9. Стеклянный мир

Слова все же прозвучали. Я знал, что нам было не обойти этот разговор.

Последнее, что сейчас нужно Аринди — этнический конфликт. Да, Тхаэ Ле Ри немного. На Побережье. Но Острова — уже большой регион. Ничуть не сомневаюсь, что беды людские от Нэттэйджа далеки — он опасался, что слухи о притеснении островной крови поднимут полукровок. А полукровка на Побережье каждый второй, начиная с самого Нэттэйджа. Тхаэ Ле Ри и островные полукровки — небо и земля, полукровки создали Ньен и, судя по названию, причастны к созданию Нэртэс, они — реальная сила, и с каждым годом их становится все больше.

Было неприятно осознавать, что этот невыразительный серый человечек с вежливой улыбкой держит мою родину за горло. И чуть более неприятно — что участь удавки уготована мне.

— Аринди сейчас в сложном положении. Потеря территории — потеря престижа. Показать слабость нам нельзя, — Нэттэйдж придвинулся, доверительно склоняясь ко мне: — Давайте заглянем правде в глаза. Острова — отстающий регион. Кто вливает туда деньги? Аринди. Кто защищает? Аринди. Кто строит предприятия, больницы, школы? Аринди. Аринди дает Островам автономность, закрывает глаза на провал ассимиляции и платит штрафы за мононациональность территории. С Островов за всю историю не вышло мало-мальски выдающегося мага, кроме вас и Лоэрина. У Островов нет ничего, даже собственной армии. Вас захватят мгновенно. Вы думаете, под Ньен или Нэртэс жизнь будет лучше?

Я прекратил кивать и открыл глаза:

— При чем здесь Нэртэс?

— Нэртэс... — Нэттэйдж кривовато улыбнулся и сплел пальцы. Я пообещал сам себе, что если услышу, что он планировал продавать нэртэсам острова, то внутренней службе придется остаться без главы. — С Нэртэс мы встречались издавна.

— И?

— Встречаться с Нэртэс запрещено, и потому на территории Аринди это делать было нельзя, и даже в Вальтоне слишком опасно...

— И вы встречались с ними на Островах, — обреченно продолжил я.

— Им понравились Острова. Там, где живут нэртэс, довольно уныло, — оправдательно всплеснул руками маг. — Да, были разные вещи, метрополия не идеальна, есть перегибы, однако...

— Нэттэйдж, — душевно спросил я. — Вы который год с Островами сообщение восстановить не можете?

Его лицо разом заострилось; и эмпатическое поле, дотоле совершенно спокойное, ощетинилось зазубренными гранями:

— У меня вполне конкретные предположения, что связь была прервана со стороны Островов. Три неконвенционных заклятия по трем островным столицам, светлый магистр. Тхаэ Ле Ри, кто останется в живых, принудительно выселяются на восточный предел и в Вальтону, Вальтона у нас пустует. И это не мои желания, это старые планы темной гильдии по умиротворению бунтующих территорий. Мы бы вас ассимилировали давно, только вы ж ничего не умеете... Лично мне Острова жаль, и то, что произошло во время войны, меня крайне печалит, но Аринди необходимо спокойствие. Вы — первый островной магистр. Припугните их, пообещайте Островам что-нибудь хорошее. Пусть сидят тихо.

Как вершитель судеб, я был катастрофой. Зато рядом были те, кто готов был дергать меня за ниточки.

— Вы же светлый магистр!

И поэтому я буду лгать людям?

— Они вас любят. Представьте: вы спасаете их от верной гибели, — тьма, стоящая за внешним человеческим обликом, теперь была видна ясно. Всего лишь еще одна марионетка темного источника. Я никогда не воевал с темным источником.

— Светлый магистр, — Нэттэйдж сел рядом, с беспокойством заглядывая мне в лицо. Я понял, что слишком глубоко ушел в свои мысли, и твердо ответил:

— Острова не причинят проблем. Я служу своей стране.

Нэттэйдж расплылся в умилительной улыбке. Он вполне знал, что эмпатам нравится положительный отклик. На него подсаживаешься. Пока я действую правильно, со мной будут вежливы и учтивы. Хороший хозяин не ломает хорошие полезные фишки.

— Давно хотел у вас спросить, Кэрэа Рейни. Если вы хотите избавиться от вашего заарна, возможно ли мне помочь?

Я улыбнулся в ответ и ласково ответил:

— Нельзя.

Если бы отказ вообще мог Нэттэйджа смутить.

— Просто мне его жаль, — как ни в чем не бывало пояснил он. — Зверюшка старается. Очевидно, что он у вас в немилости.

— С чего вы взяли?

Я просто дарю Матиасу свободу действовать так, как он считает нужным. Без контроля каждого шага и без чтения бессмысленных моралей. Ну не получается из человека светлый маг — так не в светлой магии счастье. Я был бы рад, если бы ко мне относились так же. Что я делаю неверно?

— Если темный магистр желает кого-то убить, то он берет и убивает. Если светлый магистр желает кого-то убить — то лишает своего внимания. Мне всегда представлялось, что светлый магистр — это центр вселенной для любого светлого. Маленькое солнце...

Почему темные учат меня жить? Ужасный вопрос.

Дверь распахнулась, и один из замов встал на пороге, выпалив прежде, чем на него обрушился начальственный гнев:

— Загорье и Северная коалиция в прямом эфире назвали друг друга Империей Зла!

— Уже? — я поднялся со своего места, и Нэттэйдж вскочил следом, полностью повторяя мои мысли:

— Это надо видеть!

На экранах творился полный беспредел. Один сигнал перебивал другой, разобраться в звуковом шуме с налету было практически невозможно, но конфликтующие стороны ухитрялись слышать друг друга и отвечать. Народу в главном зале значительно прибавилось: темные уже выбрали любимчиков, поделились на два лагеря и активно болели. Северная коалиция и Загорье встретились как два одиноких айсберга в океане, с первого взгляда поняли, что занимают одну экологическую нишу, и теперь пытались друг друга утопить.

И это все по прямой связи. Спасибо за радость и веселье, как говорится.

Если обратиться к разуму, воевать с Загорьем Северным не выгодно. Одно дело — конфликт со страшной темной гильдией, окопавшейся на крайне ограниченном со всех сторон полуострове, куда боевое заклинание не кинь — попадешь в темного мага. Никто врага не видел, но все знают, что он страшный. Другое — с огромной сильной страной, в которой полно обычных людей, чья гибель повиснет на Северных тяжелым грузом. Либо ты противостоишь Злу, либо воюешь ради шкурных интересов. Компромисса здесь не дано.

Хотя я бы посмотрел, как они влепятся лоб в лоб. Северные скажут, что противостоят Тьме, Загорье скажет, что спасает мир, и отпинает в ответ. Тьма и Свет заканчиваются, когда начинается политика. Впрочем, порой вместе с политикой Свет и Тьма только начинались.

— Эх, Загорье-Загорье, — Нэттэйдж навалился на ограждение, наблюдая за развитием событий затуманенным взглядом. — Помогать мы, конечно, будем Северным, но душа моя не с ними.

Эх. Даже у Загорья, оказывается, есть поклонники.

Как я и предполагал, Северные уже сдавали назад, высказавшись что-то про метафоры. Не связываться — самое умное, что они могли сделать. Сидят противники в торговой блокаде, и сиди они дальше. Хотя рано или поздно на срединные территории появились бы претенденты. Загорцы отхватили себе лучшие земли и семь светлых источников. Семь. У нас убивали и за меньшее.

Экраны погасли с громким щелчком. По рядам темных прошел разочарованный гул, но восстановившаяся связь показывала только помехи. Надеюсь, загорцы и северные не начали обмен неконвенционными заклятиями. Там с обеих сторон ла'эр, а ла'эр от мирного общения до боевой ярости разгоняются за секунды.

Белый шум усилился, назойливым жужжанием ввинчиваясь в уши, и я поспешил убраться наружу.

Стая чаек беспорядочно металась над морем. Прямо на моих глазах птицы сбились в плотный шар и посыпались в воду, смешиваясь с белой пеной. Фонари в саду не горели; я обернулся, убеждаясь, что окна особняков тоже черны, и обнаружил, что в городе под ногами не было видно ни огонька. Они уже легли спать? Разом?

Волны беспорядочно бились о берег. Небо стремительно темнело, словно на землю опускались сумерки; я пошатнулся, опираясь о старый тис и ощущая, как тело сотрясает дрожь. Земля шевелилась под ногами как живая, гул, низкий гул из глубины, отзывался внутри бессознательным ужасом. Древний инстинкт требовал бежать — прочь из домов, прочь от берега. Море дико ревело; весь мир кричал, надрывая голос...

Все успокоилось в единый миг.

Я отнял ладони от ушей, и осторожно зажег светлую печать размером с ладонь. Словно боясь проявить себя во тьме? А потом разозлился на себя и воззвал к светлому источнику, заставив сияние распространиться дальше. Гнетущая тяжесть отступила, и в городе, словно дождавшись сигнала, один за другим начали загораться огни.

Ничего страшного. Обычные перебои с энергией. Небольшие подвижки коры на Побережье не редкость. Вот Острова трясет постоянно, поэтому люди оттуда и бегут...

Кромки рваных туч подсветились фиолетовым, и глубокая кислотная трещина пересекла небо, отражаясь в застывшем океане. Дыхание перехватило; я схватился за ошейник, отодвигая его от горла, и ощущая, как глубинные слои искажения меняются, повинуясь движению чего-то огромного, и обреченно произнес:

— Первый прогон межпространственных врат.

Шаги за спиной стихли. Нэттэйдж достал блокнот, зашелестев страницами, прикусил кончик карандаша и черкнул пару строк:

— Маленькое землетрясение, ионизация воздуха, чудесные атмосферные явления. Спите спокойно, граждане Аринди, светлый магистр с нами и ничего страшного не происходит.

* * *

На следующее утро снова выпал снег. Тонкая белая корка покрыла гальку и полосу прибоя, смешиваясь с пеной и выброшенными на берег водорослями. Я ловил снежную крупу на ладонь и думал, что где-то над океаном сработало погодное проклятие. Их там много до сих пор носит.

Новые здания гильдии строились на скалах, чуть дальше Кипариса. Ростки домов закрывали большие серебряные купола, отчего холмы приобретали немного неземной вид. После обрушения Шэн темные заимели стойкую неприязнь к зданиям выше трех этажей, и потому новая гильдия уходила вглубь, протягивая туннели даже под морским дном. Хотя вряд ли была большая разница в том, окажешься ты во время катастрофы на сотом этаже или на минус сотом.

Башни в городах обычно строили мирринийке — потомки жителей мегаполисов старого материка. Ломать традиции им было нелегко.

— Для светлых мы выделили отдельный жилой блок, — Гвендолин шла рядом; торжественно и плавно, как и полагается верховной волшебнице всей темной гильдии. Когда не забывала; когда забывала — начинала чеканить шаг и смотреть вокруг так, как могло бы смотреть нацеленное боевое проклятие. Все-таки отдать ей такой масштабный проект было правильным решением. Создавать новый волшебный замок гильдии — есть ли занятие достойнее для высшего мага? Занятие увлекательнее и отбирающее большее количество времени?

Будущий волшебный замок гильдии разрастался под землей как опухоль. Внутри все было строго функционально — кроме парадных залов, куда темные все-таки впихнули красоту и разную мрачную мерзость. Слышать, что о вернувшихся позаботятся, было отрадно; пусть даже их не спасет ни отдельный этаж, ни другой конец страны. Мне иногда казалось, что темным невыносима сама мысль, что где-то существуют светлые.

— Ваши справятся?

— Настоящий темный должен воспитывать в себе стойкость, — безжалостно отозвалась она.

Если я что и выносил из таких суждений — настоящий темный всегда что-то кому-то должен. Как и настоящий светлый.

— Как поживает наш гость? Вы не тревожите его? Не мучаете разговорами, и свет в его комнате остается на комфортном неизменном уровне весь день?

Официально Джиллиан находился на карантине — а заодно инфоотдел исследовал проявления заразы, что подцепили охотники на иномирных тварей. Джиллиану, в отличие от товарищей, повезло больше. Я предполагал, что это оттого, что он был самым сильным магом в группе. Не в том смысле, что темная магия поднимает иммунитет — в том, что если сильный темный маг доживает до возраста Джиллиана, иммунитет у него по определению хороший.

Впрочем, Джиллиану о карантине не сказали. С ним не разговаривали ни о чем.

— О, светлая забота о ближнем, — Гвен очаровательно улыбнулась. — Мне это очень нравится.

— И если в итоге он сам захочет в итоге что-то рассказать... мне будет лестно, если инфоотдел проявит к этому интерес. Джиллиан — один из немногих выживших, кто был близок к группе Алина.

И единственный, с кем можно делать теперь все, что угодно.

— Вы привезли нам из путешествия источник информации, магистр? Это приятно.

То, что Гвендолин умеет улыбаться, в свое время стало открытием. Во второй раз это даже перестало пугать.

Мы шли вдоль берега. Чайки больше не кричали — чаек не осталось, но и землю больше не трясло. Отголоски применения неконвенционного заклинания утихли, и межпространственные врата были закрыты — с первого прогона не открывали, потому что даже у заарнов на первом испытании всегда что-то ломается.

Сегодня вероятность разрушения мира с пяти процентов подскочила до пятнадцати. И Гвендолин, и я прекрасно знали, что с этим вряд ли можно было что-то сделать.

— И все же, — от главы инфоотдела было сложно добиться определенного ответа; я ощущал, что беседа заканчивается, но решил попытать счастья. — Что обозначает цветок?

Эмоции волшебницы на мгновение отразили печаль, но чувство было неясным и мимолетным. Эмпатическое поле Гвендолин напоминало застывший кристалл кварца — раньше я вряд ли мог представить, что такое может принадлежать человеку.

— Первое растение, выращенное в подземной оранжерее. Скоро мы оборудуем подобные во всех убежищах.

То есть смысл все-таки есть. Удивительно, но это была первая новость, которая меня по-настоящему порадовала.

— А еще ирис — герб побережного города Ирис, который прикрывает границу с Ньен, города, где вы родились, — подхватил я. — Ирис — символ на вашем штандарте.

Она вновь улыбнулась; неуловимо, но довольно:

— Символы — это традиция темной гильдии.

Рисунки и личные печати высшие использовали для личной идентификации; но если печати — для работы, то рисунки они, по большему счету, просто любили. Даже Мэйшем значило "рябина"; говорили, что штандарт Шеннейра изображает стилизованную рябиновую гроздь, но я ее не замечал, сколько ни разглядывал.

— А почему на штандарте Миля клубок ниток?

— Миль, как обычно, был не в духе, — волшебница развернулась и пошла обратно; волны ударяли о берег на равном расстоянии от ее ног с размеренной точностью. — Когда его спросили про изображение, он швырнул в нас первое, что попалось под руку. Мы решили, что это знак.

Может, и знак — если первым под руку ему попались именно нитки. Хотя скорее всего нитками вымерялся каркас для новой печати.

Камера Джиллиана напоминала матовый куб с голыми светящимися стенами. Куб стоял в большом ангаре, и со внутренней стороны его черной плесенью покрывали печати и присосавшиеся проводами измерительные приборы. Чем дальше, тем более подозрительной казалась зараза, что за сутки убила шестерых сильных темных магов. Тела в лаборатории потрошили до сих пор, у прибывших из приграничья взяли пробы крови, а за Джиллианом просто наблюдали.