З* С*

Которые в данном конкретном случае явно нарушены. И это интересно.

Интересно?

Кто бы мог подумать, что домой вернусь не только я, но и все старые привычки.

Нет, это не желание докопаться до сути, в Управе этим занимаются совсем другие отделы. Это поиск. Своего рода охота за новыми ощущениями.

Правда, охотник из меня не ахти какой, но когда случай подворачивается, не могу удержаться. А тут все прямо-таки вопиет: лови меня.

— Я согласен.

— Ну вот видишь, — пожал плечами мод. — Все просто.

Знакомая какая фразочка. Где-то я ее уже слышал.

Ленсман вопросительно взглянул на меня, словно сомневаясь в добровольности сделанного выбора. А поскольку знал он об этом отставном викинге явно больше меня, тем самым давал лишний повод задуматься и возможность передумать.

— Вы подтверждаете свое желание...

— Да, офицер, — кивнул я, зашнуровывая ботинки.

Глоток новых впечатлений — именно то, чего мне сейчас катастрофически недостает. Да и вообще, неплохо что-нибудь проглотить уже. А кормить он обещал так что...

Белобрысый Эриксен только вздохнул, открывая замок решетки, и пригласил:

— Пройдемте.

* * *

В кабинет судмедэксперта мод с нами не пошел, поэтому ленсман получил шикарный шанс сгладить все возникшие углы и не преминул им воспользоваться.

— Понимаете, герр Моэн хоть и давно уже перебрался в наши края, все никак не отвыкнет... э... командовать. И живет на отшибе. Жил бы в городе, наверное, со временем...

Лепеча все это и массу других поверхностных подробностей о чужой жизни, Эриксен подвинул к краю стола какую-то многофункционалку, в которой медицинский сканер был скрещен с чем-то вроде принтера.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Закатайте рукав. Да, и положите руку вот сюда. Спасибо.

Силовая манжета обхватила запястье, и стало как-то неуютно.

— Это не больно, — заверил ленсман, возясь с настройками.

Не обманул. Но ощущать, как в запястье с двух сторон навстречу друг другу входят полые иглы печатающей головки, было весьма странно. Очень знакомо и одновременно очень обидно, что все происходит вне твоей воли и контроля.

С другой стороны, с анестетиками последнего поколения не нужно ждать окончания их действия: разрезали, зашили, и гуляй на все четыре стороны с ясной головой и бодрым телом. Предыдущие версии рубили либо сознание, либо чувствительность намертво, до полного, так сказать удовлетворения.

— Это будет временное удостоверение, с поражением в правах. Вы сможете появляться в общественных местах только с сопровождающим из числа граждан, обладающих стандартным набором прав. В него встроен упрощенный сканер, который будет следить за состоянием вашей идентификационной матрицы. Как только все придет в норму, вы получите об этом извещение и сможете оформить новое удостоверение взамен испорченного... Готово!

Тиски воздуха отпустили мое запястье, позволяя, наконец, разглядеть новое приобретение.

Что ж, изящная штучка. К разработке явно привлекали дизайнера-абстракциониста, иначе был бы простой браслет, а не две разомкнутые половинки, полностью повторяющие рельеф, но не прилегающие к коже, а словно бы парящие над ней на высоте в миллиметр или даже меньше. Розовые, как бока Пигги-Шмыгги.

— Ой, простите, пожалуйста, простите! — заскулил ленсман, узрев дело своих корявых рук. — Как я мог не досмотреть... Это целиком и полностью моя вина! Последний раз оформляли удостоверение на малышку Юлле, а она так просила цветное...

Во всем происходящем отчетливо ощущалась строгая логическая связь. Или как сказал бы истово верующий, воля Провидения. Я же переживал из-за брелка? Переживал. Ну вот, обзавелся другим. И даже не таким уродливым, как прежний. Единственное отличие состоит в том, что теперь я к нему прикреплен, а не он ко мне.

— Мне так жаль, так жаль...

— А мне нравится.

Глаза Эриксена округлились еще больше, а зря. Если бы проблем с идентификацией не возникло, он давно бы узнал официальное место моей работы и перестал удивляться. Потому что наверняка смотрел пару-тройку эпизодов нескончаемого сериала, идущего по Ченнел-Эм, в красках рассказывающего о буднях нашей Управы. Помнится, "Господина Советника" запустили практически сразу же, как вообще возникла вся служба, в целях популяризации вообще и психологической адаптации населения в частности. С тех пор он и пыхтит потихоньку, веселя зрителей. Или, по крайней мере, примиряя их с мыслью о том, что все советники — странные. А некоторые страннее других.

— Не волнуйтесь, офицер. Это же не пожизненно.

Ленсман сглотнул, осторожно кивая. Видимо, на фоне своих предыдущих промашек вполне допускал еще какой-нибудь казус, и не только с цветом браслета.

— Мне право, очень жаль.

Вот ведь как расстроился... Захотелось даже утешительно похлопать его по плечу.

— Будут еще какие-нибудь напутствия?

— О... Э... А! Если вы посчитаете, что герр Моэн позволяет себе быть чрезмерно... В любой момент можете вернуться. То есть, попросить его вернуть вас обратно. Да.

— Понял. Спасибо, офицер.

Куртку я накинул на плечи уже перед самым выходом. Хотя, мог не бояться замерзнуть, потому что машину мод подогнал к самому крыльцу. Так, что случайный нечаянный наблюдатель вообще вряд ли мог бы увидеть, что происходит у входной двери.

Машина оказалась под стать хозяину. Особенная. Если грузовик, на котором меня везли из порта, был просто дополнен маневровым блоком в комплект к маршевому, то сейчас передо мной стоял, шелестя двигателем, гибрид старого образца, с колесной опорой. Такие уже давно вроде бы были сняты с производства, разве что делались на заказ для труднодоступных мест, куда никто не собирался прокладывать стационарные треки.

А в целом фургон выглядел скромно, если не аскетично. Ничего лишнего, даже шильдики производителя еле различались на общем фоне, создавая впечатление полного ноунейма.

— Залезай, — позвал мод из кабины.

Возможно, этот колесный старичок тоже был своего рода армейский отставник, особенно если судить по креслам, мягким ровно настолько, чтобы пассажир не отбил себе спину и задницу. Или отбил, но не сразу. Впрочем, мой наниматель профессионально растекся медузой даже по этому неудобью.

До трека мы ехали в полном молчании, и только когда фургон перешел на марш, мод спросил, правда, скорее, с утвердительной интонацией:

— Был за околицей?

Так мог бы сказать Гуннар и еще пара десятков человек, нашивки которых я видел лично. Именно околица, а не что-то другое. Значит, не просто военный, а широкого профиля. Возможно, экспедиционный корпус.

— Был.

— Долго?

На меня он не смотрел, разве что поглядывал изредка в мониторы приборной панели.

— До пяти не дотянул.

— Служил?

— Нет. Не сложилось со службой.

— А что так?

— Здоровье подвело.

Мод замолчал, но это было и к лучшему, потому что дорога спустилась с сопок к побережью, и от открывшегося вида у меня натурально захватило дух.

Тумана больше не было. Было небо и солнце, оба — сдержанные и чопорные по-северному, солировавшие над линией горизонта. А под ними лента дороги прыгала с островка на островок, огибая аккуратные дома и домики, то кучкующиеся, то совершенно одинокие, обрамленные черно-серым кружевом голых деревьев.

Издалека эти пряничные поселки казались совсем игрушечными, вблизи становились чуть больше похожими на правду, но слишком быстро уносились прочь, чтобы можно было в них поверить. А иногда дорога спускалась к самой воде, и можно было высунуть руку из окна и поймать брызги морского прибоя.

Если этой картине чего-то и не хватало для полного идеала, то только зелени. Должно быть, летом здесь совсем сказочно, но у предзимья свои законы, палитра скудная. Небо, вода, земля и камень. Много-много камней, крошечных и огромных. Правда, иногда на пути попадались сталь и стекло разного рода сооружений, напоминая, что время в здешних местах все-таки не останавливалось, а шло в темпе всего остального мира.

Описав дугу по берегам и между ними, мы снова свернули в сопки и начали нырять вверх-вниз, оставляя позади и море, и обитаемые территории. Поэтому внезапно объявившийся одинокий домик посреди голых полей казался едва ли не миражом. К тому же, в отличие от своих прибрежных родичей он не щеголял нарядными красками стен и крыши, а скорее старался слиться с окружающим пейзажем.

Фургон крякнул-вздрогнул, меняя опоры, и бодро свернул с трека, зашуршав шинами по узкой каменистой дороге. Плавность хода бесследно испарилась, но и к лучшему: легкая тряска помогла сбросить дремоту, накатившую от поездки по холмам.

У домика мод не стал останавливать машину, проехал дальше еще метров двести, поднимаясь на очередную сопку, только там затормозил и кивнул:

— Вот твоя неделя.

С первого взгляда я не понял совершенно ничего. Потом вспомнил, что речь шла о какой-то изгороди, и посмотрел в указанном направлении повнимательнее.

Ленты каменной кладки, обрамляющие куски то ли пахотной земли, то луговой, высотой по колено, шириной — чтоб примоститься можно было. Старые. Наверное, сложенные еще в незапамятные времена.

— Видишь, замшели совсем? Надо почистить и собрать, что отчистится. Щетки, мешки и прочую приблуду найдешь в подсобке. Фронт работ ясен?

— Да. Вполне.

— Теперь поехали, дом покажу.

Мы вернулись, остановившись как раз рядом с той самой подсобкой, которая, строго говоря, была почти тех же размеров, что и сам дом.

Внутри обнаружились крохотная прихожая, видимо, служащая исключительно тепловой завесой на пути уличного холода, и одна большая комната, в которой помещалось все сразу, начиная от кухни и заканчивая спальней, только санитарные удобства скрывались за скользящей перегородкой. И все же, здесь было куда просторнее, чем в моей каюте на станции. А еще внутрь пускали свет окна, пусть и маленькие, зато настоящие. Впрочем, хозяин все равно включил лампу сразу, как вошел, представляя мне мое временное жилище во всей его винтажной красе.

— Не смотри, что старина вокруг, этот дом еще многих переживет.

Пожалуй. Особенно если будет задействован круглый год, а не под особые случаи. Хотя, если учесть, что чистая посуда стоит рядом с мойкой, а не на кухонных полках, значит, с вечера, а может, и еще утром здесь кто-то присутствовал.

— Продукты найдешь сам. В шкафу есть кое-какая одежда, на первое время, — продолжил рассказывать мод, зачем-то обходя комнату по кругу.

В принципе, я и сам все видел. Немного огорчало лишь отсутствие главных признаков цивилизации — средств связи. Из электроники в наличии были только несколько бытовых приборов и часы, ритмично высвечивающие помимо всего прочего, месяц, число и день недели.

Ноябрь, восьмое. Как раз два дня до назначенной встречи.

— Темнеет рано. После трех на полях делать нечего.

А светлеет поздно. Итого рабочий день получается не слишком долгий, да если еще и с обеденным перерывом...

— Жилы рвать не заставляю, поможешь, чем сможешь, и ладно.

Какая-то удивительная благотворительность получается, вызывающая вопросы. Но если самого хозяина она устраивает, то меня и подавно.

— Отращиваешь?

— Что? А... Нет, так получилось.

Борода — это не мое. Не по возрасту, не по статусу, не по характеру. В качестве объекта ежедневной медитации, конечно, вариант заманчивый, но больше для эстетов, а рабочим лошадкам от большого количества волос одна маета.

— Бриться собираешься?

— Хотелось бы.

Мод кивнул, вынул руку из кармана и положил на стол что-то, напоминающее складной нож.

— Э...

Он носит ее с собой? Вот просто так и все время? Нетривиальная привычка, прямо скажем. Опасная, как и сама бритва.

— Боюсь, моих умений на это не хватит.

Да я даже не представляю, как действовать. У деда была такая, хранилась в красивом футляре, тщательно навощенная, но чтобы он скреб острым лезвием свой подбородок, наблюдать не приходилось. Конечно, в век развитой биохимии подобная ручная работа считается высшим шиком, только зачем рисковать, если к твоим услугам куча средств, ликвидирующих щетину легко, просто и на любой необходимый срок?

— Помочь?

Предложение прозвучало бесстрастно, как и полагалось, зато внутри моего сознания от него все взорвалось и разлетелось в стороны фейерверком. Яркими драконьими огнями.

Побочки внедрения динамического генома непредсказуемы, но число их довольно ограничено, по крайней мере, на сегодняшний день использования, поэтому "губка" встречается вполне себе часто. Степень погружения варьируется, это да. У меня случай средней тяжести, но неудобства может доставить очень даже по-взрослому.

Когда Вселенная суживается до одного-единственного клочка, который тебе вдруг втемяшилось впитать, и просто невозможно думать ни о чем другом, кроме манящей неизвестности, либо подчиняешься этой сиреньей песне, либо терпишь. Перетерпеть можно. Пробовал, в порядке тренировки и эксперимента. Но послевкусие безвозвратной потери, способное вызвать суровую депрессию...

Нет уж, лучше безбашенный прыжок в пропасть.

— Да, пожалуйста.

— Присядь тогда.

Он поставил чайник на плиту, потом кинул в большую миску полотенце, залил кипятком на пару минут, отжал и бросил мне:

— Грейся пока что.

Пока я послушно прижимал горячую ткань к щекам и подбородку, мод поправил лезвие бритвы и начал взбивать в фарфоровой чашке мыльную пену, священнодействуя помазком с торжественностью чайной церемонии.

Мыло оказалось душистым, с резким цветочно-травяным ароматом, от которого, вкупе с теплом и предвкушением чего-то замечательного, сознание окончательно поплыло, готовясь впитывать все возможные ощущения.

Отдавать себе отчет в происходящем в такие минуты — бессмысленно, потому что полной картины нет, только мозаика, искрящаяся и переливающаяся.

Мокрое полотенце в руках. Тычется в пальцы вафельными кромками. Остывает.

Мыльная пена. Невесомая. Плотная до такой степени, что воздуху не прорваться к коже самостоятельно. И пузырьки. Мелкие-мелкие, но отчетливо ощущается, как они лопаются, друг за другом. От чужого дыхания, с каждым движением бритвы меняющего ритм.

Над носиком чайника поднимается пар. Уже почти невидимый, но заставляющий плыть линии и очертания.

Поскрипывают половицы, когда мод коротко переступает с места на место.

Лезвие скользит то ли по коже, то ли в сотых долях миллиметра над ней, снимая клоки пены. Снизу вверх. Сверху вниз. По долинам и по взгорьям.

Они очень просты, эти ощущения. Возможно, даже не стоящие внимания и не имеющие ни малейшей ценности, но здесь и сейчас кроме них для меня ничего не существует. Пока стек не набьется таким барахлом под завязку. Только потом начинают возникать "почему" и "зачем". Например, с какой стати лезвие бритвы вдруг замерло, касаясь моей шеи, на долгие пять секунд.

Мысль о том, что меня нарочно привезли в эту глушь, чтобы убить, возникла лишь в порядке бреда. Слишком сложно, слишком заковыристо, есть пути проще и естественнее. Плюс оставляет вполне официальный след, потому что ленсман Эриксен выглядел кем угодно, но только не продажным полицейским. Значит, проблема с другой стороны. С той, где у самых корней русо-рыжих волос надо лбом выступили крохотные капельки пота.