'Казённые' переглянулись. Бабуин видел, как они дернулись, порываясь, по-привычке, что-то отметить, пометить, записать в блокноты. Но — сдержались.
— Колян говорит про таких, как он, что они — сразу возносятся. Греха не знают. В грехе живут, а он с них — как с гуся вода. Он, конечно, не совсем так говорил. Что-то про 'колесо перерождений' гутарил, это уже я подгоняю под господствующую православную идеологию.
— Веру, — автоматически поправил майор, проглотив 'господствующую'.
— Вопросы 'веры' затрагивать не будем, — тоном голоса полковника заявил Бабуин, — иначе совсем потеряем последовательность. Так вот! Почему вас заинтересовал конкретно тот день? Уже несколько часов несу полную ахинею, а вы терпеливо слушаете, будто вам заняться больше нечем, и в стране больше нет угроз госбезопасности, кроме уже закрытого на замок Бабуина. Как всё получилось, я — проикал. Говорю же — в земледелке был, с Пустобрюхом философией занимались. Выхожу в цех — толпа рты разевает. Все семь человек. Восьмой разинувший рот — я. Если бы вам не стуканули — и вы бы рты разинули. Я ведь как смекнул — металл только засыпают в печь, кой он приготовиться, даже на горячую печь! Земли — нет, формовать негде — отливки должны остыть, надо их выбить, убрать, землю собрать, тогда только формовать следующую партию. Куча времени! Выхожу — льют! У меня челюсть сапоги и подтёрла! Бегу! Как же! Ладно, хрен с ним, с металлом! Подумаешь, несколько сотен кило чугуна прогреть на полторы тыщи! Бывает! Не бывает? А — вдруг? А формы? Формовать же надо! А все — стоят. И я хрен знает — чем занимаюсь, хрен знает где! И вот и я — встал. Колян льёт почти белый чугун прямо в воздух. Металл ослепляет, жжёт, растекается по воздуху в форме ограды. Сразу — полированный. Я уже был в таком похудении, мгновенном, что удивиться такой мелочи просто не мог. Подумаешь — полированный! Он же, щука, прямо в воздухе принимал нужную форму! Гля!
Бабуин хлопнул своей огромной лапой по столу.
— Дибилы! Миллионы дибилов! Как муравьи — возимся, возимся! Формовочная модель, смесь песчаная, всё это — выбей, от песка — отчисть! В воздух, гля, льёт! Форма заполнилась, Володя её клещами в сторонку оттащил, остывать, а сам — стоит, горит, терпит. Морда — красная от жара чугуна. Всё что ниже шапки, брови и щетина — сгорели. Ресниц нет, голыми зенками — хлоп-хлоп, боится хоть что-то упустить. Как же! Что-то новое — в литье! И без него? У него потом вся морда облезла. В больнице лежал — ожог роговицы глаза. Очкариком стал. Настоящим интелем. В литейку не вернулся. Завод к тому времени уже встал — некуда возвращаться. Металлургов ведь много не надо. А Володя — гордый. Хотя по виду — ботан-ботаном, по отцу — богоизбранный пройдоха. Надо было пошустрить, посуетиться, кого-то подвинуть. Как в курятнике — подвинь ближнего, обгадь нижнего. А он — не петух. Не мог так. Не подставил, не подлизал. С больницы вышел — сокращён. Говорят, в религию подался. К этим, к чёрнохалатным. Ну, а что? Великому, да — Первому, Каифе Первопрестольному, да Первоапостольному, как раз монастыри пушки лили. Те самые, агрессивные и коварные, что вероломно, под Полтавой обидели свеев. Да так отлили, что до сих пор — Царица Полей! Такие вот, молельщики. Пост у них такой. Пушки лить. И колокола. Володя — сможет! С малиновым звоном — сможет.
Бабуин усмехнулся:
— Вот и всё. Ничего же необычного. Просто мы выполнили план. Никакого чуда. Обычное, волшебное слово — 'надо'! Умри, но сделай! Роди! Прояви чудо! Вот оно и проявилось. Чудо. Обыкновенное чудо. Бывает же! А то! Потому и — обыкновенное это чудо.
Майор прочистил горло:
— Свидетели утверждают, что именно вы в тот день были заливщиком.
— Я? — удивился Бабуин, — Да я на ногах не стоял! Меня самого, с ковшом вместе, краном возить надо было. Я бы струёй из собственного краника в ведро не попал бы, кто мне металл доверит лить-то? Ты знаешь какое у наших отношение к металлу? Нет? Вот и не говори глупостей! Металл в ковше — бог! Сколько труда положено! Его подготовили, печи сложили, плавку провели верно, в нужный момент — налили, ковш — подготовили. Каждый момент — сотни способов обгадиться и всё обгадить. Но, все дружно, как тот скрипач — сыграли на одной струне, металл в ковше! И дать Бабуину? Тому, что '33 несчастья'? Которого в тот день чуть печью не задавило? Угробить такие усилия стольких людей? Это к холодному металлу на шихтовом дворе отношение, что к щебёнке. А в ковше — сумма усилий и душевных вложений всех! Порвут, нахер! В вагранку головой вниз опустят, и — поминай, как звали! И никто не найдёт, не узнает, что Бабуин увековечен в ограде земской больницы, как медный всадник. Как чугунный обезьян. То-то! Усёк? Вот и не повторяй глупостей! Кто-то где-то неверно запомнил или записал. Да! Не спорю, ошибку — допускаю. Даже могу логику ошибки проследить. Лил человек, которого привёл именно я, Бабуин. Меня-то каждая собака знает, а кто Колян? Ни имени его не знают, ни до, ни после его не видели. Для них он — 'тот, с Бабуином'. Как великий завоеватель Аттила — лишь чья-то присказка — 'тот, с Иртиля!' Ну, не раскололи дикие латины никого из пленных, не узнали имени, фамилии, звания, номера части, паролей, явок, кода доступа к банковской карте. Только и смогли идентифицировать, что Потрясатель Империи, Вечный Ужас — родом с Волги. Или такой же случай 'с тем, из Назарета'. Вот и тут, с Коляном. 'Ну, тот, с Бабуином'! А кто — не суть. Прошёл мимо — нет его. Он был — в моё одет, привёл его я. Ну, похож, внешне. Наверное. Только я — страшный, как обезьяна, а он — правильный, щука!
И опять хлопнул по столу ладонью.
— Правильный! Весь такой из себя — правильный! Не воруй, гля, не пей, гля! Святой, гля! А как баб коснулось — гля-а-а! Ибериец-террорист! Упасть-невстать! Икать-колотить!
Глава 3.
Истина где-то между...
Бабуин, впервые, встал, стал расхаживать вдоль стены, потирая руки друг о друга.
— Это немого уведёт нас от последовательности, но, блин! Вся эта история, по большому счёту — об этом. Не начав затрагивать эту тему — не рассказать... вообще ничего! Собственно, я вам и приводил, даже с излишними подробностями, свою личную жизнь. И не для того, чтобы похвастаться. Или — вызвать омерзение. Убрать то, что категория 18+? Убрать пошлость? Убрать то, что осуждается моралью — и ничего не останется от истории. Несвязанный бред. Откуда, куда, кому и за что? Присунул. Или — не присунул. Что вызывает проблем обычно даже больше. Ну, так и должно быть. Как выяснилось. Куда уж до максимальной последовательности? Ну, тут детей, вроде бы нет. А к своим отчетам детей вы сами не подпускайте. Так что эти мрачные и матерные сказки — для взрослых.
Александр Сергеевич — сел, тяжело опёрся на стол локтями.
— Последовательность. Без баб всё одно не обойтись, но сначала — подводка. И выяснение невыяснимого. Очевидного невероятного. Последовательность, говоришь? Хэ! Так вот! На завод мы больше не вернулись. Это к завершению предыдущей последовательности. Володя меня в тот день, точнее, в то утро, отпустил на 3 дня. Металл и кокс всё одно же весь выработали. Пока его привезут! До субботы — точняк. А там, с понедельника я — во 2-ю и в 3-ю. А я вам уже довёл, как мы работали, если не в первую смену попадали. И там уже, к тому дню, как пришла снова моя смена — отпуск без содержания. На время смены руководства. Потом — ещё. И — ещё. Доктор сказал — в морг, значит — в морг! Так и умер завод, как дед Максим, да и хрен бы с ним!
Бабуин махнул рукой.
— Следующая последовательность. С красной строки, заглавной буквы. Отношения. Отношение моё к Коляну кардинально поменялось.
Бабуин гоготнул:
— Ещё бы! Мало того, что классные клинки имеет: нож — супер, так ведь — меч — вообще немыслимый! Нумезматика какая-то баснословная, да ещё и фокусы чудесные выкидывает, да так просто... Так просто, обыденно так и незамысловато... Как два пальца об асфальт! Естественно, у меня возник вопрос...
— А ты хто? — Бабуин вцепился в куртку своего спутника, тщетно пытаясь сфокусировать свой взгляд на лице собеседника.
— Колян я, Колян, успокойся. Ты пугаешь людей. Мамочки сонных детей вон куда-то ведут, спешат. А ты — шумишь.
— Не, ты мне тут дурку-то не лепи! Ты понял, что я спросил! Ты, вообще, кто? Ты — человек? — Бабуин дёргал куртку, от чего его качало так, что, не держи его Колян — упал бы.
— Я? Я такой же, как и ты, — Колян пожал плечами, — Человек. Пошли!
— Как же! Такой же! — Бабуин вырывался из захвата Коляна.
— Дома поговорим. Обещаю — ничего я от тебя не скрою, — пытался убедить Колян.
Но Бабуин уже настолько 'мерцал', настолько ограниченно воспринимал окружающее, что слова до него уже просто не могли пробиться. Он уже погрузился почти полностью внутрь своих коротящих от перегрузки и от выпитого извилин, грозящих с минуту на минуту уйти на профилактическое ТО с перезагрузкой в спящем режиме. Вот в результате очередного такого короткого замыкания, когда сигнал с одной логической цепи побежал не по адресу по другой логической цепи, стал вопрос:
— Ты — ангел? Или ты — демон?
— Наверное — нет. Я ведь даже не знаю, что это 'ангел', 'демон'. Уж если бы я был кем-то из них, я бы, наверное, знал бы. Ты так не думаешь?
Но Бабуин уже никак не думал. Он был в особом состоянии сознания, для него, впрочем — не особый, а очень даже обыденный — мертвецки пьян. И хотя его ноги, заплетаясь, шли к дому, в голове его уже никого не было. Потому совсем не понятно было, откуда взялся этот вопрос:
— Ты — бог?
— Я? — Колян пожал плечами, ведь значение этого слова он знал, — Я такой же, как и ты. Человек. Пошли!
— Я — бог? — удивился Бабуин.
— Такой же, как и все прочие люди, — отмахнулся Колян, устав от уговоров, взвалил Бабуина на плечо и понёс.
Даша почти не среагировала на их появление. Сидела всё также — на углу дивана, всё так же — зажав мягкую игрушку под мышкой, смотря в светящийся экран планшета. Лишь буркнула:
— Могла бы догадаться! Ужрались!
Колян повёл плечами, когда сгрузил бессознательного Бабуина, который даже в таком состоянии не забыл пнуть дворового кота, что надеялся улизнуть из дома, с 'места преступления', прямо у их ног:
— Напраслину наводишь, Дарья Александровна, — осудил Колян слова хозяйки дома.
Девочка зыркнула на Коляна, проверяя — 'этот — тоже — того?'
— Отец твой притомился от непосильной работы.
— Знаю я эту 'работу'. Борьба с водкой. Кто — кого. Бутылка — победила.
— А ведь мы ограду лили. Говорят, вокруг земской больницы её возведут. За ночь всю отлили.
Даша перевернула планшет. Смотрит недоверчиво.
— Вы, что, правда? Работали?
— А я тебе о чём? Видишь, даже вымыться не могли. Сил не хватило. Потому в постель его не кладу. Вздремнёт малость — отмоется, поест, основательно выспится. Мастер... старший... старейшина... Володя, одним словом, его на три дня освободил от работ.
— Правда? Ух, ты! И вы всю ночь прямо работали? Как в кино про комсомольцев?
— Где? Про кого? — переспросил Колян. Но, не дождавшись ответа, вышел. Уже со двора спрашивает: — Дара, а кто такие — ангел, демон?
— Ну-у! — девочка наморщила лоб, вытянув губы. Потом ей пришла 'хорошая идея' и она схватилась обратно за планшет, — Алиса! Ангел!
— Он не ангел! — пьяно проворчал Бабуин, — Он — бог! Или — чёрт!
— А какая разница? — пожала плечами девочка.
В это время пластмассовая пластинка механическим голосом ответила:
— По вашему запросу найдено...
Дарья спрыгнула с дивана — бежать к Коляну, забыв, что планшет 'стоит на зарядке', провод натянулся, сыграл упруго, но зажим контактного гнезда оказался крепче захвата рук девочки, вырвав говорливую пластину из детских рук. Ничем не удерживаемый планшет грохнулся об пол, взорвавшись шрапнелью осколков. И взрывом девичьего горя.
В дверях стоял один богатырь, с голым торсом, мокрый, с огромным мечом в руках, посреди комнаты стоял другой, весь в грязи от севшей на пот пережжённой пыли и сажи, раздувая в ярости ноздри, сжимая кулаки в жажде рвать и ломать. Но, врагов — не было. Была лишь убитая горем девочка, оплакивающая неживую говорящую пластмассу.
— Фу-ух, гля! — простонал Бабуин, оседая на пол, — Напугала-то! Стоило кричать! Какая-то цыганская подделка!
— Ты даже цыганскую не купишь! — огрызнулась Дарья.
— Сломалась твоя говорящая шкатулка со сказками? — вкрадчиво спросил Колян.
— Да, Кузя! — язвительно скривилась девочка, — Шкатулка со сказками!
— Стоило слёзы лить! — тоже отмахнулся богатырь, пряча меч... почти в рукаве. Просто в воздухе у рукава, — Бездушная игрушка.
— И что? — вскочила Даша, — Бездушная! Толку от душевности? Все — душевные? И где все? Вон, у Соседа — нет души! И он — рядом! А я — всегда одна!
И она свалилась на диван, зажав своего плюшевого медвежонка и пропитывая его слезами.
Два мужских лба столкнулись над обломками пластика.
— Это можно исправить? — тихо спросил Колян.
— Чинайское, цыганское, не чиниться. Да тут — не починить. В хлам! Новый надо покупать!
— Это — продаётся? Где найти купца, ведущего торг такими диковинками?
— Купца? — переспросил Бабуин, — Цыган-то? Да я хрен его знает! Они как-то сами приходят, пристают. Купи чё-нить ненужное.
Колян выпрямился, схватил джинсовку Бабуина с пола и крепко её встряхнул, выколачивая пыль.
— Ты куда? — спросили его сразу оба.
— Искать этих с дороги.
— Каких — 'с дороги'?
— Цыган. С дороги.
Слёзы Даши высохли.
— А у тебя деньги есть? — спросила она, — А сколько? А тебе не жалко? Цыганские, конечно, дешевле. Но там — лотерея. Два из трёх — сразу умирают.
Колян резко остановился:
— Нам плохого не надо! Не нищаи, чай! Достаток — имеем! Руки есть — сработаем!
— Да! — поддержал Бабуин и попытался встать, но безуспешно — плюхнулся, перекатился на спину. Потому салютовал с пола. Потом он матюкнулся, — Задок-то прижми! И монеты свои не свети никуда! Дай я отойду малёк, пойдём калымить. Есть заказ подходящий. Гараж сварить. Материал уже на месте, вдвоём — быстро управимся. Дашунь, ты потерпишь без говорилки пару дней?
— Пару дней? — задумалась девочка.
— Хороший возьмём. Корейский, — уговаривал отец.
— Ладно! — согласилась девочка, милостиво махнув рукой, — Так и быть, потерплю. А ты мне сказки расскажешь?
— Сказки — это к нему! — отмахнулся в сторону Коляна Бабуин, — Это он у нас — бог, маг, Асяляй-Масяляй и факир, от слова 'фак'!
И пополз на коленях к дивану прямо по объекту девичьих слёз, хрустя осколками планшета. Он так и уснул — голова и грудь на диване, ноги — на полу. На коленях.
— А ты много сказок знаешь? — требовательно смотрела на упирающегося в потолок затылком гостя.
— Сказки? — чесал затылок Колян, — Не думаю, что я хороший сказитель.
— А какие сказки ты знаешь? — девочку очень непросто было сбить с толку.
— Никакие, — честно ответил Колян.
— Фу, какой ты скучный! Ну, хоть какие-то интересные истории ты знаешь?
