Приключения Звездного Волка

Во время полета я представлял себе переполох, поднявшийся в Палате сэров после вероломного похищения, и уже мысленно видел, как верные лысые друзья организовывают карательную экспедицию.

Наконец мы где-то приземлились, и меня вытряхнули из багажника, завязали глаза, куда-то перенесли и усадили на жесткий стул. Когда же сняли повязку, я увидел, что нахожусь в большом зале-амфитеатре, окруженный со всех сторон зрителями. Я внешне содрогнулся при виде пялящихся на меня существ, лохматые головы которых были увенчаны рогами всевозможной длины и формы, — от маленьких и изящных типа газельих до лосиных и буйволиных. И все они беспрерывно галдели и тыкали в моем направлении своими морщинистыми корявыми пальцами.

Внезапно, точно по команде, стало тихо — очевидно, мне тактично давали время прийти в себя. Я пришел и приготовился отвечать на вопросы.

Тишина.

Тогда я подумал, что, возможно, они ожидают какой-то прелюдии, хотят, чтобы я представился и т.п.

Я представился и т.п.

Тишина.

Тогда я решил, что, пожалуй, стоит рассказать почтенным аборигенам о том уголке Вселенной, из которого меня занесло на их благословенную планету. И я поведал слушателям о нашей родной галактике, нашем славном Млечном пути, о своей незабвенной Земле-Сурепке и некоторых ее спутниках — Венере, Марсе и Солнце. О боже, с каким упоением я говорил о Сурепке! В глазах моих стояли неподдельные мужские слезы...

Никакой реакции.

Тогда, переведя дух и собравшись с мыслями, я стал рассказывать о социально-политическом обустройстве моей родины, ее государственных и общественных институтах и университетах — Великом Содружестве, Мировом Совете, Большом и Малом, и прочее...

Тишина.

Совсем уже было отчаявшись, я принялся расписывать прекрасную природу Сурепки — соляные пустыни Южного полушария и каменноугольные кущи Северного, нефтеналивные яблоневые сады Восточного и бескрайние болота Западного. Увлекшись, я помянул даже некоторых редких представителей родной флоры и фауны — мхи лесистые, папоротники лишайные, крыс амбарных, навозных и домовых... Тщетно, они тупо смотрели сквозь меня, ни о чем не спрашивая и ни на что не отвечая.

От волнения и обиды в какой-то момент у меня запершило в горле. Я потерянно махнул рукой, собираясь бессильно плюнуть на красивый узорный паркет, и вдруг...

И вдруг посреди гнетущей, зловещей тишины зала раздался негромкий скрежет, а из самого высокого кресла медленно поднялся огромный седой старик. Его громадные, витые, как у архара, сточившиеся от времени рога устало и умудренно свисали на головы и плечи соседей.

— ...Синий Филин!.. Это Синий Филин!.. — восторженно понеслось по рядам.

Устремив на меня испепеляющий взгляд, Синий Филин разинул беззубый рот.

— Ты отнял у нас столько драгоценнейшего времени своими дурацкими бреднями, о чужеземец!

Я виновато потупился.

— Простите...

— А ну встать! — гаркнул Синий Филин.

Я вскочил.

— Шагом-м-аррш!..

Я лихо вдарил по паркету.

— Бе-е-гом!..

Я побежал.

— А теперь попрыгай на одной своей ножке, а потом на другой, болтун!..

Когда я почти без сил рухнул на стул:

— Ну что, братья? — торжественно вопросил величавый старец. — Ну что? Видите, козлы, как много еще чудесного и непознанного вокруг? И ведь кто б мог подумать!.. А потому учитесь, братья, учитесь, постигайте таинства природы и секреты мироздания, и пускай это тоже поможет нашей борьбе!..

Черные фигуры схватили меня под микитки и поволокли к дверям.

Я начал брыкаться, кричать, что умею еще ходить на руках, стоять на голове и даже попеременно шевелить разными ушами...

Тщетно, меня как собаку вытолкали на парадное крыльцо, зашвырнули в 'кастрюлю' и включили автопилот.

Через несколько минут 'кастрюля' приземлилась у ступенек Парламента. Никакой паники и народных волнений, связанных с моим таинственным насильственным исчезновением, увы, не наблюдалось. Из распахнутых окон неслось надсадное 'Пусть помнит каждый скот рогатый, — так просто лысого не взять!..'

В сердцах я плюнул и попал прямо в аккуратно подстриженного человека.

— Ох, бога ради, простите, — удрученно сказал я.

— Пожалуйста-пожалуйста! — мягко утерся он. — Извольте еще разок, коли хотите, мне не привыкать.

Я посмотрел на него с интересом:

— А кто вы такой? Вроде не 'лысый', но, извиняюсь, у вас, кажется, и нет рогов?

Он опасливо огляделся по сторонам и доверительно прошептал:

— Уже растут... Хотите пощупать?

И не успел я раскрыть рта, как он уже водил моей ладонью по своему затылку. Пальцы наткнулись на крошечные мягкие бугорки.

— Пока панты, — радостно сообщил он, — а скоро во-о-о какия будуть! А вообще-то я секретный сотрудник службы безопасности, к вам приставлен.

— Ну и что же вы так, зевнули? — горько вздохнул я.

— Да вот... — Он вздохнул еще горше. — По нужде отлучился. И хотел-то, едит твою, вроде только по малой, а получилось, что по большой...

Мы помолчали.

— Значит, вы — компромиссионер? — вяло спросил я.

— Естественно, — столь же вяло ответил он.

— А почему рога?

— Так на пенсию ж скоро!

И тут до меня начало доходить.

— Постойте-постойте, так значит, 'рогатые' — это пенсионеры?

— Ну конечно!

— А 'лысые'?

— Молодежь.

— А вы?

Он подбоченился.

— А мы — зрелые личности, смелые, умелые, трудолюбивые! 'Лысые' — это так, клоуны. Тунеядцы, одно слово, ветер в голове... 'Рогатые' — тоже, они ж все из ума повыжили, воображают, — правят. А правим-то мы! Они играются, ну и пусть себе играются — демократия!.. И традиция, — подумав, добавил он. — И очень, между прочим, неглупая.

— То есть? — не понял я.

Он добродушно улыбнулся.

— А вот посмотрите. На нашей планете любой недоумок и подлец либо первую, либо последнюю половину жизни является полноценным членом привилегированного класса и автоматически получает от государства либо беззаботную молодость, либо уважаемую старость. А в промежутке еще и правит. На вашей Сурепке такое возможно?

Я покачал головой:

— Увы... — Но всё же, не желая совсем уж ударить лицом в грязь, поспешно добавил: — Нет-нет, недоумков и подлецов среди привилегированного класса и у нас, в общем-то, хватает, но... Не все, — смущенно признал я. — Пока что не все.

Он гордо подбоченился:

— А у нас — все!

'Так вот кто истинные хозяева планеты! — с запоздалым упоением подумал я. — Так вот перед кем с самого начала распинаться-то надо было!..'

— Простите, вы не торопитесь? — вдруг спросил он.

— Да собственно, нет...

Он поскучнел.

— Ох-х, а я, знаете ли, тороплюсь. Мне сегодня внучат стричь, пострелят этаких... — И неожиданно выпалил: — Домой хотите?

Я опешил.

— Как, прямо сейчас?!

Он нетерпеливо подпрыгнул:

— Ну а чё тянуть-то!

— Э-э-э... вообще-то я думал, может, чем пригожусь...

— Да не пригодитесь, мы вас уже просчитали. — Он как маленький тянул меня за рукав: — Ну поехали на космодром, ну поехали...

— Ну поехали... — ошарашенно пробормотал я. — Конечно, раз у вас стрижка...

На космодроме нам показали корабль. Я расписался в накладной и спросил, как доставить его обратно.

Сотрудник безопасности великодушно отмахнулся:

— А никак! Считайте, что это наш подарок Сурепке. Поставьте в какой-нибудь космический музей или сдайте на лом. Эту рухлядь все равно списывать хотели, но уж для такого случая... — Он по-царски развел руками.

Мы обнялись на прощанье, и я почувствовал, что он весь дрожит. Надо же, во как расстроился человек!

И вдруг...

И вдруг глаза его подёрнулись судорожно-смущенной поволокой, он покраснел и взволнованно простонал:

— Ну послушайте, не для себя прошу — для истории!.. Детям, внукам рассказывать буду... Ну попрыгайте же, попрыгайте, пожалуйста, на одной ножке! Заклинаю, молю!..

Я долго смотрел на него ошалелым взглядом, а потом...

— ...Спасибо! Огромное вам спасибо! Вовек не забуду!..

Он круто развернулся и размашистым аллюром поскакал по гулкому бетонному полю домой, к внукам.

А я шагнул к кораблю...

До Земли я действительно еле дотянул. На самом интересном месте прохудился бак, и последние парсеки 'тарелка' летела уже по инерции. Слава богу, не отказали тормоза, а то гореть бы мне в родной атмосфере синим пламенем.

На Сурепке мое появление вызвало настоящий переполох, а в порту я увидел свою двадцатиметровую статую в Аллее Незабвенной Славы и узнал, что меня заочно похоронили сразу же после того как поймали SOS.

Я пояснил, что, к счастью, произошла роковая ошибка — я жив, не погиб, но против памятника, конечно же, ничего не имею.

Однако мне сказали, что ничего себе ошибка, если я жив. Статую ведь поставили потому, что думали, что я погиб и герой. А раз я не погиб, то какой же я тогда герой? И так далее и тому подобное.

Увы, монумент в конечном итоге взорвали, а когда я возмущенно пикнул что-то типа: герои у вас могут быть только мертвыми, — посоветовали заткнуться, если не хочу, чтобы из жалованья вычли стоимость оставленного чёрт знает где корабля и дров.

И я, конечно, заткнулся.

Ну вот, пожалуй, и всё. Вот и весь рассказ о моем посещении этой очень странной планеты.

ЭКСПЕРИМЕНТ

Один раз, друзья, мне посчастливилось поучаствовать в необыкновенно научном эксперименте. Я был в отпуске, когда срочно потребовалось вносить деньги за новенький дворец на Борнео, а они как назло уже кончились. Тогда я пошел к начальству и вызвался слетать куда-нибудь вне графика.

Но летать было некуда, да и не на чем — все корабли порасхватали ветераны, и вот я, заслуженный пилот второго сорта, остался с носом и без денег. Галактический банк выдавал, правда, ссуды под солидное обеспечение, однако там я числился в злостных алиментщиках — сорок восемь единиц детей в разных мирах и измерениях.

Я совсем было отчаялся и уже приготовился распроститься с дворцом на Борнео, как вдруг случайно увидел в газете странное объявление:

'Для ученых целей требуется здоровый человеческий материал. Оплата по высшему тарифу. Сохранность и возврат фактуры через месяц гарантируется.

НИИ 'Прекрасное далёко'.

Я всё тщательно взвесил, прикинул и на следующий день отправился в 'Прекрасное далёко'.

Там меня внимательно осмотрели и проанализировали, а после ввели в курс дела. Оказывается, в этом НИИ сотворили какие-то таблетки, в которые была заложена генетическая информация о четырех наиболее перспективных (на взгляд ученых) видах разумного населения зоны обзора Великого Содружества — шестиглавых мутянах, пятируких хватальниках, моих старых четвероногих знакомых с Пастушьей Сумки и загадочных почечниках с Альфы Барана.

Короче, я должен был съесть таблетку, а ученые — посмотреть, что же после этого из меня, с точки зрения достижения идеала, а говоря по-научному, — улучшения породы, выйдет. Вообще-то было немножко боязно, но возврат в состояние 'Хомо сапиенс' вроде бы гарантировался, а сумма гонорара оканчивалась столькими нулями, что я моментально решил послать к чёрту хижину на Борнео и заказать себе что-нибудь поприличней в Гренландии или же даже на Земле Франца-Иосифа.

Мы ударили по рукам: я подписал трудовое соглашение и получил большой аванс и маленькую пилюлю, которую торжественно поклялся проглотить за ужином. На прощанье мне сказали, чтобы я, как только почую что-либо необычное, бросал все дела и звонил в 'Прекрасное далёко', трогательно обняли и крепко пожали руку.

В первую неделю после приема пилюли ничего не произошло. Я раскатывал по курортам, знакомился с девушками и водил их в кино, строго возвращаясь, впрочем, согласно условию договора, каждый вечер домой.

А на восьмое утро я почувствовал что-то не то. Пробиваясь сквозь сон, чей-то нудный голос настойчиво требовал кофе. Я открыл глаза и увидел прямо перед носом синюшное рыло. Рыло хрюкнуло и прогнусило, что если нет кофе — сойдет, пожалуй, и молоко. Еще пять синих голов, вытянув тощие шеи, расположились у меня на груди и плечах.

Я брыкнул ногой. Их оказалось тоже шесть. Четыре — сучковатые и кривые — судорожно лягались, отбиваясь от длинных мохнатых ручищ, которые щекотали ноги за пятки. Оставшиеся две, сообразив, что это мои единоутробные, я опасливо поджал, съездив при этом по ушам нечетным головам-паразиткам.

Головы закатили свои оранжевые глаза и заныли, что это дискриминация и произвол. В ответ лохматые руки показали им по фиге. И мне заодно.

Все эти члены (кроме собственных, разумеется) с большим трудом удалось подчинить моей воле. Мысленных приказов они не слушались, а головы те вообще существовали автономно. Пришлось орать. Чужие руки-ноги замерли, я еле-еле сполз с дивана, с трудом доковылял до стереовидеофона и набрал номер института.

Однако меня ждала приятная неожиданность. Робот-швейцар грустно сообщил, что у 'Прекрасного далёка' поехала крыша и на время капремонта здания сотрудников разогнали в отпуска. Но он может дать мне координаты руководителя эксперимента, если я знаю пароль и имею допуск.

Увы, я ничего не знал и не имел, и швейцар отключился, а для меня начались сюрпризы.

Оказалось, увеличилось число не только голов и конечностей, и утренним туалетом пришлось заниматься часа два, перемещаясь при том в пространстве самым замысловатым и неожиданным образом. За это время вновь приобретенные части тела успели три раза подраться, и меланхоличные головы рыдали навзрыд, хотя им досталось, по-моему, не так уж и сильно.

Когда я умывал головы, они хором причитали, что это просто вопиющая несправедливость, что они не имеют собственных конечностей, потому как рукам и ногам без головы даже лучше, а вот головам без них — унизительно и трудно. И поскольку, заявили головы, их лишили возможности активно самовыражаться, они оставляют за собой право на демонстрации, протесты, ноты, заверения, совместные коммюнике и один чёрт знает на что еще.

Утерев головам сопли, я успокоил их и заверил, что приложу все усилия и произвола не допущу — для меня они все равны и в определенном смысле дороги.

Однако с завтраком оказалось еще сложнее, чем с туалетом. Во-первых, в холодильнике было мало продуктов, а во-вторых, волосатые руки наотрез отказались обслуживать синие головы. Дёрнуть за ухо — это пожалуйста, а все бутерброды и сосиски они подхалимски совали в рот моей собственной голове. Я мычал, икал, отплевывался — бесполезно.

Тогда я спросил у синей шестерки, не проходит ли у них чувство голода от того, что ем лично я. Головы снова расплакались и сказали, что нет, к сожалению, не проходит, а вроде бы как даже усиливается.

Пришлось моим персональным рукам заняться кормлением бедолаг по очереди, что оказалось весьма тягостно, так как пока одна голова насыщалась, голодные лили слезы, ныли, что на всех не хватит, а наевшиеся требовали поковырять в зубах спичкой и попить водички. К тому же приходилось постоянно покрикивать на колченогую команду, чтобы вела себя прилично, и давать по рукам волосатым рукам, которые лезли ко всем щипаться.