Маг-2

Структура заклятия совершенно нечитаема, словно пропущена через обфускатор, сотни тысяч потоков, закольцованных на себя, бессмысленно обрывающихся или уходящих в недра конструкции затеняют искусно спрятанные основные структуры. Разобрать это за оставшееся время не удастся. Должно быть, среди местных магов бывали экземпляры с весьма любопытным Даром, раз уж здесь, помимо всего прочего, наверчена защита и от тех, кто может на лету снимать структуру заклятий.

Остается единственный выход — прямое противостояние. Вот только... Этот электросварочный спрут не только уничтожает камень, он с легкостью поглощает, подминает и преобразует Силу Земли в свою, в огненную — действие, абсолютно невозможное даже для Высоких магов. Это второе ключевое отличие, качественный переход между рангами. Все, кто ниже Архонта, могут лишь соревноваться в мощности и концентрации, напрямую противопоставляя Водные Стены Воздушным Бичам и Гранитным Копьям. А высшие трансформации, непосредственные переходы одних типов Силы в другие — удел поистине искусных и могущественных. Это понимание глубинных основ магической системы, это полное овладение всеми аспектами собственного Дара, это десятки, если не сотни лет развития, в конце концов. Даже понимание того, что почти в любом обычном веществе, не рафинированном до простого, имеются проявления всех стихийных сил — уже уровень магистра. Большинство магов может вытеснять чуждые силы, просто-напросто обрабатывая вещество своей собственной и до некоторых пределов замещая ею предыдущую, но окончательно разорвать сродство такими манипуляциями невозможно. Иными словами, маг Земли, стоящий на ступень выше, может вновь подчинить прокаленную Огнем землю — ценой энного количества резерва. Архонт же имеет возможность обратить силу Огня, за счет качественно новых способностей получая прямой энергетический выигрыш. В этом крылись корни столь резких и нарастающих в прогрессии различий в могуществе рангов — для противостояния одному магистру требовалось от двух до пяти обычных мейстеров, причем уже на двух магистров — совсем не десять, против первого Амматум нужен был десяток магистров (а мейстеры не могли ему сделать ничего, разве что во сне), ну а о дальнейших градациях история умалчивала.

И третье качественное отличие, то, что отделяло Высоких магов от магов Духа — анимативность. В этом смысле магия либо ниспровергает божественность, узурпируя многие ее атрибуты, либо возносит ее на еще более высокие пики. Создание с нуля подлинно живых организмов, манипуляции с духом и душой, с иными тонкими материями... Заклятие Белого лотоса, как я его назвал, как раз, при полном отсутствии разума — вместо него имелись лишь довольно разветвленные цепочки вариативных ответов на внешние воздействия, обладало неким подобием духа, ну или само им являлось. Конечно, это были только мои домыслы, потому что с ходу понять столь высокоуровневое творение не смог бы и гораздо более продвинутый маг. В итоге одухотворенность помогала заклятию "инстинктивно" выбирать верные реакции из примерно равнозначных вариантов, что в ином случае потребовало бы очень сложного и громоздкого механистического алгоритма.

Я перепробовал все. Попытки подмены типа Силы в разных частях заклятия, что было мгновенно пресечено контролем целостности — а охватить все заклятие целиком не удавалось ввиду его неимоверной сложности, попытки перегрузить цепи ударами сырой, неоформленной Силой Земли, что лишь подбросило дров в пылающую топку, судорожное конструирование на коленке некого подобия вируса — совершенно смешное занятие; и, разумеется, ничего из примененного видимого эффекта не дало. Жить мне оставалось менее получаса.

Парочка аран наблюдала за действием заклятия Белого Лотоса с условно безопасного расстояния, замаскировавшись среди камней на вершинах соседних гор. Скала, в которой обитал маг, превратилась в исполинскую свечу — почти идеально круглая колонна покрылась жуткими натеками расплавленного камня, а на ее вершине плясало и ярилось безумное белое пламя, заставляя все окружающее отбрасывать фотографически резкие тени. Вокруг "свечи" начали закручиваться потоки раскаленного воздуха, постепенно разгоняясь все быстрее и быстрее. Ковер зеленых трав на склонах гор стал быстро желтеть, а потом чернеть, кое-где показались первые робкие языки возгораний, жалкие и бессильные в сравнении с тем, что их породило. А огненный спрут на глазах набирал силу. Треск и рев пламени разносился на многие километры вокруг, заставляя в страхе улепетывать животных и птиц. Казалось, еще немного — и пламя поглотит не только одинокую скалу, но и весь мир.

Потом... потом произошло странное. Огонь как будто поперхнулся добычей. Щупальца белого огня, с легкостью кромсавшие зачарованный камень, взметнулись высоко вверх, отчего "свеча" стала походить на извергающийся вулкан, стянулись к центру "лотоса", словно закрывая бутон, а после вдруг резко почернели, обернулись собственным негативом... и спустя краткий миг все окружающее потонуло во вспышке чудовищного взрыва.

Уцелевший аран не потерял "сознания", но начать двигаться смог только спустя несколько минут. Паук лишился трех лап, двух малых глаз и всего ворса, а костяной панцирь избороздило глубокими царапинами. Впрочем, это было сравнительно малой платой — обращенный к взрыву склон горы превратился в багровое болото расплавленного камня, из которого торчали оплывшие валуны особо прочных пород. Вершину просто-напросто сдуло вниз вместе со всем, что на ней находилось, в том числе и пауком-наблюдателем. Из сотен длинных вибрисс на его спине уцелела только одна, да и та укоротилась наполовину. Легко отделался. Когда аран вновь вскарабкался наверх, его глазам предстала картина масштабных разрушений. Несколько гор, образовывавших неровный разомкнутый круг со Скалой в центре, превратились в подобие исполинской чаши, курящейся дымом и жаром. Склоны отразили основную силу взрыва вверх, но и его остатков хватило, чтобы полностью выжечь на них тонкий слой земли и раскалить подстилающий камень, а кое-где и вовсе его остекловать. А над местом катаклизма вполнеба раскинулась огромная серая туча, середина которой непрерывно проваливалась сама в себя, выворачивалась наизнанку, медленно возносясь все выше и выше...

* * *

Боль... Сколь много носит она масок, сколь разнятся ее обличия, этого проклятия и одновременно дара всего живого. За свою жизнь, за обе жизни, я испытал и почувствовал на себе массу ее оттенков. Резкие огнистые сполохи ожогов и разрезов, острые игольчатые укусы трещин и переломов, даже не снимаемые ничем тягучие нити перенапряжения мозга от сверхзапоминания и трансовых состояний... Отец и случай миловали, пулевых ранений я не имел, хотя всего остального хлебнул в достатке. Но эта боль была кое-чем особенным.

Багровые удушливые объятия сжимали разум во влажных тисках, извиваясь, втискивались внутрь, обволакивали удавьими кольцами забвения и погребали под мутной красной пеленой безвременья. Это было так, словно пловец выныривает из воды за глотком воздуха, но вместо него в рот и ноздри льется болотная жижа, и ты захлебываешься в ней, теряя остатки самообладания. Когда-то давно, проходя курсы полевого допроса и противодействия оному, мы все, курсанты с одной полоской на правом плече, испытывали на себе пытку водой. Вроде и ничего такого особенного, всего лишь полотенце на лицо и ведро тухлой воды — но мало кто оставлял после этого сухим специальный взрослый подгузник. И лишь после того, как человек находил в себе силы подчинить разуму паникующее тело, ему позволялось двигаться дальше.

Но это... Я захлебывался в этой боли, она растаскивала на части самое мое "я", уже не тело, но разум бился в удушливой хватке — и проигрывал. Секунды или годы, время не имело тут ровным счетом никакого значения. Понемногу, потихоньку, но силы к сопротивлению иссякали, и уже виделся тот момент, когда воля окончательно откажет мне, и я растворюсь в багровом океане — а где-то в реальном мире из перекосившегося рта потянется ниточка слюны... Видение было столь отвратительно ярким, что на какое-то время придало мне сил замедлить скольжение к краю пропасти.

Безумие... Оно подступало все ближе, и ничто не могло останосить его поступь. Все защиты пали под натиском это боли, трансовые техники вроде и работали, но криво, я не мог даже обратиться к собственному подсознанию — везде на пути вставали тошнотворно-багровые преграды. Еще пара кратких бесконечностей, и... Из последних сил я рванулся, слепо, сам не зная куда, движимый единственно животным желанием хоть на миг избавиться от этой жуткой боли... еще, еще, тратя уже самые что ни на есть распоследние крохи сил... и что-то хрустнуло. Я провалился — или вознесся? — в знакомое состояние "каркаса мира", только привычная холодная отстраненность в нем сменилась клубящейся БОЛЬЮ... а потом хрустнуло еще раз. На краю восприятия появилась крошечная черная точка, она стала расти — и в нее, как вода в сливное отверстие, начала стремительно утекать боль. Разом стало легче, давление на "И", разум-волю, снизилось настолько, что я смог начать спешно укреплять рубежи... но в каком-то далеком, темном, насквозь иррациональном кусочке разума возникло и стало шириться ощущение жуткой непередаваемой опасности. Там, в дальнем чулане сознания, где в странном союзе соприкасались своими гранями ум, магия и интуиция, я неким седьмым чувством ощутил... Взгляд.

Нет, не так. Не взгляд, а поток внимания, что исходил из черной дыры, пробитой в фундаменте мира. Оттуда, с Той Стороны, на меня смотрело... нечто, и оно было... радо? — нет, довольно изливающейся туда болью. И вместе с нею оно желало заполучить и ее источник...

Если бы у меня был загривок, все до единого волоски на нем сейчас стояли бы дыбом. Кажется, в своем стремлении спастись я нечаянно коснулся того, о чем говорили смутные слухи, бытовавшие в среде "кубоголовых". Стало страшно. Да что там — я ощутил волну самого настоящего ужаса, едва снова не опрокинувшего спешно возводимые бастионы моей воли. Внимание стало нарастать, словно Нечто приближалось к границе дыры, и я сделал то единственное, что мог — толкнул туда разом всю боль, до которой мог дотянуться, а потом, максимально сосредоточившись на гранях Фундаментальной Бездны, изо всех сил "шевельнул хвостом", сдвигая потревоженные блоки вместе.

Не тут-то было! От попытки обратиться к Дару накатила такая волна боли, что на какое-то мгновение полностью скрыла разросшуюся уже почти на половину сферы восприятия дыру — но она странным образом помогла мне. Дыра легко всосала в себя все и затребовала добавки, однако неимоверно "тяжелые" "блоки" фундамента уже пришли в движение. Я напрягал свой Дар в полную меру и сверх всякой меры, не обращая внимания на то, что он явно тяжело поврежден, если вообще не разрушен, а возникающая от этого боль исправно утекала в жадную дыру, не затапливая кое-как держащееся сознание. В какой-то момент все "пространство" колыхнул басовитый звук лопнувшей толстой струны, и тянуть "блоки" стало легче. С беззвучным гулким ударом они встали на место, смяв и скрыв под собой черную дыру, страшное внимание оттуда погасло, оборвалось, и я отпустил Дар и с неимоверным облегчением наконец-то позволил себе раствориться в блаженной пустоте, более не нарушаемой ничем.

* * *

— Рэндом...

Что это? Я сплю? Я? А кто это — я?

— Рэндом, очнись...

Голос знаком мне. Он дорог мне. Я убью за него. Я умру за него.

— Очнись, пожалуйста...

Умру? Разве я еще жив? Возможно. Умру... Значит, не просто дорог. Как искусно мы, люди, прячем правду под напластованиями страхов, домыслов, условностей. А истина-то — вот она. Все просто, нужно только не бояться признаться в этом себе самому. Просто, да. Только для этого иногда нужно умереть.

— Пожалуйста...

Ладно. Пора встать и идти. Она зовет. А это сильнее всего на свете. И во тьме — тоже сильнее всего. Вставай, маг Рэндом. Нет. Не так. Это ведь не имя — это лишь еще одна маска, что прикипела к коже. Я ношу ее здесь уже третий год, и она почти заменила мне лицо, но Она имеет право заглянуть под нее.

— Рэндом...

Я поднял слипшиеся веки, в глаза ударил зеленый свет какой-то плесени на потолке и стенах пещеры, и в этом неверном свете надо мной было Ее прекрасное лицо.

— Меня зовут Ундрахт.

Через полчаса я оклемался настолько, что смог принять сидячее положение. Поддерживаемый теплыми руками Дарзин, огляделся. Слегка облагороженная пещера, пол более-менее выровнен, наиболее выдающиеся неровности стен срублены кирками или чем-то похожим, вон, следы ударов видны до сих пор. Естественного света нет, вместо него интимный зеленоватый полумрак от пятен светящейся плесени. Справа и слева чернеют неровные овалы ходов. У дальней стены десяток больших ларей, рядом стойка с разнообразным оружием, от топоров до коротких толстых копий. В центре пола лежит нечто вроде гнилого бревна, густо поросшего мхом и увешанного склизкими ошметьями. Возле него копошится пара аран, на вид совершенно целых. Ближний — разведчик, весь поросший ощущательными вибриссами, второй больше почти вдвое — какая-то боевая модификация. Кроме них, никого нет.

А, стоп. Дивьяшротра, сиддха слуха, включилась вообще без усилий, причем совершенно гармонично сочеталась с Безбарьерным Нюхом. Лавина информации, хлынувшая в мозг, вернее, начавшая ощущаться на сознательном уровне, свободно им поглощалась и перерабатывалась, без болезненного "растягивания" сознания и прочих признаков перегрузки. Дивья-то где! Такое чувство, будто мозг стал в полтора раза больше, или я овладел им на новом уровне... ну конечно! Похоже, верны оба предположения — во время недавних сверхусилий мне каким-то образом удалось полностью подчинить обе дополнительных нейронных сети, они-то и дают это странное ощущение... свободы, что ли. Если раньше нужно было поддерживать глубокий безмысленный транс для вхождения в эти состояния, то теперь удается вести обычную мыследеятельность параллельным потоком — а еще одновременно касаться самым краешком сознания "каркаса мира", что непостижимым образом является и Фундаментальной Бездной. Очень странно, но мне нравится.

/левый проход ведет в трехкратно большую пещеру, в ней находятся три мага, тридцать два человека, шесть агро, восемнадцать аран, один киссах и одно неопознанное существо. Опасность существа — максимальная.

Я мог бы по полчаса говорить о каждом, кто находился в той пещере — рост, вес, расположение, дыхание, степень усталости и состояние здоровья... При этом одновременно:

//три мага — это однозначно предводители Ордена, портреты сил очень характерны. Но где четвертый? Неужели... Мы ютимся в каких-то пещерах, значит ли это, что Орден потерпел сокрушительное поражение, а передо мной его жалкие остатки? Если среди атакующих был Мохан Бисс Химайра или кто-то его уровня, то неудивительно. Конечно, совокупная мощь некросов, поддержанная их Источником, весьма велика, гораздо больше того, что мог использовать я, даже находясь в Скале, но не следует забывать о тех "завихрениях" поля сил, что я ощутил перед ударом Пламени Белого Лотоса. Если одним из приближающихся сильных магов был тот Таумиэль, а ведь при этом несомые ими артефакты ощущались гораздо более мощными, нежели сами маги... Сказать честно, Орден должны были просто смести, залить его Долины пламенем и завалить скалами. Силы и средства вышли на качественно новый уровень, как если бы к обычной автоматной перестрелке вдруг подключилась батарея РСЗО. Впрочем, стоп. Недостаточно данных, а предположения могут завести очень далеко. Нужно добыть новые сведения.