Шанталь, или Корона против

Леон поежился, запахнул пальто, купил свежий выпуск газеты, который ему вручил мальчишка на площади, и направился в кофейню. Пока откроется министерство, у него есть время выпить чашку кофе и позавтракать.

Департамент министерства иностранных дел, в ведении которого находились страны восточного побережья Южного моря, занимал роскошное здание, эдакий кусочек курорта, неги и роскоши среди деловой сосредоточенности города.

Леон взбежал по белокаменным ступеням, был узнан охранником и пропущен внутрь. Из вестибюля, наполненного щебетом птиц и журчанием фонтанов, он попал во внутренний двор с застекленной крышей. Покосился на портрет возлежащей на кушетке пышногрудой красавицы. Заметил в углу на столике не убранный слугами пустой бокал. Какая работа!? Решительно, это здание было создано для приемов, балов и разврата.

Второй этаж, налево, третья дверь. Два года прошло, а будто вчера был здесь. Время не летит, оно несется штормовой волной, сминая и опрокидывая, и только счастливчики могут оседлать ее, остальные барахтаются в мутности жизни. Права матушка. Пришла пора жениться. Приятно будет знать, что не был смыт, как рисунок на песке, а оставил после себя живые следы: сына и дочку.

— Леон, какими судьбами?

Из-за стола ему навстречу поднялся Шонраж.

Шон, Шонни, Малыш, выпускник академии и просто хороший человек. Они не были знакомы близко — Шонраж выпустился тремя года раньше, но обучение под одной крышей, сон на лекциях у одних и тех же преподавателей, давали право на панибратство.

— И тебе не хворать, Шон.

Они обнялись, поборолись, помяли друг другу ребра, посмеялись и, наконец, расселись по стульям.

Со времени их последней встречи Шон сохранил и тонкую фигуру, и легкость движений, и шикарную шевелюру жгуче-черных волнистых волос. Он отрастил изящную бородку, которая удивительно ему шла. Лишь во взгляде появилось новое и тяжелое, растворившее юношеские наивность и простоту.

Шон был роланцем лишь наполовину. Его мать, красавица из богатой, но не знатной фраканской семьи, прельстилась горячими словами лоранского аристократа, выйдя за него замуж. По приезду в Роланию слова-обещания растаяли, точно туман после восхода солнца, а на большее у аристократа не хватило духа. Семья чужестранку-простолюдинку не приняла. Приданое закончилось быстро, и муж, испугавшись призрака нищеты, быстро охладел к жене, бросив женщину с ребенком на руках.

Тем временем во Фракании было неспокойно, революция рушила жизнь, проливая море крови, перемешивая слои населения, точно песок на пляже, нижних кидая вверх, верхних опуская на самое дно. Возвращаться было некуда, и мать Шонража осталась в Лорании. Здесь они жили на подачки родных мужа, которых едва хватало, чтобы снимать жилье и не умереть с голода.

Когда Шонраж подрос, талантливого и симпатичного мальчика заметили, удостоив стипендии городского правления, открывшей перед ним двери лучшей гимназии города. Учителя прочили ему блестящее будущее, и когда Фракания отмылась от кровавых пятен расправ, и стало возможным вернуться на родину матери, они решили остаться в империи.

А затем Шонраж поступил в святое святых — Императорскую академию, давшую стране многих блестящих полководцев, политиков и финансистов. За заслуги в учебе он, единственный на курсе, был удостоен Звезды Отечества. И выпускной Шон проводил, будучи уже зачисленным в департамент министерства иностранных дел. В совершенстве владея фраканским и лоранским, не было ничего удивительным в том, что он выбрал департамент своей второй родины.

Предательство отца, как ни странно, не озлобило Шонража. Когда они познакомились, Леон, будучи замкнутым от природы, был ошеломлен взрывным буйством, энтузиазмом и фонтаном чистого юмора, под именем Шонраж. Он был первым в учебе, первым на вечеринках и первым идейным вдохновителем шуток и пакостей, учиняемых над преподавателями и студентами. А чего стоило абсолютное лидерство в любовных победах?

Но, к удивлению многих, на свое полное совершеннолетие в двадцать один год Шонраж отказался от фамилии отца, взяв фамилию матери. А как он спускал с лестницы отца, пришедшего поздравить сына со звездой, Леон видел сам. И слышал непривычно злое: "Поздно спохватились, батюшка. Сын не нужен был? А теперь ты ему сам не сдался". Тогда они здорово напились, до беспамятства.

Шонраж, поставив ладони домиком, изучал его внимательным взглядом, потом встрепенулся. Вышел из кабинета, вернувшись с бутылкой в руках.

— У меня тут бутылка "Солнечного ветра" завалялась, не изволишь?

Леон изволил бы, да еще и с удовольствием, но часы показывали девять утра.

— Совсем офраканился, — укоризненно заметил он, — с утра вино лакать.

— Ну прости, — примирительно поднял ладонь Шон, — хотел проверить, ты ко мне просто так или по серьезному делу.

Бутылку он не убрал, оставив темное стекло искушающе сигналить солнечным зайчиком в левый глаз. Леон посмотрел-посмотрел на это безобразие — вспомнилась ночь в дороге, вторая подряд, — и махнул рукой на принципы:

— Наливай.

Шонраж вскинул брови, но говорить ничего не стал, достал два чистых бокала из шкафа, ловко открыл бутылку штопором, маскирующимся под нож для бумаги, и разлил рубиновую жидкость.

— А я, брат, женюсь, — объявил Леон, залпом опрокидывая в себя бокал.

Шонраж сделал глоток, задумчиво покрутил бокал в руке и поставил на стол.

— Если тебе оседлали Даргмейры, прости, при всем моем уважении, я не настолько пал, чтобы устраивать убийство хорошенькой женщины, пусть она и сын бездны во плоти. Впрочем, я знаю парочку не столь принципиальных ребят.

— Спасибо, брат, но я не настолько отчаялся, чтобы просить тебя об этом. А ребята есть и у меня самого

— Значит, дело не в Роалине?

Леон поморщился. Последнее время имя этой женщины вызывало у него привкус плесени во рту.

— Частично, — признался он, — и ты прав, я сглупил, связавшись с Роалиной, но женюсь на другой. Средняя Ковенберхов, Шанталь

— Шанталь, — наморщив лоб, вспоминал Шон, — фея воздуха, чьи волосы, точно нити янтаря, кожа нежнее персика, а глаза — расплавленный шоколад. Прекрасная девушка. Огранить — будет тебе настоящий бриллиант. Поздравляю с отличным выбором, друг.

Леон слушал, не совсем улавливая смысл. Фея... надо же. Кожа — персик... Самая обычная, здоровая кожа. Волосы — янтарь... Нет, Шанталь не рыжая. Волосы у нее каштановые, на солнце вспыхивающие золотом. Глаза темно-коричневые, но можно и с шоколадом сравнить.

Надо бы взять на вооружение эти фраканские штучки, решил он, не зря от них женщины млеют. А что касается огранки, этим он займется в первую очередь, чтобы сидеть не могла, не то что бегать.

— Но я все еще не улавливаю суть дела.

"Если он сейчас отпустит шутку со свечой, в морду дам", — подумал Леон, протягивая пустой бокал. Разговор под алкоголь шел легче.

— У нас возникли некоторые, эм, разногласия, и в данный момент моя невеста направляется во Фраканию с предметом, который принадлежит мне.

Брови Шонража взлетели вверх, рука дрогнула, и пара капель вина упала мимо бокала на стол.

— Ты удивляешь меня уже дважды за утро, — пробормотал он. По глазам было видно, что дело его заинтересовало. И сейчас он просчитывал варианты, строя и отметая десятки предположений.

— Положим, теперь понятно, почему я, — забормотал Шон, пригубливая вино, — Фракания. Сейчас там тепло. Тюльпаны, маки, первая клубника. В этом сезоне, говорят, в моде возмутительно короткие, по щиколотку юбки.

Леон начал тихо звереть. Какая в бездну клубника?! Но друга было уже не остановить. Знаменитое фраканское красноречие, чтоб его.

— Но зачем я? Если только... — он остро взглянул на Леона. — Дело в том, что именно она у тебя взяла? Насколько я знаю, есть только одна вещь, которую ты таскаешь с собой еще со студенческих времен — дневник. Не думаю, что ты записываешь туда своих женщин или иные компроматы, как например, слабость к красным чулкам.

Леон ощутил, как краснеет. Сдались им эти чулки, которые Лили однажды ради шутки засунула ему в карман, а он их вытащил на лекции вместе с носовым платком на глазах у преподавателя и целой аудитории студентов.

— Нет там никаких женских имен, — пробурчал, прикрывая бокалом смущение.

— Выходит, угадал, — широко улыбнулся Шонраж, и Леон ругнулся про себя — попался на простейшую провокацию. Впрочем, с кем он тягается? Шонраж не ловит тупых заговорщиков, не сажает недовольных его величеством, его работа тоньше и сложнее — он курирует шпионов во Фракании и ловит фраканских здесь. И если Леон хочет помощи — придется рассказать все, как есть.

— В курсе лишь трое, будешь четвертым, — он поставил бокал на стол, заметив, как мгновенно посерьезнел друг, так же отставляя вино. — Ты слышал о деле картежников?

— Я в курсе твоего успеха. Бедняга Краус. Такое фиаско карьеры. Он ведь метил в министры финансов?

— Он много куда метил. Проблема в одном, Краус слишком амбициозен и слишком прям для роли главаря.

— Трижды, — отсалютовал бокалом Шон, но пить не стал, — ты идешь на рекорд, мой друг. И кого подозреваешь в роли вдохновителя?

— Всех перебрали, Рольдэр уже стар, ВанРоглов проредили еще прошлый раз. Жан-Жуар исчез, надеюсь, убит. А молодых эти дубины слушать бы не стали.

— Намекаешь на воздействие извне?

— Именно на него и намекаю, — вздохнул Леон, — только беда — осторожны сволочи, так осторожны, что всех следов, точно птица нагадила.

Шон понимающе улыбнулся.

— И ты решил ловить на живца...

Глава пятая

На живца... Шон зрел в корень. В таком тонком деле, как заговоры, когда начинаешь шарахаться от собственной тени, когда страх мешает мыслить здраво, и ты балансируешь между притяжением властью, деньгами и собственной жизнью, игра должна быть тонкой. Вот оторвал Леон ящерице хвост, а она взяла и вырастила новый, в два раза толще и длиннее. А как до головы добраться? Только приманить.

— И что же такое жирное ты решил им предложить?

Леон взял в руки бокал, покачал, раздумывая, потом окончательно решился.

— У генерала ВанБосдха в последнее время разыгралось воображение, и за разговорами молодых офицеров ему чудится бунт. Как, по-моему, там лишь вино, да жажда подражать фраканцам. В первую очередь, их способности всегда и везде волочиться за женскими юбками, а уже потом повторяя лозунги свободы и братства. Знаешь, как это бывает. Красивые женщины, море, пляжи, и, кажется, проверни у нас революцию, и будет так же: вечное лето, не заканчивающееся вино и доступные женщины.

— Молодость — время глупых надежд и иллюзий, но за это мы ее и ценим, — тонко улыбнулся Шонраж.

— Вот-вот и мне заранее жаль этих глупцов, но их слушают не только товарищи, но и солдаты, которые никогда не были во Фракании, зато точно хотят пить вино и любить женщин.

— Значит, ВанБосдх решил подключить к этому делу тебя... Странно, что старик доверил тебе свой курятник.

— Его сильно попросили об этом, как и о том, чтобы дать мне возможность лично отправлять сообщения из расположения части, не прибегая к услугам шифровальщика.

— Подмышки святого Гранда, ты заполучил шифровальные коды?

От сильного волнения Шонраж взъерошил волосы, мигом растеряв щегольской лоск. Он подался вперед, поедая глазами Леона, став удивительно похожим на себя, лет эдак семь назад в студенческую бытность.

— Но, скажи на милость, как тебе это удалось?

— Родственные связи, — пожал плечами Леон, и Шон понятливо кивнул. Хорошо иметь в родственниках императора. Можно обойтись без лишней волокиты и быть крайне убедительным с упрямцем-генералом. Впрочем, Леон умолчал о том, что коды подлежат скорой замене. Буквально через десять дней шифровальщики воинских частей получат новые, созданные по совершенно иному принципу. И у него есть десять дней, лишь десять дней, чтобы вытащить крупную рыбу из мутной воды.

— Дай подумать, — Шон остановил открывшего было рот Леона, — коды ты записал в дневник. Умно...

— Дневник и есть журнал кодов, — подтвердил Леон, — а для правдоподобности, на него наложил защиту сам Чернобородый.

— Магистр еще не отошел от дел? Впрочем, ради своего крестника он, конечно, вышел из затвора. Что же... дело ясное. Хотя приманка так себе... По мне, так слишком нарочита, но твоя невеста? Ты уверен, ей это не повредит?

Леон раздраженно щелкнул пальцами. Он и сам хотел бы все отменить, а самозваную приманку проучить как следует, но, увы, машина слухов уже начала свой бег. Три дня назад на посольском приеме во дворце он демонстрировал всем желающим защиту дневника, отшучиваясь от вопросов о скрытых в нем тайнах. А потом нужные люди шепнули, кому следует, что именно прячет начальник СЗИБа, и куда он вскоре должен отправиться. А отправится он, как обычно, без охраны — личный помощник не в счет.

— Смотри, — Леон достал из кармана пиджака сложенную вчетверо газету, раскрыл нужную страницу, повернул к Шону.

Тот быстро просмотрел заголовок статьи "Сегодня знаменитый чудотворец прибывает с гастролями в Лоранию", хмыкнул, потом недовольно проговорил:

— Прям целый чудотворец и по твою душу?

— Не сам, конечно, кто-то из его учеников, но еще три дня назад эта знаменитость и не собиралась к нам. А вчера, мне доложили, взломали лабораторию магистра. После последовавшего взрыва и пожара мало что осталось, но взломщик ушел живым. Уверен не один, а со слепком поставленной на дневник защиты.

— Допустим, — побарабанил пальцами по столу Шон, — я готов поверить, из уважения к тебе, что дневник оказался у девушки случайно, но что дальше?

— Да ничего ей не грозит, — дернул уголком губы Леон, прекрасно понимая причину недовольства друга. Он и сам чувствовал себя неуютно, но что мог поделать? Попросить парней Шона стукнуть её по голове и спрятать? Не хотелось бы начинать семейные отношения с такого. Или выкрасть дневник? Но без разрыва связи с печатью — это бессмысленно. К тому же, он не виноват, что она влезла в операцию! А на нее столько усилий потрачено. Нет, пусть все идет, как должно.

— Я уже отправил рапорт об отпуске в связи с помолвкой. Кстати, можешь дать объявление в "Вестник посольства"? Текст я набросал.

Шон, все еще хмурясь, забрал у него лист бумаги.

— Дело, конечно, твое, мои ребята встретят девушку, присмотрят и с магом помогут, но издалека, если не хочешь, чтобы мы их вспугнули. И ты уверен, оно того стоит?

Леон пожал плечами. Уверенность в их деле — губительна. Лучше всегда переоценивать противника, чем наоборот.

— Шон, они не душегубы. Если до этого работали филигранно, то и сейчас не станут мараться. Шанталь ничего не грозит. Подбери ей болтливого мага, и, готов биться об заклад, дневник украдут в тот же день. Она и не заметит ничего. Твоим ребятам надо будет обеспечить ей прикрытие лишь на сутки, потом я её заберу.

— Ну хорошо, — сдался Шонраж, — свяжусь со своими, вот только одна загвоздка, — и он выразительно замолчал.

— Что еще? — раздражаясь, спросил Леон. Физиономия друга сделалась такой... выразительной.