Ещё больше охлаждения внёс следующий момент. После того, как Горный Ветер разгромил колонию в Новой Англии, он привёз оттуда много документов на английском, и надо было переводить их на кечуа. И вот Заря, отложив домашнее хозяйство и лишь время от времени отрываясь на то, чтобы покормить грудью малышку, сидела и переводила данные ей книги. А поскольку Курица приходила неожиданно, то нередко видела такую картину — Уайн возится с ребёнком или готовит еду, а Заря сидит над какими-то бумагами и что-то пишет. Уайн казался ей жестоко униженным таким положением дел, а Заря, тратившая силы вместо хозяйства непонятно на что, её откровенно раздражала.. Зачем женщине столько времени проводить за пером и чернилами? Ну, написала письмо подруге, и ладно, а так каждый день сидеть за письменным столом... зачем?
Не могла же Заря рассказать, что и для кого переводит. Да и поняла она, что ей было просто плохо совсем без книг. Потребность в новом и интересном была для неё столь органична, как потребность в воде и пище. А значит, она бесстыдно "воровала" время у занятий хозяйством, если тратила его на книги. Впрочем, свекровь ещё не самое худшее, Курица поворчит и успокоится, а вот с родной матерью они ссорились периодически. Заря в самой глубине души так и не смогла простить матери, что она не дала ей тогда относить траур по Уайну, тем более что мать и теперь говорила, объясняя своё тогдашнее поведение: "Я была слишком рада тому, что у тебя с ним ничего не получилось, чтобы замечать твои страдания". Теперь же, когда Уайн взял её дочь фактически старой девой, то брезговать даже и таким зятем было как-то не с руки, но, тем не менее, Уайн не мог не чувствовать к себе пренебрежительного отношения с её стороны и платил той же монетой. Уака ведь по прежнему хотела видеть на месте Уайна другого человека — деятельного, активного, сделавшего карьеру. А Уайн ей казался неудачником, к тому же для неё был просто слишком спокойным и молчаливым. Ей хотелось бы зятя поразговорчивее, с таким было бы проще, а у молчуна пойми что на уме?
У молчаливости Уайна были, разумеется, вполне явные причины. Разумеется, ни Заря ни Уайн изначально не хотели рассказывать родным, где они были и что с ними было. Заря не говорила, что путешествовала куда-то дальше Тумбеса, а Уайн рассказал, что якобы на границах Тавантисуйю был захвачен в рабство, а потом его через много лет выкупили у работорговцев при смене хозяев. В Тумбесе они встретились с Зарёй, которая от него забеременела.
Пребывание в рабстве объясняло и шрамы Уайна, и его болезнь. В связи с болезнью Уайн был освобождён от физической работы, но это не означало отлучения от труда, в стране инков даже для ограниченно годных всегда находилось дело.
У Уайна было две причины, по которым он скрывал правду о своём прошлом. Во-первых, он всё-таки опасался, что к власти могут прийти враги или страна подвергнется оккупации, и тогда им может наступить крышка. А во-вторых, Уайн знал, что к работе у Инти многие его соотечественники отнесутся предубеждённо, так что представить дело так, будто он случайно попал в рабство и был выкуплен своими, а с Зарёй он встретился уже в Тумбесе, было много удобнее. Впрочем, для его родителей это было вроде не так уж важно. Сын есть сын, и они бы приняли бы его даже вернувшимся с лесоповала, как приняли своего непутёвого сына их соседи. А вот для матери Зари такой вовремя не выучившийся и не сделавший карьеру зять и выгнанная из обители дочь (хотя, книжка, разумеется, вскоре нашлась, и вернись Заря из Испании одна, она бы могла спокойно вернуться туда) были сами по себе чем-то бросовым. Ей казалось, что молодые должны были чувствовать всё время свою неполноценность в сравнении с "нормальными" людьми. И жить как бы извиняясь перед ней. А молодые супруги так, разумеется, не считали. Дело ещё усугублялось тем, что пока молодым не выдали квартиру, они дней десять были вынуждены были ютиться с матерью Зари, и за это время страсти успели накалиться очень сильно, и только тот факт, что к рождению малышки они успели получить небольшую отдельную хижину, как-то спас положение.
За то время, которое Заря и Уайн провели за пределами родного городка, много успело измениться. Носящими Льяуту было окончательно принято решение строить планеры и планерные катапульты, пусть бы летать на них могли бы одни подростки. Всё равно срочное донесение летело бы теперь из конца страны в конец не дни, а несколько часов. Но чтобы строить планеры и планерные катапульты, нужны были специальные мастерские, и одну из таких мастерских решили построить в Осушенном Болоте. Надо отметить, что мастерская в понимании тавантисуйцев была отнюдь не частным мелким заведением, где трудится кустарь-одиночка с парой учеников или подмастерьев. Нет, это было серьёзное предприятие, строительство которого должно было увеличить население городка сначала вдвое, а потом и втрое. Как и всякая серьёзная работа, это требовало строгого учёта и контроля, чтобы ничего из приходящих материалов не пропадало, да и сделанные детали тоже отправлялись дальше по назначению к местам сборки катапульт, а не терялись не пойми где. Уайн как, с одной стороны, непригодный к физической работе, а с другой — как человек, в чьей честности не приходилось сомневаться (на такую работу в Тавантисуйю, кстати, довольно часто отравляли ушедших по тем или иным причинам на покой людей Инти), занял должность учётчика, которых в такой большой мастерской требовалось двое. Лично для Уайна эта работа была удобна ещё и тем, что, сделав свою работу в приёмные дни, он был свободен во все остальные и мог ездить к Куско на учёбу. Можно было, конечно, вместо этого развести у себя в хозяйстве какую-нибудь мелкую живность, но Уайн предпочитал учиться. Впоследствии Уайн думал стать звездочётом. Кроме того, несмотря на нехватку жилья, как больной, он получил квартиру, правда, однокомнатную, в первую очередь.
Через год после их прибытия болезнь Уайна уснула окончательно, этому способствовал как горный воздух, так и мясной рацион, и после очередного осмотра лекарь сказал ему: "Ты можешь считать себя практически здоровым. Конечно, если ты попадёшь в такие условия, какие были в Великую Войну в осаждённом Кито, то болезнь может проснуться, но такое с тобой случится вряд ли". Так что Уайн с облегчением вздохнул, избавленный от призрака скорой смерти.
Однако беда пришла откуда не ждали. Вторым учётчиком, по сути напарником Уайна, был человек по имени Скользкий Угорь, и этот Угорь его сильно невзлюбил. Дело в том, что Угорь тоже нуждался в расширении жилплощади и боялся, что Уайн его в этом деле задвинет, и задумал подлое: подстроил потерю материалов, документы на которые оформлял Уайн, чтобы тот, будучи обвинённым в халатности, лишился своей должности и льготы на квартиру. Однако бывший службист тоже был не лыком шит и сумел доказать, что в пропаже виноват его напарник. Состоялся суд, где Уайн попытался доказать вину Угря, но всё же не убедил судью в его злонамеренности. С должности Угорь, однако, слетел и в очереди на жильё был сильно подвинут. Однако высылке и прочему он не подвергался, и теперь вынужден был быть разнорабочим. Конечно, он горел желанием отомстить Уайну, и однажды случай ему помог.
Будучи по делам в Куско, он зашёл пообедать в столовую при почтовой станции и случайно увидел, что Уайн сидит за столом с неким человеком, которого Угорь совершенно не знал. Незнакомец был одет как служащий средней руки. Незаметно сев за соседний столик, так, чтобы Уайн был к нему спиной, Угорь прислушался к их разговору:
— Ты мне вот что растолкуй, — говорил человек, — с одной стороны, все эти планеты и звёзды от наших дел далеки. Ну конечно, они важны для навигации, но успешно плавать можно и по той, и по другой модели, так что не в этом суть. А вопрос в том, что из-за этого христианские амаута так копья ломают? Мой опыт подсказывают — раз из-за этого жгут людей на кострах, значит, тут христианам видится какой-то подрыв устоев. Вот ты можешь хотя бы предположить, в чём он состоит?
— Сложно сказать. Вот была у христиан такая история однажды: некий христианский амаута открыл, что кровь в жилах обращается. Для наших лекарей это не секрет, но у них про это не знали. А это значит, что у мёртвого человека кровь из ран брызнуть не может. А это противоречило некоему их преданию, что мёртвого Христа ткнул копьём воин, и кровь из него брызнула, попутно поправив ему зрение, так как до того он был полуслепым.
— Да разве могут быть полуслепые воины? — спросил его собеседник.
— Да бред конечно. Но вот факт, что кровь только у живых из ран хлещет, им оказался столь не удобен, что несчастный амаута сгорел на костре. Чтобы его изобличить, католики и их противники вместе сотрудничали, вот до чего дошло.
— Да, занятно. А всё-таки чем новая модель небес так христианам неудобна?
— Тем, что старая ставила в центр Землю, а новая — Солнце. Земля же получается одной из планет, которые вокруг него вращается. То есть Солнце получается главнее Земли. Но если для потомков Солнца это не обидно, а вот для христиан это... это очень неудобно. Ведь если Земля не в центре, то бог, создавший Землю, может оказаться во вселенной не главным. Ведь у других планет могут быть и свои боги, и жить на них могут существа вроде людей. Вот их Церковь это очень смущает, боятся они...
— Чего? Что эти существа на Землю заявятся?
— Может и того. Ведь тому, кто привык быть жестоким с теми, кто слабее, привычно бояться, что кто-то может оказаться сильнее его. Но думаю, они скорее боятся за собственный авторитет. Во-первых, любое крупное открытие по нему бьёт, так как получается, что они такие умные, а такой важной вещи не знали. Ну а кроме того, для христианской догматики важно, чтобы все люди были от Адама и Евы, несли на себе последствия их греха. Иные, правда, полагают, что мы вот не совсем от Адама и Евы. Первые из этого делают вывод, что нас надо насильно окрестить, вторые — что нас можно не считать за людей и можно делать с нами всё, что им выгодно... Одно другого ничем не лучше. Да вообще практика оценивать истину с точки зрения полезности порочна сама по себе: если есть какая-то неприятная истина, то лучше её признать, другое дело, что нужно быть крайне осторожными с выводами из неё, — склонившись к собеседнику, Уайн зашептал. — Вот например, многие образованные люди полагают, что какой-то особенной крови Солнца не существует, в жилах Сынов Солнца течёт такая же кровь, что и у простых людей, но ведь не все же делают из этого противогосударственные выводы...
Человек тоже сказал полушёпотом:
— Тихо, сынок, я всё это знаю, но не стоит говорить об этом вслух здесь...
Угорь понял, что это его шанс: если он донесёт, что Уайн не верит в божественность крови Солнца, то плакала его учёба и карьера... Угорь написал в доносе: "Уайн в разговоре с неким неизвестным подвергал сомнению божественное происхождение сынов Солнца, возможно, он замешан в антигосударственном заговоре".
Заря была уже беременной во второй раз, когда на эту тему грянул скандал. После доноса Уайна ждало несколько суток ареста и суд, на котором Уайн отказывался назвать имя собеседника, но уверял, что ничего антигосударственного не говорил. Указывал он также и на то, что Угорь имеет к нему личные счёты. Но счёты счётами, а самого факта разговора никто не отменял, и дело могло принять очень скверный оборот... Пока на суд неожиданно не явился сам Инти и сказал:
— Я пришёл сюда, чтобы выступить как свидетель. Это со мной беседовал тогда Уайн.
После чего Инти добросовестно пересказал весь разговор, подчеркнув:
— Уайн всего лишь констатировал факт, что среди образованных людей есть те, кто не верит в божественность крови Солнца, но никак не выражал к этому факту своего отношения. В этом нет состава преступления. А уж о делах противогосударственных и речи не шло.
Разумеется, Уайна освободили, а желавшего его погубить лжедоносчика отправили и вовсе на золотые рудники. Перед отправкой он кричал в отчаянии: "Что за страна — стукач на стукаче и стукачом погоняет! Плюнешь в собаку — попадёшь в прислужника Инти!"
Забавно было слышать такое от человека, который сам дважды доносил и, собственно, сам заварил всю кашу, но потом Заря поняла, что всё не так уж и безобидно. Хотя Уайн не виноват, но как ни крути, были люди, для которых сам факт вскрывшейся принадлежности Уайна к людям Инти выглядел преступлением.
Родители Уайна вызывали их с Зарёй и устроили домашний суд. Сам факт работы на Инти их вроде бы не оскорблял, но то, что ради этого Уайн обманул родителей и заставил себя оплакивать, а потом и в самом деле чуть не сгинул на чужбине, ведь вернулся он оттуда больным, их возмущал. "Ну зачем всё это надо было?!" — причитала Курица. — "Для того ли я тебя растила?! Ты бы мог не заочно учиться, сейчас бы уже закончил". Уайн в ответ молчал, лишь сжимал ладонь Зари, тем самым показывая, что и она не должна говорить в ответ ничего. Он знал свою мать: мир для неё был всегда надёжен и прочен, она буквально помыслить себе не могла, что если бы не подвиг Уайна, их городок, да может даже и сам Куско лежали бы в руинах. Поэтому с её точки зрения думать нужно прежде всего о родных, потому что оно надёжнее на них опираться. А государство и его интересы... ну нужно честно выполнять свою работу, мужчине надо отдать ему долг в виде армии, а больше-то зачем?
Мать Зари Уака отреагировала на это ещё более бурно. Она говорила своей дочери: "Я чувствовала, что в нём есть что-то страшное. У него глаза человека, который способен убить". Заря в ответ тоже молчала. Насколько она знала, Уайн никого не убил, но, наверное, смог бы, в случае необходимости. Заря не видела в этом ничего дурного — но мать её смотрела на это почти так же, как Ветерок. Человек, хотя бы внутренне согласный убить кого-то не на войне был для неё как будто грязен. И НЕПОНЯТЕН.
Вообще Уака, строго говоря, понимала только себя, так как была на себе зациклена. Ей почти всё время казалось, что жизнь у неё тяжелее, чем у других — и даже после замужества она попрекала Зарю так же, как когда-то попрекала дочь-подростка: "Ты слишком удобно устроилась, тебе слишком легко живётся, ты горя не знаешь!". Подростком Заря и в самом деле порой испытывала чувство вины за своё "незнание горя", а теперь она только недоумённо пожимала плечами: ну даже если бы она и в самом деле не знала бы горя, разве любящая мать будет сожалеть о таком "упущении" в жизни своей дочери? Да и после известия о смерти Уайна говорить "не знала горя" — это уж совсем как-то...
Поздно вечером, когда Заря уже уложила Пчёлку спать, да и сама готовилась на боковую, из Куско приехал Уайн:
— У меня неприятности, — сказал он. — Мясной Пирожок, тот амаута, который меня учил, прознал про то, что я работал на Инти, и теперь фактически отказался иметь со мной дело. Ссылается на болезни и прочее. А на деле просто брезгует теперь мной.
— Что же делать?! — всплеснула руками Заря.
— Искать другого учителя, — ответил Уайн, пожав плечами. — У тебя молока нет?
