Целые сутки. Степан находился в этом дурдоме уже целые сутки. За это время он успел подружиться с Замком — оказывается, тот просто балдел, если просунуть в одну из ниш руку и чухать его там. Секрет этот Голубок открыл совершенно случайно — когда простукивал все вокруг в поисках потайных погребков и, споткнувшись, приложился от души о стенку и без того слабой головой. А чтобы не упасть, оперся, естественно, о ту же стенку рукой. Конечность незамедлительно и уже знакомо, провалилась, Степан судорожно сжал, где-то в недрах стены, кулак, и тут из-под шелковой обивочной ткани, донесся довольный утробный стон. Разумеется, Голубок руку свою тут же выдернул — он же не совсем идиот! Не хватало еще остаться одноруким для полного счастья! Пусть этот организм и не родной, так-то в принципе, потеря его запчастей Степана не волнует, но кто знает, сколько ему тут придется еще куковать?! А с одной рукой, знаете ли, крайне неудобно должно быть. Ни пузырь нормально открыть, ни...

Впрочем, с этим "ни", Голубок тоже ознакомился. Налившись, насколько ему позволили, слабеньким местным винишком, отоспавшись — и проснувшись без малейших признаков похмелья, он в полной мере прочувствовал, что означает выражение "Все включено". И на этом полном расслабоне Степану захотелось бабу... А поскольку в нынешнем положении у него под рукой была только одна баба — то есть, он сам... Но у него ничего не получилось! Абсолютно! То ли эта дохленькая эльфийка, в теле которой он оказался, была попросту фригидна, то ли она еще не пришла в норму после этих... Родов, то ли Голубок попросту не умел пользоваться предоставленной ему системой, да только сие желание, как оказалось, у Степана было чисто психологическое.

— Не работает, сволочь, — расстроено пробубнил он, выходя из зала, под кодовым названием "очистительная комната", куда экспериментатор перебрался в отчаянной попытке удовлетворить свои инстинкты то ли самца, то ли самки, не сумев добиться успеха в постели.

Так что этот пункт Степан осуществить не смог. А вот Замок, несмотря на то, что точка "G" у него, вроде бы, была постоянная — во всяком случае, прежняя хозяйка тела, для того, чтобы порадовать Замок, или, как он назывался — Гнездо, должна была подходить к одному и тому же месту — к очаровательному цветку недовинишни, вышитому на обивке около драгоценного зеркала привезенного ею с родины, — гонялся за лаской от Степана повсюду. Где бы ни приостановился в задумчивости Голубок, тут же рядом размягчалась стенка, соблазнительно подрагивая и приглашая погрузить туда свои передние конечности. Когда Степан второй раз провалился в такую лакуну, и начал дергаться, в попытках освободиться, то ощутил, кроме урчания, послышавшегося со всех сторон, еще и приятный массаж, отозвавшийся во всем организме. Это было не совсем то, что он добивался, забегая в "ванную", но что-то очень похожее. И тогда он рискнул уже специально пошевелить внутри стены пальцами. Создавалось впечатление, будто он щекочет мягкое, но плотное, очень приятное на ощупь желе. В третий раз, когда уже знакомое дрожание стенки возникло около него, он храбро сунул руку в него сам.

Заодно, кажется, Замок улавливал его собственные желания, и то прибавлял температуру, если Степан мерз, то убавлял, если ему было жарко, и создавал сквознячок, то окутывал дивными запахами свежего первача... Но на следующий день пребывания в ином мире, случилось нечто поистине чудесное: Замок, уловив главное и самое горячее желание обновленной хозяюшки, открыл Степану потайной проход в винные погреба!

И с этого момент у Степана началась совсем новая жизнь. Собственно, с тех пор прошел всего час, но этот час был для Голубка поистине счастливым. Эльфийское вино, троллье, оркское, гномья самогонка, всевозможные настойки на лечебных и ядовитых травах, на всевозможном помете местного зверья и даже рыб — предназначенных для луженых желудков орков и гоблинов: бесконечные ряды сосудов, наполненных этой амброзией, Степан обследовал, обнюхивал, обходил дозором, не зная, с какого начать. Он впал в эйфорию: как оказалось, ему было не обязательно причаститься ко всем этим, несомненно, божественным напиткам — пока что ему было достаточно чувствовать себя обладателем всего этого богатства. К тому же от дегустации его останавливала одна мысль — он не знал, что может, без вреда для жизни, употреблять. Вероятно, благодаря нахождению в чужом теле, а возможно тому, что в кои-то веки его мозг был свободен от алкогольного дурмана, Степан, впервые за много лет начал мыслить не только трезво и ясно, но и вполне разумно. Впрочем, если учесть, чем закончилась для него последняя дегустация, то... Кто знает, куда его может перекинуть дальше, случись что. И перекинет ли вообще?

Советоваться с Замком было бесполезно, тот не мог знать таких подробностей, да и вряд ли смог бы как-то озвучить необходимую Голубку информацию, потому, полюбовавшись напоследок на уходящие в бесконечность ряды бочек, бочонков, бутылей, каких-то огромных сушеных полых овощей, несомненно, заполненных очередным нектаром, Степан, тяжко вздохнув, вышел вон. Точнее, выбрался через крохотную, неприметную дверцу, показанную ему Замком самой обычной светящейся стрелочкой. Голубок не знал, куда ведет эта дверца, но надеялся, что там он сможет найти того, кто разбирается в спиртном и его воздействии на хрупкие эльфийские организмы. Во всяком случае, прося Замок ему помочь, он сказал, что хочет оказаться там, где можно перетереть за жизнь.

Сделав буквально один шаг, он оказался... В оружейной. Огромное помещение, заполненное таким количеством холодного оружия, что у Степана запестрело в глазах, внушало трепет и почтение, отзывавшееся где-то внутри зрителя жутковатым, но в то же время восхитительным трепетанием.

— Охренеть! — с трудом выговорил Голубок, вращаясь вокруг своей оси, глядя на такие же бесконечные ряды оружия, как ранее — алкоголя. — Вот это да... Ну, все, теперь-то я без своего верного меча, слушающегося только меня, не уйду!