Без права на счастье

— А что не так с библиотерапией? — уточнил кэп, — там же, если мне память не отшибло, просто подбираются книги по определенной теме. Вот если человек — разгильдяй пожизненный, его заставляют читать книги по теме самодисциплины, самоорганизации, в читательский дневник мысли умные выписывать, а определенные положения в жизнь внедрять. Разве не так?

— В классике все так и есть, — согласилась я и потерла лоб, — а ты чего над столицей круги нарезаешь? Красоты мне показываешь или время тянешь?

— Да ты не стесняйся, — расщедрился кэп, — любуйся, сейчас фонари зажгутся и вообще красота будет неописуемая, где ты еще такое увидишь? Так ты не ответила мне, Голуба.

— В классической библиотерапии все так и должно быть, как ты сказал, — повторила я, — но над нами эксперименты ставили. Моя же терапия была агрессивной. Каждые полгода менялась тематика, а тебе ведь известно, что по любой теме основополагающих трудов не более пятидесяти, а с учетом исторических источников — максимум сто, все остальные книги перепев первых. Так вот на полгода мне выделялось от пятидесяти до семидесяти книг, и все нужно было прочесть, важные мысли выписать, а знания претворить в жизнь. И все это параллельно с учебой, то есть мои учебники в библиотерапию не входили.

— Голуба, так ты реально сколько книг в семестр прочитывала? — помолчав немного уточнил контрабас, — и какая же первая тематика была? Неужели медицина?

— Нет, первую мне выделили на втором курсе, — вздохнула я, — мифы и легенды народов Галактики... я их наизусть помню, совсем недавно перечитывала, нужно было освежить какое какие сведения. А медицина, так она же два года нам преподавалась. Все манипуляции и анализы делать научили, даже представляешь, роды принимать умею. Скорочтение мы осваивали на первой тематике, иначе в сроки не уложиться.

— Понятно... — протянул кэп и добавил, — монография год назад у Гвинет Бради вышла по развитию интеллекта, серьезная такая книжка, в Дальних мирах пошла на "Ура". В учебных заведениях преподаватели с карандашиком книгу изучают, но пока приходиться отрабатывать только на единичных экземплярах...

— Ты забыл добавить — приговоренных к смерти, — задумчиво ответила я, — им что, смертную казнь интеллектуальной экзекуцией заменяют?

— Ага, хотя я знаю, что у них было несколько случаев нервных срывов на этой почве. Слышь, Голуба, а скажи мне, как на духу... ты случаем ничего не натворила вечерком накануне выходных? Часика так через три-четыре после того, как я тебя у торгового центра оставил? — его голос был каким-то заинтригованным, будто мужик решал какую-то задачку, и от моего ответа зависело подтверждение правильного решения или допущенной ошибки.

— Я? Ну... стриптиз на кухне пыталась устроить, — нахмурилась я, — да как стриптиз, так маечку на голову подняла, грудь оголила да два танцевальных па пятой точкой крутанула...

— И? — сглотнул мужик, похоже, представляя картинку, — дальше чего?

— Ничего, выпила мало. Ну не лезло оно мне, — психанула я, уж больно довольное у него лицо было, — что сошлось решение?

— Ага, — ухмыльнулся, — я как катера в небе увидел, так сразу понял — что-то произошло. За одну ночь три нелегальных точки разгромили, камеры предварительного заключения забиты под завязку торгашами контрабандой, да сутенерами с подопечными.

— Слушай, кэп, и где твоя хваленая логика? Спать отправилась? Вот как могут быть связаны — мой пьяный недостриптиз и разгром притонов? Ты еще скажи, что это я там нелегальных торгашей гоняла.

— Хороший вопрос, — улыбнулся он, а глаза как у кота сметаны объевшегося, — просто я Его катер знаю и в деле видел. Зверюга он, вот те истинный кратер на лунной поверхности.

— Так-так... — я побарабанила по панели, — вот с этого места, пожалуйста, подробнее... п-а-п-е-н-ь-к-а,... а о каком мужике идет речь? А почему на распределении комиссия в масках была, и в плащах с капюшонами?

— Голуба, а своего работодателя в лицо знать не нужно, — заверил он меня, и я поверила, выпуск-то был не в религиозной школе, — а то вдруг, что впоследствии не так пойдет, вы особы мстительные да и память, как выяснилось у вас — девичья. Отомстили и забыли, и так по кругу раз десять... там не только от работодателя так и от его потомков потенциальных ничего не останется, даже намека...

— Ты не ответил, — напомнила я, — о каком мужике речь шла? Кто там притоны всю ночь накрывал? Имя, папаня, имя...

— Дочура, — нагло заулыбался кэп, — и отколь мне знать с кем ты, оторва, за моей спиной связалась. Ничего не знаю, мне известно лишь, что уж больно крепко гаечки завернули, а такое делается не каждый день и причина должна быть ну очень серьезная...

— Не прикидывайся, — строго заметила я, — еще скажи, что не знаешь, где я две ночи провела.

— А обязан? — бровь взлетела высоко-высоко, на губах заиграла улыбка, я классифицировала ее как интригующую, — или хочется об этом поговорить? И все-таки у меня в душе теплится надежда, что это был не мини-отель "Радуга". А то мне шепнули, что в ночь, — когда ты стриптиз пыталась изобразить, — там Гизел зажигал... короче, Голуба, его персоной нон-грата объявили и это в борделе! Ты хоть представляешь, что такое сотворить нужно было, чтобы заведение решило посетителя на порог не пускать... Ты чего не в курсе? — изумился кэп, — мать, а ты чем два дня занималась? Вся столица это только и обсуждает. Что даже в кафешечку не сходила кофейку попить?

— Я читала, думала, — ответила я, замечая как его глаза расширились, — и спала, просто спала...

— Голуба, тебя с какой колонии привезли? — застонал мужик, не забывая при этом сверлить меня глазищами, — с Альфа-грита, где все занимаются сельским хозяйством, а в свободное от работы время коровам хвосты крутят? Ты что и в магазины не ходила?

— Да, чуть не забыла. Оцени. — Я вытащила из сумки берцы, и повертев перед ним, довольно спросила, — правда классные?

— Голуба, ты кто? — ахнул кэп и резко спикировал на катерную стоянку перед огромным магазином, — да ты с первой официальной вылазки в столицу должна вернуться нагруженная коробками и пакетами. Туфли там, платья, нижнее белье...

— Папань, ты чего в кратер в детстве падал? — уточнила я, не понимая его настроения, — меня двенадцать лет воспитывали как интеллектуальную боевую единицу — ходячую энциклопедию, умеющую претворять теоретические знания в любых условиях, чаще всего приближенных к экстремальным, а ты...

— Рот закрой, — жестко оборвали меня и таким взглядом облили, что я поняла, почему кэпа боятся не только контрабандисты, но и дико уважают курсанты военной академии, — ты хочешь появиться в академии с берцами? Со словами, что читала и думала все выходные, и чтобы все поняли, что к моей Голубе вернулась память? Так, а скажи мне, дочурка, тематики по моде у тебя в библиотерапии, как я уже понял, не было?

— Нет. Конечно, я знаю все о цветоощущении, о типах женщин — весна, лето и все тому подобное, но вот на себе ничего не опробовала...

— Выдра старая, — выдохнул он, — чистоплюйка лесная, сука фригидная... — я застыла с раскрытым ртом, а контрабас продолжал бушевать, — идеологическая инвалидка, тварюшка интеллектуальная... Так, ты ничего не слышала, — рявкнул он, увидев мое потрясенное лицо, — рот закрой и пошли, шмотки купишь кое-какие.

И мы отправились в торговый центр, где спустились на нижний ярус и кэп рыкнул: "Мадина". Через мгновение к нам подлетела эльфийка с ярко-красными волосами, в черном длинном платье с разрезами по бокам до бедра, на груди болтались нити из бусин лунного камня.

— Фирс, добрый вечер! Пожелания? — вежливо произнесла и улыбнулась контрабасу, — кого одевать будем и для какого события?

— Дочь, — пресек ее возможные мысли кэп и оценивающе посмотрел на меня, — подбери ей хорошие вещички для службы — секретарь и преподаватель.

— Хорошо. Ты посиди вон там, — она махнула рукой в глубину зала, и мне, — пойдем, дорогая.

Через час нагруженные пакетами мы вернулись к катеру и понеслись в сторону академии.

— Вещи носи, — приказал кэп, ему было все продемонстрировано в процессе примерки, — два дня подряд одну шмотку не надевай. Играй девчонку, которая дорвалась до сладкого, бывшее под запретом все годы. Прочитай несколько книжек по моде, по искусству одевания, краситься начни и замыль глаза начальницам. Ты, Голуба, пойми, они не должны вот так сразу понять, что память возвращается к тебе. Сейчас ты вспомнила основные события, а может и не все, но столько еще дополнительно всплывет, никто не знает. Поиграй с образами, выбери для себя комфортный, на стыке твоей жесткой готики и чего-то более нежного что ли?

— Бабушкино гипюровое платье цвета пыльной розы до колен и черные берцы с розовыми шнурками, — хмыкнула я, — создадим новую моду, чего уж там.

— Малявка, ты о старых модах почитай, и выберешь для себя удобоваримую, — посоветовал он, — а эти вещички, — он кивнул на джинсы и балахон, — пока прибереги до поры до времени, ты должна приучать всех к тому, что ходишь на каблуках и носишь красивую одежду. И не хмурься, дочура, уж кто-то, а я тебе плохого не посоветую.

Знала бы я в тот момент, что именно смена имиджа спасет мне жизнь, расцеловала бы его в небритые щеки, но тогда я лишь вздохнула и кивнула, соглашаясь с папенькой. Он высадил меня около академии, обвешал со всех сторон пакетами с покупками и, похлопав по спине, пообещал встретить через неделю.

Миновав пост охраны, я поулыбалась охранникам, похвасталась покупками и потопала к преподавательскому общежитию в полной уверенности, что уже через несколько минут начальство и заинтересованные лица будут знать о том, что новенькая преподавательница устроила забег по магазинам, накупила разноцветных тряпок и счастливая вернулась в академию. Всем было известно, что сотрудники отдела безопасности безжалостно сливали своему начальнику все что видели и слышали, добавляя при этом от себя несуществующих подробностей. Вот чем-чем, а методом "кнута и пряника" Гизел Рудверг владел виртуозно, что подтверждалось ежемесячными премиями или штрафами, но ведь был еще и нематериальный фактор, о котором все молчали как рыбы, но возвращались из столицы т-а-к-а-м-и счастливыми, и сейчас мне было известно наименование этого "пряника" — мини-отель "Золотая лира".

Войдя в дом, я сразу нажала кнопку лифта и краем глаза заметила через окно, что к дому спешит эльф. Заскочив в лифт понеслась вверх, а там заблокировав дверцу лифта, добежала до своей квартиры, открыла, швырнула пакеты на пол и мгновенно возвратилась обратно. Разблокировала дверь, метнулась к квартире и захлопнув дверь, закрыла не только на два замка, но и на внутреннюю цепочку. Постояла, не зажигая свет, услышала звук приехавшего лифта и осторожные шаги остановившиеся у моей двери, потом они прошли дальше и хлопнула дверь напротив. Получается, что шеф нашей безопасности проживает рядом, и это мне тоже не понравилось, до жути, мерещился за всем этим какой-то зловещий смысл. Хотелось верить, что это именно так, а не паранойя.

Умывшись и переодевшись в длинные пижамные штаны и футболку, я поставила греться чайник и отправилась разбирать покупки. Три длинных платья для повседневной носки серого и темно-синего цветов с белыми воротничками повесила в шкаф. Черные шелковые брюки и камзол оливкового цвета отправился туда же, а на стул было повешено платье горчичного цвета длиною ниже колена с черным бархатным поясом и епископскими рукавами, в нем я решила выйти завтра. Затем поставила в шкаф туфельки черного цвета. Одни были на пятисантиметровой шпильке, другие на невысокой платформе, а третьи замшевые в форме ботиночек. Берцы, как и джинсы с балахоном, я убрала на нижнюю полку, чтобы глаза не мозолили и в тоже время были под рукой. Разложила нижнее белье с колготками и выдохнув, отправилась пить чай. Мыслей о том, чтобы сходить в столовую и купить ужин я даже не допускала, причина проживала напротив.

— Подведем итоги, — думала я, сидя с чашкой в руках на подоконнике и глядя на соседнее здание, оно хоть и было не близко, но мне было хорошо видно, как девочки сидят в своих комнатках-клетушках и читают, рисуют или рукодельничают. У кого какая терапия была. — Мы все пациенты элитной научно-исследовательской психушки.

Попечалившись немного, унесла чашку на кухню, вымыла ее и, достав из рюкзака блокнот села за стол и перечитав свои записи, задумалась о том, что нужно как-то выстроить свое поведение, чтобы в академии моим преподавателям не стали бросаться в глаза не радостные для них изменения. И проблема даже не в том, что вся система была заточена на подчинение начальству и вообще вышестоящим чинам, а в том, что иметь свое мнение и выражать его это две большие разницы. Иметь можешь, но высовываться не дозволялось. Озвучивать собственную точку зрения могли лишь те, у кого было больше прав и "каменная стена" за спиной в виде тех самым минимумов, что назвал мне кэп. У меня этого ничего не было. Я не знала кто мои родители, и каким образом оказалась в академии. Однако мне было хорошо известно, что фамилии оканчивающиеся на — ле, подчеркивали незаконнорожденность, а страшнее этого ничего не было. Незаконнорожденных не рассматривали как брачные партии в обеспеченных слоях, не продвигали по службе и именно они были расходным материалом в различных играх сильных мира сего. Возможности сломать систему не было, но ее можно было обойти и заставить считаться с собой, а для этого требовалось нечто большее, чем преподавать в академии, где я обречена быть всегда на вторых ролях.