— Смело! — одобрил Арсений, — Мы с Вадимом четыре года репы чесали перед тем как прийти к выводу, что время не свойство материи, а среда, в которой она существует.

— Как это не свойство?! — запротестовал я. — А что же тогда износ механизмов?

— Один из параметров времени, отличающийся от момента ввода в эксплуатацию того самого механизма на энное количество единиц, — голос моего собеседника опять поскучнел. — Так-то, Мишаня. Я ведь, предупреждал, как всё это долго рассказывать. Ты не поверил, а зря. Чем дальше мы продвигаемся к сути понятия непись, тем беспощадней нас с тобою относит в многовариантное будущее, где "а" — я тебя посылаю и "б" — опять излагаю сухую формулировку, ты задаёшь кучу попутных вопросов, и я тебя опять посылаю. Это один из моментов, над которыми время не властно.

— Понял! — я встал и набросил на пиджак епанчу, пропахшую дымом и псиной.

— Обиделся! — усмехнулся Арсений. — Или ты по делам?

— Схожу, мужиков табачком угощу. Прослежу, чтоб курили у каменки.

— Шапку мою возьми! — прозвучало вослед. — Если банька вот-вот поспеет, десантника с докладом пришлёшь. Приготовлю вам сменку. Да, пусть заодно ружья казённые сдаст!

— Есть! — отчеканил я, утопая в хозяйском треухе. Толкнул было дверь, но вспомнил ночные галлюцинации и ещё раз спросил. — Слушай, а так бывает, чтобы Бугор резко помолодел?

— Это ты про снайпера, или десантника?

— И про себя тоже.

— Быва-а-ает, — Арсений, зевнул и перекрестил рот, — если вас покупал третий отдел, у них и не такое бывает!

* * *

Ружья стояли в сенях, справа от двери, что с хитрым потаем. Здесь же, на кованом квадратном гвозде висел патронташ. Бугор собирал поленья в охапку, относил их по натоптанной широкой тропе туда, откуда уже отчётливо тянуло дымком. Парнокопытный орудовал колуном. Из-под распахнутой настежь дарханки жидкими струями пробивался парок.

— Все вдруг! — скомандовал я, — противолодочным зигзагом за мной!

Было наверно в моих словах что-то особенное: изюминка или второе дно. "Трудовые резервы" обошлись без "а чё?", "а зачем?" и выстроились в кильватер. Сашка был в самопальном войлочном колпаке, сидевшем на его голове как феска на подвыпившем турке.

С другой стороны заимки вольготно, размашисто простирался хозяйственный двор. В нём скрадывались высота и объём. Зарод золотистого сена в два с лишним моих роста выглядел заурядной копёшкой, а несколько добротных построек — вообще собачьими будками. От тесаной коновязи уходил сквозь ворота поскотины и терялся в тайге стремительный санный след.

Банька стояла на берегу ручейка. С порога постройки до самого среза воды спускался пологий помост. Я не стал на него наступать, обошёл. Сквозь проплешины снега желтела фактура дерева. Было видно, что доски не раз скоблили ножом и драили щёлоком. Такие вот, галюны.

— Ну что там? — спросил Тэтэ, прикрыв за собой дверь.

— "Беломор"! — провозгласил я и выставил пачку на чурбак перед каменкой. Так, чтобы все увидели цифру 14.

— Я думали что-то серьёзное, — хмыкнул Бугор и потянулся за папиросой.

Парнокопытный в два пыха прикурил от лучины, поднёс огонёк нам — эка, мол, невидаль...

Наверное, сговорились, пока топали впереди.

— Есть и серьёзное, — искренне обиделся я. — Мне только что предложили принять дела и остаться здесь, на заимке. Не навсегда, но надолго. Пока с испытательным сроком.

— А мы?! — возвопил сиротеющий партизанский отряд.

— По штатному расписанию не положено!

Подбросил, что называется, поленьев в огонь во всех смыслах этого изречения.

Над уютом парилки нависла тяжкая пауза. В недрах открытой топки громко стреляли дрова. Булыги на каменке были горячими, но до каления их ещё греть и греть. Слюна не шипела, а медленно испарялась.

Баня, как говорится, и в Африке баня, но эта отличалась от всех, в которых мне когда-либо доводилось отведать парку. Не было здесь ни бочки на двести литров, ни вёдер, ни тазиков. Из железа лишь кочерга, совок, кованые щипцы с длинными ручками. Нет, вру, были ещё обручи на этих... как его? — вспомнил! — на деревянных ушатах.

— Ты хоть, Профессор, узнал, в какие края нас занесло? — с деланным равнодушием поинтересовался Бугор.

— А как же, в первую очередь! Смотрел на контурной карте. Это на лапоть от Карталы, да в паре до Петропавловска. Примерно посередине. Местечко зовётся Берег Моржового Хрена. Вот у него и спроси.

— И спрошу! Я в тёмную не подписывался! Сейчас же схожу и спрошу!

— Сядь! — взвился Парнокопытный, — не отсвечивай! Твоё дело не спрашивать, а служить. Я, мужики, знаю не больше вашего, но скажу: даст бог, отбатрачу контракт, и Митькой меня звать. Не нравится мне, когда глюки бывают на трезвую голову...

Вот это метаморфоза! Что это с ними?! Минуту назад казалось, что Сашка с Терентием на заимке в охотку. Из ружей палили влёт, колуном ухали, только держись, аж иконы подпрыгивали. А у них тут оказывается тонкий душевный порыв: к маме хочу! Нет, пора раскрывать карты:

— Это не глюк, мужики. Если верить старику Двоедану, мы с вами попали в самое натуральное прошлое. Причём не случайно, а целенаправленно, и с какой-то конкретной целью. Можете мне не верить, но сейчас на дворе тысяча девятьсот тринадцатый год.

— Шутишь, что ли?! — подпрыгнул Бугор.

— Брось ты, Сашка, прикидываться серым походным сидором, — сплюнул Парнокопытный. — Не ты ль говорил, что патроны от Фон-Гилленшмидта лучше чем "Магнум", "Тайга" и "Селена", а "Тулка" из позапрошлого века даст сто очков вперёд современному гладкостволу? Скажи как охотник охотнику, разве когда бывало, чтобы столь старый боеприпас не дал ни одной осечки?

— Нет, не бывало.

— Значит, что?

— Значит, хрен его знает! — как обычно, заегозил Бугор. — Только Профессор тут всё равно неправ: менять коллектив на место у тёплой печки это не по-кентовски.

— А кто говорит, что прав? — поддакнул Терентий Тихонович.

Глянув поочерёдно в их потускневшие лица, я понял, что в этом вопросе тоже пора убрать многоточие:

— Я разве кому-нибудь говорил, что согласился? Моряки своих не сдают.

Глава 4. Непись и несраль — братья вовек

После бани, как водится в приличных домах, мы пили настойку из рюмок бахметьевского завода. Арсений из именной, хозяйской, мы из безликих, так называемых, "гостевых". Настойка напоминала терпкий компот с запахом хвои, но очень приятна на вкус. Не знаю как остальных, а меня мал-мал забрало. На столе свистел самовар. Хозяин ставил на стол деревянные плошки с лесными заедками, а Бугор доставал его вопросами на засыпку. Так докопался, будто его конктетно интересовало, почему старорежимный каптёр выдал нам сначала бэу, а после помывки всё новое: подштанники, вязаные носки и рубахи из белёной холстины.

Тот сказал, что по уставу положено.

— Э, нет, — не унимался Бугор. — Я устав наизусть знаю, что внутренний что строевой. И по параграфам, и вразброс. Три месяца после учебки постигал эту науку от отбоя и до полуночи. По уставу положено новобранцев сначала стричь, а потом вести на помывку в том самом нижнем белье, в котором они призваны.

— Устав, говоришь, выучил? — удивился Арсений. — Ну-ка представился по уставу!

— Старший сержант Черкашин!

— Вольно, садись. Теперь, старший сержант, представь, что на секретный объект Минобороны коим является эта заимка, налетают

злые хунхузы с целью банального грабежа и множат на ноль весь личный состав. Возбуждено уголовное дело. Следствие ведётся не каким-то хреном с бугра, а дотошным криминалистом из элиты российского сыска вроде Кошко, дай ему бог терпения и здоровья. И что, как ты мыслишь, он отразит в протоколе после осмотра того, что осталось от старшего сержанта Черкашина? Труп был одет... продолжай: трусы "мейд ин Узбекистан", синтетические носки, тапки на микропорке...

— Так вот оно почему не стреляло!

— Но что бы Аркадий Францевич в том протоколе ни сочинил, — чеканил слова "каптёр" пропуская мимо ушей возглас Терентия, — ещё до его подписания понятыми, округу возьмёт под контроль особый отдел жандармерии, и секретный объект, на который были потрачены средства российских налогоплательщиков, больше уже не будет действующей боевой единицей.

Оставив, как он думал, краснеть "не какого-то хрена с бугра", разгорячённый Арсений взялся снимать шкуру с подавшего голос Парнокопытного:

— Теперь расскажу, почему оно не стреляло. Я вам что, ружья с патронами по своей дурости выдал? Палите, мол, хлопцы в белый свет как в копеечку, государство у нас богатое и не умеет считать.

Нет, братцы мои, всё учтёно! Дурной человек никогда не подастся в ту сторону, где много и часто стреляют.

— А можно, — не сдавался Бугор, — ещё один последний вопрос?

— Можно, — милостиво согласился Арсений, — только учти: новый устав кое-кто ещё как следует, не изучил.

— Если бы злые хунхузы налетели на секретный объект, когда мы бежали от поезда до заимки?

— Не налетели бы!

— Почему? Им это не положено по уставу, или же, по какой-то другой причине?

Вот честное слово, мне было ни капли не жаль своего нового друга. Сам виноват. Нехрен было этому алкашу наливать. Достал уже всех!

— А потому, — Арсений закрутил шеей, будто бы сдавленной тесным воротничком, — а потому, старший сержант Черкашин, что не было тогда не поезда ни заимки, а было вэ-пэ-эл-эл.

— Шо?! — В один голос воскликнули мы.

— Временное поле локальной локации, — пояснил Арсений и вдруг, обратился в слух, приник взглядом к иконам.

Насколько я понял, там ему что-то втолковывали, а он отвечал либо "да", либо "так". Типа того что "понял, рассказывай дальше". Судя по спокойному взгляду, ничего страшного ещё не случилось, но придётся посуетиться.

На всякий случай я встал и со словами "Атас, хунхузы!" пошёл одеваться. Неписи с шумом посыпались из-за стола и обгоняя меня, кинулись к ружьям. Бугор не удержал патронташ, грохнул его об пол, присел чтобы поднять, Терёха, не разобравшись, коленкой его сходу под зад! Ох, не хочется мужиками, чтоб Аркадий Францевич их трупы осматривал!

И смех, и грех! Пошутил, называется. Думал, хозяин вставит сейчас пистон за моё самоуправство. Нет, обошлось, поправил Арся очки, благосклонно кивнул и сказал:

— Всё верно. Боевая тревога.

Задача была простой и понятной. По известному нам большаку на базу возвращался Стратег с неким полезным грузом. За ним, как это бывает в боевиках, гнались вооружённые люди (не хунхузы, а "ещё хуже"), с известною целью отбить этот самый полезный груз. Нам надлежало посеять в рядах преследователей хаос и панику, но (упаси Господь!) никого не убить. Иначе тот самый полезный груз сразу утратит свою полезность.

— Стрелять только по лошадям! — несколько раз предупредил Арсений.

Я, помнится, предложил пожертвовать хозяйскими дровнями. Нафигачить в них сена и, вчетвером, потихоньку, дотолкать их до места засады. А как только проскочит Стратег, выкатить на дорогу, сначала использовать в качестве баррикады, а потом подпалить.

— Выкинь из головы, — отрезал Парнокопытный. — Сено они с собой привезут, зря только вымотаемся. Ты бы, Двоедан, уточнил когда наших с поклажей ждать?

— Если ничего не случится, то минут через сорок.

— Сколько тех, что хуже хунхузов?

— Всего восемь рыл. Вместе с возницами, на санях.

— Дома керосин есть?

— В лампе, на донышке. Можно сказать, что нет.

— А самогон?

— Этого валом.

— Сколько?! — встрепенулся Бугор.

Арсений пропустил этот возглас мимо ушей, будто не слышал. Сразу понял, что у снайпера-инструктора и опыта больше и сам он мужик, в отличие от Сашки, серьёзный.

— На коктейль Молотова пойдёт?

Именно за такие исчерпывающие вопросы преподы по тактико-специальной подготовке, не глядя, ставят зачёт! Главное ясно как божий день, а в частностях разобраться нетрудно.

— Не, ну в натуре? Что, трудно ответить? — не спускал флага Черкашин. — Я же не выпить прошу!

— На коктейль?! — опять игнорируя сопливых, засомневался Арсений. — Брал, пока синим горит. А как оно будет на деле, это вопрос. Надо проверить. Ни разу коктейлем не пользовался. Сейчас принесу...

Сашка совсем было сник, но строгий Двоедан смилостивился. Повернулся к нему и сказал, тщательно выговаривая каждое слово:

— Три гарнеца, штоф и косушка.

— Чи-во-о?! — округлился глазами Бугор.

— Не "чиво", а за мной! Поможешь. Переливать будем...

* * *

Гарнец мне увидеть не довелось, а вот насчёт косушки могу рассказать, если кому интересно. Это бутылка из белого стекла со светло-коричневой этикеткой. Буковки на ней простенькие, без офсетных изысков в виде снопов пшеницы. Сверху двуглавый орёл больше похожий на штамп ликёро-водочного завода, чуть ниже: "Казённое вино, 1/40 ведра, крепость 40%". Дальше как в кассе: цена отдельно вина -17 ½ к. и посуды — 4 к. Под горизонтальной чертой итого: 21 ½ к. На морской выпуклый глаз, меньше чем треть литра. Это ж страшно представить, какое у них ведро!

Я потом у Бугра спрашивал, довелось ли ему лизнуть? Куда там! Все одно, что пожар тушили! Один только Парнокопытный был спокоен и подчёркнуто строг. Будто я, как при старом режиме, числился у него в денщиках. То ему самогонку в ложке зажги, то в печку чуток плесни, а их благородие со стороны поглядят. Не зря говорят, если хочешь оценить друга, сделай его начальником над собой. Нет, я конечно же, понимал, что в предстоящем деле от меня будет мизерный толк. Только зачем это подчёркивать?

— Одна нога здесь, другая там! Слетай-ка, Профессор, в сени. Ты с Бугром одного роста. Подбери ему лыжи, чтоб человек время не терял.

Ага! Я, значит, не человек!

Обиделся, вышел вон. Там темень! Дует сквозь щели. Спички гаснут одна за другой. На ощупь добрался до двери, открыл, подпёр чурбачком. Только тогда в полумраке лыжи нашёл. Взял все четыре пары. Вынес их под навес, чтоб потом в сенях толпой не толкаться. Стою, подбираю: от земли до кончиков пальцев — оптимальный размер. Отец меня, помню, учил этой премудрости.

Красиво кругом! Солнце за соснами тонет, окрашивает пейзаж в боевые цвета, позёмка гонит по насту розоватую пыль. Как сказал неизвестный автор известных песен, "нет в России захолустья, есть в России свет и тишь".

Только на душе неспокойно. Вот, думаю, лажанулся Арсений! Всю одежду сменил, а спички балабановские оставил. Они у нас из одной упаковки, в Краснодаре на сдачу дали. Аркадий Францевич с ума сойдёт, составляя свой протокол: "ГОСТ 1820-2001", не иначе шпионский шифр. Надо будет другу сказать, чтоб в следующий раз был внимательней.

Куда там! Выскочили из сеней! Глаза у Терёхи далеко-далеко, а Сашка ругается на ходу:

— Как сам?! Мы, разведрота! Мы ваш спецназ, мать-перемать, через колено!

— Да тише же ты! — успокаивает хозяин. — Сказал вдвоём, значит, пойдёте вдвоём.

Картина ещё та. Будто сельские парубки собирались в деревню на посиделки, а дед самогонщик их наставляет, как им сподручней выйти через лесок на околицу.