1971 Восхождение

К месту, или нет — вспомнился драгоценный камень, который граф Монте-Кристо подарил подлецу-трактирщику. Тот спятил, убил ювелира по наущению своей подлой женушки, и нормально пошел на каторгу, как и полагается подлецам и предателям.

Я не подлец, и не предатель, но...лучше бы не находил этого сокровища. Потому что не знаю, что с ним делать, и как теперь жить. Будет висеть надо мной это сокровище как какое-то проклятие, буду беспокоиться, что его украдут, буду думать, как сбыть эти проклятые побрякушки, и...все такое прочее. А оно мне надо?

В музей отдать? Ага, щас прям! Чтобы бросили в запасники, а потом втихую уперли? Знаю, как делаются такие дела! Я лучше в реку выкину, чем отдам на растерзание музейным стервятникам. Насмотрелся в свое время, как растаскивали музейные фонды — особенно в девяностые годы. Краеведческий музей едва ли не наполовину растащили, посмотреть не на что. Позорище!

Аккуратно упаковал сокровища, сложил примерно так, как они и лежали. Обмотал шнуром, чтобы крышка не открылась, затянул. Хорошо, что крупы и муку не раздал соседям! А ведь хотел! Хорошо, что вспомнил про горячечный шепот старушки: "Там в ящике серванта, на ухне, в крупе...коробка! Все тебе! Делай с ней все, что хочешь! Я долго хранила, сама не решилась! А ты сможешь! Пусть тебе впрок будет!"

Я и помыслить не мог, что здесь лежит ТАКОЕ. Даже близко помыслить не мог!

Ушел в комнату, лег на диван, закинул руки за голову и замер, раздумывая над ситуацией. Как там сказано у Ильфа и Петрова? "В сторожке плавал бриллиантовый дым". Вот и у меня перед глазами — ордена, золото, бриллианты, серебро, платина... тяжкое испытание для нищеброда. Ну да, я нищеброд — а кто же еще? Это сейчас немного разбогател на своих книжках, деньги завелись. А раньше? От зарплаты до зарплаты! Никаких тебе дорогих машин, никаких Багамов и Корфу! Скромный домик, скромная, хотя и добротная еда, скромные одежда и обувь. В общем — как все. Как весь народ. И вдруг... Вот так, наверное сходят с ума нувориши, обезумев от павших на них шальных денег. Начинают гулять, выпивать, и в конце концов прогаживают все, что у них есть, плюс обретают долги. Если только за ум не берутся...

Я пару раз глубоко вздохнул, насыщая кровь кислородом, и решил, что буду справляться с проблемами по мере их поступления. И внезапно упавшее на меня сокровище не такая уж и большая проблема. И кстати — не такие уж и гигантские деньги. Вот если бы это было миллионов сто долларов — тогда, да! А так...миллионов на десять? Пятнадцать? Копейки! Хе хе хе...наглец, ага! Копейки ему пятнадцать лямов "зеленых"!

Развеселившись, слез с дивана и начал одеваться. Скоро рабочие придут, так не в трусах же их встречать. Достал из чемодана свежие штаны, рубашку (слегка помятая, но сойдет), носки, и скоро был уже готов к встрече бригады. Несвежую одежду сложил в мешок — потом постираю. Вечером, когда уйдут работяги. Кстати, вот еще вопрос — где мне обитать, пока тут идет ремонт? Работать в строительном бедламе совершенно невозможно. Если только на кухню переселиться? Дверь закрыть, и пусть себе бесчинствуют в комнате? Заодно и сокровища под присмотром. Но пока надо сходить в издательство, уладить дела.

Бригада появилась ровно в двенадцать часов дня. Четверо мужчин и две женщины — не считая бригадирши. Все трезвые, ни от кого не пахнет алкоголем, в руках объемистые сумки — вероятно инструменты и спецодежда.

— А вот и мы! — радостно известила меня нарядная как для гулянья бригадирша, выступая перед своим боевым отрядом — мы готовы приступить!

Я заверил, что очень счастлив этому обстоятельству, известил, что купил плитку и все необходимое — что хотел выбрать сам — и процесс пошел. Через пятнадцать минут вся бригада была одета в рабочие комбинезоны, через полчаса — в ванной стучали молотки, сбивая старую плитку и штукатурку, а в комнате скрипели по полу ножки старого дивана, постанывавшего от предчувствия своей скорой гибели.

Ненавижу ремонт! И без него нельзя, и выносить его просто невозможно! Самое лучшее — это на время ремонта куда-нибудь свалить, приехав только тогда, когда все уже завершено. Может снять на это время квартиру? Только вот как быть с драгоценной коробкой? Вдруг рабочие из любопытства начнут лазить по ящикам? Ну мало ли как оно бывает...ну просто любопытно стало, да и все тут! Хотя ведь можно драгоценности и с собой забрать...

Эх, вот не было печали, а?! И зачем они мне?! Я и без них хорошо жил! Денег хватает, перспектива отличная — на кой черт мне еще и это бремя?! Разбазарить, пустить по ветру оставленные мне сокровища было бы просто неуважительно по отношению к покойнице, завещавшей коробку. Но и целыми днями думать — как бы уберечь ее от воров, как бы не потерять, как бы кто не узнал о сокровище — это безумие какое-то! И в музей я их точно не отдам. Во-первых, это не такие уж и музейные раритеты. Они ценны для коллекционеров, а вот для музеев — копейки, да и только. Не интересны они им. Опять же — а где гарантия, что те же музейные работники и просто сильные мира сего не тиснут эти сокровища из запасников, в которых те вскорости окажутся? Только вспомнить громкую историю о том, как из Эрмитажа выносили всевозможные раритеты и вынесли десятки, а то и сотни предметов, пока их не схватили за руку. Не хочу никому отдавать неожиданно павшее в руки сокровище, и плевать, если меня назовут стяжателем и жадиной. Плевать! Впрочем, я уже повторяюсь...никак не могу выбросить из головы мысли об этих сокровищах.

Одевшись, я вышел из квартиры, предупредив бригадиршу, что буду дома скорее всего ближе к вечеру, на что она так же радостно ответила что они будут работать допоздна, так что я могу не беспокоиться и приходить к десяти часам, не раньше. Ведь им нужно уложиться в сроки, а значит — работать будут не по восемь часов.

Убедившись, что ближайшие десять дней писанина моя накрывается медным тазом — по понятным причинам, я пошел по ступеням вниз, решив спуститься по лестнице, а не с помощью лифта. Нет, не потому, что он был жутким чудовищем, страшно лязгающим металлической дверью (древний раритет, черт подери!). Просто надо больше двигаться, поддерживать физическую форму. Как показывает практика — и в этом якобы тихом и спокойном мире не все так ладно как выглядит снаружи.

Я ничуть не переживал насчет вчерашнего убийства милиционеров. Мне их было абсолютно не жаль. Наоборот — я был даже рад, что они нарвались на меня, а не на какого-то неспособного дать отпор человека. Представляю, сколько несчастных они обобрали, унизили, оскорбили, а то даже и убили. Я как-то сразу поверил этим тварям, когда они сказали о людях, пропавших в тоннелях московского метро. Запросто могло быть. Тоннели метро сообщаются с подземельями под Москвой, а там может быть все, что угодно. Диггеры не все врут о подземельях Москвы...

Когда спустился до второго этажа, дверь квартиры что справа открылась, из нее вышел пожилой мужчина лет под семьдесят, ведущий на поводке здоровенную собачару, похожую на болонку-переростка не менее метра в холке. Я даже слегка обалдел, глядя на такое чудо, а потом в голове всплыло: "южно-русская овчарка". Хорошо иметь свой интернет! В мозгу. И вай-фай искать не надо!

Шерсть собачьей челки полностью закрывала глаза, и я неожиданно для себя самого спросил:

— Как она видит-то? Глаза-то прикрыты!

Мужчина задумчиво посмотрел на меня, вздохнул, и переведя взгляд в пространство над моей головой ответил:

— Она как КГБ — все видит, только виду не подает!

Мне стало смешно, я улыбнулся, кивнул мужчине, и зашагал дальше. Уже когда отошел от дома метров на двести по направлению к метро, вдруг задумался — а не пророческие ли слова? Может меня уже давно вычислили и ведут, а я только ушами хлопаю, как африканский слон? Было ведь у меня ощущение, что кто-то за мной следит, но потом исчезло. И я точно знаю, что не ошибся. Точно — следили! Только вот — кто? Если это в связи с моей поездкой в США, типа негласная проверка писателя на предмет его лояльности родной стране — это одно дело. А если вышли на Шамана — это всем другое. Только вот почему если вышли на Шамана — меня не арестовали? Значит, не вышли. Значит — просто взяли в разработку как потенциального беглеца из страны, а когда убедились, что со мной все в порядке — сняли слежку. Эта версия все объясняет — почему бы и нет? Подумаю. Крепко подумаю.

Заместитель начальника РОВД подполковник Семен Викторович Татаринцев стоял чуть в стороне, у стены, и с тоской наблюдал за тем, что происходило на месте преступления. Он знал, что будет дальше. Очень хорошо знал. Эти, с лампасами, уедут, оставив его заниматься абсолютно безнадежным (как он уже выяснил) делом, а сверху пойдут грозные резолюции: "...усилить...!" "...добиться...!" "...не допустить...!" А чего не допустить-то? Пьянки на работе? Так и стараются — не допустить. Не допустить утечки информации? Чтобы никто не рассказал о том, как некто свернул головы пьяным милиционерам? Тогда не надо было пускать информацию по сводкам! Сколько человек ее прочитали? Сколько теперь расскажут женам, любовницам, братьям, сестрам и всем, всем на свете "по-секрету"? В общем — шило в мешке не утаишь. И самое главное — это "висяк". Самый что ни на есть обычный "висяк"! Хотя...какой к черту "обычный"?! Убийство нескольких милиционеров — обычный?! Голыми руками! Без оружия!

— Подполковник, вы тут старший?!

Оооо...Татаринцев едва не застонал! Еще один "лампасник"! Да сколько же можно?! Он уже подробно рассказал о происшедшем четверым подряд "лампасникам", и еще один?! Развлекаются они так, что ли?!

— Я старший, товарищ генерал. Подполковник Татаринцев.

— Расскажите, что тут произошло — генерал внимательно посмотрел в глаза Татаринцеву, и его губы тронула улыбка — Какой я по счету?

— Пятый... — невольно улыбнулся и Татаринцев.

— Уж извините... — пожал плечами генерал, и его моложавое лицо с правильными чертами стало серьезным — Сами понимаете, ситуация чрезвычайная. На теракт походит.

— А если на теракт, так может "соседи" возьмут?! — воодушевился Татаринцев, предвкушая, что сбросит с плеч тяжкий груз ТАКОГО "висяка" — Мы-то чего тогда будем тут копаться?!

— Это дело чести, подполковник! — серьезно и почти пафосно ответил генерал, и тут же сбавил накал — Сами понимаете, лучше не выносить сор из избы. Заберут дело — тогда ладно, пусть занимаются, ломают головы, а сами предлагать не будем. Мы на что тогда, если не можем найти тех, кто убил наших коллег! Пусть даже и не совсем праведных коллег. Итак, вкратце, что случилось?

— Судя по всему, эти кадры (Татаринцев кивнул на трупы милиционеров) кого-то зацепили на станции метро и привели сюда. Между задержанным и милиционерами вспыхнул конфликт. (Татаринцев не стал говорить — на почве чего мог быть конфликт, а генерал уточнять не стал — и так ясно) Действовал какой-то профессионал, возможно шпион. Убить нескольких здоровых, сильных парней голыми руками — это надо уметь. Они даже не успели воспользоваться своим табельным оружием. Как цыплятам головы свернул, ей-ей!

— Отпечатки пальцев?

— Да тут этих отпечатков — море разливанное! — досадливо поморщился Татаринцев — сюда водили людей постоянно — пьяных, бомжей, всех, кого зацепят на станции. Хотя и тут есть кое-какие интересные признаки — убийца вытер стол, угол стола, там ни одного отпечатка. Вытер ручки двери — тоже нет отпечатков. Это показывает, что он знаком с основами розыскного дела. По крайней мере, слышал о дактилоскопии.

— О ней даже первоклашки знают! — поморщился в досадливой гримасе генерал — Свидетели есть? Кто-то его видел? Дежурный на эскалаторе? Машинисты?

— Опрашиваем, но все это скорее всего не даст результата — вздохнул Татаринцев — Если он такой продуманный, то скорее всего не показался им на глаза. Дежурный никого, способного учинить такое не видел, машинисты — они и не смотрят на пассажиров. Вернее — не присматриваются.

— Ну так что, получается — "висяк"? — нахмурился генерал — так, что ли?

— Вот я и предлагаю сбросить его "соседям" — кивнул головой Татаринцев, уходя от прямого ответа — Пусть они себе шею на нем сломают, на этом деле! Ну да, мы будем помогать, будем искать...но если не найдут преступника...или преступников — виноваты будут они, а не мы!

Генерал, один из заместителей Щелокова, напряженно думал, и честно сказать — было о чем. Действительно — а почему бы не подкинуть свинью гэбэшникам? Пусть отдуваются! В самом деле — это настоящий, галимый "висяк", так что с ним валандаться?

Татаринцев все это прочитал на мужественном челе высокого начальства, как и все, от постового милиционера до генерала — занятого лишь одной задачей: как бы это половчее прикрыть свою задницу от желающих ее поиметь. Хорошая бумага — залог успеха. Настоящая бумага! Броня! Хорошее средство убережения пятой точки...

Генерал торопливо кивнул, и тут же забыв о существовании оперативника (что того нимало не расстроило — подальше от начальства — поменьше суеты), зашагал туда, где появился новый персонаж. И этот персонаж был всем персонажам персонаж! Татаринцев мгновенно оценил ситуацию и сделал полностью противоположное действиям последнего собеседника — двинулся прочь от объекта наблюдения, а именно — министра внутренних дел Щелокова. Очень уж не хочется стать стрелочником в этой скользкой ситуации. Пусть они вначале между собой разберутся, скинут свои указания на нижних чинов, а там уж можно будет подумать — как это не исполнять. В ментовке ведь каков закон: ешь начальство глазами, повторяй: "Бу сделано! Бу сделано!" — и...не делай! Инициатива наказуема, слишком умные никому не нужны, но и абсолютных идиотов не терпят. Серый середнячок, шустрячок, который умеет прикрыться бумагой и набить "палок" — вот идеал милиционера.

Кстати, этих тварей, что лежат теперь в метровском "пикете" — их следовало грохнуть. Грех вроде так говорить про своих коллег — но Татаринцев не любил этих жадных, мерзких тварей, неспособных ни к какой более-менее осмысленной работе. Он был опером, поднимался с самых низов, с земли, и знал, что почем в этом мире. Не без греха был, да — а кто сейчас безгрешен? Только вот до откровенных грабежей не опускался. До такого уровня, на котором находились эти твари не опускался. Да, на работе бухали. Да, вышибали из задержанных признания. Да, лепили доказуху, если иначе нельзя было "закрыть" явно виновного, но не сознающегося злодея. Но чтобы грабить людей? Чтобы обирать пьяных? Нет, этого делать нельзя. И банда понесла заслуженное наказание.

Да, он кое-что слышал об их делишках — поговаривали, что происходит в метро темными ночами. Но только это не его дело, не его головная боль. Пусть начальство думает, что делать и как жить. А он будет преступников ловить — настоящих преступников! А этому, что наказал беспредельщиков — надо еще и орден повесить, за то, что покарал скотов. Вот так!

Татаринцев усмехнулся своим дурацким мыслям (Орден! Договорился, ага!), и пошел к эскалатору, решив подняться наверх, к солнцу. Не любил он подземелья. И подвалы не любил.