— Окоротись при пацане!

Спецназовец пристыжено замолчал

— Тачка у них — Шеви Нива, серебристая. Старая, грязная, где-то по глине ехали. Грязь свежая...

— Номер запомнил?

— А как. Шестьдесят первый регион. А — восемьсот пятнадцать — бэ-тэ.

— Молодец.

— У одного сумка Магнитовская, большая. Под самые гланды.

— Чем?! — насторожился координатор -заметил?

— Там бутылка была. К бабе приехал... Тот, другой блондин, мне еще денег дал.

— Покажешь?

Пацан неохотно достал превращенную в комок купюру.

— Кидай сюда.

Купюра отправилась в пакетик, взамен — координатор достал новенькую тысячную.

— На. Купи морожку.

— Я так то пиво пью... — обиделся пацан.

— Пиво пить тебе рано. На вот еще, на проезд. Беги на автобус — только на автобус, понял? Не смей тут ошиваться. Не дай Бог увижу.

— Понял... — с мрачным видом сказал Гаврош двадцать первого века — Слава России!

Украинцы прибыли впятером — обычное для них дело, пятерка у них называется "гурт". Один остался в машине, еще один — во дворе, трое поднялись наверх. Были они бритыми — только-только начали пробиваться волосы. У одного — короткая бородка, у двоих — явно видно, что только что сбрили усы. Украинцы — делали только еще первые шаги на пути подрывной и террористической деятельности — и опыта им явно не хватало...

Один из боевиков — открыл дверь. Второй — держался так, чтобы при необходимости уйти в комнату. За спиной — он держал взведенный ТТ.

— Здорово — настороженно сказал украинский боевик, лобастый, с угрюмыми, волчьими глазами — Марина здесь проживает?

— Заходи...

Прошли в комнату, самую большую — женщина уже убрала кровать и удалилась. Из двух табуретов и листа фанеры сделали что-то вроде стола, выложили у кого что было. Один из украинцев — поставил на стол бутылку водки, но под угрюмыми взглядами ваххабитов поспешил убрать ее, Все стояли так, чтобы при необходимости быстро открыть огонь.

— На какой мове розмовляти будем? — спросил лобастый, лысый боевик с волчьими глазами — ты украиньску знаешь?

— Я знаю русский — сказал блондин — и ты тоже. Не надо создавать проблемы на ровном месте.

— На русском розмолвляти, аки псу гавкати! — резко сказал украинец

— Если хочешь, можешь говорить на арабском или фарси. Но ты не знаешь ни тот ни другой, верно?

Боевик сел прямее

— Добро... — сказал он — будем на русском. Давно на русском не розмолвляли, а Микош?

...

— Наши старшие порешали, что надо вместе дела делать. Вместе мы сила, поодиночке — никто. Только вместе мы добудем свободу.

— Свобода? — сказал блондин — а зачем тебе она?

— Тебе не нужна?! — ощетинился боевик — тогда можешь быть рабом!

Свобода... никто из нас не свободен от Аллаха Всевышнего. Только ты слишком туп, чтобы это понять. Ты различаешь людей по их национальности — но это один из тяжелейших грехов, люди если чем и различны, так только по богобоязненности. Даст Аллах, скоро ты познаешь, насколько велики были твои заблуждения.

— Мы рабы Аллаха Всевышнего, и больше никого — сказал блондин — для нас нет власти, если эта власть не по законам шариата. Нет земной власти!

Лысый ощерился

— Как знаешь, хлопче. Не мне тебя учить. У нас общий враг. Ты знаешь, кто такие русисты, и я знаю. Пока они есть — покоя не будет.

— Что предлагаешь?

— В Шахтах есть лагерь бандитов, там русских богато. У нас есть двадцать хлопцев, и оружия дюже богато. Надо навести там шороху!

Вот идиот...

— Тебя там расстреляют еще на подходе. Ты что, не знаешь что там русский спецназ?

— Двадцать моих хлопчиков, да с русистами не справятся...

Две Газели, набирая ход, шли к цели с двух сторон улицы, блокируя ее. Еще один стрелок — пробежав дворами, залег на углу, выставив на сошки пулемет РПК-74 с барабанным магазином и оптическим прицелом малой кратности...

Обе машины — с точностью до двух секунд оказались около нужного дома. Вход в этом двухэтажном доме был со двора, дворик был сквозной, с выездами по обе стороны дома. Одна Газель — резко на девяносто градусов повернув, пролетела во дворик, вторая — перескочив плохо засыпанную канаву и едва не перевернувшись, встала под окнами.

Хлопнули двери небольшого универсала Форд, из машины выскочили двое украинцев, у того, кто выскочил с заднего — в руке был зажат ТТ.

— Слава Украине!

Короткая очередь РПК отбросила его на машину, он стал оседать на землю, пуская ртом и носом кровавые пузыри. ТТ выпал из руки.

— Лузга, один на минус — доложил стрелок — один ушел. Направление на три. Удерживаю дорогу...

Второй украинец, с водительского сидения, не стреляя, бросился к соседнему дому и одним движением перемахнул через забор. Оружия у него — по крайней мере, внешне — не было.

Из окна — застрочил Стечкин, пули застучали по крыше Газели.

В отличие от украинцев — ваххабиты были лучше подготовлены к действиям в условиях подполья: один из них постоянно стоял так, чтобы смотреть в окно на дорогу. Увидев сворачивающую белую Газель — он все понял.

— Менты на улице!

Боевик, который вел переговоры — схватил лежащий на столе ТТ, еще один — выхватил Стечкин и дал длинную, разбившую окно очередь. В ответ — откуда-то спереди застрочил пулемет, полетели стекла и обрывки занавесей.

— Ложись! Ложись!

— А... москали... шоб вин всрались!

Стоявший у двери украинец — рванул застежку сумки, бросил своему соратнику короткоствольный хорватский ЭРО и смотанный подсумок к нему.

Один из ваххабитов — достал телефон, вызвал один из номеров, ткнул пальцем на прозвон

— Аллаху Акбар!!!

Но ничего не произошло, только ручной пулемет замолк, а вместо него ударили два автомата. Завизжали рикошеты, один из украинцев закричал

— Ой, мамо, мамо...

— Глушилка работает! Машину не взорвать!

— Что за машина?!

— Наша! Она заминирована!

— Ай, шакалы... Василь!

— А!?

— Глянь на двор! Тачка зараз заминована!

— Не надо! — заорал старший из ваххабитов, отлично знавший тактику штурма русских — не выходи!

Но было уже поздно. Украинец, вооруженный восстановленным Калашниковым

* * *

— открыл дверь, и увидел только черную стену щита на лестнице и ослепляющий свет Каспия

* * *

*.

— Слава Украине!

Он даже выстрелить не успел — русские открыли огонь из пистолета и автомата одновременно, и Василь упал в дверном проеме, изрешеченный пулями.

— Аллаху Акбар!!!

Лидер ваххабитов размахнулся и бросил гранату — на лестнице глухо грохнуло, потянуло дымом. Он пополз в коридор, не поднимаясь на ноги.

— Ты куда, псина! — заорал лидер украинцев. Второй украинец попытался обстрелять русских на улице — в ответ дважды грохнула СВД и боевика отбросило назад.

В большой комнате оглушительно громыхнуло, обдало жаром, крик оборвался. Из комнаты — ползла Марина, она была ранена — но ползла, оставляя за собой кровавый след. Русские зашли с козырей — столкнувшись с сопротивлением, они начали обстрел дома из ЛПО-97, легкого пехотного огнемета. Термобарическими...

За собой — Марина тащила черный, плоский пояс с торчащим из него проводом. Они встретились глазами...

— Я... люблю тебя — сказала она.

— Да... У нас там будут дети... не здесь, в раю.

Еще один термобарический заряд — взорвался в той комнате, откуда выползла Марина. Было нечем дышать, огонь был на потолке, пожирал остатки занавесок и приравнивался к мебели.

— Инша'Ллагъ!

Русские на лестнице, пострадав от близкого взрыва гранаты — перегруппировались и начали новое наступление. Щит, с уже не горящим Каспием — перекрыл большую часть дверного проема, поверх него — торчал автоматный ствол, луч мощного фонаря пробивал дым. Лазерный прицел — нашел лежащих на полу мужчину и женщину.

— Аллах Акбар, свиньи! — заорал по-русски тот, кто когда-то был русским пареньком Владимиром Шагиным, а теперь поверил в Аллаха и стал Валидом аль-Руси, моджахедом, идущим по пути Аллаха.

Застрочил автомат — и тут же взорвался пояс шахида. Взрыв был такой силы, что спецназовцев отбросило назад на лестницу, как сломанных кукол. Одновременно — огнем дохнули все окна, полетели стекла — и через несколько секунд начал рушиться, в искрах и дыму потолок.

— Лузга, один на минус. Один скрылся. Направление на три. Удерживаю дорогу...

— Твою же мать... — выругался я

Децл молча сидел рядом и ждал. Школа Кубинца — тот тоже молчаливый. Тому, у кого есть настоятельная потребность болтать — в разведке делать нечего.

— Один ушел — бросил — Двойка Феликсу прием.

— Феликс на связи.

— Феликс, прошу сообщить приметы скрывшегося.

— Двойка, точных примет нет. Мы выведем тебя на него. Вперед и на перекрестке стоп. Жди команды.

— Феликс, принял...

Дальше по улице, в адресе — глухо грохнуло, взмыла в небо перепуганная стайка голубей. Понеслась душа в рай.

— Принять готовность. Не стрелять.

Децл щелкнул предохранителем Калаша, затем сунул мне под руку МР5. Я оставил его на коленях — так быстрее. В адресе — рубились по-взрослому...

Грохнул еще один взрыв — такой, что взвыли сигналки. Это уже не граната...

— Двойка, направо и вперед. Держись дороги.

Повернул руль, прижал газ. Машина у меня дизельная, тут не восьмицилиндровый монстр как на дорогих версиях, так что чуть топнешь и уже под сотку — но все равно, разгоняется хорошо. А по надежности — почти УАЗ.

— Двойка, поднажми.

Машина идет быстрее, проскакивает стоящие торцом пятиэтажки. Бегут люди... встань беда, не ляг, лучше бы дома сидели. Нет, надо посмотреть, что делается, сунуться носом. А любопытной Варваре как известно...

— Он слева от тебя. Идешь хорошо. Ориентир на перекресток, отсчет. Семь! Шесть! Пять! Четыре!

Все-таки с БПЛА работать одно удовольствие, что не скажи. В свое время работали слепыми как кроты. У духов половина района информаторы, кто стучит, потому что иначе гости придут а кто-то — по убеждениям. А мы как зачумленные...

— Три! Два! Один!

Прямо передо мной — на перекресток выскочил какой-то шпаненок в серой куртке, оборванный — карман оторван. Заполошно огляделся... успел увидеть только горящие фары угловатого черного внедорожника, летящего на него. Вместо того, чтобы пропустить — я топнул по газу и решеткой — поддел его по касательной, отбрасывая к тротуару.

Встал на тормоз, толкнул дверь, выскакивая. Оглушительно заорала женщина, на высокой ноте, почти визгом — но мне до этого совсем не было дела. Автомат в плече, мы шли с обоих сторон внедорожника, держа скрывающегося бандита под прицелом.

Тот — как то странно дернулся... вроде как пытаясь отползти, но не смог.

— Не стрелять!

Бандит повернулся к нам туловищем... щека в крови, кровь густая, почти малиновая, ползет с головы, медленно сочится. Рука на животе, в руке РГДшка. Уже без чеки.

— П...ц вам москали! Слава Украине... — довольно отчетливо сказал он

— Стий! — заорал я — нэ роби! Не треба!

Вот уж — в который раз Мудрого Викинга хвалю. Это он от всех требовал хоть как — но знать мову. Хорошо, плохо — но что-то знать. Я, наверное, плохо знаю — но что-то все равно знаю. Не такой плохой язык, кстати.

Как я и подозревал, украинский произвел впечатление. Обычно, если сбиваешь первый порыв, дальше проще. Не каждый может хладнокровно подорваться.

— Ти хто?

— Я с Луганска — перешел я на русский.

— Кацап...

— Какой я кацап? Я в Украине жил. Пока такие как ты нас не выгнали.

— Ми за витчизну боролись. Слава Украине!

— Не делай! — заорал я — думай сам! Жив останешься — мы тебя обменяем. Нет — вместе тут сдохнем!

...

— Нам чужого не треба. Думай головой. Тебя твои же сдали. Как ты думаешь, мы тут оказались?

...

— Ты знаешь шо?

— Ни.

— А ти хто?

— Водий

* * *

** я.

— Вот видишь? Ты нам без надобности, нам ваши керивники нужны. Отвезем на больничку, затем обменяем. Здесь больничка хорошая. Ну?

— Кацап ты... — сказал водитель.

— Какой с мени кацап... — сказал я — у мени жинка з Кииву. Давай. Держи руку.

Я смотрел на него, а он смотрел на меня. Только не приведи Господь, кому вмешаться сейчас. Взлетим ведь, точно взлетим.

— Ну? Давай. Спокойнее.

Я наклонился, положил его руку на свою. Сжал пальцы на гранате.

— Во. Це дило.

За спиной — оглушительно грохнуло, пуля прошла так близко, что рванула рукав куртки. Липкое, горячее месиво — брызнуло мне прямо в лицо...

Как я удержался на ногах? А хрен его знает. Спросите что полегче, ладно? Я ведь в Волгограде был. Туда нас перебросили — считай с аэропорта в бой, троллейбус взорвался. Прямо под Новый год это было. Я в Сирии бывал. В Афганистане бывал. В Донецке — под видом представителя при миротворцах пошманался, после того как... надо было определяться, учреждать резидентуру. Кровь-кишки-расп...расило — повидал так, что...

В общем — на ногах я устоял. И даже смог выдернуть из навсегда онемевших пальцев гранату, каким-то чудом вставить булавку вместо чеки. На роже — были липкие, горячие сопли и воняло просто омерзительно, да в голос заходилась какая-то баба. Я шагнул к Децлу, неподвижно стоящему с автоматом и тяжело ударил его в лицо, а потом — еще добавил ногами. Потом — меня подбежавшие мужики оттащили...

Пришел в себя я в машине, на переднем пассажирском. У меня на всякий случай в багажнике лежала бутылка полугара, мягкого хлебного вина крепостью чуть меньше водки. Я держал бутылку и время от времени отхлебывал из горлышка. А на приборке — лежало полотенце, все в буро-красных разводах. Не помню, как я вытерся...

Впереди — тревожно мигал маяком ментовский бобик. Скорая уже уехала. Как и обычно — вечером в новостях будет ролик про нейтрализованную банду. Это даже... ведь, правда. Не вся, только...

Хлопнула дверь, кто-то сел за руль. Рука — бесцеремонно выдернула бутылку

— Дай...

Севший за руль мужик — основательно хлебнул, остановился, посмотрел на просвет — и допил до конца. Бросил назад — бутылка жалобно звякнула.

— Как?

Я не ответил.

— Ты, кстати, Децлу ребро сломал, кажись. За что?

Это был Серый, у луганчан кто-то вроде бригадира. Бывший опер из уголовки, из ОБОПа

* * *

* * *

.

— За дело — подумав, сказал я

— Ты тут буром не при — спокойно сказал Серый — шкет молчит как партизан. Ты — как рыба об лед. Вы чего — ох...и?

...

— Харэ. Поехали, потом разберемся. Ключи где... ага.

Дизель заурчал, машина начала разворачиваться. Потом мы покатили на выезд из города. Несмотря на выпитое — опьянения почти не было, только во рту как кошки наделали.

— Ты знаешь, как мы Децла нашли?

...

— Он в селе жил, недалеко от Луганска. Там железка проходит, поэтому бандерня туда попервой пришла. Отца у него не было — на зоне. Мать с малым дитем. Он в лесу прятался, с партизанами. Потом вернулся домой... мать на кол посадили. Во дворе прямо...

...

— Так что ты не суди. Понял?

— Я не сужу.

— Судишь. За помощь — спасибо. От всего сердца, брат. Но не суди нас. У каждого — свои счеты.

— Я не сужу — с нажимом сказал я

— Все мы под Богом ходим.

— Человеком надо быть.

— Человеком... Человеком, это ты брат, хорошо сказал. Только как в больничке побываешь... а еще хлеще в морге — как то не получается больше человеком быть.

...

— Вот так вот. Бог нас рассудит. А ты — не суди.

Выйдя на трассу — рванули на Ростов. Шпарили под сто тридцать, полиция не останавливала — наши машины знали, связываться не хотели. Где тренога

* * *

* * *

— там штраф по почте придет...

База наша — временная — находилась в Батайске, там когда-то военный аэродром был, потом — забросили, площадка бурьяном заросла. Теперь там — вроде как запасная площадка Ростовского вертолетного, а по факту — кого только там нет. Начиная от сербских комитачей, которые приехали "брату русу" помочь, а потом — они это и не скрывали — идти обратно, уже спаянными командами, с оружием — Косово от наркомафии освобождать. И заканчивая спецназом ГРУ — по крайней мере, я так думал, что это спецназ ГРУ, они сами не представлялись. Сама эта площадка — не использовалась нами как военная база, дураков нет — поставляться. Все держались вокруг нее, некоторые в самом Ростове. А на площадке базировалась самая разная техника от Ми-17 до мотодельтапланов. Ну и... склады там кое-какие были, какие в городе нельзя было держать. Но рисковать и базироваться непосредственно там никто не хотел — под удар попадать дураков нет.

И потому — мы свернули не на саму площадку, свернули раньше. Прокатившись по дороге в степи, въехали в село. Тут, на окраине — наши. До аэродрома пять кэмэ.

Прошли КП — просто забор, но около него всегда кто-то был, и с оружием — на случай него. Прокатились по разбитой комбайнами дороге, встали под навес. Здесь надо быть осторожным, паркуешься — всегда под крышей, когда есть такая возможность. Сверху следят, даже ночью — это надо помнить.

Я немного оклемался и стало выпитое спиртное брать. Я так то непьющий почти. Если стол собрать — я не буду. За погибших — святое, конечно, и после такого. Тут если не дернешь — крыша съедет. Реально съедет, я видел, как люди за ночь седыми становились, а у кого-то и планка падала — совсем.

Сзади, в багажнике у меня всегда вода есть, несколько бутылок. И ветошь найдется — хотя бы губка, я ей машину мою. Пошел назад, слил на губку, начал оттирать лицо. После машины... да и хрен с ним. Не до сантиментов.

Когда закончил с туалетом — обнаружил, что рядом кто-то стоит. Оказалось — Мудрый Викинг. Его сначала просто "Викинг" звали, потом — стали называть "Мудрый Викинг". У него фамилия была шведская, а какая не скажу, его предки — из обрусевших шведов. Он седой был — причем поседел, когда ему и тридцати не было. В первом Грозном. Вот ему и дали кличку — Викинг. А потом — Мудрый Викинг.

Мудрый Викинг — мой непосредственный начальник. Не командир — а именно начальник, потому что мы все в действующем резерве. Но звания нам идут, у Викинга — уже генеральское на подходе. Его наверху недолюбливают — именно за то, что он удачлив. На фоне его — то, что делают остальные отчетливо кажется халтурой. И чаще всего — так и есть.

— Как сходили?

— Хреново...

В общем то — я готов был к серьезному разговору. Беженцы с той стороны — материал очень взрывоопасный. Их можно понять, многие родных потеряли. Это мы работу делаем, а они — мстят. Для них "понять и простить" не проходит. Но я все равно уверен в собственной правоте. Хотя наверное, придется извиняться, поляну накрывать.

— И у нас хреново — сказал Викинг

— Что? — начал понимать я

— Кубинец не вернулся.

— Жив?

— Не знаем.

Ну, вот. Достойное завершение хренового во всех отношениях дня. Б...

* правильно Земессардзе, латвийская добровольная военизированная организация. Кайселлит — то же самое в Эстонии.

** Слово пошло из Головачева, многое в деятельности российской контрразведки на юге — было позаимствовано у СМЕРШа

* * *

Ухти — сестра, так боевики называют женщин, причастных к джихаду. Ахи — брат

* * *

Переделка из боевого автомата. Сначала там убирали автоматический огонь, чтобы продавать на частном рынке, потом — восстанавливали, когда все началось.

* * *

* Блок из нескольких особо мощных фонарей, применяемый в антитеррористических операциях. Может быть встроен в щит.

* * *

** Водитель (укр)

* * *

* * *

Отдел по борьбе с организованной преступностью.

* * *

* * *

Сленговое название камеры для контроля скорости — фотографирует и по почте потом штраф приходит

Несколькими днями ранее

США, близ Нью-Йорка

Теннисный клуб Коринф

Memorial day

26 мая 2020 года

Сегодня — был Memorial day. День памяти всех погибших за Америку во всех войнах — сколько их было. Первая, вторая мировые, Вьетнам. Персидский залив — последняя относительно успешная война, ее сравнивали со сражением при Омдурмане* и разгромом махдистов. Дальше все покатилось под откос. Девятнадцать лет назад — президент страны объявил новую войну — GWOT, глобальную войну с террором. Она собирала кровавую жатву и сейчас, и многие уже начинали понимать, что в конце тоннеля нет ничего кроме тьмы. Но пока — они были в относительном меньшинстве.

Теннисный клуб Коринф находился на одном из полуостровов недалеко от Манхеттена и представлял собой уникальное место — почти деревенская идиллия в нескольких милях от одного из самых крупных мегаполисов мира. Это был заповедник миллионеров, миллионеров совершенно особенных, миллионеров со старыми деньгами и старыми корнями. Тех, кто заработал деньги на строительной лихорадке двадцатых, на поставках Первой и Второй мировых войн. Потом — денежный вихрь переместился южнее, сначала в Техас, где зарабатывали на нефти, а потом и в Калифорнию, где зарабатывали на оборонных программах и компьютерных технологиях. Вот только компьютерные миллиардеры и те, кого они спонсировали — заигрались во власть настолько, что поставили страну на грань катастрофы. И настало время навести порядок — пока не поздно.

Старая гвардия тихо брала власть в свои руки — хотя мало кто это замечал. В шестнадцатом году на президентских выборах победил очень странный тандем. Первым — стал этнический мексиканец, один из немногих мексиканцев в Конгрессе, достаточно прогрессивный и либеральный человек с Западного побережья. Вторым — совершенно непроходной кандидат, профессиональный юрист, биржевой игрок и мультимиллионер, отпрыск богатой и влиятельной семьи с Востока, с Восточного побережья. Мало кто знал, что ставка — сделана именно на него. Мексиканец был лишь прикрытием, выставленным вперед для того, чтобы привлечь голоса этнических меньшинств, в том числе все более разрастающейся мексиканской общины. Уже первые назначения в новой администрации заставили вашингтонских скептиков насторожиться — на все посты в силовом и внешнеполитическом блоке прошли люди вице-президента США. Одним из них был директор Национальной тайной службы, влиятельный адвокат, некогда мэр одного из небольших городов, темная лошадка американской политической сцены — но тоже биржевой игрок и мультимиллионер из "старой гвардии". Именно он — пригласил своего собеседника в теннисный клуб Коринф, куда он прибыл с секретной базы морских котиков неподалеку — как полномочный представитель администрации он был направлен туда чтобы отдать дань памяти тем, кто не вернулся с поля боя. В теннисном клубе Коринф рады видеть не каждого — это закрытое заведение. Но нынешний директор НТС, которого сравнивали с Алленом Даллесом — был членом клуба, так как имел поместье неподалеку. Одно из многих...

Его собеседником был относительно молодой (немного за сорок) человек с приятным, но незаметным лицом. Он пил содовую, в которой было много льда и лишь капля (для цвета) виски и старался не встречаться взглядом с дамами, которые осматривали новичка так же беззастенчиво и нагло, как домохозяйка осматривает добрый кусок говяжьей вырезки в лавке. Ко всему прочему — одетыми их можно было назвать лишь с очень большой натяжкой: местные теннисные костюмы для дам были на самой грани приличия.

Что же касается директора НТС — то он вел себя совершенно раскованно, уже успев расцеловаться с несколькими дамами. Черные очки и львиная, с проседью грива — придавали ему импозантность и некую таинственность. Дамы были уже в возрасте — хотя с развитием косметологии и пластической медицины понятие это стало очень размытым — но в то же время привлекательным, и даже очаровательным тем очарованием беззаботного богатства, которое дает право на некую сумасшедшинку. Было странно, что так ведет себя директор спецслужбы — но в конце концов, он не публичный политик.

Заказали. Цены здесь были на удивление скромными для такого места — что означало: для своих. Это была цитадель. Место, куда чужому не попасть даже за очень большие деньги...

— Ты, наверное, думаешь, зачем я тебя позвал, а? — директор разделывался с каре ягненка под каким то там соусом.

— Понятия не имею. Может, вспомнить старые добрые времена в Йеле.

— Да уж...

Оба собеседника — относились к одному и тому же социальному слою — представителей "старых денег" Восточного побережья — хотя одному из них и повезло в жизни меньше, чем другому. Прадед одного из них сильно прогорел во время Великой депрессии — кое-что у семьи осталось, но на прежнюю высоту они так и не поднялись. Дед другого — вклинился в стройные ряды техасцев, ринувшихся на освоение Ближнего Востока, и если техасцы делали бизнес с Ираком и Саудовской Аравией — то дед делал бизнес с намного более опасной страной — с Ливией Каддафи. И не только строительный, но и незаконно торговал санкционной нефтью, ливийской, и возможно — иранской, после семьдесят девятого года. На этом он не только отыграл потери Великой Депрессии, но и стал одним из немногих миллиардеров Востока, сделавших свое состояние на нефти и строительстве — обычно на Востоке делали деньги совсем на другом. Семья нового директора Национальной Тайной Службы была очень тесно связана с Востоком, сам директор свободно говорил на арабском и фарси. Его сегодняшний собеседник знал, что существует фотография, где Директор — ему было всего восемь лет — сидит на коленях одного известного человека в бедуинском шатре посреди пустыни. Этого человека — звали Муаммар Каддафи, и фотография — при попадании ее в прессу — была опаснее атомной бомбы. Но Директор ее не уничтожил.

Что касается его собеседника — то он, как и многие представители обедневших, но знатных семей пошел на госслужбу. Сначала в Госдеп, потом — в ЦРУ. Действующего директора НТС он знал хорошо, даже слишком — его невеста ушла к нему, когда они учились в Йеле.

— Нет, друг... — директор обладал удивительным умением есть, говорить и при этом не выглядеть неотесанным быдлом — я хочу поговорить с тобой о некоей стране. Догадываешься, о какой именно?

— Об Украине?

— О ней самой.

Тема для разговора была. Человек, которого позвал для разговора Директор, де-факто второе лицо в иерархии американской разведки — был начальником станции в Киеве, когда все начало рассыпаться как карточный домик.

— Кого-то в Вашингтоне интересует мое мнение?

— Сегодня — да.

Директор отрезал кусочек мяса, отправил в рот и прожевал.

— Например, меня.

Его собеседник откинулся на стуле назад.

— С чего, Марк? Там уже нечего ловить.

— Ну, почему же. Ловить там как раз есть чего. Но дело не в этом. Ты слышал про "Глобальный щит"?

Бывший начальник станции ЦРУ на Украине кивнул. Программа — с большой помпой была анонсирована три года назад, когда и Китай и Россия вышли из под контроля и это стало понятно любому дураку. Тогда Америка — впервые за много лет почувствовала себя очень неуютно. Программа предполагала полное перевооружение армии США, по масштабу сравнимое с тем, что проходило после Вьетнама в восьмидесятые. Цель этой программы — достичь стратегического превосходства США и западного мира в целом над блоком Россия — Китай и нейтрализовать возросшую угрозу. Превосходство — планировалось именно стратегическое, за счет таких средств, как "глобальный неядерный удар", снайперские винтовки с управляемыми пулями, костюмы — невидимки, летающие БМП и многое другое.

— Мы вынуждены сократить оборонный бюджет — в лоб сказал директор — на двадцать процентов на следующий год и по десять — в каждые последующие три. Ситуация в экономике такова, что мы не можем позволить себе не только перевооружение, но даже и поддержание стратегического паритета.

Сказать, что бывший начальник станции ЦРУ на Украине был ошеломлен — это не сказать ничего. В последнее время — экономика США пусть не так быстро, как хотелось бы — но набирала ход. Локомотивов было два — интернет вещей и беспилотный электротранспорт. Первый — предусматривал глобальное проникновение товаров: крупнейшие американские торговые компании уверенно шли к тому, что любой товар, произведенный в любом месте — должен быть доступен любому потребителю у которого есть Интернет — причем как цель, была провозглашена суточная доступность. То есть ты заходил в Интернет — магазин, кликал на понравившуюся вещь — и ровно через сутки, не больше — она должна была быть у тебя перед дверьми. Эта гигантская программа — предполагала логистику совершенно нового уровня, в ней предусматривалась даже доставка до дверей беспилотниками. Второй локомотив — беспилотный электротранспорт — предусматривал замену обычных машин с ДВС — на электромобили нового типа. Уникальным предложением были бесплатные заправки: платить надо было только если заправиться надо было быстро. Если ты готов был оставить машину на заправке на несколько часов или покупал ветряк для дома или солнечную батарею — то могло получиться так, что на бензин ты мог не тратить ни цента. Более того — планировалось создать что-то вроде заправок на хайвеях — которые могли использоваться для подзарядки движущихся машин — тоже бесплатно! Энергию планировалось получать от ветряков и солнца. И, наконец, полностью автоматизированные машины с автопилотом, которыми можно было пользоваться даже не имея прав. Все эти уникальные технологии — виделись "второй компьютерной революцией" и обещали новое американское лидерство как минимум на поколение!

Тогда почему же директор — человек, допущенный в самые верха — столь мрачен. Почему США не могут себе позволить не только гонку вооружений — но даже и поддержание стратегического паритета?

— Что произошло, Марк?

— Да много чего. Точнее, пока ничего — но мы должны попытаться сбросить лишний баланс с корабля до того, как он начнет тонуть. Ты слышал про дело Чейн Энерджи?

Собеседник директора, адвокат и профессиональный инвестор просек моментально — речь шла о полномасштабном расследовании, которое вели ФБР и SEC, комиссия по ценным бумагам и биржам по деятельности Чейн Энерджи, глобальной энергетической корпорации. Ее легендарный основатель, Питер Чейн — в девяностые занимался какими-то темными делами на пространстве бывшего СССР, бурил в России, в Таджикистане, в Казахстане, был одним из тех, кто лоббировал проект газопровода из Средней Азии в Пакистан через Афганистан, имел какие-то дела с нефтью стран санкционного списка. Затем — он демонстративно свернул всю деятельность и начал заниматься "нетрадиционными месторождениями" нефти и газа и нетрадиционными способами их добычи. Он подхватил довольно модную тему нетрадиционных запасов — и оказался самым удачливым из всех, кто ее развивал. Его компании приходили на месторождения, которые считались исчерпанными — и они давали нефть! Еще в прошлом году акции компании были в числе десяти наиболее успешных, а капитализация компании — на какой-то момент превзошла капитализацию гиганта Эксон Мобил. Питер Чейн был мастером пиара, он самолично появлялся на телеэкране и заявлял, что все предупреждения ученых о глобальном энергетическом коллапсе — это не более чем бред, они просто не знают, как добывать нефть. А он, Пит Чейни — знает. Тревожный звоночек прозвенел, когда произошла авария... точнее, не авария, а довольно сильное землетрясение недалеко от одного из нетрадиционных месторождений. Землетрясение с человеческими жертвами. За расследование взялось ФБР — и с тех пор акции компании упорно не поднимались к прежним уровням. Искушенные биржевые лисы, которые управляли своими деньгами, а не деньгами пенсионных фондов учителей — выходили из Чейн Энерджи, оставляя тонущий корабль первыми.

— Все так плохо? — спокойно осведомился бывший начальник станции ЦРУ на Украине

— Хуже некуда — сказал директор — это хуже Энрона**. Мы на краю бездны.

Какой именно — говорить не приходилось. Любой биржевик помнил, чем кончилось дело Энрона.

— ... ФБР по нашей просьбе нажало на тормоза, но только до выборов. После выборов бомба рванет. Это первое. И второе — Саудовская Аравия. Нам удалось достать данные аудита запасов.

— И?

Директор только покачал головой. Все было понятно без слов — Саудовская Аравия еще в восьмидесятых отказалась проводить независимый аудит запасов. Всю нефть в Саудовской Аравии — качают не нефтяные мейджоры — а государственная компания Сауди АРАМКО. Примерно до середины нулевых данные удавалось достать, потому что большую часть сотрудников — тех, кто реально делал дела, а не занимал кабинеты — составляли американцы. Но после начала войны в Ираке — саудиты сказали, что больше в услугах иностранного менеджмента не нуждаются. С тех пор, достоверной информации по запасам Саудовской Аравии практически не было. Хотя техасские профи загадочно ухмылялись — когда обрывками приходила информация о том, что саудиты закачивают морскую воду в пласты.

Теперь, похоже, наступил час расплаты. Если станет известным, что саудовская кубышка пуста — цены на нефть за несколько дней взлетят до двухсот, а в течение года — могут дойти и до трехсот долларов за баррель.

Причем, что самое плохое — большая часть нефти будут у врагов США. Русские — первые в мире по запасам сланцевой нефти и у них есть неосвоенная и толком не разведанная арктическая кладовая. Каспий — полностью контролируют они и Иран. Ирак с его громадными запасами, которые были под санкциями больше десяти лет при Саддаме — получается, что они больше саудовских, вопрос— насколько. Ирак — ненавидит США и блокируется с Китаем и Россией. Громадное нефтегазовое месторождение Левиафан в Средиземном море — куски у Сирии, Ливана и Израиля, основной разработчик — Газпром. Израиль — может считаться нашим лишь с большой натяжкой, мы сами их кинули в свое время и они прекрасно это помнят. Ливия — там вот-вот начнется восстание каддафистов, радикально антизападное.

Можно, конечно опереться на Мексику, Венесуэлу и огромные прибрежные месторождения Бразилии. Но это еще вопрос — можно ли. В Латинскую Америку заходит Китай, все сильнее антиамериканские настроения.

И это еще ничего. Что будет с Европой, у которой собственных надежных источников нефти нет вообще? Как только включат свет и тараканы бросятся в разные стороны — у Европы останется лишь два пути. Либо общеевропейская война против России (и против Китая), либо рабская зависимость от России. Которая вовсе не испытывает дружеских чувств к Европе после всего произошедшего на Украине.

— Вопрос обстоит сегодня так — директор положил вилку и нож, заговорил очень тихо, но внушительно — или мы вовремя перестанем бряцать оружием и пойдем на компромисс, или проиграем Вторую холодную войну. Пока нас воспринимают как сильного игрока — надо договариваться. Как только все это рванет — нас просто растопчут. Каждому шакалу — захочется своего куска мяса. Нашего мяса.

Бывший начальник станции ЦРУ на Украине утвердительно кивнул. Он понимал, что дело плохо — но не представлял, насколько плохо.

— Это противоречит всему прежнему курсу администрации — сказал он — лоббисты просто взбесятся

— Да в ж... прежний курс администрации — откровенно и зло сказал директор — надо быть умнее. Америка была сильна, когда занималась бизнесом, а не отстаивала права меньшинств и всяких уродов в своих долбостанах. Пусть Европа этим занимается, если ей так приспичило стать совестью всего этого гребаного мира. Но без нас! Мой дед сделал миллиарды на том, что проводил дороги и строил города в таких местах, которых и на картах то нет. Он целовал в ж... Каддафи и выходил из его палатки с подписанными контрактами на десятки миллионов. А эти уроды лоббисты за всю жизнь дайма

* * *

своими руками не заработали! Какого хрена я или кто-то другой должны их слушать!? Мне плевать на них! Мне плевать на Украину и на всю Восточную Европу. И на Западную тоже если честно. Там уже все построено. Когда эти уроды смотрят на Россию — они видят врага. Когда я смотрю на Россию — я вижу, что у них нет нормальных дорог. Это понятно?

— Более чем.

— Более того, это разумно. Мы больше не можем держать линию обороны, но они об этом не знают. Самое время договариваться о мире. Как только станет понятно, что дешевой нефти нет и не будет — европейцы засунут в ж... всю свою гордость и приползут в Кремль на коленях. Это те еще сукины дети. Но мы хотим, чтобы, когда они это сделают — из кремлевских ворот выходил Дядя Сэм. С улыбкой на все тридцать два зуба и толстой пачкой подписанных контрактов. Таким образом, мы не только не свалимся в депрессию — но и откроем для американских компаний огромный и неосвоенный рынок. Надо торговаться — пока на руках есть козыри. И пока Европа первой не поняла, что происходит.

От внимания бывшего начальника станции ЦРУ на Украине не ускользнуло "мы хотим". Это значило, что озвученный сейчас политический курс — это не курс директора НТС — а курс команды вице-президента США. На сегодняшний день — самого опасного человека в вашингтонском политическом раскладе. Опасного потому, что в Конституции не существует никаких сдержек и никаких противовесов для вице-президента США. И потому, что вся команда вице-президента — была набрана из богатеев и в деньгах лоббистов они не нуждались. Это позволяло им идти собственным курсом.

— Я понимаю. Но при чем тут Украина.

— При том — директор промокнул салфеткой губы, тонкие и бескровные — сейчас это самая горячая точка Европы. Игра начнется от нее.

...

— Что произошло на Украине? Ты был там, когда все это началось. Для начала — я хочу выслушать — тебя, а не ублюдка аналитика.

Бывший начальник станции ЦРУ на Украине тяжело вздохнул. Это был вопрос, на который не было простых ответов.

— Ты представляешь, кто такие люди с холмов

* * *

?

Директор кивнул

— Вот примерно таких людей — мы привели к власти в Украине в тринадцатом. Жители Запада, Галиции. Они тоже жили в горах и холмах, занимались в основном сельским хозяйством — а их деды были нацистами, частью гитлеровской карательной машины. Потом — боролись с русскими. Они патриоты? Да, безусловно. Вы хотели бы их видеть у руля страны? Ответь на этот вопрос сам для себя, Марк.

— Черт... — сказал директор, помолчав несколько секунд — на самом деле все так плохо?

— Да. Теперь, после того, как пролилась кровь — еще хуже. Это нацисты. Конечно, не следует сбрасывать со счетов обстоятельства, в которых он оказались — но они сделали выбор полностью сознательно и в соответствии со своими традициями. Они нацисты, Марк, и от этого никуда не денешься. Я предупреждал, но меня не послушали.

— Вот только не надо этого, хорошо? — скривился директор — вопрос в том, что мы будем делать с этим сейчас.

— Разреши, Марк? У нас есть одна ошибка, общая для всех таких ситуаций. Когда мы начинаем разбираться в каком-то клубке, которому уже лет триста — мы чаще всего ни хрена не знаем о том, что происходило там до этого. И мы делаем ошибку — мы принимаем во внимание мнение не большинства, а того, кто громче кричит. Его мы и принимаем за большинство.

— Если верить тому, что посылаем нам киевская станция — страна полностью под контролем, договоренности о стабилизации в основном выполняются — в то же время террористы, спонсируемые русскими, постоянно провоцируют новые власти Украины на ответные действия и не дают восстановиться законности и правопорядку.

— Какой законности, Марк? Помнишь, что сказал Мартин Лютер Кинг? Все, что делал Гитлер в фашистской Германии — все это было законным.

— По-твоему, чего нам ждать?

— Войны. Рано или поздно. Котел на огне — огонь никто не погасил.

Директор махнул рукой, подзывая официанта. Какая-то шумная компания зашла в обеденный зал клуба — и им пришлось пережить процедуру раскланивания, поцелуев в щечку и представления новичка. Директор представил его как адвоката, и вопросов не было ни у кого — богатым нужен адвокат почти постоянно.

— Белый Дом — прежним негромким, но уверенным голосом заговорил директор — нуждается в достоверной информации из Украины. Сейчас — у нас сложилось мнение, что мы не получаем ее. Чтобы быть готовым к переговорам с русскими — мы должны понимать, чем мы можем пожертвовать, и что мы можем отдать. Это должно быть что-то существенное.

Директор помолчал и добавил

— Ошибка последних тридцати лет в ведении дел с русскими — мы предлагали им полное фуфло, или вообще ничего — а в обмен хотели что-то ценное. Любой, кто сам зарабатывает на жизнь, самый последний лавочник знает, что так дела не делаются. Обмани клиента — и больше он к тебе не вернется. Украина — первая в списке, что мы можем отдать русским. Она нам не нужна — это обуза. Режим, сомнительный с политической и этической точек зрения, почти никакой экономической отдачи.

— Украину нельзя просто так "отдать" — они будут воевать. И не только они — но и вся Восточная Европа.

Директор улыбнулся и поманил своего собеседника пальцем, когда тот склонился — громко прошептал

— А нам плевать на это...

И улыбнулся, как хорошо пообедавший лев.

— Тогда зачем тебе я?

— Как ты смотришь на то, чтобы вернуться на госслужбу?

— В качестве кого?

— В качестве посла Соединенных штатов на Украине. И — нашего личного посла.

Опять "нашего".

— А как будет воспринят отзыв действующего посла?

— А нам плевать, как он будет воспринят. Твоя задача будет — осмотреться на месте и помочь нам принять решение. Как нам выйти из этой стремной ситуации с минимумом потерь и с максимумом бонусов. Со своей стороны — как только ситуация начнет обостряться — мы предупредим кузенов и всю Европу, чтобы нажали на тормоза. Кто не послушает -тот пусть потом пеняет на себя. Короче, ты понял.

Директор снова понизил голос

— Соглашайся, Дейв, не будь идиотом. Я дал тебе сегодня пару идей, как заработать миллионы и сильно поправить свой банковский счет. Не будь дураком. И не разочаровывай меня, окей?

Бывший начальник станции ЦРУ на Украине Дэйвид Гастингс понял, что все уже решено, и рыпаться не стоит. Может — оно и к лучшему.

— Окей. Окей...

* Генеральное сражение второй англо-суданской войны, состоявшееся 02 сентября 1898 года. В нем британцы применили доселе неизвестное оружие — пулеметы Максим и уничтожили более сорока тысяч солдат противника (Махди Суданского) и потеряв сорок своих. В сражении лично участвовал Уинстон Черчилль, тогда военный корреспондент. Это сражение считается вершиной британской военной мощи — через два года начнется англо-бурская война, в которой англичане понесут неожиданно тяжелые потери от партизанских отрядов и снайперов. Через пятьдесят лет — империя начнет сыпаться

** Дело о банкротстве Энрона (2001 год) — одно из крупнейших банкротств в мировой истории, ставшее спусковым крючком биржевого кризиса 2001 года. Суть дела в том, что компания систематически, на протяжении многих лет фальсифицировала отчетность и обманывала инвесторов

* * *

10 центов

* * *

Одно из названий групп американских южан, которые живут полностью игнорируя государство. Они живут в сельской местности, не получают водительские права (а паспорт американский гражданин получает при поездках за рубеж), не платят налоги, занимаются самогоноварением и выращиванием марихуаны, разборкой угнанных машин. При этом — они ультрапатриоты, есть даже религиозная секта, где вместо Библии — Конституция США!

Украина, аэропорт Борисполь.

03 июня 2020 года

Процедура назначения нового посла на Украине прошла в максимально сжатые, почти немыслимые для Вашингтона сроки — что лишний раз свидетельствовало о влиятельности и возможностях команды вице-президента США. Вчера — его пригласили в Белый дом, где он имел почти часовую беседу с Президентом США (из которой он заключил, что президент с трудом понимает, что такое Украина, вероятно даже не знает точное ее место расположения). После чего — прямо из Белого дома его отвезли на базу Эндрюс, где его ждал Боинг. Для того, чтобы не обвинили в излишней расточительности — в самолет загрузили десяток тонн гуманитарки. Чисто вашингтонское решение проблемы расточительности — неудивительно, что страна в долговой яме.

За время перелета — база ВВС Лейкенхерст, там дозаправка и только потом — на Киев — он много думал. Он любил Киев, любил эту страну и ее незлобливый народ, Киев был одним из немногих городов за пределами США, где он чувствовал себя как дома. Он понимал, что в стране есть проблемы, и очень серьезные проблемы, он понимал и то, что предлагаемыми методами — содействовать максимальному сближению страны с ЕС — проблем не решить. Украинцы были слишком бедным и слишком молодым народом, чтобы создать у себя зрелое демократическое общество. Путь к демократии должен был быть очень осторожным, особенно с учетом раскола страны, политика украинизации — ни в коем случае не агрессивной. Он считал ошибкой насаждать украинский язык, в то время как часть населения страны говорит на другом — в конце концов, в США никогда не было одного государственного языка и от этого они не становились менее американцами. На президентских выборах — постоянно крутили ролики, рекламирующие кандидатов на испанском — и ничего такого в этом не было. Следовало выжимать максимум в области экономики, сотрудничая с теми, кто готов был сотрудничать — даже если это была Россия. Он понимал, что молодой украинский народ инстинктивно стремился отшатнуться от России, чтобы сохранить свою пока еще очень непрочную независимость. Но ситуация требовала другого — у русских были деньги, и нельзя было это игнорировать. Украина могла развиваться как "другая Россия", более свободная, более открытая, более толерантная и демократическая — но для этого Украине надо было перестать насаждать украинский язык и табуировать общественное противостояние русской и украинской части общества. Тогда русские бизнесмены могли бы начать вкладывать в Украину деньги — в расчете на будущий выход на рынки ЕС. Ничего этого сделано не было. Вместо этого — случилась ситуация при которой одна часть страны пошла войной на другую. И в этой войне наблюдатели как то забыли о том, что существует и другая правда Украины, и о том, что свергнутая власть — какой бы она не была — была избрана при помощи стандартных демократических процедур, как и в любой другой стране мира. Пришедшие к власти путчисты не проявили мудрость, и даже не попытались объединить страну, опасно балансирующую на краю пропасти. Вместо этого они заняли одну сторону — и это стало прологом к гражданской войне.

Как бывший начальник станции ЦРУ на Украине и доктор политологии Дэйвид Уолшо Гастингс имел более зрелый и глубокий взгляд на то, что происходило на Украине в последние годы и взгляд этот сильно отличался от того, что преподносили в новостях. Конечно, была виновата Россия — хотя и явно не в той мере, как это думали на Западе. Украина как государство — могла состояться лишь при активной и благожелательной помощи России, и помощь эта — должна была быть направлена именно на обеспечение существования Украины, а не ее раскола. В девяностые — за редкими исключениями так все и было, казалось, что Россия смирилась с распадом СССР и не пыталась восстановить все заново. Но в новом тысячелетии все изменилось. Они — Запад — недооценили Россию по многим параметрам. Недооценили то, как ошеломляюще быстро она смогла воспользоваться непростой ситуацией в мире и снова прорваться с высшую лигу. Недооценили то, сколько боли, гнева и ненависти накопили русские за девяностые годы, как они возненавидели тех, кто пытался учить их демократии. Нередко западные политологи рассуждали, что русские совсем другие, что они всего лишь терпят авторитарную диктатуру — но он то работал в те годы в Киеве, неоднократно бывал в России, знал русский. Феномен Путина, который пытались разгадать многие западные политологи, был прост: он и в самом деле пользовался поддержкой большинства. За него и в самом деле голосовали на выборах. Он и в самом деле делал то, что от него ожидало большинство — на меньшинства и их требования он просто не обращал внимания, как и на Запад. Русские и в самом деле жаждали реванша, и таких было большинство. И им было, в общем-то, плевать, каким именно будет реванш. Путин начал действовать на Украине — и большинство захлопало в ладоши. Они поверили в то, что им говорили, потому что хотели верить. Хуже всего было то, что процентов восемьдесят из того что говорили — и в самом деле было правдой.

Сменивший Ельцина бывший офицер КГБ действовал неторопливо и последовательно. Он скорее даже не действовал — он ждал ошибки противника. Запад — ошибся в две тысячи четвертом, поддержав Майдан — Украина не была к нему готова. Россия сполна воспользовалась хаосом и дракой в украинских верхах — русские начали последовательно проводить политику по подрыву конкурентоспособности Украины. Затем — в обнищавшей стране случился второй Майдан, более жестокий и кровавый, чем первый. Он случился на фоне усугубляющегося геополитического кризиса, хаоса, потери лидерства со стороны США, в тяжелой экономической ситуации. И тут Россия сделала первый бросок, введя войска в Крым. Многие заставили себя поверить в то, что этим все и ограничится — но это было не так. Надо было предполагать, как быстро и сильно утратившая часть территории страна качнется к крайним формам авторитаризма. Полный набор условий для возникновения фашизма: экономический хаос, деградация власти, национальное унижение. Вдобавок — русские начали проводить неброские, но чрезвычайно эффективные операции на востоке страны по созданию подконтрольного им сопротивления...

Виновата была сама Украина. Они все-таки поддались соблазнам — и не раз, они поддавались им раз за разом. Соблазнам решить все и сразу. Соблазнам поставить этнические приоритеты выше экономических. Соблазнам поверить, что в Европе их действительно ждут.

Почти неизвестную, но страшную по своим последствиям роль в украинской трагедии сыграл Запад. Он, хорошо знающий вашингтонские политические лабиринты, кто и как там принимает решения, неплохо знающий и Брюссель — меньше всего был склонен идеализировать и оправдывать действия своей страны и действия европейских стран. Их действия были страшны, прежде всего, пустотой и безответственностью. У них не было ресурсов — но они по-прежнему тащили Украину к себе, нередко обманывая ее и кормя пустыми обещаниями. У них не было ресурсов воздействия на Россию — они не могли остановить Путина и знали об этом — но они продолжали играть. Все это сильно напоминало парня в Лас-Вегасе, отчаянно блефующего при пустых карманах. Никто не думал, что Путин применит силу — но он ее применил, и они не смогли ответить. Утратили контроль над ситуацией не только в Центральной Европе — но и по всему миру. Создали опасный прецедент. Теперь — они уже пожинали плоды.

По-хорошему — надо было предоставить Украину самой себе. Помогать — но не форсировать события. Демократия — все равно, что беременность. Ее нельзя привнести извне. Ее нельзя ускорить. Ее не может быть, если в стране нет гражданского общества. Ее не может быть, если в стране расколотое на две части общество. Ее не может быть, если в стране нищета. По-хорошему — Украине надо было лет тридцать спокойного, последовательного развития, в тесном сотрудничестве с Россией — чтобы потом сделать осознанный и не оскорбляющий никого выбор. Надо было, чтобы сменилось поколение, а еще лучше два. Чтобы люди забыли про коммунистическое прошлое. Только тогда — можно было что-то делать. Сейчас же — Гастингс был в этом абсолютно уверен — именно советское прошлое, именно коммунизм с его безапелляционностью, неуважением к закону, агрессивной охотой на ведьм, неуважением к собственности, склонностью к чрезвычайным мерам — сделал возможным появление в Украине нацизма. Они делали все, чтобы Украина никогда не вернулась к коммунизму — но вместо этого получили уродливый рецидив прошлого.

Плохо...

VC135. на котором он летел — был в модификации, предназначенной для перевозок в условиях ядерной войны и потому, несмотря на приличный пассажирский отсек в нем не было иллюминаторов. И когда самолет совершил посадку в Борисполе, и он вышел на трап — он испытал нечто вроде шока. Шок был связан с узнаванием... он начинал в Багдаде, в две тысячи четвертом. Мог сравнивать...

Это был БИАП*, каким то чудом перенесенный на украинскую землю оттуда, из мрачной тьмы Багдада. Все то же самое — залатанные плитами полосы и рулежки, заложенные кирпичом некогда шикарные, остекленные стены, огромные HESCO — мешки с песком, защищающие от обстрелов. Едва заметные, похожие на черных жуков снайперы на терминалах, вертолеты вперемешку с самолетами, разнообразие эмблем на огромных хвостовых плавниках Антоновых и Ильюшиных — как и в Ираке, перевозками, видимо, занимались малопонятные чартерные фирмы. Это был оплот. Оплот Запада посреди воюющего и враждебного государства. Любой, кто побывал в Ираке — при виде этого понимал, что все пропало. Все — даже если сейчас кажется, что это не так. Им конец. Как в Ираке, где они лили кровь семь лет, но так ничего и не добились. Как в Афганистане — этим потребовалось двенадцать, но результат был еще более сокрушительным. Мира здесь нет. А значит — уже и не будет. Никогда. Они снова вляпались. В то же самое. Они выиграли войну — но проиграют мир. Это будет. В современном мире военное поражение одной стороны не означает конца войны. Война только начинается.

— Сэр...

Он дернулся.... Проклятые воспоминания. Его коллегу — разорвали около шиитской мечети в день Ашура — день гибели имама Хусейна, родственника пророка Мухаммеда, шиитского святого и мученика, павшего в междоусобной войне на равнинах близ Кербелы. Полторы тысячи лет спустя, кто-то крикнул в толпе, что этот человек шпион — и шииты бросились на него с палками и ножами. Его убивали в нескольких метрах от него, а он стоял и смотрел на это. У него был пистолет — но он знал, что если он попытается им воспользоваться — то сам тотчас же окажется на его месте. В пистолете было десять патронов. А шиитов было не менее двух тысяч...

— Сэр, здесь нельзя стоять.

— Да...

Он спустился вниз. Машины уже ждали его — два черных Шевроле Сабербан с флажками США и три тяжелых китайских Форда — рабочая лошадка контрактников во всем мире. На Фордах были сняты задняя дверь и задние боковые — внутри была бронекапсула и в ней — люки с бойницами. Все как в Ираке...

— Сэр...

Бородатый, в черных очках человек, держащий на груди короткоствольный автомат Калашникова — протянул огромную, с лопату руку.

— Кевин Халл, ваш менеджер по безопасности. ХЕ Секьюрити. Прошу в машину.

Новый посол задержал руку здоровяка в своей. На руке — была видна татуировка, написанное арабским алфавитом слово Аллах. Посол не видел другой руки — но он знал, что там написано "Велик". Аллах велик.

— Ирак?

— Да, сэр... начинал там.

Посол улыбнулся

— Я тоже. Багдад, четвертый, пятый и седьмой.

— Мы шарились в основном севернее, сэр. Тикрит и Рамади. Добро пожаловать в Юкрейн...

Бронированная дверь — отсекла от внешнего мира. Посол заметил, как техники уже открыли грузовой люк и начали выгрузку гуманитарки. Последней мыслью перед тем, как машина тронулась было: господи, у них же черноземный клин, они зерно экспортировали...

Часы тикали...

Пройдя КП — вырвались на площадку перед аэропортом — теперь все клумбы были снесены, голая земля. Затем — набирая ход, ушли в поворот, на Бориспольскую трассу. Путепровод на повороте — был обрушен и не восстанавливался.

Пошли по трассе, быстро набирая почти предельные для бронированных машин сто шестьдесят. Как и в Ираке гнали очень быстро — так меньше шансов попасть в засаду. Один из Фордов обогнал их, сзади — в открытый люк бронекапсулы торчал ствол пулемета и ниже — был транспарант.

100 метров! Не приближаться! Стреляю!

Дорога — превратилась в гудящую полосу. Раньше тут был довольно широкий разделительный газон, сейчас его полностью срыли бульдозерами и поставили ти-уоллсы по грудь человеку — в газоне легко было спрятать дорожную бомбу. Точно такие же ти-уоллсы, даже выше, рассчитанные чтобы, с одной стороны не давать стрелять по машине, с другой — чтобы пулеметчика в башнях имели свободный сектор обстрела — были расположены по обеими сторонам дороги. Все деревья вырубили, чтобы не давать укрытие стрелкам.

Здравствуй, Украина.

Машин на дороге было немного, меньше, чем было раньше. Видимо, топлива было мало, топливо было дорогое. Над дорогой раньше были путепроводы, сейчас один был обрушен, другой — огорожен стеной выше человеческого роста — чтобы с путепровода не могли обстреливать идущие по трассе машины.

Новый посол США в "Юкрейн" опустил бронестекло, отделяющее его защищенную зону от передних сидений.

— Террористов здесь много?

— Не так много, как можно ожидать, сэр. Основные проблемы сосредоточены восточнее, здесь все-таки террористам не разгуляться. Киев и вовсе почти безопасен. Ну, если брать по иракским меркам...

Тогда что же вы здесь делаете, ребята...

Машины — просквозив по Бориспольской трассе, ворвались в древний город Киев как армия завоевателей...

Когда посол Гастингс только садился в машину, рядом с огромным Боингом уже кипела работа. Летные техники откинули в сторону огромный, на целый сегмент фюзеляжа люк, подогнали стандартный погрузчик. Для быстроты погрузки — гуманитарка была упакована на стандартных паллетах и представляла собой частично почти просроченные пайки MRE, армейские пайки, название которых армейские умники переводили "блюда, которые не станут есть даже эфиопы", частично гуманитарные пайки ООН А-пак, которые использовали в зонах стихийных бедствий, частично — мешки с юнимиксом. Последний — представлял собой смесь кукурузной и соевой муки (с ГМО естественно), специально разработанный для помощи голодающим. До этого — юнимиксом кормили только отсталые страны Африки, в которых местные племена поссорились между собой или попался слишком жестокий диктатор.

Грузили на машины, которые принадлежали гуманитарной организации "Врачи без границ" — в Чечне их называли "враги без границ" — но тут были рады любой помощи. Пока менеджер конвоя — поляк — следил за погрузкой, к нему подбежал один из водителей. Ради экономии средств, водителей нанимали местных.

— Пан Вроцлав! Пока погрузка идет, разрешите... — и кивнул в сторону, там где была канава.

Поляк — презрительно скривился. Местные... у них все всегда не слава Богу. Просто удивительно ленивый и разгильдяйный народ.

— Иди. Только быстро.

— Ага. Дякую, пан Вроцлав.

Отбежав в сторону и присев за кустиком — водитель достал из кармана телефон и быстро поменял карточку. Набрал по памяти номер.

— Гости приехали. Только что выехали.

Не дожидаясь ответа — нажал на отбой, снова достал карточку. Ее он выкинет по дороге. Несмотря на тотальное прослушивание всех телефонов — выжать из этого разговора было решительно нечего.

Телефонный звонок — приняли в одной из квартир спального района на правом берегу Днепра. Просто выслушали и ни слова не говоря, повесили трубку. Все было понятно — настало время действовать.

В квартире было четверо, трое парней и девушка. Ни одному из них — по виду нет и тридцати. Особенно выделялась девушка — типичная украинская "дивчина" с крутыми бедрами и сшибающим с ног наповал обжигающим взглядом черных глаз. Точно такие же — во множестве выезжали из страны, чтобы работать на рынках секс-услуг от Шанхая до Нью-Йорка**. Но не она. Она — выбрала борьбу и на ее руках — уже была кровь. Много крови. Когда видишь такую дивчину — думаешь только о том, как затащить ее в кровать... и не предполагаешь, что в сумочке у нее может быть пистолет с глушителем вместо большой упаковки презервативов.

Когда поймешь — поздно будет.

Приняв звонок, девушка зашла в большую комнату трехэтажной квартиры в хрущобе, где от нечего делать играли в Баттлфилд 6 трое парней.

— Он приехал

В хриплом голосе — звучала неподдельная ненависть.

Трое — один долговязый, тощий как хлыст, остальные обычного вида, непримечательные — отложили пульты и лазерные пистолеты. Встали. Начали собираться. Долговязый — накинул на плечи спецовку, еще один — взял валявшийся тут же мотоциклетный шлем с глухим забралом. Роли были давно расписаны, они охотились вместе давно и знали, кто и что должен делать.

— Сверим часы...

Сверили часы. Затем проверили, как работают телефоны и переключили их в бесшумный режим. Не вовремя заработавший телефон — может сорвать все.

— Хвыля, идешь первым. Затем ты. Мы с Красой — последние.

— Да понял...

Хвыля, с мотоциклетным шлемом, мрачно осмотревшись, вышел первым. Он был наводчиком — на своем неказистом, но мощном скутере. Следом вышел долговязый Воля — он был водителем, у него был на законных основаниях ФИАТ Дукато и пропуск в центр города — чтобы подъезжать к рынкам и магазинам. У него так же было зарегистрировано ИЧП и он на самом деле работал, закупал продовольствие на оптовых базах и у многочисленных ООНовцев — гуманитарщиков, которые толкали большую часть гуманитарки налево — а потом развозил по магазинам и продавал. Но утруждаться он не утруждался — работал так, чтобы на минимальном уровне обеспечить себя, не более. Ему нужна была крыша.

Третий — не лишенный привлекательность хлопец с рыжиной в волосах, которого в группе звали Дуст — выходя, довольно настойчиво прихватил Красу, та оттолкнула его.

— Эй...

— Я сказала — нет! — отрезала она

— Да брось. Ты же красивая баба. Нас может завтра на Крещатике повесят...

Она сунула ему ключи и молча прошла мимо. Из образа "фифы" выбивались только удобные кроссовки — на шпильках особо не побегаешь. А так — леггинсы, куртка, пропуск в центр города — выдавали в ней представительницу древнейшей профессии, которой повезло раздобыть пропуск, и которая теперь ложилась не под "щирых хлопцев" — а под многочисленных военных, гуманитарщиков и дипломатов, которыми кишел центр Киева. Мечта огромного количества украинских женщин — валютная проститутка.

Они вышли из подъезда — поодиночке, чтобы не привлекать внимания. Впрочем, если бы даже кто-то и обратил на это внимание, вопрос решился бы просто — проститутка, она и есть проститутка, чтобы мужиков в дом таскать. В базе данных "представительниц древнейшей профессии" она числилась, один раз ее задержали во время показательного рейда. Рейд этот проводили местные полицаи и хлопцы "Нацгвардии" под лозунгом "чистоты крови" и закончилось все тем, что их развезли по базам бандеровцев близ Киева и несколько дней насиловали. Родившиеся в глухом захолустье, в одном из самых нищих и захудалых уголков Европы, молодые подонки подрастали и ехали в Киев — потому что никакой работы кроме этой и не было. Там — они проходили подготовку в лагере и становились хозяевами некогда не самой худшей страны. А хозяева — они и есть хозяева. Сдерживать себя — они не считали нужным. Киев всего за десять с небольшим лет превратился в большую и качественную помойку, где густой дух мочи и блевотины соседствует с не менее густым духом ненависти к другим людям, нетерпимости, убогости и злобы. Если ты сам не способен построить консерваторию и ходить в нее — тебе остается лишь помочиться на нее. Если ты не можешь сделать ничего: ни самолет, ни компьютер, ни автомобиль — тебе остается лишь завидовать черной завистью к тем, кто это может. Разрушительный проект "Один язык, одно государство, одна нация" подошел к своему страшному завершению: они все таки добились своего. Но добились единства не в богатой и процветающей стране — а на мерзкой и убогой помойке. Западу — Украина была нужна только для противостояния с Россией.

Почему все так? Да наверное потому, что на Украине столкнулись два общества. Общество городов — космополитичное, в основном русскоязычное, владеющее сложной техникой. И те, кого во времена оные называли "селюки" — убогие и косноязычные жители глубинки. Обычно — в таких поистине межцивилизационных столкновениях — побеждает город, вбирая в себя избыточную людскую массу из села и переформатируя ее. Но на Украине — победило именно село. Последний известный пример победы села над городом — Полпотовщина в Камбодже, закончившаяся гибелью трети населения страны (и это еще немного, многих просто не успели убить так как пришла армия Вьетнама). Никаких предпосылок к подобному на Украине не было — но произошло именно так. Украина изначально строилась как "не Россия" и это с самого начала обрекало проект на поражение — строить что-то как "не-" нельзя, так можно только ломать. Украинский город — так и не смог выдвинуть некий проект, объединяющий Украину на чем-то позитивном и показывающий путь в некое светлое будущее, пусть даже и не совсем светлое — но хотя бы такое, в котором можно жить. За неимением другого, взяли проект села, при всей его нетерпимости, особенно опасной для столь разноликой и многонациональной страны. Но этот проект — вызвал опасное столкновение разных частей общества. Причем повторяющееся, не однократное.

Если нет нормальной идеологии — побеждает и укореняется ненормальная — просто потому, что наличие любой идеологии лучше, чем полное отсутствие таковой. В условиях краха экономики и банкротства элит власть подобрали с земли радикалы — просто потому, что у них было собранное, отмобилизованное и готовое действовать меньшинство. Большинство же — готово было вручить власть кому угодно, лишь бы прекратить весь этот позор и вялотекущее безумие, в которое погружалась, захлебываясь страна. И надо сказать, что крайне правым, пусть они и были откровенными негодяями и фашистами — удалось навести хоть какой-то порядок в стране. Просто потому, что они были единственными, у которых была Мечта. У остальных она тоже была — но сводилась к "нацарювать бы сто рублив да втичь". А у этих была совсем другая Мечта. И люди поверили в мечту — потому что больше было верить не во что и не в кого.

А потом начался кошмар.

Зарисовки

Киев

03 июня 2020 года

Американский конвой, несущийся по Киеву — проводила глазами на одной из улиц женщина. Пожилая уже, лет шестидесяти, с обильной сединой в волосах, опиравшаяся на палочку при ходьбе. В глазах ее — ничего не было, ни страха, ни раздражения. Только усталость...

Потом — она побрела дальше. Квартира ее — не сохранилась, как и у многих — но у нее в Киеве было много знакомых с ТЕХ ДНЕЙ — и сейчас она жила у одного из них. Они — до сих пор встречались, поддерживали друг друга как могли.

Хотя могли они немногое...

На свободе — она была немногим более трех месяцев. Это был ее уже второй срок, оба — за "нарушение режима безопасности". Украина — была теперь свободной и демократической, и если раньше в административном порядке, без полноценного рассмотрения дела судом, без предъявления обвинения могли посадить максимум на пятнадцать суток — то теперь срок, в рамках закона о Чрезвычайном положении — был увеличен до года. Для того чтобы оказаться в лагере — достаточно было оперативной информации СДБ. Дело рассматривал один судья, без заседателей, без вызова обвиняемого, без участия обвинения и защиты. Приговор — хотя это нельзя было назвать приговором — обжалованию не подлежал. Вот такая демократия была сейчас "в Украине".

— Дина! Тетя Дина!

Первым ее чувством, когда ее окликнули — был страх. Бежать. Бежать, вон в тот переулок. А там — будь что будет. Она знала, кто шьет на нее дела в СДБ, и кто поклялся ее уничтожить. Вот только бегать... уже не получалось как то. Совсем не так, как в те. светлые и страшные времена Второго Майдана, когда она, во главе горстки неравнодушных, бегала по больницам, магазинам, шила бронежилеты, закупала теплые вещи и делала еще много того, без чего Майдан просто бы не выстоял.

Это был ее город. Ее страна. То, за что она боролась. И поэтому она спокойно обернулась...

— Тетя Дина!

К ней бежала Оксанка...

Несмотря на чрезвычайное положение — в Киеве еще были остатки нормальной жизни, и в числе их были рестораны и отели, на местном — готели. В один из ресторанов, казак Мамай, ее и привезла Оксана на новенькой Тойоте со значками какого-то иностранного благотворительного фонда.

— Ой, теть Дин, я так рада вас видеть...

Она молчала, смотря на американский флажок, наклеенный на лобовое стекло.

— Оксан, а это тебе зачем?

— О... это против патрулей, не обращайте внимания, теть Оксан. Знаете же, жадные они какие. Думают, если у меня такая машина, значит, я богатая трошки. А у меня и грошив то всего ничего... — Оксана рассмеялась

— Мамай дорогое место

— С карточки заплачу. Нам выделяют на питание. Ой, теть Оксан, вы расскажите, как тут. А то я тильки приехала.

Она пожала плечами

— Да по-разному

— Мы фонд открыли, проводим фандрейзеры* в США и в Канаде. Собираемся охватить все восточное побережье. Уже набрали больше пяти миллионов, представляете? В Голлливуде у нас был фандрейзер с самим Мэтью МакКонахи.

— Это хорошо... — машинально сказала она

— Этого мало. Нельзя, чтобы про нашу страну забывали. Мы должны быть постоянно в центре внимания, постоянно иметь прессу. понимаете?

— Да... понимаю.

— Ой, да что я про себя да про себя... Вы мне лучше скажите, как тут наши? Я пыталась искать... разъехались, наверное. Как Василек?

* Вечеринки для сбора средств с политиками или знаменитостями, обычно с аукционами, шуточными или реальными

Луганск

Несколько лет назад

Было страшно. До костей страшно...

Несмотря на то, что был день — на первом этаже старой, но все еще державшейся хрущевки — света почти не было, все окна были заставлены, чем попало — от остатков мебели до листов где-то найденной фанеры. Через них — тонкими струйками сочился свет, но все следили, чтобы не попадать в этот свет, оставаться в тени. Она лежала навзничь на полу, а рядом, тяжело дыша, умирал Василь. Прошедший Майдан парень с Винницы, волонтер, быстро поднявшийся до начальника штаба одной из сотен, нашел свою смерть здесь, в зачуханном луганском дворе. Пуля снайпера — попала ему в голову, но он все еще дышал. Она положила его к батарее — старой, чугунной, старой как и всё здесь, на восточной границе Краины. Она знала, что пулеметы БТРов и мобильных огневых точек — пикапов с крупнокалиберными пулеметами — пробивают стены. И самое безопасное место в комнате — здесь, за батареей. Батарею за стеной — обычно не пробивают.

С другой стороны — в углу лежал поляк. Они знали, что это поляки, они не говорили ни по-русски, ни по-украински, общаясь через переводчиков или по-английски с теми, кто знал хоть как то английский. Многим было неприятно, что с ними поляки, но кроме поляков и прибалтов никого больше не было, никто не прислал помощь. Поляки были подготовленными и профессиональными солдатами с хорошим снаряжением и даже своей техникой, они шли вперед и спасли немало жизней неподготовленных, но отчаянных и готовых сражаться за Украину хлопцев. Иногда удавалось договориться без стрельбы, просто чтобы сепаратисты сложили оружие. Иногда приходилось стрелять. Но так страшно как сегодня — не было даже на Майдане в ту страшную зиму.

Дрогнули даже поляки.

Они вышли в этот квартал еще потемну — была информация, что здесь скрываются крымские отряды самообороны, вооруженные и подготовленные русскими. Они вошли... а потом началась стрельба со всех сторон и они за несколько минут потеряли семнадцать человек. Василь погиб, когда пытался вытащить одного из тяжело раненых в укрытие. Она потащила его в этот дом, потому что понимала — не время подниматься в атаку с криком "Слава Украине". Как и на Майдане — надо просто выжить, уберечься от гулявшей по кварталу смерти.

Когда она притащила Василя — тут уже был один из поляков. У него лицо было в крови, но не так как от ранения, а как если он упал, или порезался битым стеклом — такое часто бывало. От ее помощи — он отмахнулся и сейчас нервно орал что-то на польском в рацию. От проскальзывающих ноток паники — становилось жутко

— ... Dniepr, tutaj Sova. Ya sektor siedemna?cie, wzi?? budynku mieszkalnego, nie mo?e i?? dalej. Intensywny ogie? snajperski ze wszystkich stron, nie mniej ni? dziesi?? snajperСw. Straci?em Globy i cztery, ewakuacji medycznej i potrzebujemy wzmocnie? opancerzonych, jak rozumiem?*

...

— Nie, ty nie rozumiesz. Antisnayper mam nie wi?cej, s? niesprawne. Musz? pancerz, w przeciwnym razie b?dziemy musieli si? wycofa?. Nie i?? bez pancerza!**

— Василь... — она потеребила его — Василь...

Он открыл глаза. Кожа была белой, как бинты.

— Вмираю я маты...

— Нет... ты выживешь.

— Вмираю. Слава Украине...

— Героям Слава...

Кто-то с шумом вломился в комнату, она обернулась, увидела — поляка, держащего пистолет наготове, людей с повязками черно-красного цвета.

Бандеровцы...

Если она кого-то и ненавидела так, как русских — это бандеровцев. Правый Сектор. За ними всегда стояли определенные, очень влиятельные силы, снабжали их, у них были собственные лагеря подготовки в лесах, собственное снабжение. На Майдане — у них изначально было все, от палаток и до бронежилетов и касок. Было и оружие. И они сражались на баррикадах. Но была еще одна правда, которую замалчивали и знать не хотели. Когда начиналось по-настоящему серьезное дело — первыми отступали всегда они. Без команды. Просто отходили и все. Конечно, среди них были разные люди... один паренек с Львова потайком рассказал их — проводник говорил в палатке, что надо сберечь силы, и когда власть падет — их должно быть достаточно для того, чтобы взять власть. У них были собственные пропагандисты — с дорогой аппаратурой, они вели себя наглее и развязнее всего. Наконец, она подозревала, что с февральским расстрелом не все ладно, и руку к этому приложили они. Если у кого и были снайперские винтовки — то это у них.

— Шо тут робытся? — спросил один из правосеков. На повязке у него был тризуб — младший командир

— Не видишь, что ли! — огрызнулась она

— Васыль, подывися, шо у окни! — приказал командир

Один из автоматчиков — автоматы у них были новенькие — подошел к окну. Посмотрел в узкую щель, затем — начал отодвигать лист картона.

— Ни робь! — крикнул поляк

Выстрел — ударил глухо и тяжело, словно кувалда, и молодой "Правый сектор" отлетел к стене, пролетев больше метра. По стене как краской брызнуло, широким таким размахом. Потом — он упал вперед как мешок — и на пол быстро — быстро потекла багровая кровь.

— Снайпер!

Поляк быстро — быстро говорил в рацию

— Dniepr, Sowa tutaj. Dla mnie strzela?. Barrett jest prawdopodobne. Pi??dziesi?ty jak rozumie?

* * *

...

Бандеровцы — бросились на выход.

Она посмотрела Василя — мертв. Про то, жив ли молодой правосековец не стоило и спрашивать — с такими ранениями не выживают. Она даже не знала, из чего так стреляют. Возможно, БТР.

— Мати... русски розумиишь? — поляк смотрел на нее

Она кивнула

— Иди... помогу сюда. Помогу, розумиишь?

Ненавидя себя за слабость, она поползла из комнаты, на выход...

За соседним домом, она нашла какое-то подобие штаба. Несколько мужиков, укрывшись в самодельном то ли гараже, то ли капитально построенном сарае, пытались управлять войсками. Шел тридцать второй день "замирэння".

— Кто командует? — привычно крикнула она — там раненые!

Один из мужиков, в форме без знаков различия — оторвался от карты

— Чего тебе, мать? — спросил он

— Там раненые, много. Надо их вывезти...

— Санитарная команда дальше, мать. Погоди пока идти, дым поставят. На соседней улице тоже снайперы.

Из нее — как будто стержень вынули, она сползла на землю по стене, держась за голову руками. Не было сил ни плакать, ни кричать уже...

— Сколько там раненых? — спросил командир

— Не знаю. Много. Десять... больше...

— Тяжелые?

— Да.., многие... в голову.

— С...

— Кто? — машинально спросила она

— Они... — зло сказал командир — братья, твою мать. Старшие. Думаешь, самооборонцы это? Хрен. Рэксы.

— Русские? — не поняла она. Слова вылетали изо рта машинально, как бы не подчиняясь командам мозга

— Нет. Рэксы. У них национальности нет. Разведчики экстра-класса. Русские, конечно, кто ж еще...

...

— Одни на высоте работают, другие по жилсектору с бесшумками перемещаются и с близи глушат. Взводного моего положили... метра не добежал, сразу — три пули. Пра-льно. Они с Афгана воюют, в Грозном навострились, с...и. А у нас — на год на подготовку снайпера восемьдесят патронов. И то не дают. Тьфу!

Облака белого дыма поплыли по земле, заползая во двор и накрывая белым саваном всю мерзость войны, которую уже не было сил видеть...

Командир осмотрел волонтерку

— Ты в юбке... хорошо.

— Чего?

— Когда пойдешь через улицу, держи руки над головой. Увидят, что баба, пожалеют, наверное. С Богом, мать...

На соседней улице было относительно спокойно. Это было еще одно проявление всего безумия гражданской войны, в которую тихо погружалась страна. Когда входили в город, никакой линии фронта не было, кого зачищать — не знали. На соседней улице — шел жестокий бой, и погибали люди, а тут — было относительно тихо, только дробным грохотом слышался стук автоматов и пулеметов, да проносились на скорости машины. Несколько человек в камуфляже — грузили Камаз какими-то ящиками, на вид гражданскими. Она бросилась к ним.

— Хлопцы, допомога нужна. Там раненые!

Один из хлопцев обернулся — и она остановилась, как будто уткнулась в кирпичную стену. Камаз со старательно залепленными грязью номерами, коробки и ящики... и этот парень в маске со внимательным, волчьим взглядом. Не озлобленным, нет, совсем не так. Она много повидала глаз на Майдане, озлобленных, отчаянных, затравленных — а в глазах этого парня не было ничего кроме спокойной силы. И автомат на груди он держал совсем не так, как пацаны из Нацгвардии, сунувшиеся в простреливаемый насквозь квартал. Тоже — спокойно и профессионально, так чтобы одним движением руки — выбросить приклад к плечу.

Она поняла, что это были русские. Те самые, про которых говорил только что командир. Как он их назвал... рэксы. Это они и есть. Пусть на плече — тризуб, а на руке — повязка, какой отмечались младшие командиры — но это они.

Спецназ. Про который столько говорили — но почти никто в действительности их не видел. За спецназ — принимали афганцев, которых тут оставалось немало, просто подготовленных стрелков. А это — они и есть.

Рэксы.

— Чего надо мать? — спросил боец в маске

— Раненые... там.

— Извини, мать. У нас приказ со штаба. Вот это все вывезти. Куришь?

Она машинально взяла сигарету, думая, что перед смертью неплохо бы и покурить. Вот они. Русские. Те, кто желал зла ее стране. Те, кто пошел против них войной. Те, кто отобрал Крым. Русские...

— Шла бы ты домой, мать — сказал боец, поднося зажигалку — нечего тебе тут делать совсем. Нечего...

Пока она думала что ответить, подбежал еще один солдат, хлопнул говорившего с ней по плечу.

— Погрузку закончили.

Боец кивнул

— Ехать надо. Бывай, мать...

Он легко перемахнул через борт кузова, вцепившись в поданные руки, Камаз газанул и пошел по улице. А она осталась стоять. Был Луганск. Тридцать второй день войны...

* Днепр, здесь Сова. Я в секторе семнадцать, занял жилую постройку, дальше идти не могу. Интенсивный снайперский огонь со всех направлений, не менее десяти снайперов. Я потерял Глобуса и еще четверых, нужна медицинская эвакуация и подкрепление бронетехникой, как понял? (польск.)

** Нет, ты не понял. Антиснайперов у меня больше нет, они выведены из строя. Мне нужна бронетехника, иначе нам придется отступить. Здесь не пройти без бронетехники! (польск)

* * *

Днепр, здесь Сова. По мне работают. Барретт скорее всего. Пятидесятый, как понял (польск).

Зарисовки (продолжение)

Киев

03 июня 2020 года

За соседними столами гульбанили. Широко, не стесняясь. Местные, в основном азербайджанцы, и разного рода чиновники и гуманитарщики — в равной пропорции. Ресторан щирой украинской кухни — щирым украинцам за редким исключением был не по карману.

Азеры, разговевшиеся горилкой — у них было нельзя спиртное, мусульманская страна — затянули песню...

Ти кто такой? Давай до свидания!

Ти кто такой? Давай до свидания!

Ти кто такой? Давай до свидания!

Ти кто такой? Давай до свидания!

После того, как русский неформал Тимати спел ее вместе с талышскими певцами — песня стала неформальным гимном азербайджанцев находящихся за рубежом и азербайджанской организованной преступности.

Подошел официант. Вежливо попросил.

— Вельможны паны, ласкаво просимо — тише...

Один из азербайджанцев толкнул его, не вставая

— Пошел на...!

Оксана скривилась, на всякий случай прикрыв лицо салфеткой

— Может, уйдем отсюда?

— Нет... — сказала Оксана — просто не стоит на них обращать внимания, я так думаю. У нас в Вашингтоне иногда такое же бывает... если афроамериканцы решат показать, какие они крутые и завалятся в приличное место. Выгнать из публичного места нельзя, сами понимаете, будет суд. Дискриминация по расовому признаку и все такое. Приходится терпеть. Знаете, в Вашингтоне больше половины населения — чернокожие, я даже и не знала об этом. Чиновники в Вашингтоне вообще не живут, они уезжают в Джорджтаун, там есть приличное жилье. По вечерам же в Вашингтоне лучше вообще не оставаться.

— Там много наших? — спросила она, чтобы поддержать разговор?

— Ну, есть кто-то — неуверенно сказала Оксана — вообще то, там больше львовян. Дима Парош, например, он глава нашего фонда. Есть еще Олесь Кучина, он известным военным фотографом стал. В Польше учился, потом в Вашингтон переехал. Он нам очень помогает, визуальный ряд — половина успеха любого фандрейзера. Ой, тетя Дина, а вы можете нам помочь?

— Как, Оксаночка?

— Нужны любые свидетельства зверств русских. Видео, фотографии. Фотографии желательно в хорошем качестве, профессиональные, но если нет таких — сгодятся любые, я обращусь к Олесю. он сделает, как надо — почистит, переведет на студийную бумагу. Можно так же записать несколько интервью с беженцами... что-то такое... жесткое. Концлагеря, например. Или как русские людей сжигали. Или... Ой, теть Дин, а что я такая глупая то... Вы поедете в США? Вы же хромаете... это русские сделали, да? Вам надо будет выступить... все рассказать. Возможно, вас даже в Конгресс пригласят.

Она молчала. Нога у нее болела после крайнего визита в СДБ — там ее спустили с лестницы.

— ... Надо будет выправить вам визу. Возможно, даже съездить на Западное побережье, там в Голливуде очень хорошие доноры. Тетя Дина, да вы куда...

— Извини, Оксаночка. Мне домой надо. Домой...

Оксана шуранула рукой в сумочке, достала визитку.

— Вот... держите, держите. Я свяжусь с вами... завтра.

— Спасибо, Оксаночка...

— Я вас провожу...

— Не стоит.

Оксана разочарованно опустилась на стул. Напротив — бесцеремонно сел азербайджанец с масляным, охотничьим блеском в глазах.

— Ти откуда, красавица? Давай к нам, шампанскую пить. Ми тэбя нэ абидим...

Украина

Посольство США

03 июня 2020 года

Посольство США на Украине — располагалось в комплексе зданий на бульваре Сикорского, сейчас — полностью объявленного "зеленой", то есть запретной зоной. Бульвар был назван в честь гениального уроженца Киева Игоря Сикорского, который стал одним из основателей американского вертолетостроения — а в Российской Империи построил самые крупные на тот момент самолеты в мире — Илья Муромец. Сейчас честь считать Игоря Сикорского своим оспаривали три страны — Россия, Украина и США, а посольство США, первоначально задумывавшееся как очень небольшое здание — превратилось в огромный и хорошо защищенный комплекс, занимающий большую часть Сирецкого парка. Дорога, ведущая к нему была полностью закрыта, а в парке были вырублены деревья, построены защищенные дома для сотрудников (жить в городе запрещалось) и вертолетная площадка, способная принимать самые тяжелые вертолеты. Здесь же — находилась станция ЦРУ на Украине, точнее — ее основная инсталляция. В городе — было еще несколько точек.

Продвигаясь по городу на большой скорости — вряд ли можно многое заметить — но посол Гастингс все же сделал свои выводы. Стало меньше рекламы — причем намного, а место политической рекламы кандидатов заняли разные духоподъемные плакаты. Один из них он запомнил: Не знаешь, кому принадлежит Севастополь? Вступай в УНА-УНСО и узнаешь! Это было на украинском, конечно, но посол Гастингс машинально перевел на русский, потому что русским он владел намного лучше. Еще он мельком, но увидел какие-то объявления на стенах, формата А4, они выделялись своим размером: слишком большие для частных объявлений, слишком малы и скромны для коммерческой рекламе. В Ираке тоже были такие, они назывались "баяны" и содержали приказы духовных лидеров своим последователям, сформулированные чаще всего в виде ответов на вопросы или письма приверженцев. Баяны эти — разжигали ненависть в и так расколотой стране — он видел, как человека, сорвавшего со стены баян, зверски убили на месте.

Меньше машин, что и вовсе невероятно для прежних времен — машины с пулевыми повреждениями и даже поврежденные взрывами, а потом кустарно отремонтированные. Наклейки на стеклах — черно-красный флаг УНА-УНСО, наивная надежда на то, что не тронут. Точно такие же флаги — на некоторых балконах, но немного. Много людей на улице — но видно, что они не прогуливаются, идут быстро.

— Кевин!

— Да, сэр — обернулся его менеджер по безопасности. Правила запрещали отвлекаться на разговоры с клиентом — но любой, кто пережил то же что и они — был уже не просто клиентом. И имел право на совсем другое отношение.

— Как тут обстоят дела с уровнем жизни местных? С питанием. Вы выходите в город?

— Ну, сэр, выходим, конечно. Нам запрещено покупать у местных, но мы иногда это делаем. Выпивка здесь хорошая, особенно если крепкая. Они зовут ее "горилка", то есть "та, что горит". Со жратвой немного хуже, но есть. Цены очень низкие, у людей денег нет. А вот бензин стоит очень дорого.

— Много спекулянтов?

— Как и всегда, сэр. Вся гуманитарка идет через рынок

Послу Гастингсу это было известно, он даже задумывался над тем, а не приносят ли они больше вреда, чем пользы, поставляя гуманитарную помощь. Вся гуманитарка — оказывается на рынке, кормит негодяев и спекулянтов. Поскольку входная цена равна нулю— доход от ее перепродажи стремится к бесконечности, что нарушает законы экономики. От сверхдоходов — отщипывают свою долю местные "силовые" игроки, взимая дань и вооружаясь на эти деньги. А местные крестьяне разоряются — они не в силах конкурировать с товаром, чья входная цена на рынок равна нулю. Они приходят в город, пополняют маргинальную среду и начинают радикализовываться, пополняя ряды бандформирований. А потом эти бандформирования нападают на американцев же. Круг замыкается.

Ведь если так подумать, кто такой бандит? Это человек, который не работает, не занят никаким трудом. Его кто-то должен кормить, обеспечивать его существование. Учитывая, что он вооружен, бандит может отнимать нужное себе силой. Если он будет делать это у своих же соотечественников — он лишится их поддержки и проиграет. А вот если он будет рэкетировать спекулянтов на рынке — то в глазах остальных он будет выглядеть даже кем-то вроде благородного Робин Гуда. И мы, создавая спекулятивную прослойку поставками гуманитарки — создаем почву и для бандитизма.

Вот только остановить это безумное колесо — никому не под силу, тем более — ему. Потому что индустрия помощи пострадавшим в гуманитарных катастрофах — признана одной из самых быстрорастущих в США. Они поставляют все — от Юнимикса до сборных щитовых домов. От услуг по доставке и распределению до услуг по безопасности. И конечно, как и любой другой бизнес, они заинтересованы в расширении рынка.

— Мешок муки сколько примерно стоит?

— Не знаю, сэр... — Кевин усмехнулся — нас тут готовым кормят. С позволения сказать, девочки тут хорошие, сэр, и совсем недорогие, в несколько раз дешевле чем в Ираке. Пятидесяти долларов за ночь хватит за глаза.

— Спасибо, Кевин — сказал посол — я понял.

Улица, ведущая к зданию посольства США в Киеве — была перекрыта бетонными блоками выше человеческого роста. У блоков — несли службу контрактники из Хе, кортеж посла они пропустили не проверяя.

Второй блок — был на старом КП посольства, там уже были государевы люди — группа дипломатической безопасности, совместный проект морской пехоты и Госдепартамента США. Эти — проверили уже тщательнее, даже подкатили под машины специальную тележку с зеркалом на колесиках. Начальник смены заглянул в машину, отдал честь.

— Добро пожаловать, сэр.

Они прокатились внутрь, стали на стоянку, которая теперь была вместо газона. Стоянка была огорожена бетонными блоками выше человеческого роста, под ногами — шуршала галька. Посол знал, что галька — принимает и гасит часть ударной волны от взрыва.

— Парни, вы что, русских танков ждете? — пошутил новый посол

— Все может быть, сэр — серьезно ответил Халл

И Гастингс понял, что тот не шутит.

Предыдущим послом США на Украине был Джеффри Моббс, карьерный дипломат, считающийся одним из ведущих специалистов Госдепа по восточным странам. Он не был раздосадован тем, что покидает Киев — ему предложили пост замгоссекретаря по Восточной Европе, что было повышением и вроде как признанием его заслуг. Он расхаживал по кабинету посла, расположенному в "старом" четырехэтажном здании и громко размышлял о судьбе Украины. Гастингс с ним раньше не работал. Видимо, Моббс еще не сообразил, что в Вашингтоне другие расклады и его новый пост — последний перед отставкой.

— ... Вы должны понимать, друг мой, что местные очень чувствительны. Им нужно уважение — как мафии. На вашем месте я бы выучил язык, они это любят.

— Я знаю язык — сказал Гастингс

— Да? Это очень хорошо. Мой вам совет, друг, не будьте с ними занудой и ханжой. Они хоть и говорят, что у них и у русских нет ничего общего но они очень похожи. Будьте им другом — и они сделают для тебя то, что не сделают ни за какие деньги.

— Что именно?

— Да разное — обтекаемо сказал Гастингс — вы должны понимать, что они открыты к сотрудничеству, но дорога эта двусторонняя. Иногда они просят посодействовать людям, у которых скажем... заблокировали счет по подозрению в отмывании денег или финансировании терроризма. Иногда кого-то задержат за неподобающее поведение или еще за что. Они просят выручить — и я всегда это делал, вот почему всегда был своим человеком на самых верхах. Вам советую вести себя так же.

— Учту.

— Избегайте фотографироваться с ними на их мероприятиях — у них флаг сильно похож на фашистский и это может закончиться плохо. Вообще избегайте мест, где идет фотографирование — в крайнем случае, оставьте это атташату, сами не подставляйтесь. Встречайтесь только на самом высшем уровне — эти мерзавцы должны понимать, кто они такие.

— А кто они такие? — спросил Гастингс

Моббс сбился с мысли, потом недовольно скривился

— Перестаньте. Я слышал вы работали здесь, да?

...

— Так вот, с тех пор все сильно изменилось. Очень сильно. Теперь здесь что-то вроде латиноамериканской демократии, причем в самом хреновом его варианте. Прав тот, кто крикнет громче и у всех полно стволов. Они нам просто нужны для того, чтобы русский медведь не смотрел никуда еще. Только вы им это не говорите. Они не будут довольны.

— Не скажу.

Видимо, Гастингс был не убедителен, голос выдал. Сдающий обязанности посол внимательно смотрел на него, потом решил, что как бы то ни было — сделать он ему все равно ничего не сможет. Он улетает в Вашингтон — а его сменщик остается здесь и будет работать под его началом.

— Послушайте добрый совет, Дэвид — сказал Мобб — не пытайтесь здесь ничего изменить, это бессмысленно. Они сами не хотят ничего менять. Мой вам совет — держите курс согласно подсказкам вашего сменщика. Сами понимаете, какого, не будем его называть. И встретьтесь с послом Адаминским. Он тут у нас что-то вроде дуайнена

* * *

... хе-хе. Здесь главное не добиться чего-либо. Здесь главное — не вляпаться.

Гастингс поднялся

— Благодарю.

На самом деле... это даже не был разговор двух глухих, это был разговор двоих дураков. Моббс — радовался новому назначению в Вашингтоне и в мечтах видел себя Госсекретарем — он и думать не думал, что впереди его ждет чемодан компромата от заинтересованных лиц и тихий вербовочный разговор за ланчем... разговор с теми людьми, которые были прямо заинтересованы в том, чтобы лилась кровь. Русских, американцев, украинцев, поляков... неважно, им было плевать, они зарабатывали на этом. Американское общество — до сих пор во многом общество пуританское, даже жестко пуританское... и посол Соединенных штатов не смог удержаться, когда ему подложили в постель двенадцатилетнюю девочку, похожую на его родную дочь. В конце концов... какого черта, вся та жесть, которая тут происходит, тут же и остается, верно? А потом — он вошел во вкус.

Через три года — он зайдет в свой гараж, проведет в салон шланг от выхлопной трубы, сядет в машину и заведет мотор. Предсмертной записки он не оставит...

Не знал о своей судьбе и Гастингс. Он знал о том, что здесь ему придется трудно — но он даже близко не представлял своей судьбы. Он, как и многие в Вашингтоне еще не поняли, что единой американской политической элиты больше нет... а есть озлобленные группировки волков, грызущиеся за кусок мяса. И готовые за этот кусок перегрызть глотку кому угодно.

После разговора с Моббсом, оставившего в душе очень тяжелое впечатление... как будто прикоснулся к чему-то склизкому — Гастингс перешел в жилой комплекс, в котором ему был выделен номер. Положил чемоданы, но распаковывать их не стал. Просто сел за стол, поставил на него ноутбук, но включать не стал. Задумался.

Что же делать...

Он уже понимал, что ситуация здесь зашла слишком далеко. И не представлял, как ее исправить...

Но от него — ждали именно этого.

Его размышления — прервал стук в дверь. Вошел средних лет человек с вытянутым, лошадиным, чисто британским лицом.

— Господин посол, добро пожаловать в Киев...

— Да... — Гастингс встал, протянул руку

— Первый секретарь Дейл Вебб. До Киева работал в Варшаве.

— Понятно.

— Сэр, полагаю, вас надо представить сотрудникам посольства. Я мог бы помочь с обращением...

Гастингс отрицательно покачал головой

— Я сам составлю обращение. Завтра на девять — нормально будет?

— Вполне... и сэр.

— Что такое?

— Вами интересовался... мистер Миниц

— Ясно. Он знает мой номер?

— Да, сэр, он просто просил поинтересоваться...

Гарри Миниц был начальником киевской станции ЦРУ

— Хорошо, сэр. В таком случае, не смею вам мешать.

Первый секретарь повернулся, чтобы уйти.

— Дейл...

— Да, сэр... -американский дипработник обернулся как вышколенный дворецкий. Гастингс отметил про себя, что скорее всего Моббс вел неправильную кадровую политику. Есть люди, которые обожают чтобы им лизали зад... вот только те кто лижет зад обычно ни на что другое и не способны. Впрочем, если ты не собираешься ничего менять... они как раз подойдут.

— Кто такой Адаминский?

— Сэр, это посол Польши в Киеве.

— Дейл...

— Да, сэр.

— Мы не в армии. Не обязательно называть меня "сэр" в каждом предложении. Мне нужна команда, а не работники. Понимаешь разницу?

— Да... — слово "сэр" снова едва не вылетело, но Вебб удержался — понимаю...

— Тогда пусти слух, что завтра, на официальное представление одеваться как на похороны вовсе не обязательно. А вот свежие мысли относительно того, что дальше делать — будут не лишними. И в качестве личного одолжения — выясни, где и как можно поговорить с господином Адаминским. Желательно не в посольстве.

— Да... непременно выясню.

— Вот и отлично.

Когда Вебб покинул номер — посол вытащил из одного из чемоданов телефон системы Inmarsat, положил его на стол и сел напротив него. Через несколько минут телефон пронзительно зазвонил.

— Гастингс.

— Приветствую, коллега.

Как и во всех подобных организациях — совместная служба на переднем крае американской обороны, в разведке — порождала своего рода братство, которое нельзя было подменить никакой дружбой, тем более такой лицемерной, какая была обычна для Вашингтона. Обратной стороной этой медали являлось то, что складывались политические группировки, интересы которых имели мало общего с интересами США.

— Приветствую.

— Добро пожаловать в Киев. Вы не могли бы заглянуть ко мне.

— Вы сидите не в посольстве

Миниц то ли кашлянул, то ли усмехнулся

— Не хочется ощущать себя как в Аламо, коллега. Мы сидим тут неподалеку. У вас за безопасность отвечает Халл?

— Да, он.

— Он знает, куда ехать. Очень был бы рад поговорить с вами сегодня. Времена изменились, и нам важно держаться единым строем.

— Это всегда было важно.

— Да, но мы не всегда находились в такой ж.... В общем, я был бы очень обязан, коллега.

— Я понял. Сегодня навещу вас.

— Понятно. И буду очень признателен... low profile

* * *

, ну, вы понимаете...

— Да. Понимаю.

— Жду. Кстати... какие напитки вы предпочитаете?

— Обойдусь Эвианом.

— Напрасно. Впрочем, ваше дело, коллега. Жду.

Разговор оборвался.

Черт...

Гастингс сам работал в ЦРУ и знал, как это бывает. Между послом и начальником станции ЦРУ отношения могут быть очень разными. Изначально — они делают противоположную друг другу работу: посол налаживает отношения, а начальник станции ЦРУ их разрушает... если кто-то ловит его и его людей за руку, конечно. Каждый такой случай — повод обвинить станцию ЦРУ в непрофессионализме... хотя и у нее есть свои задачи, и она должна их выполнять на благо Америки. Очень редки случаи, когда посол и начальник станции ЦРУ в хороших отношениях, обычно они ненавидят друг друга и строчат друг на друга всевозможные кляузы и жалобы. Мало кто из послов может понять, что разведка, если она налажена хорошо — способна не мешать, а помогать более эффективно выстраивать политику, видя карты соперников. Он мог это понять, потому что и сам был начальником станции ЦРУ. С другой стороны — он не испытывал никаких иллюзий по отношению к коллегам: многие заняты очень неблаговидными делами, тем более в зонах вооруженных конфликтов. И ни один начальник станции ЦРУ — не упустит возможность подмять под себя посла, особенно, если он только прибыл. Начинается все с советов, с кем и как налаживать отношения, и, глазом не успеешь моргнуть — ты по уши в дерьме. Иногда — начальники станций даже действуют в паре с местной контрразведкой, чтобы скомпрометировать посла и заставить его плясать под свою дудку. Между разведчиками разных стран есть немало общего и каждый хочет сохранить свою работу.

Он переоделся. Принимать душ не было времени, хотелось немного прилечь — но и такой возможности у него не было. Он переменил сорочку и спустился вниз, в лобби. Халл был там — он обязан был быть там как начальник его СБ.

— Сэр.

— Где здесь ошивается мистер Миниц?

Халл хищно улыбнулся

— Совсем недалеко, сэр, на Танковой. Там есть офисный комплекс.

— Поехали. Только low profile.

— Понимаю, сэр. Тут недалеко...

Low profile — означало, что они прошли каким-то подземным ходом, отделанным плиткой и вышли в какой-то гараж. Там, охраняемые частными охранниками, стояли самые разнообразные лимузины.

— Прошу, сэр.

Машина была Мерседесом S-класса последней модели, бронированной. Усевшись в нее, Гастингс почувствовал себя русским олигархом.

Мерс бесшумно и плавно тронулся — ни одна американская машина, даже двенадцатицилиндровый Кэдди последней модели, не могла обеспечить такой отстраненности от окружающего мира, как этот Мерседес. Настоящая машина вождя.

Фюрера... — мелькнула мысль.

Гастингс ничуть не сомневался в том, что строй, который установился на Украине — был откровенно фашистским. Но проблема была не в этом — а в том, что он пользовался поддержкой. Этот строй был прост и даже примитивен. Он давал людям минимум — но минимум необходимый. Какой-то уровень жизни, пусть невысокий. Общего врага. Чувство причастности к общему — чувство строя, локтя. В конце концов — в отличие от многих из тех, кто рассуждал сейчас об Украине — он лично был здесь, когда все начиналось. И даже лично носил на Майдан продукты и лекарства, стоял среди этих людей, пытаясь понять, что происходит. Он мог сравнивать — в конце концов, он два года работал на иракских улицах. Что поразило его на Украине — отсутствие злобы и агрессии. На Востоке толпа — все равно, что грозовая туча, любая собравшаяся толпа смертельно опасна. Достаточно одного крика, одного призыва — и толпа понесется по улицам подобно разгулявшемуся урагану. Находясь в такой толпе — физически чувствуешь овладевшее людьми безумие, и думаешь только об одном: не дай Бог хоть как то привлечь к себе внимание — хоть как то! Здесь на Майдане — он видел людей, собравшихся чтобы выразить свой протест, собравшихся за общее дело. Да, были и агрессивно настроенные молодчики... но он бы их оценил скорее как провокаторов, и видимо из-за общего, довольно мирного настроя собравшиеся люди не хотели пресекать их выходки. Как же получилось так, что эти люди, всего лишь хотевшие немного больше честности от открыто коррумпированной власти — превратились в такое?

Видимо есть какая черта... видеть бы только ее. Эта черта — незаметно для всех была перейдена в Сирии, вполне вероятно в Ливии и сейчас — на Украине. Черта, за которой мирный протест превращается в жестокую бойню, а место мирных протестующих занимают жестокие боевики. В какой-то момент средства подменяют цель и жестокость превращается в месть. А месть влечет за собой ответную месть. Как любят говорить русские "ответку".

Машина выкатилась на улицу — и тут же к ней в хвост пристроился огромный Шевроле Тахо с проблесковыми маяками под решеткой радиатора. Посол иронично хмыкнул, оглянувшись назад.

— Low profile...

— Номера украинские, сэр. Так тут ездят все, кто живет за государственный счет. Все депутаты, все министры...

То-то и оно...

Прокатившись по улице, они свернули на другую. Тахо вырвался вперед, распугивая всех крякалкой и проблесковыми маяками.

Свернули еще раз. Потом еще. Потом — подкатили к торгово-офисному центру, он то ли строился, то ли перестраивался — здесь, в Восточной Европе это обычное дело, одна часть здания достраивается, в другой уже работают люди.

Дворик. Кованая чугунная решетка. Место, где раньше росли какие-то деревья — было насыпано серой цементной пылью. Какие-то рабочие...

Халл вышел из машины, огляделся по сторонам, открыто держа в руке АКС-74У болгарского производства. Операторы PSD

* * *

* сформировали защитную формацию, нервно оглядываясь. Им тоже не нравились рабочие.

Халл открыл дверь.

— Побыстрее, сэр. Чертов ремонт...

Они прошли в холл, затем поднялись наверх. Весь верхний этаж был перекрыт, у двери сидел охранник и была надпись.

Фонд международного развития

Обычная крыша для конторы.

Гарри Миниц вышел встречать гостя к самим дверям. Он был типичным для ЦРУ прохиндеем — невысокого роста, улыбчивый, всегда готовый пошутить. Люди в ЦРУ шли с самыми разными мотивами. Очень мало кто действительно хотел защищать свою страну — после двух-трех лет в конторе таких остались единицы. Одни хотели внушительное резюме, с которым можно лет в тридцать пять уйти на частные хлеба и получать в два — три раза больше, чем на госслужбе. Другие в открытую занимались темными делишками — начиная от содействия в размещении грязных денег за рубежом и соучастия в торговле наркотиками и заканчивая сговором с агентами и дербаном денег, выделяемых на оплату услуг агентов. Все просто — агенты несут всякую белиберду, их куратор не проверяя ставит сообщению достоверность и отправляет в Лэнгли, деньги делятся между агентом и куратором. Гастингс знал эту грязную подоплеку агентурной работы, и не счесть решений, которые были приняты в Вашингтоне на основе этой чуши. Каждый из кураторов знал, что там хотят услышать — и намекал агенту, что именно он должен подтвердить, а то и сам составлял сообщения за него. Конечно, сообщения должны были проверять аналитики — но каждый из них хотел выглядеть провидцем, а после 9/11 нормой поведения в разведсообществе была паранойя. Если ты предупреждал напрасно — ты можешь сказать, что проявлял бдительность и беспокоился о безопасности страны. Если же твои мрачные прогнозы сбудутся — тебя будут считать гением и первому наливать кофе на совещаниях. Эйфория девяностых прошла, тот мир просто сдуло, снесло валом плохих новостей со всех сторон. Падающие рынки, выселенные из домов люди, потеря работы, очередные взрывы, зашкаливающий дефицит бюджета. Это был мир плохих новостей — и в хороших никто не был заинтересован. А ЦРУ — уже давно давало ту информацию, какую хотели видеть на Капитолийском холме, работая рука об руку с журналистами. Во многом поэтому он покинул ЦРУ — не желал участвовать во всем этом безумии.

Миниц провел его в свой кабинет, предложил кофе и торт с корицей — напоминало о Лэнгли, коронные блюда тамошнего буфета. На стене "я люблю себя" — фотографии с лидерами боевого крыла УНА-УНСО и порванный трехцветный русский флаг. Дурной тон, очень дурной. Будучи сам начальником станции Гастингс считал, что они должны быть бесстрастными наблюдателями, но никак не болельщиками. Тем более — что этот флаг взял в бою явно не он.

Они поговорили обо всем — о политической погоде в Вашингтоне и об игре Вашингтон кэпиталс. Поговорили и о Бруклин Доджерс — оказалось, что они оба болели за этот бейсбольный клуб, несмотря на то, что он переехал с Западного побережья на Восточное. Обычный, ни к чему не обязывающий разговор двух мужчин, оказавшихся в чужой стране.

В продолжение — Миниц с заговорщическим видом вынул из стола бутылочку "Медовой с перцем".

— Не хотите?

— Я пас...

— А жаль — Миниц улыбнулся — здесь бывает холодно. И только эта дрянь спасает от простуды.

— Сейчас здесь жарко.

— Это верно...

Начальник станции спрятал бутылку в стол, спросил внешне беззаботным тоном

— И что об этом думают в Вашингтоне.

— Честно?

— Ну, если вы, госдеповские крысы еще на это способны...

Миниц шутливо навел на нового посла пистолет, имитируя выстрел.

— Во-во.

— Так что...

— Вашингтон думает... — Гастингс сделал паузу, будто размышляя — что здесь все слишком затянулось...

— Даже так...

— Ты знаешь систему, Гарри. Всем нужны результаты. Вчера.

— Да уж...

Миниц сел напротив, чтобы создать "доверительность". Проблема была в том, что Гастингс знал все эти приемы назубок... его этим было не обмануть. Ни доверительным тоном, ни якобы секретной информацией.

— Давай, начистоту. Мы все понимаем, какое дерьмо тут происходит. Лично я, будь моя воля, посадил бы половину местных властей на скамью Гаагского трибунала — они это п...ц как заслужили, окей? Но и ты и я знаем почему мы здесь, и почему должны целовать ублюдков в задницу.

— И почему же?

— Большая игра, друг. Она самая.

Большая игра... под этими словами разрушилась не одна Империя.

— В Туманном дне хотят понимать, что мы от этого получаем.

— Что получаем? Мы получаем то, что пока русские здесь, они не могут быть где-то еще, окей? В том числе там, где мы не хотели бы их видеть.

— А почему бы с этим не справиться Европе. В конце концов, мы больше десяти лет тащили этот гребаный воз. Знаешь, как переводится ISAF

* * *

**?

— Я вижу американцев сражающихся. Бывал там?

— Ирак. Дерьмо ничуть не лучше.

— Да, точно. Я читал.

Миниц расслабился — совсем не стоило бы говорить послу, что он читал его личное дело, совсем не стоило бы.

— Так вот, может предоставить европейцам разбираться с этим самим?

Миниц отрицательно погрозил пальцем

— Какая наивность.

— Возможно. Зато это экономно.

— Это п...ц. Европа, даже вместе — слабее нас одних. И что еще хуже — она слабее русских.

— Пусть становятся сильнее.

— Ерунда это все, не станут они сильнее. Они совсем охренели. Носятся с правами человека как с...

Миниц вдруг осекся.

— Постой-ка. По нам что — принято политическое решение?

— Кто такой Адаминский?

— Польский посол. Один из немногих парней, кто точно знает, зачем он здесь. Черт...

— Мне сказали, что я должен встретиться с ним. Что он здесь вроде дуайнена.

— Вы все не так поняли... — Миниц перешел на вы, вид у него был расстроенный

— Отчего же. Я все прекрасно понял.

— Просто Адаминский один из немногих, кто понимает, что происходит. Они двести лет жили оккупированные русскими.

— И теперь хотят отомстить за наш счет, верно?

— Да бросьте, сэр...

— Наша политика, как политика великой державы, не может опираться на интересы Польши и прочих центральноевропейских лимитрофов.

— Но Украина не лимитроф

— Разве что только по территории. Я не узнаю страну, что с ней стало с тех пор, когда я работал здесь. Они шагнули далеко назад, и вы это видите. Им надо определяться. В Западный мир нельзя войти со свастикой наперевес.

— Ну, что ж... — Миниц встал, хотя первым делать это был не должен.

Встал и Гастингс

— Гарри, я ценю работу в команде, хотя и готов выслушать чужое мнение. Особенно, если оно подкреплено фактами, а не идеологией.

Миниц почти искренне улыбнулся

— Я понял, сэр.

— Завтра в девять у меня представление персоналу посольства. После чего — я какое-то время потрачу на работу с ключевыми сотрудниками. Думаю... в двенадцать я буду рад видеть вас. Несмотря на то, что у нас разные взгляды на Украину, мы работаем в интересах одной страны, верно?

— Верно, сэр.

— Вот и отлично.

Когда Гастингс вышел из кабинета — Миниц какое-то время сидел молча. Потом — подошел к окну, отдернул завесу жалюзи. Жадно уставился на двор...

Снайпер — уже находился на позиции.

Охотясь, они использовали две тактики. Первая тактика известна со времен Ирака и один Сатана знает, откуда она появилась на Украине. Схема проста — берется машина, возможно это микроавтобус, возможно грузовик, возможно пикап — и в нее, обычно в раму, или в кузов — вваривается короб или второе дно или что-то в этом роде — для снайпера. Для выстрела открывается борт или окно, или дверь. Эту группу обычно называют "змея". Есть и группа "голубь" — голубей может быть один или несколько. Голуби — просто молодые люди, иногда женщины, перемещающиеся пешком, на мотоциклах и на машинах. Обычно у них есть нормальные документы и нет ничего кроме мобильного телефона. Они наблюдатели и наводчики. Увидев цель — это может быть команда разминирования, группа обеспечения безопасности, патруль, потерявший бдительность — они звонят и вызывают снайпера. Приезжает машина, снайпер занимает позицию и делает выстрел. Обычно всего один — они не рискуют. После выстрела — обе группы тотчас же попытаются скрыться и обычно им это удается. Бывает и третий участник этого смертельно спектакля — оператор. Выстрел снайпера, упавший американский солдат — уже через пару часов все появится в Youtube, и всем плевать на то, что пуля обычно попадает в бронежилет и солдат выживает. Современная жизни характеризуется тем, что неважно, кто что сделал — а важно, кто и как об этом подумал.

Вторая тактика — предусматривала обычную снайперскую работу на дистанции — если была цель. В качестве оружия для охоты — использовалась спортивная винтовка Шмейссер, снаряженная тяжелыми, на семьдесят семь гран пулями. Для городской охоты до четырехсот — пятисот метров, винтовка работала лучше, чем СВД. К тому же, для охоты по первому варианту — использовалась трофейная М4 commando, совместимая и по патронам и по магазину.

Снайпер — находился в грузовичке, они уже прошли контроль, когда поступила информация о местонахождении цели. Указывалось и примерное время — двадцать минут. Точка для обстрела двора бизнес-центра, где находилась нелегальная часть станции ЦРУ в Киеве — им уже была известна. Потому что они знали и само здание, и кто там бывает, и как лучше всего стрелять по нему. Короче — они знали слишком много для нелегальной партизанской группы...

Получив сигнал, они направились в район Танковой. Прокатившись по улице, въехали во двор. Места эти были довольно престижные, и на въезде во двор был шлагбаум с охранником — но он получил порцию лжи и пятьдесят гривен и пропустил машину. Ему было плевать — здание было достаточно престижное, тут жили не обедневшие люди — и они постоянно кого-то вызывали. Сам охранник был с Ровенской области, участвовал и в Майдане и в Походе за единостью — а потом не смог найти ничего лучшего, как стоять на шлагбауме и пропускать машины. Отношение к киевским богачам у него было соответствующее и выражалось фразой: а щоб вам тут усим повилазило!

Автомобиль остановился у одного из подъездов, вышли двое, уже в спецовках. Один из них — достал из машины довольно длинный, широкий и тяжелый ящик. Никого это не потревожило, даже если кто-то что-то и видел. В Киеве за последние десять лет произошло столько всего, что два подозрительных, левых мужика никого не настораживали. Людей давно отучили лезть не в свои дела...

На двери был замок — но они открыли его универсальным электронным ключом, который можно было купить в любой подворотне. Прошли к лифту — помещение для консьержки, предусмотренное когда-то элитным проектом было пустым. Поднялись на последний этаж здания — вообще то не последний, последний был техническим — но лезть туда не хотелось.

— Время.

— Тридцать две.

— Подождем...

Сверху — открывался отличный вид. Снайпер — открыл ящик и соединил вместе две части снайперской винтовки.

Тем временем — внизу, у здания бизнес-центра, остановился мотороллер.

Здание, как и все подобные объекты в Киеве охранялись, а здесь — на охране стояли внешне неприметные, но на деле компетентные охранники, предоставленные компанией ХЕ секьюрити сервис, в прошлом легендарной Блекуотер. Ее основал легендарный Эрик Принс, бывший младший офицер американского военно-морского спецназа и специализировалась она на предоставлении услуг безопасности по всему миру. Однако, имелся нюанс, который не каждый знал. Сам Принс и костяк оперативников — были действительно профессионалами очень высокого уровня из американского военно-морского спецназа. И когда Принс привозил заказчиков в свои тренировочные центры, вероятно, лучшие в США — заказчики думали, что именно эти ребята и будут на него работать. Но это было не так. Сейчас, компания Принса, капитализация которой давно перевалила за миллиард долларов США работала на двух рынках: внутреннем и внешнем. Внутренний рынок — рынок военных тренировок в США, эту услугу покупали не только многочисленные помощники шерифов и команды SWAT со всей страны, но офисные клерки, которые покупали "черную винтовку", обвешивали ее тактическими аксессуарами по самое не могу, и считали себя крутыми операторами. Чтобы поддержать в себе эту уверенность, они покупали себе семидневный пакет тренировок "тактического оператора" или "тактического снайпера" и готовы были выложить за это несколько тысяч долларов. Причем таких вот "спецназовцев" было все больше и больше. Эрик Принс, безусловно одаренный предприниматель — вовремя уловил эту тенденцию. Он начал нанимать бывших крутых профессионалов, военных ветеранов с наградами для того, чтобы тренировать таких вот "боевых хомячков", готовых платить

* * *

**. Причем таких хомячков было столько, что постепенно их тренировка стала едва ли не основной дойной коровой Принса. А для активных операций за рубежом — он начал нанимать самых разных людей. Например, в самом начале войны в Ираке — он нанял несколько сотен бывших или действующих спецназовцев ВМФ Чили — обошлось намного дешевле, чем американские операторы. Для Афганистана — он нанимал сербских и хорватских оперативников. На Украину — помимо самих украинцев он нанял грузин из числа тех кто прошел Афганистан

* * *

* * *

, оперативников румынского спецназа, часть из которых на самом деле была молдавскими ОПОНовцами

* * *

* * *

, решившими подзаработать. Про боевые качества грузин, румын, а особенно молдаван — было хорошо известно всем, кто жил рядом с ними — но вербовщикам в общем то наплевать на это. Участие в боевых действиях в Афганистане было как бы мерилом, и больше никого и ничего не интересовало.

На охране станции ЦРУ в Киеве — стояли как раз прикинувшиеся румынами молдаване. Их отряд теперь имел собственное имя "Фулджер" (Молния), но вряд ли имел что-либо еще кроме этого. Боевой славы уж точно не имел, равно как и навыков ближнего боя, и даже решимости защищать — тоже не имел. Армия Молдавии — была чем-то вроде пародии и одновременно — способом пристроить сыновей из многочисленных молдавских сел, которым по причине недалекости ума не светило выучить язык и уехать гастарбайтером в Италию или в Россию. Или хотя бы в Румынию. Тогда шли в армию, которая "донашивала" остатки советской техники и с радостью принимала любые "донации" НАТО. Для того, чтобы занять всю Молдавию — дивизии ВДВ России потребовалось бы пара дней, не больше. Наверное, молдаване не особо и сопротивлялись бы. Но увы... Молдавия была никому больше не нужна и даже чтобы попасть на работу в легендарный Блекуотер — местным ОПОНовцам приходилось выдавать себя за кого-то другого. Благо, румыны тоже не особо возражали...

И несколько дней назад — на охрану станции ЦРУ поставили как раз молдаван, заменивших по ротации группу настоящих румын. Даже сотрудники станции ЦРУ заметили, что что-то не то: даже на фоне не слишком то собранных румын, эти выглядели настоящими разгильдяями. Ни один из них не стоял нормально на посту: они сбивались в группы, говорили о чем-то, лузгали семечки и сорили. Вчера — один из сотрудников ЦРУ, при прохождении контроля заметил, что от охранников пахнет спиртным и обратился к начальнику смены. Тот недолго думая, съездил обоим солдатам по физиономиям и на этом, вроде как, инцидент завершился. Сомнительные охранники отступили на второй план перед неожиданным назначением нового посла на Украине — с предыдущим было взаимопонимание, а вот как будет с этим не знал никто.

В этот день — на воротах несли службу Василь и Михай. У обоих у них — было о чем поговорить: оба из глубинки, оба вербанулись в армию от полной безнадеги и беспросветности: альтернативой было работать на землях новоявленных помещиков в статусе полурабов. Оба прошли подготовку на базе в Румынии и там же — познакомились с офицерами румынской армии, через которых потом и вербанулись сюда. До этого, оба, после окончания армейского контракта вербанулись в ОПОН — в отличие от армии там было больше возможностей для нелегальной деятельности. В Молдавии — официальная экономика была не слишком то развита, зато отлично развита теневая: проституция, наркотранзит, нелегальные усыновления (узаконенная торговля детьми) нелегальное спиртное, нелегальные сигареты, от экспорта которых в Евросоюз получали больше чем от торговли наркотиками

* * *

* * *

*. Криминальная экономика была тесно связана с государственной властью, многие "отцы" криминального мира занимали должности во власти и использовали полицию и ОПОН для разборок между собой. Для Михая это была не первая "загранкомандировка" — он уже успел освоить для себя "дополнительный заработок", подрабатывая в России и на Украине киллером. Василь — за границу выехал впервые, он даже не знал некоторых вещей. Поэтому — Михай как бы взял над ним шефство.

Одетые в польскую форму Геликон, небрежно держа автоматы — они стояли на посту и не заметили, как в один из дворов, на другой стороне улицы — проехала Газель. Им было плевать на это, по-хорошему, они и на солдат то не тянули, не говоря уж о "static guard level 2" — такую квалификацию им присвоили в файлах ХЕ. Василь как раз рассказывал, как он имел какую-то бабу в купе поезда по дороге сюда (это был один из его ранних выездов на Украину, и Василь не упоминал, что он совершил в этот приезд тройное убийство) — и обратили внимание на окружающий мир они только тогда, когда напротив припарковался дорогой мотороллер.

— Ого...

— Про волка речь и он встреч.

Как и обычно, говорили они по-русски: в Молдове русский не забывался, он нужен был для работы в России.

— Хороша, б...

— Закатай губу. Стой здесь...

Несмотря на строжайший запрет покидать пост — Василь покинул его и направился прямиком к девице, которая подкатила на мотороллере.

— Прывит.

Девица оглядела его, как... ну, в общем, не очень по-доброму на него посмотрела. Хотя профессия ее не оставляла никаких сомнений, достаточно было посмотреть на то, как она была одета.

— На мове размовляешь, или на русский перейдем?

— Тебе то что за дело?

Гордая. Но Василь знал, как обламывать таких — еще от отца. Отец его — зверствовал в Приднестровье и по недосмотру Божьему — остался жив. Жил на пенсию в тысяча сто леев и то, что присылал сын иногда.

— Здесь стоять нельзя — он цепко схватил ее за руку — пойдешь со мной. Пока у нас посидишь, потом полиции сдадим. Там — будешь весь отдел обслуживать...

— Отвянь... — девица вырвала руку — ты тут кто?

— Начальник охраны — соврал Василь.

Девица полезла в сумку. Достала банкнот в десять долларов

— Сойдет?

— За что?

— Я слыхала, тут америкосов много. Пустишь?

Понятно, шалава на промысле

Василь взял деньги, сунул в карман

— Нельзя туда. Там большие люди сидят, очень большие люди.

Проститутка не сказала, почему он взял деньги, не потребовала вернуть. Видимо, понимала правила игры.

— ... но если договоримся, скажу тебе, где они живут, где их подцепить. Сечешь?

— И чего?

— Ну, подмахнешь пару раз, чего...

— Ага... х... на лбу не выростет?

Василь разозлился, но не слишком

— Ты чо тут из себя принцессу строишь? Сказали...

Василь стоял спиной к охраняемому объекту и не видел, что за спиной — открылись двери и из них — вышел человек, который приехал примерно полчаса назад...

— Сигнал!

Снайпер уже был готов — он собрал и зарядил винтовку. Прицелился, открыв фрамугу окна: на прицеливание было всего несколько секунд, нельзя было, чтобы ствол винтовки торчал из окна как ... . Но для того, кто в свое время занимал места на национальном чемпионате по IPSC быстро прицелиться и выстрелить — проблемой не было.

Цель появилась в прицеле — и он четырежды нажал на спуск...

Выстрелы — вызвали настоящую панику.

Халл прыгнул — но не успел, он сбил уже смертельно раненого посла на землю рядом с машиной и получил сам четвертую пулю, предназначавшуюся послу. Но спасти его это — уже не могло.

— Контакт справа!

— Снайпер!

— Контакт, контакт, контакт!

Халл попытался подняться, но не смог — он и сам истекал кровью. Его и посла подняли и втолкнули в более просторную Тойоту. Гейб, один из телохранителей, имеющий квалификацию армейского санитара — откинул сидения и уже занимался послом. Халл не потерял сознания и сам затянул турникет на ноге, кривясь от боли.

Машина — вырвалась на улицу. Рядом — застрочил автомат, одна из пуль ударила по металлу, вторая — пробила стекло.

— Эти ублюдки! — заорал кто-то

— Давайте в больницу! Гейб, что там...

— Хреновое дело, сэр — охранник разорвал рубашку и сейчас занимался послом, наклеивая специальный пластырь, чтобы предотвратить пневмоторакс и смерть от удушья — одна точно в легкое, еще одна полостная. Кажется, задет позвоночник. Как ты...

— Плевать на меня. Держи его...

— Я делаю все что могу, сэр.

За спиной — осталась заполошная стрельба охранников, машина мчалась в больнице. Замешкавшуюся легковушку — таранным бампером просто отбросило в сторону.

— Черт... сэр, плохо дело. У него шок.

— Держи его как можешь. Коли... адреналин... что хочешь. Он из своих...

— Понял...

Охранники сделали почти невозможное — несмотря на три ранения, из которых два был однозначно тяжелыми — посла они доставили в больницу живым. Но там — лимит удачи, отпущенный им был исчерпан. Через полчаса — только что назначенный посол США на Украине скончался.

Снайпер сделал не четыре, а пять выстрелов.

Последний, пятый выстрел — угодил Василю в шею и он осел, хрипя и кашляя кровью. За ним — было одиннадцать заказных убийств, и здесь, на тихой киевской улочке — правосудие нагнало его...

— Есть — сказал наводчик — уходим.

Они побежали вниз — снайпер на ходу выбил пин, соединяющий две части винтовки и подвесил обе части на вшитые под одеждой крючки. Открылась дверь, координатор, уже державший в руке Беретту изо всех сил врезал по ней ногой. Раздался крик, дверь захлопнулась...

— Точно есть?

— Я видел кровь.

Если даже посол не убит, а только ранен — все равно, это самая дерзкая и результативная акция группы с самого начала ее существования.

— Краса?

— Я убрал фашика. Уйдет.

Все те, кто противостоял им — назывались фашиками вне зависимости от политических пристрастий.

Они проскочили холл и выскочили на улицу. Одного взгляда достаточно было, чтобы понять — обратно, на улицу нельзя.

— Уходим...

Они поспешили к запасному выходу — пешком. Машину придется бросить — но по сравнению с общим успехом акции это ничто.

— Куда идем?

— К Донцу. Там разберутся.

Кровь из перебитой шеи молдавского наемника — брызнула Красе прямо в лицо, но она не растерялась — видала и похуже. Она знала, как бывает в таких случаях — заполошный огонь, паника. В таких случаях — всегда привлекает внимание бегущий. И поэтому она — просто начала уходить, оставив мотороллер.

И наверное бы, ушла, если бы не Михай.

Михай даже не понял, что произошло — когда началась стрельба, он просто упал за бетонный блок, который был тут в качестве укрытия. А через несколько секунд — осмелился выглянуть из-за него. И увидел, что Василь лежит на тротуаре, а та девица, которую он пошел подцепить — просто уходит.

— Стой, с..а!

Он схватил автомат — конечно, в ОПОНе неплохо учили стрелять, но опыта реального боя у него не было, и в критической ситуации все навыки забылись разом. Он передернул затвор, мимо — разъяренным носорогом прошла Тойота, ударив на ходу воротину — это еще сильнее выбило его из колеи. Он перещелкнул на автоматический, и нажал на спуск. Часть пуль попала в уходящую Тойоту, часть — неизвестно куда, по меньшей мере, одна — попала в девицу, она на ходу споткнулась и упала...

Кто-то прыгнул на него сверху, прижал к земле и вырвал автомат.

— Куда стреляешь, идиот?!

— Это она... б... это она...

Из здания бизнес-центра выбегали вооруженные люди, оставшиеся охранники — с грехом пополам приняли командование, щедро раздавая подзатыльники. Им удалось сформировать фронтальную линию — чтобы защитить объект от прорыва. Потом двое — держа автоматы наготове двинулись к подозреваемой... они получили информацию, что женщина, возможно, причастна к стрельбе.

А если это и не так — задержать кого-то все равно не будет лишним.

Женщина пыталась отползти с дороги. За ней — тянулся едва заметный на асфальте, багровый след.

Один из охранников наступил на руку и вырвал сумочку. Затем — связал руки белой пластиковой лентой. Только после этого кивнул второму — можешь приступать. Кровотечение следовало остановить — если она причастна, то нужна живой...

* Легендарный Багдадский международный.

** По непроверенным данным, на сегодня каждая четвертая профессиональная проститутка в мире — украинка. Вот во что превратилась страна, захваченная бандеровцами

* * *

Неформальный глава дипкорпуса в какой-либо стране, обычно самый старший по возрасту

* * *

Низкий профиль, то есть с соблюдением мер секретности

* * *

* private security personnel, обеспечение личной безопасности. Самая высокооплачиваемая категория охранников — исполнителей, дальше уже идут менеджеры и некоторые категории аналитиков

* * *

* International Security Assistance Force — название международного контингента в Афганистане. Есть и другие переводы — например I stay at FOB, я останавливаюсь в ФОБ.

* * *

** Информация соответствует действительности. Видео с таких вот "тренировок" боевых хомячков регулярно выкладывают в Интернет, можно оценить. Если кто-то хочет действительно серьезно изучать ближний бой — хорошие центры существуют в Сербии, в Чехии. И в России — в России наработан уникальный опыт борьбы с терроризмом и действительно хорошие тренировочные центры уже начали появляться. Важно только не покупаться на обещания "дешево и быстро" — только такую дисциплину как штурм и зачистку зданий нужно изучать не менее двух месяцев

* * *

* * *

Грузины в Афганистане если чем и отметились, так это мародерством. Сын бывшего президента Гамсахурдиа назвал армию Грузии "Мона спа" — армия рабов.

* * *

* * *

Про зверства молдавского ОПОНа в Приднестровье помнят до сих пор.

* * *

* * *

* Мало кто помнит, что при СССР в Кишиневе производили лицензионные сигареты западных марок, например Мальборо

Информация к размышлению

Документ подлинный

...

Мaрко Риччоне церемония эта зaпaлa в самую душу. С этой минуты все прежние привязанности забылись, их место нaвсегдa заняли новые. Теперь он мог не пресмыкаться перед законом, пренебрегать церковными заповедями, ибо те таинственные и молчаливые люди, которые взяли его под свое покровительство, сами диктовали законы и по-своему умели отпускать грехи. От него же требовaлaсь лишь слепая преданность уставу и тем, кто следовал этому уставу, a поскольку богатство и общественное положение не имели большого значения в оргaнизaции, члены ее могли быть и пaстухaми, и князьями, но каждого из них можно было тотчас отличить в толпе по той твердости взгляда, по тому зловещему спокойствию, которые появляются от сознания собственной силы и неуязвимости.

Норманн Льюис

Сицилийский специалист

Россия, Ростов-на-Дону

Здание УФСБ по Ростовской области

05 июня 2020 года

— Товарищи офицеры...

Все встали, неудобно шоркая стульями. Зал для совещаний был набит под завязку — буквально ногу негде было поставить. Из Москвы — прилетел заместитель директора ФСБ, генерал-лейтенант Лаптев. Тема совещания — резкое обострение обстановки на Украине и наши возможные действия в связи с этим.

Что касается меня — то я с большим удовольствием вместо сидения в этом пропахшем потом, одеколоном, лосьоном после бритья комнате — посидел бы на берегу Дона, навернул бы янтарного, немилосердно соленого донецкого рыбца под пиво и подумал. Хорошенько бы подумал, в тихом одиночестве, без стоящего над душой начальства. Обычно, после того, как такому человеку как я, дают тихо подумать — у фашиков начинаются большие неприятности. Но нет. Вместо этого — я оказался в набитой под завязку комнате, вместе с еще кое-кем из нелегальных оперативников, действующих в регионе. Линия С — вот как мы называемся, раньше линией С назывались те, кто нелегально работал в США — а теперь и в собственной стране есть нелегалы. Только вот я думаю... если меня притащили сюда выслушивать начальство — то какого хрена тратили время и выводили в действующий резерв. А что к примеру будет, если американцы решат врубить ответку и пустят Томагавк по зданию УФСБ по Ростовской области. Мы же все здесь медным тазом накроемся. Если бы не трогали нелегальных оперативников, не дергали бы их сюда — мы бы врубили свою ответку, начали бы думать как взорвать американское посольство в какой-нибудь из европейских стран: в Киеве стремно, там этого ждут — а скажем, в той же Праге или Загребе... или например в Тбилиси — пойдет. Но нет. Видимо, как сказали какому-то придурку "весь старший оперсостав" — так всех и дернули, невзирая на лица.

В общем — заставь дурака Богу молиться...

Лаптев — оказался солидным мужиком, лет пятидесяти с небольшим, типично советским начальником, только пузо поменьше. Выйдя из комнаты отдыха, он резко махнул рукой — мол, садитесь...

За то время, пока мы говорили друг с другом крайний раз — много чего произошло. Во-первых — мы установили, что в приграничной полосе действует какая-то левая группа. Левая в том смысле, что до этого мы о ней не слышали. Задача группы (возможно и не одной) — примерно та же самая, что и у нашего спецназа в операции Завеса в Афганистане. Перекрыть границу, обрезать линии снабжения, предотвратить просачивание диверсионных групп. Пока только не поняли, как они это делают, рабочая версия: у них что-то вроде "боевых планеров". Либо какой-то новый тип планирующих БПЛА.

Факт только один. Кубу я похоже потерял. Не выбрался мужик.

Земля тебе пухом, Куба. Дай Бог тебе легкой смерти — представить, что будет если ты попал живым в руки бандеровцев я даже не берусь. Это кстати общее пожелание нам — легкой смерти. Вот почему я всегда хожу вооруженным. И вряд ли кто-то из нас — рассматривает возможность сдаться живым.

— Телевизор все смотрят — начал генерал — что стоит на кону, знаете. По нашим данным — ЕС спешно собирает саммит в Париже, вопрос — полное замораживание сотрудничества с Россией. Это проблемы по экономической части, возможны и ответные военные меры. Вопрос стоит так — быть или не быть европейской войне. Решатся они на нее — или нет. Во многом — все зависит от нас. Евгений Матвеевич, доложите по ситуации

— Третьего июня — начал один из прибывших с генералом незнакомцев — в Киеве при невыясненных обстоятельствах был смертельно ранен и впоследствии скончался в больнице только что назначенный чрезвычайный и полномочный посол США на Украине Дэвид Гастингс. В убийстве — обвиняют нас...

Украина, Киев

Левый берег

Улица Подраста.

03 июня 2020 года

Киев — изначально делился на десять районов, разделенных по берегам Днестра из них семь находились на правом берегу и три на левом. Изначально — правый берег считался более престижным, там располагались практически все властные структуры республики и шла вся культурная жизнь. Левый берег считался "спальным" — все три района были типовой застройки разных лет. Но до того, как все полетело в тартарары — на левом берегу велась интенсивная застройка. Так что теперь — левый берег считался не менее престижным для жилья чем правый, особенно если учесть, что на левом берегу совсем не было НАТОвских инструкторов и разного "стремного" люда, который терся на правом, пытаясь всем доказать свою "свидомость" и получить какое-то теплое место.

Явка — находилась в экспериментальном "комсомольском" районе, который ранее носил имя генерала Жмаченко, а теперь назывался "улица Подраста", в честь молодежной организации УНА-УНСО, в которой молодых парубков учили "вбивати москалив та жидив". Так — это был район с высоченной, типовой восемнадцатиэтажной застройкой годов этак восьмидесятых, уже приходящий в упадок. Раньше он был зеленым, но теперь — большую часть зелени Киева вырубили на дрова. Газ в общем то был — но не всегда, и не всем он был по карману. Печка-буржуйка и какой-то запас дров — стал суровой необходимостью как в годы войны.

Они добрались до этого района только чудом — у них был знакомый перевозчик, он перевез их через Днепр, мосты уже были перекрыты по плану чрезвычайного положения. Рядом был парк Победы, в котором разрушили все, что хоть немного напоминало о той, истинной победе, которой можно было гордится, а не стыдиться, и ради которой был заложен этот парк, а совсем неподалеку -была Русановская протока, которая выходила на Днепр.

Район этот был мутный, шебутной. У входа во двор — была свалка, в свалке деловито копошились крысы. Одна из них, жирный и злобный пасюк — важно прошествовала в метре от их ног, ничего не боясь.

Такое время сейчас настало. Крысье время.

Дуст — придержал рукой Хвылю.

— Погодь...

Засаду — чаще всего чувствуешь, чем видишь, хотя чувства — это всего лишь реакция на те события, которым мы по каким-то причинам не придали значения. Те самые мелкие признаки беды. Классические признаки засады — машина с лишними антеннами, микроавтобус с большим кузовом и тоже с антеннами, какие-то левые мужики, тусующиеся рядом с нужным тебе местом, машина с включенным двигателем, в которой сидит более чем один человек, или у которой наглухо тонированы стекла. Если повезет — можно увидеть снайпера на крыше, поэтому подходя к месту, надо присматриваться по крышам, если повезет — увидишь. Но это — самые явные признаки засады, обычно работают тоньше, тем более если работают профи. В этом случае признаки опасности — необычно пустой двор или улица, не ходящий общественный транспорт, зашторенные окна с небольшим прогалом — может быть, место для наблюдения. Следует так же наблюдать за поведением животных — избегающие гаражей коты и собаки, чувствующие, что там кто-то есть, кружащие над каким-то местом вороны. Увидеть засаду обычно бывает невозможно, но вот понять — иногда, понимаешь.

Хвыля — присмотрелся... вроде ничего.

— Чисто вроде...

Дуст тоже смотрел... похоже, чисто. Вон кот... как только жив остался... и жирный какой, на крысах, видимо отъелся. Спокойно идет, к гаражам...

Хвыля достал сотовый, вставил новую СИМку, набрал номер

— Алё?

— Ну чо, готов?

— Ага. Бухло купили?

— Два пузыря

— Поднимайся...

Содержатель явки подтвердил, что все чисто. Можно идти. И все-таки — что-то грызло.

Еще раз. Крыши — чисто. Окна — ничего. Во дворе — обычное копошение, и не заметно, что ряженые — ряженые ведут себя немного по-другому. Они не знают, что где есть и как тут все должно быть. Поэтому играют несколько неуверенно.

— Пошли.

Явка — была на последнем этаже восемнадцатиэтажки. Они не поехали на лифте, а поднялись по лестнице, дважды останавливаясь и смотря в окно. Если бы въехала во двор машина — любая — они бы насторожились. Но никакая машина не въехала.

Позвонили в дверь. Дверь была солидная, сваренная на совесть, в бывшем Институте Патона. Такие раньше были не редкостью в точках, где торговали наркотиками — чтобы спецназ не сразу выломал дверь и можно было спустить в туалет порошок.

— Кто?

— Дед Пихто и две бутылки.

Лязгнул засов, потом еще один. Дверь открылась.

— Быстрее

Содержателя конспиративной хаты звали Крыс. Он был не из активных, его единственным достоинством было то, что он родился в Ровно и числился "свидомым". С подпольем он работал за деньги и за жилье. Еще и приторговывал дурью.

— Заходите.

Снова лязгнули засовы. В руке у Дуста уже был ТТ.

— Кто у тебя?

— Ваш. Только пришел...

Дуст прошел в комнату, увидел Волю. Тот сидел на диване, рядом с ним был большой пузырь слабоалкоголки, наполовину выжранной. Эта дрянь — в последнее время распространилась очень сильно, гнали ее в Польше из спирта, красителей, подсластителей и какой-то дряни. Поскольку, реальными "господарями" Украины были поляки — слабоалкоголка эта ввозилась и продавалась по всей "нэзалэжной".

— Ты чо тут делаешь?

— Не видишь что ли? — огрызнулся Воля

— Ты нас ждать должен был!

— А ху-ху не хо-хо? Там такая пальбы началась

— Краса где?

— Нет ее

— Чо...

— Через плечо!

— Ах, ты...

— Стоп, стоп...

Прошедший в комнату Хвыля разнял их.

— Ты... с...

— Отвали, сказал!

С пришедшим на помощь Крысом — они оттащили Дуста. Крыс отобрал ТТ.

— Чо ты быкуешь!? Мы все знали — так оно и будет!

— Что будешь? Ты просто сканил, бросил нас! Весь план полетел к чертям!

— Он и так полетел к чертям! Надо когти рвать! По всему городу шукают.

— Так, Дуст, остынь. Иди на балкон, секи — Хвыля, как всегда и бывало в критической ситуации, взял все в свои руки.

— С...а! — Дуст пнул открытую бутылку, стоящую у дивана и вышел. Слащавая дрянь — полилась по полу...

— Так, Воля — сказал Хвыля — ты вообще, чего мызнул то? Во дворе не стреляли.

— Ага, а на улице только так глушили. Куда бы мы рванули -на улицу? Под стволы?

— Второй выезд был.

— Ага...

— Сканил?

...

— Сканил, ну?

Ответить Воля не успел — с балкона раздался крик

— Атас! Фашики прут!

Во двор — въезжал тяжелый, с бронированной кабиной и кузовом Краз. Те, кто планировал операцию, не рискнули размещать спецназ на позициях заранее и вынуждены были работать "с колес".

Хвыля отвлекся — трудно было не отвлечься — а когда снова посмотрел на Волю — тот уже держал в руке неизвестно откуда взявшийся 5-7*.

— Замерли

— Ты чего...

— Замерли, сказал!

Крыс дернулся от неожиданности — в раскладе он был самым опасным, потому что так и держал в руке ТТ. Воля перевел пистолет и выстрелил Крысу в живот, а в следующее мгновение — Хвыля уже летел на него. Между ними был низенький журнальный столик, Хвыля запнулся об него и по инерции, падая вперед, ударил Волю, потянулся руками к его горлу, тяжело и страшно дыша. Воля, сопротивляясь изо всех сил, одной рукой вцепился Хвыле в лицо, вторая держала пистолет — и он даже успел выстрелить из него два раза. Потом — подоспевший Дуст вырвал у него пистолет и выстрелил в руку. Болевой шок — лишил Волю силы к сопротивлению, и озверевший Хвыля его одновременно и душил и бил как мог головой об стену. Два озверевших существа, потерявших человеческую сущность — сражались друг с другом.

Дуст — ухватил Хвылю за плечо и оторвал от Воли. Тот — булькал горлом и дергал рукой, хватая воздух.

— Дорого продался?

— Х-х-х...

— За Ленку

Назвав настоящее имя Красы Дуст выстрелил — и Воля обмяк на диване. В комнате — густо пахло кровью.

— С...а.

— Цел, брат?

— Цепануло... немного...

У двери — плакал Крыс.

— Ой, мамо... мамо...

— Меня... наверх подними... — сказал Хвыля — я их...

— Щас... будет тебе балкон.

Дуст вытащил из кармана Хвыли свернутый кусок самоклеющейся гидроизоляционной ленты, заклеил рану. Скользнуло по боку — но кровило изрядно.

— Вот... так. С..а, гад.

Хвыля — утвердился на ногах, собрал винтовку. Этот жилой комплекс был доминирующим и выше него вблизи — ничего не было.

— Щас... устроим им...

Пока Хвыля занимался на балконе — Дуст подошел к Крысу. У него ранение было куда хуже — живот. Кровь едва сочилась и была черная как уголь.

— Я... вмираю, да?

Дуст оторвал еще кусок пластыря, приклеил на рану.

— Да... — не стал врать он — ты что, не видел, как эта с...а стучала?

— Ни... — сказал Крыс, тяжело дыша — он в туалет... выходил.

Тварь...

— Сдаваться будешь?

— Ни... — помотал головой Крыс — куда мне... сдаваться. Лучше... тут вмереть...

Дуст сунул ему в руку ТТ. Спецназ — возможно уже у двери.

— Как увидишь их, стреляй. Понял?

— Да... понял.

— Щас я тебя... устрою.

Дуст — вытащил в коридор тяжелое, старое кресло, почти перекрыв его. Квартира была довольно приличной планировки — коридор, три ответвления вправо: на кухню, большую комнату и малую. И одно вправо — в еще одну комнату.

— Стреляй по ногам. Нычка где?

— Большая... комната. У самой двери... в полу.

— Все, давай, брат...

Этаж был последним, восемнадцатым. Никто не знал, что на балконе — лежит лестница, а в крыше — есть люк, чтобы выйти наверх, на самую крышу. Хуже того — для штурмующих хуже — что лезущего на крышу с земли почти не было видно...

Хвыля приставил лестницу и полез наверх, держа в руке винтовку. Где-то уже рокотал вертолет — но судя по звуку еще далеко. Наверное, не успел сориентироваться...

Перевалившись через ограждение крыши, он увидел, как с другой стороны крыши — бегут люди в гражданском, вооруженные автоматами Узи. Один из них на ходу вскинул автомат и дал очередь — пули прошли совсем рядом, бросив в Хвылю кусками гудрона с крыши. Хвыля, не поднимаясь, опираясь на локти, прицелился и нажал спуск. Винтовка дернулась и один из "фашиков" споткнулся на ходу и ткнулся лицом в крышу, выронив автомат. Другие — бросились за укрытия.

Не спецы. Скорее Нацгвардия, их тут полно. Спецы еще не прибыли, видать...

Затарахтели автоматы — Узи (их в большом количестве поставили из Германии из резерва Бундесвера**) хорош всем, вот только по мощи — с автоматом Калашникова его не сравнить. От Калашникова, да еще с новыми, повышенной пробиваемости патронами — ему было бы не спастись...

Сменив магазин — с короткой, обычной для снайпера "десятки" на сорокаместный Магпул — он выкатился из-за укрытия с другой стороны и открыл частый огонь. Снял как минимум двоих, прежде чем остальные огнем загнали его обратно. Один из "нациков" был ранен и орал на всю крышу. Потом послышалось: Слава Украине! — и в его сторону полетели гранаты. Обе не долетели, а одна — даже не взорвалась.

На Майдане лучше кидали...

Готовясь "проявиться" вновь — это надо было делать, когда они решат подняться в атаку — Хвыля вспоминал, как оно все было... он ведь и был в составе наиболее активной части майдана — в составе Правого сектора. Осознание этого жгло душу кислотой... как они могли так ошибаться? Ведь они вовсе не хотели того, что произошло потом. Они хотели... да много чего они хотели. И прежде всего — жить в стране, которую бы уважали. Это потом — об них вытерли ноги и выбросили как грязную тряпку — а сам он едва успел уйти. Один из соратников, в квартире которого уже вышибали дверь бойцы спецподразделения МВД Украины Сокол — вместо того, чтобы готовиться защищаться, звонил всем соратникам, кому успевал и предупреждал, чтобы уходили. Потом он узнал, что было с теми, кого сумели взять живыми. Лидеров, конечно, вывели на процесс — а рядовых просто расстреляли в лесу под Таращей, недалеко от Киева. Расстреляли и закопали в яме. Вот такая была демократия...

Он скрывался больше года. А потом...

— Слава Украине!!!!

Нацики опять поднялись в атаку, и он снял еще двоих, пока не был ранен сам. Успел убраться за высокое ограждение воздуховода — прежде чем с подкравшегося вертолета открыли пулеметный огонь. Пулемет грохотал непрерывно, он разрядил в вертолет почти все, что было в магазине и был ранен еще дважды. Потом — огонь с вертолета почему то прекратился, а сам вертолет — черный, обтекаемо-хищный Блекхок — начал отходить в сторону.

Осмелевшие нацики бежали к нему. И тогда он — потом никто не поймет, как он это сделал, раненый в обе ноги — отбросив винтовку, бросился к краю крыши. И прежде чем нацики подбежали — перебросил себя в пустоту...

Дверь — влетела в квартиру, подорванная новейшей британским накладным зарядом, разработанным как раз для безопасного подрыва стен и дверей. Фашики — видимо что-то напутали с зарядом, взрыв получился очень мощным, даже уши заложило. На обломках дверной коробки — быстро остывала окалина...

Спецназ, прикрывшись щитом — двинулся внутрь помещения. В отличие от русского щита — в него не был встроен блок фонарей, и это было большой ошибкой. Ничего не мешало стрелять прицельно, выцеливая нужные точки.

Из малой комнаты — залаял ТТ и штурмовики отозвались автоматным огнем — слева на щите было даже специальное углубление с выступом, чтобы положить туда ствол автомата второго номера.

И тогда — выждав момент, Дуст высунулся и открыл огонь с очень малого расстояния, примерно с метра, выцеливая то, во что можно попасть минуя щит. Идущие на штурм тяжелые — были хорошо защищены, но появление второго стрелка оказалось для них полной неожиданностью...

Первый номер получил ранение и едва не выронил щит — если бы его не подирали сзади, обязательно выронил бы. Ранение получил и стрелок с автоматом, идущий вторым. На какое-то мгновение — штурмовая команда прекратила продвижение, пытаясь закрепиться у прохода на кухню, прикрывшись щитом. Потом — магазин в пистолете кончился, а кто-то ловкий — забросил в комнату сразу две светошумовые гранаты. Они взорвались — и свет померк...

* FN 5-7 — страшная штука, пистолет под 5,7*28, очень легкий, магазин на двадцать патронов. Останавливающее действие никакое — но шьет бронежилет как бумагу. Известен как "убийца полицейских"

** В Бундесвере основным пистолетом — пулеметом до 80-х годов был именно УЗИ со складным прикладом. Помимо Израиля — УЗИ в довольно больших количествах выпускали по лицензии в Бельгии.