Бекас поднялся по пандусу и выставил перед собой руки. Меж ладонями вспыхнула искра и, через секунду, развернулась в небольшое серебристое полотно. Запахло озоном.

Постояв так секунд двадцать, кваз убрал лапищи от портала и тот схлопнулся с лёгким электрическим шелестом. Вся команда Бекаса стояла и спокойно чего-то ждала.

Бабка пояснила:

— Сигнал подал. Сейчас нормальный портал развернут...И действительно — внутри ангара хрустнуло, вспыхнуло, и мгновенно развернулось большое сверкающее окно, метра два шириной. В него неспешно стали втягиваться броневики и газели.

Пашка смотрел во все глаза. Вот такого он никогда не предполагал увидеть. Это было необычно, немного жутко и... И красиво, чёрт возьми.

Подогнали первую фуру задним бортом к пандусу, откинули чехол. Два кваза уже припёрли дощатый настил и всунули одним концом в кузов. Оттуда, гулко цокая по доскам потянулись бурёнки. Глухо мыча, они упирались перед окном портала, испуганно косились на стоящих по бокам людей. С ними не церемонились. Подходили сзади и уперевшись в коровий круп проталкивали в портал. Дело шло как по конвейеру, видно, что и мужикам, и квазам не привыкать скотину засовывать в серебристое марево.

Закончили, и главный кваз подошёл к бригаде. Спросил у Пашки, стоящего чуть ли не с разинутым ртом.

— Ну, что — налюбовался?

Бабка поинтересовалась:

— А что в броневиках?

— Кролики. А в газелях — птица. Куры, гуси, утки... Бабка, кстати, ты не знаешь, где можно теплицы найти?

Бабка удивилась:

— А на кой тебе теплицы? Тут и так всегда тепло.

— Компостные кучи накрыть. Аромат от них, сама понимаешь, не "шанель".

— Ну как же — "не знаю", конечно знаю. Ты в курсе, где посёлок "Кормиловка"? Там их — просто ряды.

Бабка вытащила из планшета карту и начала с квазом выяснять местоположение Кормиловки.

А у Павла вдруг мелькнула мысль. Он подёргал Бабку за рукав:

— Мила Львовна... Ой, извини. Бабка, а они могут часть продуктов забрать к себе? Или даже все... А то, чувствую, их всё равно конфискуют.

— Да! Бекас, у вас морозильники свободные есть?

— Есть. "Тринадцатый" напёр их штук тридцать. Он же у нас хозяйственный. Половина пустые.

Бабка метнулась к багги и вытащила из бардачка мегафон. Над территорией Приюта разнёсся вопль:

— Янка! Янка, быстро сюда! Бегом!

Из окна второго этажа высунулась давешняя худенькая девица.

— Ну, чего орёшь? Чего тебе?

— Быстро ко мне! — рявкнула Бабка.

Через десяток секунд Янка-Заря стояла перед командиром.

— Яна, всю жратву отправь в Город сестёр.

Янка просияла:

— Поняла! Ах ты хитрюга!... На прицепах вывезти?

— Да на чём угодно. Главное, чтобы быстро.

И Короткому с Шилом:

— Мужики, помогите грузчикам, чтобы дело веселее шло. А мы пошли, постреляем.

Глава 8. Проверка Даров

Через пять минут, куцая бригада, в составе одних дам, стояла в котловане стрельбища.

На расстоянии метров пятьдесят, на глине, стояла лавочка. Женщины пошли к ней, подобрали с земли и расставили на ней банки из под пива, пэты и разную мелочь: крышки от бутылок, пальчиковые батарейки и даже один ботинок. Вернулись.

— Ну, Скорый, — скомандовала шеф, — давай.

Пашка сгрузил на столик сайгу, вынул пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Полиэтиленовая бутылка слетела с лавки.

— А теперь — быстро, три выстрела, — подсказывала Мила Львовна.

Павел выстрелил три раза без подготовки. Попал. Три бутылки снёс.

— А теперь — попробуй от пояса. И по крышечкам, по крышечкам.

Пашка посмотрел на неё с сомнением, но сделал так, как шеф велела.

Ещё три выстрела и снова попадание. Крышки от бутылок разлетелись в разные стороны. Дугин вопросительно посмотрел на Бабку. Что, мол, дальше?

— А теперь, защитничек ты наш, с двух рук и от пояса.

Пашка, как-то уже внутренне уверовал в свою стрелковую непогрешимость. Достал вторую Стечу и загрохотал выстрелами... Ни одного промаха. Ни одного!

Лавку отпёрли на дистанцию метров так сто. Снова расставили побрякушки. И Скорый, уже из "сайги" с коллиматорным прицелом безупречно разнёс все мишени, высадив половину обоймы.

Женщины стояли и, растроганно улыбаясь, смотрели на стрелка. Никогда Пашка не думал, что умение первоклассно убивать вызовет такое женское умиление.

Бабка поинтересовалась:

— Ну, как тебе?

— Я фигею...

— Теперь понял, почему ты нам так нужен?

Пашка даже обиделся:

— Так только для этого?...

Но тут Тьма резко прижалась.

— Дурачок ты, Паша.

— Теперь бы надо его Дар как-то разбудить, — задумалась командир. — Ванка, у тебя больные есть?

— Есть. Но там четверо без ног, один без руки, а у двоих внутренние повреждения. Тебе же надо, как я понимаю, чтобы наглядно было?

— Угу, — задумалась Бабка, — правильно понимаешь...

Все тоже задумались. А Тьма уселась на лавочку у столика и попросила:

— Паша, иди сюда.

Тот подошёл.

Надо сказать, что выходя из дому вся бригада экипировалась по полному. Видимо, каждый "Выход в свет" напоминал боевую операцию. Броники, каски, оружие — всё в наличии. Вот и Тьма... Она закатала левый рукав, выдернула стилет из плечевых ножен и полоснула себе по предплечью... Кровища хлынула на столик, на лавочку, на землю.

Пашка аж подпрыгнул. Запаниковал.

— Аптечка! Где аптечка?! Жгут надо... Ты что делаешь?! Бестолочь!

Никто и не почесался. А сильно побледневшая Таня, с трудом шевеля белыми губами, спросила:

— Паша, ты же не хочешь, чтобы я умерла?

Скорый вспомнил всё, что ему рассказывали о его способностях и решился. Положил трясущиеся ладони на кровоточащую руку Тьмы и попросил:

— Говорите, что делать...

Ванесса подсказала:

— Закройте глаза и прислушайтесь к её ощущениям... И просто пожелайте выздоровления...

Пашка закрыл глаза и... И почувствовал.

Он, в этом странном мире уже несколько раз сталкивался с тем, что ощущал настроения и мысли окружающих. Сейчас он особенно остро "увидел" Танин страх, боль, надежду и какую-то детскую беспомощность. Увидел структуру её организма, жгуты нервных волокон, сетку кровеносных сосудов, полыхающий ужасом мозг. Почувствовал её жизнь, уходящую из страшного пореза на руке...

Павел просто запретил Таниной жизни выходить из неё. Потом приказал соединиться краям разреза и срастил нервы, сосуды, сухожилия и мышечную ткань.

Открыл глаза. Над ладонями полыхало искрящееся свечение. От раны остался страшный рубец, кровь больше не рвалась наружу. Пришло осознание, что и шрам он может устранить, так же, как залечил рану.

Снова зажмурился. На светящейся слабым и ровным бежевым цветом руке, коричневый шрам смотрелся чужеродно и некрасиво. Пашка очень огорчился на это безобразие и подумал:

— Это надо убрать, это нехорошо.

И грязно-коричневый лоскуток исчез, сменившись спокойным и мягким цветом, как и вся рука.

— Ну, вот. Попёрло. Разбудили, — прокомментировала Бабка.

Снова распахнул глаза. Тьма сидела зажмурившись, всё такая же белая. Подошла Ванесса, вытащила из кармашка платочек, вытерла с Таниной руки кровь. Раны как и небывало. Ни пореза, ни шрама. Обычная кожа на руке.

И тут Пашка почувствовал, что ноги его трясутся, впрочем, как и весь организм. От слабости он уселся прямо на землю, тяжело отдуваясь.

— Ну вы, девоньки, даёте... А если бы я не смог?...

— Но ведь смог же, — Тьма открыла глаза и слабо улыбнулась бескровными губами.

Дугин, кряхтя, поднялся.

— Таня. Больше никогда так не делай. Никогда.

— Хорошо. Не буду, — прошептала Танечка и уронила голову набок. Потеряла сознание. Видимо держалась на одной силе воли.

Связь с Таниным организмом у Пашки как-то не прервалась. Так и держала его, как на верёвке. А вернее на тонком шнуре. И по этому шнуру Павел, на чистом подсознании, отправил часть своей энергии в тело Тьмы. Потом ещё. И ещё. Отдельные участки мозга девушки засветились ярче и розовей.

Странно было видеть одновременно и саму Тьму, и её схематичное изображение. Но Скорому было не до этого. Он плеснул в Танечку ещё бодрости и она открыла глаза, глубоко вздохнула.

Бабка огорчилась:

— Тьма, ты робу испачкала. Пошли мыться и переодеваться.

Таня попыталась встать, но её повело, как пьяную и она снова плюхнулась на лавку. Пашка кинулся поддержать, но Бабка его отодвинула.

— Дай-ка я.

Подхватила Тьму на руки, как ребёнка, легко поднялась на глиняный склон котлована и пошагала в сторону корпусов Приюта. Павел не удивился. Он же видел, как шеф мечет непослушных ментов через дверь на улицу. И, поддерживаемый с одной стороны Бедой, с другой Ванессой, он потелепался следом.

Женская половина бригады сидела в маленькой столовой на пластиковых стульях. Тьма, с мокрыми волосами, завёрнутая в полотенце, жадно наминала котлеты с картофельным пюре и заедала это дело голландским сыром. Пашке объяснили, что после знахарского лечения и после приёма живца есть хочется страшно. Организм интенсивно расходует энергию на выработку новых клеток, кровяных телец и усиленно выводит шлаки.

Дугин тоже ковырял котлетки, но особого голода не испытывал. Так... Для проформы. Слабость ещё не ушла, так что аппетит не прорезался.

Бабка пришла, отрапортовала:

— Состирнула Тьме всё по быстрому. С пятнами крови по Улью гонять нельзя. Чревато.

И поучала Скорого:

— Если лечить у тебя получается. И, должна сказать, получается хорошо. То, ты же понимаешь, что и... — повертела пальцем, подбирая слова.

Ванесса подсказала:

— То и разрушать вы, Павел Дмитриевич, тоже сможете.

— Да... — согласилась шеф, — и это даже важнее... В нашей ситуации, это полезнее... Для дела. Ты как себя чувствуешь?

Павел пожал плечами:

— Да вроде уже нормально.

— Так... Ладно... Тогда надо кого-то пришить. Может выехать за стену и найти заражённого?

И тут Беда, до сих пор молчащая, подсказала:

— Так у нас же есть заражённый.

И все уставились на Ванессу.

Та нахмурилась, упрямо посмотрела исподлобья.

— Нет. Кондрата я вам не отдам.

— Вот скажи мне честно, — спросила Бабка, — на кой хрен он тебе сдался?

Ванесса не уступала.

— Я изучаю на нём процесс изменения организма. Я описываю последовательность онтогенеза. И внешних, и внутренних метаморфоз.

— И чего ты уже наизучала?

— Пока что всё идёт стандартно...

— Ванка, ты как ребёнок. Это тварь сидит у тебя в клетке уже больше трёхсот дней. И что?

— Милка, ты лезешь в вещи, в которых ничего не понимаешь. Кондрат представляет для меня академический интерес. Возможно я смогу открыть какие-то закономерности...

— Так... Ладно... Академический, говоришь... Только эта твоя зверушка... Она же жрёт мясо. Мы, рискуя жизнью, добываем мясо по всему Улью, а этот, твой любимчик, жрёт его в страшных количествах. Как-то это неправильно. Тебе не кажется?

Ванесса ещё больше нахмурилась:

— Вот Тобика своего и отдай на растерзание.

— Ванка, ну ты, бля, сравнила! Тобик! Он же маленький, пушистый. Добрый и весёлый. И ест он всего-ничего. А этот твой урод... Ну ты иди, подруга, погладь его, как я Тобика. Иди, иди. Он тебе руки-то быстро отчекрыжит, по самые коленки. Тоже мне, — домашний любимец, бля...

Ванесса Витольдовна долго сидела молча. Думала.

Потом тяжело вздохнула.

— Ладно, хорошо. Будем считать, что эксперимент оказался неудачным. Столько времени, и никаких результатов... Забирайте.

Пашка плохо понимал, о чём идёт речь, и как это относится к нему.

Тьма, метавшая котлеты, помахала вилкой:

— М... м... Так вы, что — прямо сейчас будете?

— А чего тянуть? — поинтересовалась командир.

— Ну, так дайте я доем...

— А мы никуда и не пойдём. Прямо отсюда и сделаем.

Бабка сняла броню и камуфляжку, поставила два стула вплотную, спинками поврозь. На один верхом уселась сама.

— Паша, раздевайся и садись сзади меня.

Пашка стянул обвеску и обмундирование и уселся.

Мила задрала футболку, завела руки за спину и расстегнула лифчик.

— Прижимайся ко мне.

Павел обхватил женщину, плотно прильнул грудью. Саму технологию он теоретически знал. Ему уже рассказали. Теперь вот на практике надо пробовать.

— Готов? Включай дар. Поехали.

Пашка закрыл глаза и охнул, откачнувшись от Бабки.

— Что? Непривычно? Вот то-то. А я уже считай семь лет так живу.

Павел, поглядев на мир через Бабкин и свой дар, был ошарашен. Видеть одновременно всё целиком и каждую мелкую деталь в отдельности. Причём на огромной площади... Это лупит по мозгам. К этому надо привыкнуть.

Он снова, осторожно притиснулся к шефу. Немного полегчало с восприятием. По крайней мере, по башке било уже не так сильно. Попривык.

— Поехали, — скомандовала Бабка, и "потащила" его за двухэтажку Приюта.

На гравийной площадке стояла большая клетка сваренная из толстенных металлических прутьев. На полу этой клети лежала... На первый взгляд — гора тряпья. Но когда тандем Бабка-Скорый приблизился к прутьям вплотную, куча мусора зашевелилась и подняла голову...

У Пашки волосы встали дыбом по всему телу. Там, в заточении, подняла голову сама смерть.

Жуткое, нереальное существо. Две пасти, одна над другой, полные хищных зубов в несколько рядов. Острые, длинные, волосатые уши на голом черепе. Белые, как под катарактой, яблоки трёх глаз. Костяные наросты на спине, увенчанные шипами. Длинные руки и ноги, перевитые мускулами и сухожилиями. Когти явно бритвенной остроты. Длинный, белый, червеобразный пенис подчёркивал всю эту страшную конструкцию. И размер...

Тварь плавно и бесшумно перетекла из положения лёжа в положение стоя на задних лапах и заводила мордой, часто втягивая воздух ноздрями. Ростом — больше двух метров. Как она почувствовала ментальное присутствие людей? Непонятно.

— Вот — Ванкин питомец. Красавец, правда?

— Да уж. Красивее вроде уже и некуда.

— Осмотри его, Паша, внимательно. Что у него там в мозгах? — осторожно прошептала Бабка. Хоть монстр наверняка не мог их услышать.

Скорый медлил, уставившись на это порождение ада.

— Паш, ну чего ты тянешь?

— А? Да, да. Сейчас, — встрепенулся Пашка. И проник взглядом в черепушку зверя.

Мозги в голове отсутствовали. Может они там и были, но основную часть пространства занимала чернота, несвойственная нервным процессам. Зато ярко-голубым светились споровые доли на затылке. А от них, к позвоночному столбу тянулся столь же яркий голубой жгут.

— Что делать-то? — спросил Пашка.

— Сначала усыпи его. Интенсивность процессов видишь? Притуши их немного.

Скорый как-то, сам не понимая как, притушил. Зверюга глубоко и даже разочарованно вздохнула, снова улеглась на пол изакрыла глаза.

— Хорошо, Пашенька, хорошо. Теперь вовсе погаси мозги.

— Бабка, у него нет мозгов.

— Ну, погаси то, что там есть...

И Дугин надавил на голубизну. Она сначала не поддавалась, упруго возвращаясь к своему начальному виду, но Павел усилил нажим, и свет в черепушке подопытного окончательно померк.