— Нарушаете, — с удовольствием ткнул Миль. — Светлые-пресветлые. Опять морочите голову детишкам. А вот потом и вырастают фанатики с промытыми мозгами...

— Когда? — устало спросил я. Миль вновь начал со мной разговаривать, но уже успел утомить. Объяснять, что не хотеть, чтобы тобой вечно помыкали темные, и быть безмозглым фанатиком — это разные вещи, ему было бесполезно. — Кто? Где?

— Ваши островные малолетки, — чуть сдал назад темный. — Беженцы без документов. Их же восстанавливали наугад. Как нормальный человек разберет, сколько вашим детенышам лет, десять, шесть? Рейни, а вы сами во сколько в гильдию пошли?

Известная история. После извержения Маро метрики рождения были утеряны, а в новых родители и правда массово начали указывать неправильные имена, возраст и дату рождения. Намеренно; чтобы сбить идущую по следу погибель. Обнаружили это слишком поздно и мало что смогли сделать.

С документами вообще вышла забавная ситуация, когда некоторым беженцам отказались выдавать сертификаты совершеннолетия, даже когда беженцы приводили с собой свидетелей-родителей и собственных детей. Оказалось, что чиновники из ла'эр не в состоянии ни оценить возраст, ни отличить одного островитянина от другого, и вообще считают, что одни и те же люди ради издевки по кругу ходят из кабинета в кабинет. А потом вызвали нормальных людей, и они разобрались.

Чуть менее забавная ситуация произошла, когда оказалось, что население на Маро Раэту и данные по населению Маро Раэту не совпадают вообще и абсолютно. Родные, честные и открытые Острова, едва не угробившие своей кривой статистикой план эвакуации.

Я даже не стал отвечать.

Шеннейр ушел сразу, но после официальной части все еще постояли с протокольными лицами — пока с тем же леденящим душу холодом не распрощался и не покинул собрание Норман, вместе с Нэттэйджем отправившись дальше обсуждать государственные дела. А после разбрелись по залу, общаясь со знакомыми, неприятелями и деловыми партнерами и пытаясь общаться со светлыми. То, что подружившись со светлыми, они приобретут не только помощь магов, но и связи в гильдии и поддержку простых людей, которые любят светлых, до хозяев городов дошло быстро. В конце концов, это же светлые! Это к темным даже подходить опасно, потому что темные циничные и злые, и это всем известно, и тебя в лучшем случае используют и выкинут. А светлые отзывчивые и добрые. Их самих можно использовать...

Я улыбался в ответ на приветствия и вел себя как правильный Хороший Светлый. Что меня больше всего поражало, что в людях, что в темных — почему верили, что умеют обманывать эмпатов.

Маленре любезничал с моими мирринийке. Те уже устали среди чужих людей и хотели вернуться в гильдию, но лёгкая холодность для мирринийке только подчеркивала хорошие манеры. Беседу уверенно вела старшая из подмастерий, Илмаре, и я мысленно пожелал ей и остальным стойкости и удачи. Потому что они понравились, и теперь они все едут в новую столицу Шафран. Несмотря на все красивые слова про ассимиляцию, на равных мирринийке общались только с другими мирринийке. Не то чтобы к другим ведущая нация относилась плохо...

— Деточка, — Маленре на мгновение отвлекся от того, чтобы производить впечатление, и небрежно потрепал по голове затесавшуюся в компанию островную полукровку. — Принеси-ка нам, пожалуйста, кофе.

Иллика посмотрела на него с огромным удивлением, автоматически приглаживая волосы, и пошла искать чашки, даже не обидевшись на приказ.

...другие, все эти полукровки, вполне подходили для того, чтобы приносить кофе.

Мне не было большого удовольствия наблюдать за всем этим. В традиции мирринийке ровно три ценности — власть, ум и красивые вещи. А еще мирринийке настолько маленький народ, что это начинает ощущаться, и потому для светлых появился редкий шанс взлететь не только в магической, но и в гражданской, и в социальной иерархии. И чем-то ради этого придется поступиться.

"Чем-то". Не будем юлить. Совестью, честью, принципами?

Вильям, что неожиданно, светлым пришелся по душе, и даже собрал небольшой круг слушателей, не подозревая, что первым, что я рассказал о нем, была покупка места в совете. Человек, проявивший падение темных так низко, моих сородичей завораживал. Решено, самые проблемные поедут на восток. На востоке спокойно, и сильного вреда они не причинят.

Иллика так и пропала, и Маленре припряг к делу кого-то другого. Я прошелся по залам, выглянул наружу, в парк, проверяя, все ли тихо, и как раз наткнулся на знакомых из побережных общин, когда одна из искр в эмпатической сети тонко зазвенела страхом. И, пока я поспешно извинялся и прощался, тревога охватила ближние звенья сети и покатилась назад валом ярости.

Ничего не могло пройти хорошо. Ничего не могло пройти по плану.

Ничего.

В узком коридоре несколько десятков человек казались толпой. Они окружали — нет, прижимали к стене — кого-то с отчетливой темной искрой. Двое наблюдателей из внутренней службы мялись на углу, явно не собираясь лезть в месиво. Я пробился вперед — передо мной освободили дорогу, но не сразу, далеко не сразу...

Бретт стоял у стены, смотря на собравшихся вызывающе и нагло, и удерживая их ровно в двух шагах непроницаемыми щитами. У его ног, закрывая голову руками, съежилась молоденькая девушка — Иллику я узнал через целое мгновение.

Наверное, забрела на технический уровень в самом деле в поисках чашек. Я говорил им не ходить в одиночестве. Я говорил им не отдаляться от своих. Эмпатическое поле искажалось и плыло, подхватывая слитной волной.

Найти брешь в защите. Напасть. Уничтожить...

Агрессия — побочный эффект светлого синдрома.

Разорвать на части.

Но это же Бретт. Я его знаю. Разве от него я ждал неприятностей?

От темных жди беды. Мерзкий темный маг — и беззащитная девушка. Мерзкий темный маг — и юная ученица. Классический вечный сюжет. Бретт старался выглядеть вызывающе и нагло, но я прекрасно чуял в его уверенности брешь. Инстинктивный страх одинокого человечка перед ревущим, стоглавым, тысячеруким чудовищем из тьмы и теней; и остальные, единое стоглавое чудовище, чуяли это тоже. Бринвен и ее маги стояли в первых рядах, и вместо того, чтобы сдерживать остальных, готовы были повести их за собой. Убить врага. Все противоречия разрешены и сомнений нет.

— Стоять, — почти беззвучные слова расходящимися кругами прокатились по эмпатическому полю. Я прошел вперед, ничуть не сомневаясь, что щиты меня пропустят, помог Иллике подняться, передал ее стоящим позади светлым, переключая внимание, и спросил, стараясь, чтобы слова звучали ясно и четко: — Что здесь произошло?

Это все еще могло оказаться обычным недоразумением.

Я до сих пор был уверен, что война между светлыми и темными началась из-за куда более ничтожной мелочи.

Бретт пожал плечами:

— Я просто хотел задать вопрос.

— Тупой вопрос, — Амариллис вышла из-за спины и прислонилась к противоположной стене. Печати она зажигать не стала, но появление второго темного уже сместило баланс сил.

— Важный, — ответил ей приятель, и продолжил, теперь обращаясь ко всем. Громко, насмешливо и с тем же вызовом: — Потому что вам, светлые, не стоит настраивать своего магистра против его учителя.

Мне захотелось закрыть глаза и зажать уши.

Кайя подошел бесшумно, и люди расступились перед ним куда быстрее, чем передо мной. И тихо спросил:

— Какого учителя?

— Какого? — Бретт скользнул по людям недоумевающим взглядом, словно не понимая, как такие вопросы вообще возможны. — Темного магистра Шеннейра!

Ярость взметнулась ввысь, как распрямившаяся пружина.

— Как ты смеешь, — Кайя легко заглушил негодующий вскрик Бринвен. Сейчас он говорил не только за себя; в нем резонировала слитая воля остальных, и в его голосе слышались сотни голосов: — Клеветать на нашего магистра, говорить о нем мерзости?

Я все же прикрыл глаза, чувствуя себя в крошечной лодке посреди бушующего моря. Хотя, нет — моя лодка давно перевернулась, и я падаю вниз, а темная вода смыкается над головой.

А море бушует. И пусть. Я сгреб эмпатическую сеть в кулак, ощущая, как болезненно печет искра в груди, и приказал:

— Не вам тратить время на темных. Разойдитесь.

На мгновение мне показалось, что они не подчинятся; но над головой поднялись знакомые ледяные щиты, и магов как будто окатило ледяной водой.

— Ссоры бесплодны. Вы ценный ресурс, и не должны потратиться зря, — сказал Норман, и никто не стал с ним спорить. Кайя оперся о стену и плавно сполз вниз.

Светлых я собирал лично, и лично проследил, чтобы всех разобрали по машинам, чтобы отвезти в замок. Те, кто был в коридоре, вели себя немного заторможенно; по остальным воздействие на сеть не ударило так сильно, но, когда я подошел к мирринийке, одна из чашек кофе была опрокинута, а Маленре многословно извинялся. Может быть, внезапные перепады в настроении собеседников его насторожили, но он был вполне умен, чтобы сделать это предлогом для проявления галантности.

Бретт и Амариллис переместились к креслам и весело болтали. Наблюдатели из внутренней службы делали вид, что их караулят. Они должны были вмешаться сразу, еще тогда, когда увидели темного, подходящего к светлому магу — хотя бы проверить, что происходит. Но упустить такой шанс очернить передо мной магов Шеннейра внутренняя служба не смогла.

— Я даже ее не оскорбил! — боевик повернулся к соратнице, словно в поисках поддержки: — "Что такая хорошенькая девушка делает здесь в одиночестве?" — это ж разве оскорбление?

Амариллис только белозубо скалилась:

— В глубине души светлые все темнее темного. Бретт, ты придурок.

Я обошел третье кресло и оперся на спинку. Темные никогда не менялись. Они не испытывали ни малейшего стремления меняться.

Под моим взглядом Бретт посерьезнел, не торопясь, без спешки, не присущей темным, произнес:

— Наши говорят, что после Кималеа светлого магистра как будто подменили. Что светлые его заколдовали и затуманили разум.

Я посмотрел на него сверху вниз, отмечая то, что не замечал ранее — и спокойный, даже вальяжный вид, слишком хорошее самообладание для типичного боевика, слишком тонкие черты лица для простого парня из приграничья — и кивнул:

— Вы умеете повеселить. Продолжайте.

— Что они провели ритуал и включили светлого магистра в свою сеть, — не моргнув глазом продолжил Бретт. — Потому что светлая община вся в сети, и это очевидно, а этот маг по имени Кайя — один из узловых элементов. А сеть не исчезает сама по себе...

— И как же она исчезает?

— На таком этапе — только разрывается вручную, — теперь боевик смотрел в упор. — И никто не желает повторения того, что случилось во время нападения на Шэн.

Амариллис сидела вполоборота, сложив руки на груди и постукивая пальцами по предплечью; на последней фразе она коротко усмехнулась. Я слушал эмпатическое поле шеннейровских магов и думал, что их так изменило.

Власть. Рядовые командиры боевых отрядов получили путь наверх. Мир вокруг них изменился, и они должны были измениться для него.

— И что же там случилось?

— Вам лучше знать, магистр, — вежливо отозвался темный. — Почему вы пошли против собственного учителя и выбрали другую сторону.

Я сел в кресло, устало вздохнув, и велел:

— Не путайте мне светлых.

— А, — внезапно выдала Амариллис, и с начинающим пробиваться пониманием протянула: — А-а-а.

Темные переглянулись, только сейчас осознавая, что раздавать советы ученику своего господина им не по статусу. И не по уму — поэтому в обмене взглядами даже читался страх. Браслет Бретта неярко вспыхнул входящим сообщением; Амариллис перегнулась через плечо товарища и с выражением прочитала:

— Вы дурак, сударь.

Бретт выглядел так, будто его растоптали. Темные одновременно встали, и Амариллис кратко поклонилась:

— Мы едем на север.

— Можно взять вещи? — предположил Бретт, и волшебница отрицательно покачала головой:

— Не думаю. Наши закинут.

Я проводил их до выхода, вживую увидев, как к ограде подъезжает бронированная машина, подбирая темных, и уносит прямо на далекую границу.

На улице зарядил дождь

— Мы просим у вас прощения, магистр, — ответил мне Кайя через переговорный браслет. — Мы были очень глупы. Оказаться учеником темного магистра со всеми сопутствующими привилегиями... никто из нас не сумел бы додуматься до такого. Только вы.

Да я тоже бы не додумался.

Говорить прямо подмастерье не мог — никогда заранее не знаешь, где в Нэтаре стоит прослушка. Но вместо того, чтобы обвинить меня, светлая гильдия в очередной раз выражала почтение мудрости своего магистра. А в остальном, как сказал Кайя, было все хорошо.

Я вернулся в Нэтар, в зал, где показывали новости, и смотрел на экран.

По большому экрану шла мешанина из помех и отрывков чьей-то ругани, но несколько магов из внутренней службы слушали очень внимательно. Очередным выпуском выясняли отношения Загорье и Северная коалиция; не думаю, что они хотели бы посвящать в личные разборки все окрестные страны, но Загорье так и не смогло правильно настроить передатчик, а Северные не упускали возможности посиять на их фоне. Загорье обвиняли в блокировке энергии светлого источника Теонеро.

...я думал о том, что настоящий светлый магистр прекратил бы свару парой слов. Слов, что оказались бы верными и пришлись бы всем по душе. А я растащил светлых и Бретта силой. Я предпочел ударить. На деле, как оказалось, разницы между мной и Шеннейром немного. Но ведь Ишенга не был таким. Я думаю, что он не был таким. Он бы легко взял ситуацию под контроль. Это торжественное сборище, возвращение изгнанникам гражданства, было для меня слишком важно, оно обязано было пройти гладко, и я просто испугался, что не справлюсь.

Трансматериковый источник Теонеро, один из семи, располагался ближе к северу, и засветка от него должна была идти не только ближним соседям, но и намного дальше. Не отдавать свои источники имеет право любая страна, кто быстрее успел, того и источник. Но блокировать его свет... это все равно, что перегородить реку, оставив соседей страдать от жажды и голода. Бессмысленная жестокость. Да и как Загорье могло это сделать?

Или источники Загорья стали слабее светить? Тогда беда ждет нас всех.

Я думал о том, что мою жизнь, прямо при мне, превращали в миф.

Нэттэйдж и только приехавший Вильям обедали в столовой, в отдельном кабинете с резными панелями и раскрашенными бумажными ширмами. Я не удивлялся, что высшие часто встречаются за едой — время слишком ценно, чтобы тратить его единственно на прием пищи.

— Шеннейр дернул поводок, и милашки Амариллис и Бретт поехали на север прямой дорогой? — вскользь поприветствовал меня Нэттэйдж, и вновь вернулся к прерванной беседе: — Эти женщины-ашео... прекрасные черные очи и какая грудь!.. и сотня родственников, — к концу тирады тон его заметно увял. — Как по мне, сотню родственников никакая грудь не перевесит.

Судя по ответному сомнению, Вильям не был так категоричен. Ла'эр как народ были полностью уверены в себе, чужие родственники их ничуть не беспокоили, и кланы с их имуществом и связями северяне рассматривали исключительно как источник ресурсов.