Величайший диктатор

— Французы пока что имели дело только с немцами, поэтому держались молодцами. Но сегодня им придется отведать русского свинца. Наш воздушный бой — это ведь практически рукопашная, аэропланы сходятся ближе, чем пехотинцы на поле. А рукопашной с русскими мусью никогда не выдерживали, мигом покажут спину! Так что привет им от Кутузова. Ну, я им припомню, как в войну за нашими штыками отсиживались. Даже стрелять не придется, сами сожгут движки, удирая...

Юный храбрец ещё долго гонял бы воображаемых французов, но тут был отдан приказ разойтись по машинам. Лопасти винтов начали молотить воздух, затем растворились в прозрачных кругах. Один за другим аэропланы разбегались по полю и, отрываясь от земли, уходили ввысь. Естественно, этот процесс самым тщательным образом фотографировался. Наконец, ушла в небо последняя машина, и нам осталось только ждать. Я пока стал приводить карикатурную речь "Ноздрева" в более-менее пристойный вид.

Через несколько минут в небе показалась черная точка. Не решились ли французы нанести ответный удар по нашему аэродрому? Из противоаэропланных средств я видел только пару пятилинейных сдвоенных "Браунингов"... Но когда аэроплан подлетел ближе, мы увидели, что это один из наших.

— Один? Всех остальных сбили?! — потрясенно закричал стоявший рядом репортер "Правдивого разговора", слабо разбиравшийся в военном деле. Ему объяснили, что после взлета у аэроплана иногда начинает барахлить двигатель, и приходится возвращаться назад.

Вновь потянулось время. Мы бродили, курили, обсуждали войну, но как-то без энтузиазма. Строили догадки, чем можно будет расплачиваться на французской территории — франками, марками или какими-то особыми оккупационными деньгами. Наконец, кто-то крикнул: "Летят"! Все уставились в небо. Действительно, к нам приближалась группа аэропланов. Теперь это точно французы! Наших аэропланов вылетело двадцать четыре, один вернулся, то есть осталось двадцать три, а этих десять. Репортеры запаниковали и бросились искать укрытие, но офицер из наземной службы глухим голосом произнес: "Это наши".

Действительно, это были наши. Из двадцати трех аэропланов возвращалось десять. Машины стали приземляться, и мы увидели пулевые отверстия на их обшивке. Последним садился истребитель, буквально изрешеченный французскими пулями. Было непонятно, как он ещё держится в воздухе. Сквозь покрытое паутиной трещин стекло мы видели бледное лицо пилота — вероятно, он был ранен. Увы, стоило шасси коснуться полосы, как аэроплан стал разваливаться на части, накренился, задел винтом землю и через мгновение превратился в груду пылающих обломков.

Мы стояли, как громом пораженные, не решаясь подойти к выжившим пилотам. Я стал искать среди уцелевших аэропланов машину "Ноздрева" — на её фюзеляже был нарисован здоровенный бородатый мужик, поднимающий на вилы маленького толстяка в треуголке. Но на бортах не было ничего, кроме стандартных опознавательных знаков и следов от пуль. Война разом как-то поскучнела, и про неё уже ничего не хотелось писать.

Но написать все же пришлось. Каждый из нас отправил в свою газету статью следующего содержания: русские летчики отважно прикрывали в небе немецких боевых товарищей, крепя и без того нерушимую дружбу наших великих империй. Прикрываемые бомбардировщики удачно отбомбились, разрушив множество РЛУ и аэродромов, а наши бравые истребители в это время сбили четырнадцать атакующих французов. Тем же удалось только легко повредить два русских аэроплана и ранить одного пилота. Эскадрон готовиться к новым битвам, настроение воинов приподнятое.

На следующий день нас отправили освещать подвиги 2-й кавалерийской. Германская армия наступала...

Наверное, даже если посвятить этому делу целую жизнь, и тогда не успеешь перечитать все книги, посвященные франко-германской войне. А уж разобраться в точности, как все было на самом деле — задача и вовсе непосильная. Бланшар пишет, что войну выиграл он самолично, но если читать мемуары Отлока, то там вообще никакого Бланшара не упоминается — все сделал Отлок. Но все это, по большому счету, мелочи, и общее представление о ходе войны из современной литературы вполне можно получить — если не считать одного момента: участия в кампании российских сил. Иностранные авторы попросту не считают этот вопрос сколь-либо важным, ведь одна российская дивизия теряется на фоне массы германских и французских войск. У нас же эта тема до самого недавнего времени по идеологическим причинам не поднималась вовсе. Те немногие исследования, которые все же смогли выйти в свет, совершенно несерьезны. Так, в наиболее известной среди простой публики книжке Гарбуза описывается бредовая картина "казачей лавы" на лихих скакунах. Между тем, во всей 2-й кавалерийской, как я уже говорил, не было ни одной лошади. Когда Гарбузу указали на этот момент, он не моргнув глазом ответил, что казаки, простодушные дети природы, с недоверием относились к технике, и при первой возможности бросили свои машины, пересев на отобранных у бельгийских крестьян(!) лошадей. В общем, история 2-й кавалерийской ещё ждет своего исследователя, я же постараюсь описать те события, которым лично был свидетелем.

Итак, после печально закончившейся для нас воздушной битвы, всех репортеров спешно погрузили на автобусы и отправили подальше от злополучного аэродрома. Настроение у нас было подавленное, но при этом никто не воспринимал произошедешее как нечто большее, чем трагическую случайность. Мысль об общем проигрыше воздушной войны в тот момент ещё казалась нелепой, ведь соотношение сил, как мы думали, было целиком в пользу немцев. Конечно, рассуждая подобным образом мы не могли не задаваться вопросом: почему же наши летчики понесли столь тяжелые потери? Многие пришли к выводу, что немецкое командование бросило русских в самое пекло, возможно, даже использовало в роли подсадной утки. Другие винили во всем дурное качество наших аэропланов. Впрочем, по мере того, как мы приближались к французской границе, темы разговоров стали меняться на более приятные: от французских наземных войск никто не ждал повторения тех сюрпризов, что преподнесли их воздушные силы. В самом деле, нехватку истребителей можно отчасти компенсировать за счет учебных аэропланов, но не двинут же они против немцев тракторы вместо танков?

Российская дивизия входила в 4-й корпус генерала Байерлейна, а тот, в свою очередь, в германскую Южную армию. В соответствии со своим названием, эта армия должна была вторгнуться во Францию на южном участке границы и двигаться на Перревилль, главный город нового промышленного района. Эта задача считалась немецким командованием второстепенной, и выделенные на её выполнение войска значительно уступали Северной армии, предназначенной для взятия Парижа. Немцы были уверены, что после падения столицы французское сопротивление немедленно прекратится. К тому же, такое направление главного удара якобы позволяло не гоняться за подвижными французскими частями по всей стране, а навязать им сражение, от которого они не смогут уклониться. Из-за отсутствия мобилизации длинные "рукава" наступления германских ударных дивизий не было возможности подпереть пехотными массами. При более сильном противнике это создало бы угрозу отсекающих фланговых ударов, но французские части, как тогда считалось, обладают ничтожными ударными способностями из-за крайней слабости своих танков и артиллерии. Правда, ключевое место германского плана, то есть, собственно, взятие Парижа, грозило известными трудностями. Опыт Второй греко-турецкой войны показал, что хорошо закрепившись в городе, даже ополченцы с пистолет-митральерами, ручными гранатами и прочим оружием ближнего боя представляют на тесных улицах смертельную опасность для танков и бронепехоты. Чтобы решить эту проблему, немцы сформировали особый артиллерийский корпус, куда включили множество тяжелых и сверхтяжелых орудий, оставшихся с прошлой войны.

Таковы были немецкие планы. Если низкая оценка французской армии, в целом, вполне простительна, то расстановка целей говорит о преступной слепоте германского командования. В действительности, Жаннере придавал весьма малое значение Парижу, и огромное — Юго-Восточному промышленному району. Угроза разрушения столицы, с помощью которой немцы собирались сломить дух французского руководства, нисколько не заботила президента. Он сам ещё до войны решил снести большую часть старого Парижа, чтобы воздвигнуть на его месте город будущего, и уже успел значительно продвинуться в этом деле. Германские орудия лишь оказывали ему услугу. Напротив, Юго-Восточный промышленный район являлся любимым творением Жаннере, которое тот был полон решимости защищать до последнего. В чисто военном плане Юго-Восток также играл более важную роль, чем Париж, благодаря своей мощнейшей промышленности, сырьевым хранилищам и "Городам Молодежи", население которых можно было мобилизовать едва ли не в полном составе. И вот, для захвата этого стратегического региона немцы выделяют второсортные войска! Увы, в их число они включили и нашу 2-ю кавалерийскую дивизию.

В тот момент, конечно, мне ничего не было известно о германских планах. Даже российское командование немцы, как оказалось, не удосужились о них проинформировать, требуя от наших войск лишь бездумного выполнения текущих приказов Байерлейна. Командиры германских частей имели куда большую свободу действий — правда, они и шли впереди нас. Когда наш репортерский отряд нагнал 2-ю кавалерийскую, только ещё вступившую на вражескую землю, немцы уже вовсю громили французские заслоны.

На границе не было никаких укреплений (немцы не собирались обороняться, а французам запрещалось их строить), а пограничные столбы повалили в самом начале наступления (с этого символического акта начинает свой поход любой завоеватель — правда, бывает, что через некоторое время к границе выходит рассерженный хозяин столбов и ставит их снова, но уже на новом месте). Впрочем, французы обозначили границу своих владений другим, более действенным способом. Отличное шоссе внезапно превращалось в непроходимое каменное месиво, словно кто-то прошелся по асфальту гигантской бороной. Вряд ли даже танк смог бы тут двигаться. Наш автобус свернул и медленно пополз по вспаханной земле, время от времени останавливаясь, чтобы дать остыть двигателю.

— Дураки! — выругался сидящий рядом со мной журналист "Нескучной газеты", — Немцев это все равно не остановит, а им тут потом жить. Черт, так мы до конца войны будем здесь ползти. Надо радировать, чтобы за нами выслали вездеходы.

— Ну, это вряд ли.

Время от времени нас обгоняли армейские грузовики, лучше приспособленные для движения по бездорожью, но взять автобус на буксир никто не соглашался. И вдруг асфальтовая каша кончилась, вновь пошло гладкое шоссе. Очень приятная перемена, ведь от тряски многим уже стало плохо. Вскоре мы увидели, почему этот участок уцелел: дорогу загораживал изрешеченный пулями трактор, к которому был прицеплен механизм для разрушения асфальта.

— Видать, его немец с воздуха подловил, пока тот шоссе крушил. Эх, надо было все аэропланы на это пустить, а не гоняться за РЛУ. Сейчас бы ехали с ветерком...

Езды с ветерком не получилось, дальше дорога вновь была испорчена. Я с удивлением смотрел на расстрелянный трактор — обычная гражданская машина веселого желтого цвета. И мертвый водитель не в военном мундире, а в синей форменной куртке министерства строительства. Партизан?..

Лишь затемно мы доползли до городка, где стояла 2-я кавалерийская. К счастью, в этот раз о нашем ночлеге позаботились заранее, выделив здание местной школы. Совершенно разбитый, я кое-как добрел туда, повалился на матрац и мгновенно уснул.

Будь моя воля, я проспал бы, наверное, до полудня, если не дольше. Но в армии встают рано — как только рассвело, в школьный гимнастический зал, где мы устроились на ночлег, вошел офицер и гаркнул так, что и мертвые мигом поднялись бы из могил и построились в двойную шеренгу. Правда, вместо "Рота, подъем!" ему пришлось выразиться штатским манером: "Господа репортеры, подъем!". Господа репортеры от неожиданности так и подскочили.

— Сейчас одеваемся, умываемся, завтракаем, а потом вас примет его превосходительство! — сообщил офицер.

По счастью, процесс умывания не был связан с какими-либо трудностями, водопровод работал несмотря на войну. Правда, в два туалета выстроились длинные очереди — едва ли архитектор, проектировавший здание школы, мог представить, что одним прекрасным утром умывальниками захочет воспользоваться целая толпа российских журналистов. Торопиться было некуда, и я решил осмотреть учебные кабинеты. Сперва на глаза не попадалось ничего интересного — обычная школа, разве что обставлена странной угловатой мебелью, да на стенах вместо портретов государя-императора висят фотографии Жаннере. Удивляло только обилие всяких приборов. Какие-то электрические счетчики, химические колбы, микроскопы, инструменты для препарирования несчастных лягушек, даже кинопроектор — богатый набор для маленького провинциального городка. Библиотека была заперта, и узнать, чему учат французских детей не удалось. Зато в кабинете директора меня ждала любопытная находка. Там имелся вделанный в стену небольшой сейф. Он, правда, был расчитан скорее на любопытных детишек, чем на серьезного взрослого грабителя, поэтому кто-то, побывавший в кабинете до меня, без труда взломал простенький замок. Оставалось только надеяться, что это был немец, а не один из наших. В любом случае, лежавшие в сейфе школьные документы не заинтересовали мародера, и он просто разбросал их по полу. Мое внимание привлек толстый журнал, скорее даже целая книга в синей обложке, на которой красовалась эмблема "министерства физического развития". Гимнастику преподает отдельное ведомство? Я пролистал несколько страниц. "Отчет о курсе занятий Љ6/2"... "Меры в отношении уклоняющихся от физического развития"... "Распределение по группам по итогам Второго Этапа (соображения медицинской службы прилагаются)"... "Индекс здоровья учащихся (CF074)"... Я ничего не понимал, а разбираться было некогда. Откуда у них такое серьезное отношение к второстепенному предмету? Жаннере в детстве мечтал стать гимнастом? Вряд ли... Я раскрыл журнал сразу на середине. Какие-то таблицы... Ага, слева имена учеников, сверху виды упражнений, на пересечении — результаты. Подтягивание на перекладине... Отжимания... Прыжки в длину... Бег... Бег с грузом 13,4 кг... Бег вдвоем с грузом 25,7кг... Перенос вдвоем груза 65кг... Да что за черт?! Дневной переход по лесистой местности... Трехдневный переход по лесистой местности... Установка палатки Љ38 на скорость... Ориентирование на местности... Оказание первой помощи... Рытье продолговатых углублений... Гребля на надувной лодке... Бесшумная ходьба... Бег с короткими остановками способом Љ4... Групповой бег с короткими остановками способом Љ5... Спортивная стрельба... Вождение мотоцикла... Вождение автомобиля... Радиодело... Работа со служебной собакой... Краска-шар...

— Что же вы? — раздался голос у меня за спиной, — Ведь завтрак пропустите!