Странная страшная сказка или Николай Грозный

— Ну что же, — Степан Осипович пригладил бороду. — Крейсер найден комиссией в хорошем состоянии и вам, — он еще раз бросил взгляд на корабль, — господа офицеры надлежит скорейшим образом освоить его, с помощью представителей компании. Сейчас же мы отправимся в представительство для получения окончательно оформленных документов. Флаг поднимем завтра. А пока помощники проводят вас и матросиков на "Алмаз". Обживайтесь и осваивайтесь. С Богом, господа, приступайте. Господин Флинт, пойдемте, — он тоскливо вздохнул и повернулся к англичанину, — займемся бумагами.

Южная Африка, Колония Оранжевой реки, июнь 1901 г.

Несмотря на успех закончившихся в феврале действий против партизанских набегов отрядов буров, некоторая часть непримиримых все еще продолжала борьбу. Продолжала, несмотря на начавшиеся переговоры и на успехи английских войск, многократно превосходящих ослабленные потерями в боях и дезертирством силы буров. Поэтому прибывший на станцию Хейлброн главнокомандующий английскими войсками в Южной Африке генерал Китченер путешествовал по железной дороге в сопровождении бронепоезда, и не только его. Кроме десантной роты на бронепоезде, в составе было несколько вагонов, в которой разместилась еще одна рота, а еще пара открытых платформ с новомодными 'максимами' впереди и в хвосте поезда.

С учетом размещавшихся на самой станции гарнизона из двух рот Аргиллского хайлендерского полка и эскадрона улан сил было более чем достаточно, чтобы отбить нападение одного, а то и двух коммандо буров. Тем более, что последнее время их численность резко упала и редко какое коммандо насчитывало больше одной-двух сотен человек.

Главнокомандующего предупрежденный по телеграфу комендант, полковник Уилсон, встречал во всей красоте воинского церемониала — построенная ровными рядами рота аргиллских горцев и полуэскадрон улан, и даже небольшой импровизированный оркестр, играющий 'Правь, Британия'. Польщенный такой встречей и 'образцовым порядком' на позициях войск и на самой станции, обычно сдержанный генерал поздравил полковника и пообещал высокую награду. Ну, а поскольку времени до ночной темноты оставалось немного, а к тому же один из передовых дозоров видел в вельде подозрительных всадников, Китченер решил переночевать на станции, чтобы утром продолжить инспекторскую поездку по гарнизонам.

Ночь легла на равнины и лишь дежурные пикеты напряженно вглядывались в темноту, опасаясь внезапного появления буров. Но все было тихо примерно до четырех утра. В это предрассветное время, когда в сон неумолимо клонит стойких, рядом с несколькими пикетами раздался непонятный шорох. Часовые, утомленные борьбой о сонливостью, не успели среагировать, когда из ночной тьмы словно тени выскочили непонятные люди. Ловко пользуясь бебутами, они отправили незадачливых солдат в страну вечного сна. А потом несколько человек, пробравшись по спящей станции к путям, по-пластунски подползли к стоящему у вокзала бронепоезду.

Часовой, засмотревшись на звезды, не сразу заметил, что его напарник не возвращается от переднего вагона. А когда он все-таки сообразил, что что-то идет не так, рядом с легким шорохом возник некто, плавным движением скользнувший ему за спину и перерезавший горло привычным движением.

Чиркнула спичка и люди, возившиеся у рельсов, прямо под колесами блиндированных вагонов, снова исчезли в темноте. Огонек еще бежал по бикфордову шнуру, когда в одном из вагонов громко стукнула дверь и чей-то командный голос окликнул часового. Не получив ответа, офицер спрыгнул на землю и огляделся.

— Черт побери, капрал Бэрримор, — повернувшись к вагону, раздраженно заметил он спускавшемуся вслед за ним солдату. — Неужели нельзя навести порядок? Где эти олухи? Или они думают, что раз нас охраняют горцы, можно спокойно спать на посту? Им явно не хватает плетей... — и тут он увидел ползущий по фитилю огонек. — Черт возьми, что это, Бэрримор?

— Мина, сэр... похоже на мину! — только и успел крикнуть капрал, рванувшийся к увиденной искре. И в это мгновение огонь дополз до мины. Причем практически одновременно во всех заложенных зарядах. Громыхнуло так, что слышно было, наверное, миль на десять вокруг. Капрала и офицера ударной волной бросило на землю, что и спасло им жизнь. Потому, что во все стороны полетели обломки вагонов, а лежащие в вагоне снаряды и заряды рванули с не меньшим энтузиазмом и столь же оглушительным эффектом. Одновременно со взрывами со всех сторон раздалась стрельба. Заодно в окна построек и в вагоны штабного поезда полетели импровизированные динамитные гранаты.

Паники практически не было. Закаленные в боях горцы, схватив оружие выскакивали из домов и неслись к своим постам. Но подсвеченные огнем, охватившим вагоны и некоторые пристанционные строения, оказывались отличной мишенью для невидимых в темноте бурских снайперов. И падали, убитые или раненые. Беспорядочный огонь, открытый англичанами во все стороны, только демаскировал их. И к рассвету все было закончено. Стонали раненые, о к отрых некому было позаботиться. Догорал, потрескивая взрывающимися в огне патронами, бронепоезд. Дымили вагоны штабного состава. А на станции хозяйничали буры, забирая все, что может пригодится.

Около одного из вагонов остановился небольшой отрядик бурских всадников о во главе с одетым в гражданское, довольно элегантное когда-то, но сейчас потрепанное платье. Один из его спутников, одетый в английское хаки без погон, но с бантиком цветов флага Оранжевой республики, спешился и наклонился над лежащим у вагона телом.

— Он, — кивнул всадник. Говорил он на африкаанс. — Мне отмщение и аз воздам, сказал Господь... и вручил нам его жизнь, — перекрестившись, добавил он. — Где Петер Руски?

— Вон скачет, минхеер, — ответил еще один спутник

— Петер, — показал на лежащее тело всадник, — вы должны удостовериться. Это он — генерал Китченер собственной персоной.

Российская Империя, Кронштадт, июль 1901 г.

— Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят, — улыбаясь в усы, продекламировал Александр Михайлович. И тут же огляделся, не слышал-ли кто его детских стишат. Но на мостике царила рабочая атмосфера, усугубленная ответственностью — показать этим балтийским, что черноморцы тоже не лаптем щи хлебают. Да и сам князь отвлекся буквально на мгновение и, еще раз осмотревшись, скомандовал.

— Стоп машина!

'Ростислав', закованный в броню гигантский корабль в черноморской окраске, после остановки машин не застыл на месте, а увлекаемый инерцией, двинулся дальше. Постепенно замедляясь, он подошел к причалу. И встал, привязанный к земле.

'Без буксира, с первого раза, — самодовольно подумал Александр. — Ай да я! Ай да моя команда! Мастерство оно такое..., его ить не пропьешь, — вспомнил он слова старого боцмана. — Всех поощрить...' — подумал, рассмотрев оживление среди встречающих. И снова отвлекся, так как один из стоящих в приветственно настроенной толпе был несомненно Никки. Но Никки непохожий сам на себя.

Впрочем, отвлекаться снова стало некогда — церемониал встречи цепко затянул прибывших и встречающих в свой водоворот. И только вечером, оставшись наедине с Николаем, Александр опять удивился его новому облику — без бороды, с короткими, хотя и по-прежнему пышными усами.

— Никки, мне кажется, ты стал совсем непохож на себя, — заметил он.

— Только тебе? — как-то странно посмотрел на него царь.

— Не сказал бы, — усмехнулся Александр. — Английские и французские газеты тоже о сем пишут. Утверждают, что в тебе ожил дух Ивана Грозного, — он засмеялся, припомнив пикантную историю с провинциальной английской газетой, купленной мичманом Бахтиным во время захода в порт. О чем он тотчас и поведал Николаю. После чего разговор на некоторое время прервался, так как смеяться и одновременно вести серьезную беседу пока не получалось ни у кого.

— Васильевичем значит прозвали, — отсмеявшись, подвел итог император. — Вольно же им всякую рениксу (чепуху) придумывать. Что же их больше всего раззадорило, Сандро?

— Начиная от, как они пишут, зверского подавления обычных юношеских шалостей студентов, до арестов морских офицеров и Витте. Никки, а это действительно было...

— И ты, Сандро, — печально вздохнул Николай. — Мне мама' уже этим арестом Витте...

— Да меня больше моряки интересуют, — извиняющимся тоном заметил великий князь. — Понятно, что (Алексей) виноват. Но они...

— А они не только дядюшке не препятствовали, но и сами воровали. Нагло и не по чину. И теперь мы имеем... что имеем. Сам неплохо знаешь, насколько английские и японские корабли наши превосходят по скорости и водоизмещению. Англичане же с бурами пусть разбираются, а не Нас критикуют. Потерять главнокомандующего от атак партизан... даже Наполеону в России удалось избежать сего. А Витте... посмотри... — и государь увлек собеседника к одному из стоящих у стенки столов. На котором, как увидел, подойдя ближе Александр, лежала карта Ляодунского полуострова.

— Я бы его не тронул, кабы он только экономил, да слегка в свою пользу приворовывал. Но сей господин решил, что ему и Наши слова не в указ. Свою политику вел, тайно от меня. Видишь? — Николай показал на городок, носящий имя Дальний. — Здесь он решил порто-франко устроить. Сам решил. И уже восемнадцать миллионов в строительство сего парадиза вложил. Без Нашего разрешения! Два броненосца по цене — в городишко в котором ныне и тысячи человек обывателей нет! Порт-Артур же из-за недостатка средств до сих достроить не могут! А сей господин еще и выпуск банкнот преуменьшал, якобы для сохранения курса рубля! Это что — дурость или измена? Мы у французов деньги под проценты берем из-за нехватки, а у нас свои деньги выпущены всего на три пятых от возможного! И денег в казне нет! Император посмотрел на великого князя таким неожиданно гневным взглядом, что ни в чем не виноватый Александр вдруг почувствовал, как по спине промаршировала целая китайская армия мурашек.

— Случись же война и займи японцы сей неукрепленный городок? — Николай еще раз внимательно посмотрел на Александра и перевел взгляд на карту.

— Они же получат готовую базу армии и флота рядом с Порт-Артуром, — невольно вырвалось у Александра.

— Ты это видишь, Сандро. Я это вижу. А почему никто больше не видел? Или не хотели? Нет, пора мне туда самому наведаться и на месте разобраться со всем. А тебя временно исполняющим делами морского ведомства поставлю. Канцлера я уже подобрал, так что дела текущие есть кому оставить.

— Никки, ты забыл, что мне до первого адмиральского чина надо еще ценз до конца выплавать? 'Ростислава' же ты хочешь на усиление Тихоокеанской эскадры послать, как я помню?

— Да, конечно. А тебе подберем какой-нибудь корабль из остающихся. Что не так?

— Никки, если ты планируешь то, о чем мы говорили ранее, — Александр вытянулся по стойке 'смирно', — то моя честь не позволит мне покинуть мостик корабля, идущего на войну. Оставь пока эту должность себе, Дубасов с текущими делами справляется и тебе нетрудно будет и издали флотом управлять. А еще, Никки — ты куда планируешь прибывшего оттуда с эскадрой Чухнина переводить?

— Дубасов планировал его на училище. А что?

— Нет, это неправильно, Никки. Он хорошо обстановку тамошнюю знает и командующий хороший. Да и Владивостокским портом отлично управлял. А как корабли перегнал? Ведь хотели их в конце года отправлять, ты же неожиданно все переиграл. А он с неожиданностью справился. Нельзя таким человеком накануне войны разбрасываться.

— Раз так — пусть он Второй Тихоокеанской эскадрой и командует, несмотря на старшинство. Как подремонтируем корабли — так и пойдете. Пойдешь под его началом, С 'Ростиславом'. Но не вздумай мне погибнуть — накажу! — пошутил император. — Мне ты потом во главе флота нужен — за дядюшкой огрехи исправлять!

<

Российская Империя, под Курском, август-сентябрь 1901 г.

Пылили колеса, дымили кухни. На привале наигрывали гармошки, и веселые пехотинцы развлекались песнями, а самые неугомонные — и плясками, чтобы с утра вновь неторопливо топать в колоннах навстречу условному врагу.

Так начинались Большие Маневры под Курском. Их хотели организовать еще в августе тысяча девятисотого года, но восстание в Китае сорвало эти планы. Маневры перенесли вначале на девятьсот второй год, но потом Его Императорское Величество повелел провести их на год ранее (в текущей реальности — 1902 г). Все, кроме сроков, осталось без изменений.

Две армии — Московская, во главе с Великим Князем Сергеем Александровичем, командующим войсками Московского Военного округа и Южная, во главе с бывшим военным министром генерал-адъютантом Свиты Его Величества Куропаткиным, маршировали навстречу друг другу по убранным полям и дорогам в районе Курска. Главными посредниками был назначены наследник престола, Великий Князь Михаил и действующий военный министр Александр Федорович Редигер.

Куропаткин, командовавший южной армией в составе двух армейских, сводного корпуса и одной кавалерийской дивизии, имея по плану первоначально меньшие, чем у князя Сергея силы, отступал к Курску. Отступал, ведя арьергардные бои сводными отрядами, собранными из разных дивизий и даже полков. Московская армия, имевшая такие же силы, но уже собранные в один кулак, наступала по всем правилам уставов. За исключением участвующей в маневрах Финляндской стрелковой бригады. Она, обмундированная в неожиданные для русской армии мундиры цвета, напоминающего английское хаки, действовала исключительно стрелковыми цепями, идущими одна за другой 'волнами' (вместо поддержек в колоннах). Новое обмундирование делало стрелков — и офицеров и солдат, малозаметными на фоне не успевшей смениться осенней растительности. И посредники не раз были вынуждены констатировать, что она понесла меньшие потери, чем обороняющиеся и одержала победу.

Впрочем, несмотря на некоторые новшества, маневры проходили по какому-то совершенно устаревшему сценарию. Словно войска 'играли в войнушку' наполеоновской эпохи. Казаков разворачивали в одношереножную лаву, всадники занимались джигитовкой, пехота наступала густыми цепями под музыку и барабанный бой, батареи ставили на открытые позиции, где они стояли, 'выравненные, как на картинке'.

Это были действительно масштабные учения. Новинки, примененные во время маневров, состваили целый список: воздушные шары для наблюдения, полевые телефоны, полевые пулеметные роты.

Новый вид связи использовался интенсивно и сравнительно эффективно: всего было проложено тридцать верст телеграфных и двадцать верст телефонных линий, установлено девять телеграфных и одиннадцать телефонных станций. Кроме того, при штабах армий использовали несколько легковых 'моторов' и 'грузовозов' (грузовых автомобилей). Эксперимент с 'моторами' признали неудачным по причине ненадежности техники. Был сделан опыт, также не совсем удачный, по использованию дорожных паровозов для снабжения войск продовольствием. Шести и десятитонные паровые машины тянули за собой по три платформы соответственно по три и четыре тонны каждая. Русские дороги и особенно мосты оказались непригодными для таких тяжестей.