Спасатель. Книга вторая. Великий княжич

— Неудивительно, — пожал плечами владелец монастыря. — Виноградник — самая прибыльная культура. Если его правильно посадить и окапывать вовремя, да обрезать, как положено, то и он тебя обильно вознаградит своими плодами. Поверишь ли, порой и мне самому приходится залазить в давильню, столь богатый урожай посылает мне тот, чье имя всуе упоминать не следует. А коли придет нужда землю продать, так виноградник раз в десять дороже пахотной земли. Я вот мечтаю все свои пашни засадить лозой и пшеницу с ячменем на продажу больше не выращивать. Оставлю лишь небольшое поле с зерновыми на нужды братии и париков. Ну и поросяток отрубями да мукой пооткармливать, чтобы монахов к празднику порадовать. Согласись, у больших свиней, питающихся желудями, мясцо не такое нежное, как у откормленных поросят. Да ты и сам нынче пробовал.

Иерей покосился на собеседника и, заметив, как тот сладострастно погладил брюшко, заключил, что отборной свининкой тот лакомится далеко не только по праздникам. Самому отцу Григорию, давно обрусевшему, и мясо дикого кабана казалось вполне приличной едой, а потому кормить скотину мукой он считал явным излишеством.

— А сюда взгляни, почтенный, — с гордостью указал Даниил, — моя оливковая роща. Масличные деревья тоже весьма доходны, вот только, чтобы дождаться от них прибыли, следует набраться терпения. Ведь плодоносить олива начинает только лет через двадцать. Зато теперь я получаю урожай дважды в год, и мои кувшины всегда полны масла. Только и успевай возить пифосы в Никомедию. Хотя порой, если год выдался неурожайным, то, конечно, вывозить оливковое масло из империи запрещают. Но то не беда, в Никее его всегда купят.

— А там что? — указал протоиерей на дальнее поле. — Уж не лен ли?

— Он самый, — уныло вздохнул ктитор.

— Разве плохо растет? — удивился Григорий. — Земля здесь плодородная.

— Это так, растет он прекрасно, — еще больше закручинился владелец монастыря, — вот и одежда у меня льняная, из своего волокна вытканная. Но в нашем жарком климате лен требует орошения, а ручей, текущий через монастырские владения, слишком мелок и к лету быстро пересыхает. Его едва хватает, чтобы наполнить мельничную запруду.

Княжий исповедник лишь улыбнулся такой незадаче:

— А все-таки многое тут изменилось к лучшему со времен моей молодости. Ухоженные поля — утеха для глаз и отрада для страны, и не так уж важно, что там растет — лен или ячмень.

— Так-то оно так, но колосящиеся поля ты встретишь лишь близ столицы, — резонно возразил ктитор. — Стоит отъехать подальше, как начинаются пустоши. Получить там надел нетрудно, но за десятилетия лихого времени земля так заросла, что земледельцам будет нелегко освоить целину. Нужны волы, плуги, инвентарь и прочее, а кто же даст селянину ссуду на большой срок да с маленькой лихвой?

Пока иерей наслаждался приятным путешествием и неспешной беседой с умным собеседником, воины несли суровую службу. Еще до рассвета Василий Дмитриевич растолкал Лиховида, в котором уже видел будущего десятника, и начал допытываться у юного воина:

— Скажи-ка, отрок, с чего начинается любой поход?

Почесав лоб, молодой гридень после недолгого раздумья угадал правильный ответ:

— Прежде всего, надо о комонях позаботиться.

— Это верно, — одобрительно покивал боярин. — А иначе получится как в поговорке — хотели ехать дале, да кони встали.

Позевывающие дружинники согнали лошадей, пасущихся стреноженными на лужку близ монастыря, и, подсвечивая себе факелами, осмотрели коней, особенно обращая внимания на подковы. Следующей процедурой подготовки транспорта к походу по списку значилась кормежка, но тут животных поджидал сюрприз. Беззаботная жизнь лошадок закончилась, и им предстояло стать отважными боевыми скакунами, причем подготовка начиналась немедленно. Почуяв овес, лошади доверчиво потянули морды к торбам, но вместо того, чтобы просто дать им лакомство, новые хозяева начали шуметь, хлопать в ладоши и звенеть оружием. Для животных это было, мягко говоря, неожиданно. Лошади вообще существа очень боязливые, и при встрече с чем-нибудь опасным предпочитают тут же спастись бегством. Кони стали поднимать головы и оглядываться, прядя ушами, стараясь понять, чего им бояться и от кого бежать. Так как шумели со всех сторон, то комони начали шарахаться, прижав в ужасе уши и пятясь подальше от этих ненормальных людишек.

Если бы не путы, стягивающие конские ноги, лошадки тут же разбежались бы в панике. Однако ничего страшного не произошло, а голод все-таки не тетка. Тащившие на себе весь день всадников комони изрядно проголодались, и трава насытить их не могла. Да и хозяева перестали кричать и принялись успокаивать дрожащих животных, оглаживая и лаково уговаривая покушать. Поэтому лошадки охотно согласились отведать овес и продолжали с аппетитом хрумкать, даже когда витязи снова начали шуметь у них над самым ухом.

Накричавшись вдоволь и наскоро позавтракав, дружинники тщательно оседлали коней и приготовились трогаться в путь. Обедать в ксенохейоне или в таверне до вечера не планировалось, и потому у каждого воина в переметных сумах хранилась половинка пшеничного каравая с куском сала, фляги были наполнены свежей водой, обеззараженной уксусом, а в повозках лежали бурдюки с вином.

Хотя поход нельзя было в полной мере назвать боевым, но это не означило, что организации марша не стоило уделять внимания. Наоборот, у боярина появилась прекрасная возможность потренировать дружину, состоявшую, в основном, из новобранцев. Проня отобрал несколько отроков в дозор, и всю дорогу не уставал поучать их:

— Сторожевой разъезд, — напоминал Василий Дмитриевич, — должен рыскать к супротивнику и разведывать его силы. Водите ушами, ворочайте глазами. Если где пыль виднеется, огни сверкают, кони топчут и ржут, повозки стучат, там, значит, вражеское войско.

Молодые гридни послушно крутили головами, примечая греческих путников и пересчитывая крестьянские повозки, а Проня не уставал наказывать своим неукам:

— Дозорным следует осмотреть все закрытия — овраги, заросли, леса. Их надлежит пройти насквозь и осмотреть подробно. Противника встретите — не гонитесь за ним, а только посмотрите, посчитайте и доложите подробно — кого узрели: пехоту или конницу, сколько их, чего делают — стоят становищем или идут, куда движутся, быстро ли. Как только все разузнали, сразу возвращайтесь и доносите воеводе. Вон как раз дубовая рощица, подходящая для засады, — указал боярин. — Павша и Лиховид, произведите осмотр, но только рысью, чтобы весь отряд не задерживать. Ну, пошли!

Вспугивая свиней, с истошным хрюканьем разбегавшихся во все стороны, юные дозорные проскакали через дубраву, остановились на её краю и, осмотревшись, вернулись к воеводе, гордые выполненной миссией.

Однако игры играми, но дозорным вскоре представился случай выполнить настоящую боевую задачу. Впереди дорога сворачивала в сторону и шла к реке, через которую был переброшен мост. Однако, как назло, сегодня мастеровые затеяли его ремонт, разобрав мостовой настил, и все повозки переправлялись через реку паромом, к которому выстроилась длинная очередь.

Осмотрев с пригорка речушку и приметив на ней отмель, Проня указал разведчикам новую задачу. Довольные возложенным на них ответственным поручением, Лиховид с Павшей широким наметом помчались на разведку к предполагаемому броду, и вскоре вернулись, но по их ошарашенным лицам сразу стало видно, что что-то не так.

— Брод есть, — растерянно доложил Лиховид. — Мелкий, удобный, с твердым дном. Но... — отрок замолчал, боясь, что ему не поверят.

— Что не так с бродом? — нахмурился боярин. — Берег огорожен, что ли? Не заметил этого.

— Нет, просто... просто лошади воды боятся, — выдохнул Павша.

— Ах, что ж мы за лошадей-то купили! — в сердцах воскликнул боярин и, благо что иерей не слышал, вывалил гору проклятий на голову вчерашнего турка, подсунувшего им пустынных лошадей, не умевших плавать.

В жаркий полдень посольство остановилось на отдых в тени большой рощи. Хотя следовало спешить, чтобы успеть к Никеи до вечера, но пешие странники устали и им требовался отдых, да и комонным тоже не мешало бы передохнуть. Однако неуёмный боярин и тут снарядил сторожевое охранение, строго предупреждая гридней:

— Дозорным коней не разнуздывать и подпругу не отцеплять. Часовой свою лошадь дает подчаску, чтоб тот держал ее в поводу, а сам становится пешим. Смотрите в оба и вражеских лазутчиков не допускайте. Если что заметите, то часовой остается наблюдать, а подчасок сразу же предупреждает командира. А случится нечаянное нападение супостатов, то сторожа должны задержать их, пока весь отряд не взнуздает лошадей и не изготовится к бою.

Приказ боярина следовало выполнять неукоснительно, и, несмотря на отсутствие ворогов, дозорные послушно стояли неподвижно, вглядываясь в даль и не смея даже заменить мокрый от пота подшлемник.

На закате, наконец, показались стены Никеи. Однако у въезда в город царило настоящее столпотворение. Столько возов и людей спешило попасть в столицу дотемна, что они совершенно запрудили дорогу, и к воротам невозможно было пробиться.

Отец Григорий прищурил глаза, оценивая размеры пробки, и понял, что если не принять мер, посольству придется ночевать под стенами, дожидаясь, пока утром ворота снова откроют. Чтобы избежать этого неудобства, оставалось только одно средство. Протоиерей повернулся к Проне, уже доставшему из обоза большой продолговатый сверток, и кивнул, давая разрешение на применение крайней меры.

Чуть откашлявшись, священник поднес к лицу длинный медный рупор, почтительно придерживаемый боярином, и громогласно потребовал от греков расступиться и дать дорогу послам Великого князя.

Казалось бы, чего проще — сделать усеченный конус из тонкого металла, усиливающий голос. Но до изобретения столь простой конструкции оставалось еще почти пять веков, и потому никто в мире еще не знал, что человеческое существо способно говорить так громко.

Испуганные ревоподобным гласом греки шарахнулись в стороны от дороги, а обернувшись, застыли в изумлении. Посольство находилось не прямо у них за спиной, как им показалось, а было еще далеко. Но, тем не менее, голос раскатисто гремел над толпой, заставляя никейцев пятиться и испуганно креститься.

Чтобы не растерять свою новоявленную паству, шедшую за ним от Никомедии, протоиерей придумал новый боевой порядок. Впереди по-прежнему ехала дружина, следом шли эллины, а по бокам от гражданских шагали наемники, охраняя паломников, словно овчарки стадо. Замыкал же колонну конный десяток ктитора, причем Даниил лично держал шест с маленьким самодельным флажком.

У ворот иерея уже ждали, хотя отец Григорий и не извещал заранее о своем визите. И протоиерей, и Проня не любили долгих церемоний, да и дальняя дорога утомила всех изрядно, а в скором времени их ожидает официальный прием во дворце. Не хватало еще торжественной встречи местных вельмож у врат Никеи с длинными речами и вручениями подарков. Поэтому иерей решил проскользнуть в город оттай, а уж после оповестить Ватаца о своем появлении. Но патриарх Герман, до которого слухи о посольстве уже докатились, все-таки послал своих людей встретить делегацию русских княжеств, возглавляемую его давним другом.

Дьякон Михаил, как представился посланец патриарха, был несколько изумлен шумовым эффектом, с которым протоиерей ворвался в столицу, но тем не менее держался хладнокровно. А вот сопровождавшие его иподьяконы прижались к стене ближайшего дома и поглядывали на послов с подозрением, явно пытаясь определить, относятся ли эти существа к роду людскому. Впрочем, когда дьякон разглядел длинную вереницу приживал, сопровождающих посольство, его лицо несколько вытянулось. На такое количество странников патриаршее гостеприимство явно не рассчитывало.

— Василевс в Никее? — опустив благословления и приветствия, сразу вопросил протоиерей.

— Да, Всевышний услышал твои молитвы, и император накануне вернулся из Нимфеи.

При этих словах послы облегченно вздохнули.

— А скажи-ка, — поинтересовался Григорий, указывая на толкучку у въезда в город. — Почему у вас такая колгота творится? Нежели все другие городские врата закрыты? Боюсь, придется запоздавшим никейцам подниматься в холмы и искать приюта в пригородных монастырях.

Строгое лицо Михаила на миг дрогнуло, но тут же вновь стало бесстрастным:

— Слух сегодня прошел, — абсолютно серьезно ответил дьякон, — будто у Никомедии пираты высадились и сюда движутся, рыская по окрестностям и сжигая поместья. Вот многие люди испугались и ринулись под защиту стен.

Василий Дмитриевич греческий знал еще плохо, но зато все военные термины в его глоссарии уже имелись, и при словах о разбойниках он сразу встрепенулся:

— Сколько недругов? Где они? Кто эти супостаты — турки, крестоносцы, венецианцы, болгары?

Михаил, поджав губы, бросил быстрый взгляд на всадников и на пеших оружников и успокоил воеводу:

— Это только слухи, и никто по окрестностям не рыщет. Селяне зря переполошились. Вы же ничего опасного по пути не видели?

— Ни одного разбойника не заметили, — уверенно подтвердил боярин, — хотя мои храбры все зорко осматривали.

Дьякон подозрительно кашлянул, но поспешил отвернуться, чтобы гости вдруг не подумали, что над ними смеются, а после взгромоздился на мула и поехал впереди, указывая путь. За ним тронулась и вся кавалькада. Впрочем, заблудиться в греческой столице было мудрено. Прямо от ворот начиналась широкая, идеально прямая улица, уходящая вдаль, и посольству оставалось только ехать по ней, никуда не сворачивая. Русичи, недавно видевшие великолепие Царьграда, снова были потрясены. У них раньше Козельск считался большим городом, но на фоне огромной и при этом идеально распланированной Никеи он казался просто деревней. Протоиерей, сам уже отвыкший от масштабных построек, взял на себя роль экскурсовода и принялся рассказывать Проне о местных достопримечательностях:

— Город сей зело древний, а столицей он впервые стал веков пятнадцать тому назад, еще при языческих царях. Они построили большой дворец, который позже перестраивали римские наместники. Сами палаты за домами не увидеть, они возведены у озера, справа от нас. Когда императором стал Константин Великий, он сначала правил в Никее, а не в Константинополе, и здесь же провел Первый Вселенский собор, принявший Символ Веры.

— Это вон в том храме, что впереди? — предположил боярин, указывая на собор, высившийся в центре города в полутора верстах впереди.

— Нет, что ты. Тогда церквей вообще было мало, и вместить всех делегатов мог только дворец. Там-то они и собирались. А этот собор воздвиг Юстиниан. Когда он построил в Константинополе храм святой Софии, то решил сделать в Никее такой же, только поменьше. Вот Второй Никейский собор, вернувший православным иконы, проходил уже в нем.

— И там обитает патриарх? — предположил Василий Дмитриевич.

— Увы, нет, — вздохнул отец Григорий. — Храм был порушен землетрясением, а потом его захватили турки и началась година бедствий. Конечно, собор святой Софии понемногу отстроили, и я сам когда-то помогал его расписывать. Но резиденция патриарха находится в монастыре Иакинфа, и как раз в этой святой обители добрые монахи и предоставят нам кров.