Без права на счастье

Пролог

Космопорт имени командора Синклера сиял огнями. В седьмом терминале, где шла посадка на космический корабль, следующий до столицы Горного Королевства, было немногочисленно. По трапу неторопливо поднимались гоблины, они были выше людей и намного крупнее, на их фоне представители человеческой расы выглядели хрупкими подростками. Охраной, встречавшей пассажиров, были эльфы клана Черных гор. Высокие, стройные, темноволосые в кожаных туниках, на ремнях в ножнах висели мечи. Начальник безопасности охраны Его Гневейшества — Фадомир сидел перед монитором и наблюдал за пассажирами, поднимавшимися по трапу.

Высокий, пожилой лорд в темном форменном костюме с тростью из красного дерева с позолоченным набалдашником царственно приближался к кораблю, за ним спешил секретарь дипломатической миссии империи в Горном Королевстве.

— А вот и новый советник от империи, — улыбнулся Фадомир, узнавая в лорде — профессора военно-космической академии и бывшего преподавателя, своей альма-матер, — имперцы бросили на амбразуру одного из мастодонтов геополитики, значит, они заинтересованы в дружеских отношениях между нашими государствами. Оу, как интересно, а это кто?

К трапу приближалась невысокая девушка. Черные мешковатые джинсы, толстовка с накинутым на голову капюшоном, берцы и дорожная сумка в руках. Она протянула билет и легко взбежала наверх, где ее уже встречал начальник охраны.

— Добрый вечер, госпожа. Какова причина Вашего полета в Горное Королевство?

— Здравствуйте. Тильда Шайе, я по приглашению, — девушка протянула билет и плотный конверт, из которого эльф извлек лист и, пробежав глазами текст, с улыбкой вернул обратно, — добро пожаловать на борт, леди Шайе. Я доложу о Вас Его Гневейшеству. Для Вас подготовлена отдельная каюта, пойдемте, я провожу.

— Простите, но у меня билет в третий класс и я госпожа Шайе, а не леди.

— Леди Шайе, Вас пригласили воспитателем и преподавателем для дочерей Его Гневейшества, — пояснил эльф и, забрав сумку из ее рук, пошел вперед, девушке ничего не оставалось, как последовать за ним, — и поэтому мы не можем рисковать Вами, позволяя находиться в общей каюте трое суток.

В тот момент, когда корабль вышел за пределы земной орбиты, у иллюминаторов отдельных кают стояли русоволосая девушка и немолодой лорд, они смотрели на звезды и понимали — их жизнь уже никогда не будет прежней...

Глава 1

Я сидела на широком подоконнике преподавательского общежития. Окно выходило на Зеленый район, называемый в простонародье "Бриллиантовым", ввиду того, что проживали в нем только очень богатые люди. Сидела и безучастно смотрела на каменные дома утопающие в зелени, на яркие одежды гуляющих, а на душе было пусто-пусто. Что собственно совсем неудивительно для выпускницы, чьи мечты на службу где-нибудь в дипмиссии или научно-исследовательском центре за пределами земной галактики были разрушены несколько часов назад. Меня, единственную из всего выпуска, — а это на минуточку так семьдесят человек, — оставили в академии на должности личного секретаря новой директорши и по совместительству преподавателя нескольких дисциплин. А я мечтала, да что там просто бредила, что буквально после получения диплома я покину это место, которое, если честно, надоело за двенадцать лет до безумия. Да так, что вот уже пять часов как я перенесла свои скудные пожитки в небольшую квартирку, выделенную мне, а у меня нет ни сил, ни желания их разложить в шкафу. И я сидела, смотрела на счастливых обитателей соседнего района, а перед глазами стояла картина краха всех моих надежд. Да, и смотрела я в бинокль, так как район богатеньких пиноккио от нас находился в десяти километрах, между нами располагался пустырь, на котором кроме травы ничего не росло, это на случай побега, если какая-нибудь отчаявшаяся рискнет покинуть альма-матер, разгроми ее лысый гоблин.

Наша академия располагается в довольно живописном месте искусственного спутника Земли, на окраине городка Мирах, названного в честь яркой звезды из созвездия Андромеды. С передней стороны, как я уже упоминала, был пустырь и Зеленый район, а вот позади нас начиналась воронка глубиной в полкилометра, образовавшаяся в результате добычи редкоземельного металла. Однажды я поднималась на каменную стену, окружавшую территорию академии и, увидев огромный диск, уходящий глубоко вниз, поняла, что сбежать из учебного заведения практически невозможно. Да собственно нам ведь и бежать было некуда, так как в нашей академии обучались девочки-сироты, чьи родители погибли по тем или иным причинам, или детей забрали из семей, по мнению государственных служб, не имеющих права их воспитывать. Вначале ребенок попадал в социальный центр, коих по земной галактике насчитывалось более сотни, где определялось все, начиная от темперамента до анализов, указывающих на состояние здоровья, и только после этого их распределяли в соответствующие учебные заведения. Их тоже было немало: военные, медицинские, космические, дипломатические и еще с дюжину названий. Наше общество жестко разделено на социальные группы. Самая малочисленная, но в тоже время самая богатая, а, следовательно, имеющая максимальное количество прав и возможностей — аристократия. Она проживала подальше от Земли на искусственных спутниках, таком как наш, рассчитанном на несколько сотен тысяч человек размещенных в трех-пяти городах. Следующая группа — военные, среди них была своя аристократия и свои плебеи, далее — негоцианты, а самой большой группой имеющей минимальные права были рабочие.

В момент рождения, а все роды проходили исключительно в государственных роддомах, делался анализ ДНК, крови и генетической предрасположенности к заболеваниям, после чего информация заносилась в компьютерную базу империи и не исчезала оттуда даже после смерти человека, переводясь в соответствующий архив, где хранилась еще несколько десятилетий. Когда ребенок достигал возраста пяти лет, его тестировали на способности, таланты и еще массу других показателей, так что к шестилетнему возрасту на каждого было подробное досье и на основании полученных данных ребенка отравляли в учебный центр при академии или университете.

Первая ступень — начальная школа. Она занимала три года, и там оттачивалось умение читать, писать, считать. В конце третьего года обучения комиссия в составе — директора учебного заведения, его заместителя по учебной работе, штатного психолога и социального работника государственной службы распределяла детей по специализированным классам. Это была вторая ступень обучения длившаяся пять лет. На последней, третьей ступени обучения, в течение четырех лет студенты изучали около ста десяти специальных дисциплин, писали статьи, рефераты, выпускные работы и, сдав государственный экзамен, прощались с альма-матер.

Нужно сказать, что с момента поступления в академию все учащиеся жили по жесткому графику, находясь под постоянным наблюдением. Распорядок дня был следующий:

— подъем в шесть утра;

— часовая гимнастика;

— водные процедуры;

— завтрак;

— четыре часа занятий;

— обед и часовой отдых;

— четыре часа занятий;

— полдник;

— три часа занятий;

— ужин;

— два часа свободного времени;

— отбой.

У каждой из нас была своя небольшая комнатка, вмещавшая в себя узкую металлическую кровать, стол, стул, да этажерку для книг. Общежитие было секционного типа, и на четыре комнаты — санузел и душевая. Несмотря на то, что в секции проживало четыре человека дружба и посиделки в комнатах в свободное время не приветствовались, за этим приглядывали кураторы. Может, в других заведениях готовивших медиков, учителей было как-то по-другому, но в нашей академии именно так.

У нас была еще одна отличительная от других особенность, при поступлении в академию мы получали новые имена, прежние никто не упоминал, а став старше все осознавали, что это делалось для нашей же безопасности. Дело в том, что академия готовила из девочек будущих специалистов для щепетильных поручений и потому некоторые из нас, умели стрелять, взрывать, водить космические катера и еще много того, о чем девочки из приличных семей даже и не задумывались. И да, этикет, готовку и ведение дома, как это ни странно, никто не отменял. Но как я уже сказала, у всех была своя подготовка в соответствии со специализацией и не окажись я на направлении "Геополитических исследований", — в единственном числе из своего потока, — то, скорее всего, я бы не сидела на подоконнике со звериной тоской в глазах и желанием выть на темнеющий небосвод.

Государственный экзамен мы сдали месяц назад, а защита выпускных работ случилась накануне. Работали пять комиссий, в течение десяти часов были заслушаны все семьдесят человек. На защите присутствовали только члены комиссии и сам выступающий, все транслировалось по видео в соответствующие структуры, и уже там окончательно принимались решения об отправке выпускниц на службу. Моя дипломная работа на тему "Необходимость и значение военно-политического союза Империи Света с Горным Королевством Галактической Республики Черный Дракон" была выслушана внимательно. Вопросов задали три чертовых дюжины, на все мною были даны ответы, и когда через пять часов была озвучена оценка "Великолепно" я уверилась, что утром получу распределение в одну из государственных структур. Идеальный вариант — аналитик в разведку, но что-то пошло не так...

К десяти утра нам было велено собраться в коридоре перед конференц-залом и семьдесят девиц стояли в полной тишине, когда распахнулась дверь и секретарь — пожилая бледная Ассия Рин, повесила на дверь список и не глядя на нас, ткнув пальцем в первое имя, вернулась обратно. За ней в конференц-зал ушла жгучая брюнетка в темно-красном шелковом комбинезоне и процесс пошел. Не прошло и пяти минут, как над дверью вспыхнула надпись "Следующий" и за дверью исчезла моя рыжеволосая соседка по секции в общежитии...

— Ох, тощий гном, — прошептала Амирана, сидевшая всегда позади меня в аудиториях, — они покидают зал через запасной выход. Девчонки, так что мы больше не увидимся? Давайте хоть попрощаемся, что ли...

— Придумала тоже, — хмыкнула хорошенькая мулатка, за глаза ее называли "Бешеная Стерва", — радоваться нужно, что не увидишь больше наши рожи. А попрощаться... Амирана, я тебе искренне желаю никогда не попадаться мне на глаза, если хоть на одну тысячную парсека тебя учую, достану из любого уголка необъятной Вселенной и тогда поглядим, кто лучше бьет. Усекла? — и, не дождавшись ответа, скрылась за дверью.

И вновь наступила тишина. Мы старались не смотреть друг на друга, кто-то перевел глаза в окно, за которым шелестели ветви берез, кто-то терроризировал взглядом стенды на стенах с историей академии и портретами ее преподавателей: либо давно почивших, либо отошедших от дел. А у кого-то, как у моей соседки Амираны в глазах стояли слезы, — ее родители погибли в экспедиции на маленькую планету в созвездии Кассиопеи, где были обнаружены редкие полезные ископаемые, — академия стала для нее единственным домом. Бабушка и дед по матери были геологами и прекращать свою профессиональную деятельность из-за внучки, — не получившей направления на учебу в геологический университет, — не собирались. Их отпуска не совпадали с учебным планом академии, и по этой причине Амирана виделась с ними всего раз в год, когда профессор Зарна Урбан прилетала и девушку приглашали в гостевую комнату на два-три часа. Перед тем как исчезнуть за дверью Амирана посмотрела на меня, печально улыбнулась и почему-то коснулась своей сережки. Нас становилась перед конференц-залом все меньше и меньше. И настал миг, когда я, последняя в списке, увидев светящееся "Следующий" переступила порог и, преодолевая два десятка шагов до стола за который садилась каждая выпускница, постаралась не выдать своего удивления. Напротив места, которое я заняла, располагался длинный стол, за ним восседало пять человек. Трое в черных масках закрывавших большую часть лица и черных плащах с накинутыми на головы капюшонами, секретарь и высокая поджарая эльфийка с оливковой кожей в форменном платье руководителя академии.

— Аннабель Марле, — произнес мужчина, сидевший по центру. Я поняла, он был здесь главным, — Вы остаетесь в академии, как преподаватель и личный секретарь нового директора Имоджен.

— Но почему? — выдохнула я. Начнем с того, что меня едва не затрясло от имени, которое не произносилось больше двенадцати лет, — почему академия? Я надеялась, что сегодня получу распределение и приступлю к службе...

— Вы получили распределение, — насмешливо напомнил он, кажется, его позабавила моя реакция, — и с завтрашнего дня приступите к службе. Здесь в стенах академии.

— Почему Вы так расстроились? — участливо спросила меня дама, сидевшая по правую руку от главного, а я прикусила язык, уже зная, что за этим последует, — мы не обнаружили в Вашем личном деле ни слова о строптивости и вздорном характере. Аннабель, Вы идеальный кандидат на преподавательскую должность, цените, что императорские структуры так бережно подходят к выявлению истинных талантов и предоставляют им возможность развиваться. Вы блестящий теоретик, вот и занимайтесь теорией. Вам будут предоставлены все условия, но и от Вас империя вправе ожидать полной отдачи.

Я молчала, наблюдая за тем единственным, что можно было видеть на их лицах — глазами. О, это самый болтливый орган нашего тела, с ним не сравнится даже язык. Им мы можем лгать, иногда успешно, иногда не очень, многое сказать, но при этом не сказать ничего заслуживающего внимания. Но глаза — это самые болтливые и в то же время самые честные, потому как никогда не лгут. Даме было наплевать и на меня, и на тех, кто прошел до меня, она выполняла свои функции — контролировала процесс и снимала претензии выпускников. Мысленно она была в другом месте. Мужчина по центру — с одной стороны ему было скучно, а с другой в его глазах читалось — как много вас амбициозных, где столько мест взять для достойной службы? Он был немолод, а его черные глаза чуть уставшие, немного поблекшие видели многое. И еще я его раздражала. Почему? Не знаю. Серо-зеленые глаза мужчины, сидевшего по левую руку от главного, пристально смотрели на меня, как будто стремились что-то мне напомнить. Странно все это было.

— Я думаю, что Аннабель, — хрипловато-тягучим голосом начала новая директор академии, — успокоится и поймет, что это самое удачное для нее назначение. Уверена, что через год, при новом распределении, она лично поблагодарит всех вас за оказанное доверие. Если к моему секретарю больше нет вопросов, то позвольте пригласить всех в мой кабинет на чашечку ароматного "Жасминового жемчуга", я привезла из командировки. А Вас, Аннабель, я жду завтра к восьми утра. Через полчаса Вам принесут ключи от квартиры в преподавательском общежитии.

Все тут же поднялись и потянулись к выходу, впереди спешила Ассия Рин, бывшая личным секретарем прежнего директора Гвинет Бради. А я, обхватив голову руками, продолжала сидеть, потрясенная до глубины души.

— Аннабель, — зеленоглазый представитель масочной делегации остановился рядом и положил передо мной небольшой пластиковый контейнер, — не переживайте так сильно, все приходит в свое время. Вы написали достойную работу и защитили ее просто блестяще, уверен, что наступит день, и она будет использована. А пока Вы нужны нам здесь.

— Кому Вам? — не поднимая головы, простонала я, — психологу из службы контроля и двум неизвестным господам из какой-то структуры? Да всем вам нет никакого дела до нас, прокаженных. Даже странно, что вы только маски надели, а не противогазы, чтобы не заразиться, находясь рядом с нами... — в некотором смысле это можно было назвать хамством, но мне было так больно, что сил на более приличные выражения у меня не было, однако и смолчать не получилось. Лучше бы он ко мне не подходил...

— Всему свое время, — повторил он и вплотную пододвинул ко мне контейнер, — уберите в карман, пусть это будет наша маленькая тайна. И просьба, Аннабель, огромная просьба — держите ухо востро, а язык за зубами. Имоджен — не Гвинет Бради, Вы ей здесь будете скорее мешать, чем помогать и потому не давайте оружия против себя. Я могу понять, почему сейчас увидел вспышку ярости умной и образованной Аннабель Марле, и причину знаю и даже согласен с Вами, но Имоджен — нет. Она использует любую ситуацию, чтобы убрать Вас из академии, и провернет это так, что все согласятся — другого выхода не предвиделось. Последние события в Мирахе и за его пределами поставили много вопросов, а ответы, которые нам нужно получить, здесь в академии.

Когда за ним закрылась дверь, я убрала контейнер в карман и, поднявшись, двинулась на выход, чтобы в общежитии забрать свою сумку с вещами, собранную еще ранним утром. Нужно сказать, что вещей у нас у всех было, не просто мало, а очень мало. Нас приучали все годы, что ничто не должно отвлекать внимания от выполнения поставленных задач и потому вещей должно быть столько, что можно было в любой момент все сложить в небольшой рюкзак и покинуть обжитое место. И по этой причине ни у кого из нас не было — милых сердцу безделушек, альбомов с фотографиями, шкатулочек с первым зубиком и потемневшими от времени сережками и колечками, прикосновения к которым напоминали мамины руки, дарившие недорогую бижутерию. Все что мы имели — это пара нижнего белья, брюки, юбку да платья — форменное зеленое и праздничное, предметы личной гигиены и обувь, чаще всего кроссовки и форменные туфли. В общем, если с такой студенткой, как я, что-то происходило, то доказать, что человек существовал — было довольно сложно. Человек без истории, без артефактов могущих хоть что-то поведать о нем. А досье в императорской системе принадлежало той, о которой было некому вспомнить, так что связать два имени конечно можно, но, во-первых — кому это нужно? А во-вторых — кто откроет доступ к этой информации и даст наводку на нее? Правильный ответ — никому и никто.

За окном стемнело и, оставив свой пост, я отправилась в душ. Потом, не зажигая света, расстелила кровать и забралась под одеяло. Вытянувшись я еще раз пробежалась по событиям уходящего дня, стараясь обезвредить эмоции, чтобы спокойно уснуть и неожиданно поймала себя на мысли, что я где-то уже видела эти умные серо-зеленые глаза, но вот где и когда... Все дело в том, что учащимся нередко чистили память, особенно после каких-то событий вызвавших всплеск эмоций, и совершенно неважно, были они отрицательными или положительными. Местная целитель-терапевт, она же психиатр, занималась подобными манипуляциями регулярно, доведя свой профессионализм до таких высот, что иногда ее даже приглашали в военную академию, находившуюся на другом конце нашего города. Мне всегда было интересно, что происходит с человеком, когда разрушаются запретные блоки и информация как снежная лавина обрушивается на его психику. Но в тот момент я даже не представляла, что подобный опыт у меня совсем не за горами. С такими мыслями я уснула, чтобы проснуться около трех часов пополуночи в ледяном поту от подробных картин собственной смерти. Выпив стакан воды, и полюбовавшись на кровавый лик луны, я задернула штору и вернулась в кровать. Уснула я только под утро, потому что, закрывая глаза, я неизменно попадала одну и ту же картину — незнакомый парк, кусты жасмина и под ними ноги в замшевых черных ботиночках, я подхожу поближе и, отведя в сторону ветви, вижу себя с обезображенным лицом.

Глава 2

Баронет Вельфедо покидал академию в смешанных чувствах. С одной стороны каждый год из ее стен выходила новая "кровь", которая была просто нарасхват в различных структурах и не только, а вложенные в подготовку девушек деньги окупались, причем многократно, принося империи не только финансовую прибыль, но и уважение. С другой — он не мог не отдавать себе отчет, что как бы не стремились педагоги подобные Гвинет Бради находить таланты и готовить из них хорошие заготовки, которые со временем отшлифуются и станут бриллиантами в чьих-то руках, но интеллектуально сильных все равно было мало. Семьи, из которых девочки появлялись в академии, являлись представителями социальных групп, чья задача обслуживать интересы аристократии, но никак не стремиться попасть в ряды этой самой аристократии. Конечно, исключения были всегда, но они-то как раз и подтверждали его умозаключения.

Именно по этой причине последняя выпускница вообще едва не вывела его из себя. Подумать только, эта девица Марле не оценила заботы прежней директорши и едва не расплакалась, услышав, что ее оставляют в академии на преподавании. Да, он присутствовал на защите ее дипломной работы и довольно внимательно не только слушал, но и наблюдал, как была удивлены комиссия и эксперты по работе с Горным Королевством. Девчонка сумела их поразить и, как понял баронет, рассчитывала на распределение связанное с темой своего диплома, но все сорвалось.

Впрочем, никто и не собирался объяснять выпускнице, — в а средствах массовой информации об этом не было ни слова и не будет, — что совсем недавно в Горном Королевстве пришлось даже приостановить работу императорской дипломатической миссии. И все из-за старой истории. Многолетнее расследование гибели первой супруги правителя привело к страшным выводам — посольских сотрудников назвали заказчиками убийства Ее Гневейшества Нидии V. Десять лет, подумать только, десять лет сыщики королевства бились над этим делом и без толку, но когда четыре года назад службу безопасности возглавил выпускник военно-космической академии, — профессором которой был баронет Вельфедо, — и взял все под свой контроль, вот тогда и начались подвижки, приведшие к неутешительным выводам.

Направляясь к железным воротам академии, баронет отпускал мысли об инциденте в Горном Королевстве, еще не зная, что через некоторое время полностью окунется в него, и возвращался к событиям текущего дня.

Он знал, что госпожа Бради покровительствовала Аннабель Марле, хотя все были уверены в обратном, но увидев девчонку, понял, что этот момент его почему-то сильно задел. Гвинет была его креатурой, и именно он, баронет Вельфедо, — по просьбе своего старого друга — настоял на назначении вчерашней выпускницы элитного педагогического университета — директором академии.

И госпожа Бради не подвела. Мало того, что за двенадцать лет она вывела учебное заведение из заштатной академии, — поставлявшей невысокого уровня кадры в императорские структуры, — в первую десятку подобных заведений по Межгалактическому союзу, так еще и заставила о ней говорить и очередь из потенциальных работодателей стала выстраиваться за пару-тройку лет до очередного выпуска. Гвинет дневала и ночевала в академии, а на различных встречах, куда ее приглашали именно как директора, появлялась лишь для решения различных вопросов. И если вначале баронет переживал, что молодую, умную и привлекательную женщину заметят — начнутся ухаживания, а далее приглашения руки и сердца, и она покинет свой пост, то через пять лет он уже нервничал совершенно по другому поводу.

Ухаживания были, но Гвинет Бради как-то незаметно для всех переводила воздыхателей в разряд друзей и партнеров по работе с академией, и мгновенно срабатывал жесткий принцип: "С друзьями и коллегами никаких близких отношений". Директор в общении не допускала никаких вольностей и даже ни к чему не обязывающего флирта, она напоминала неприступный крейсер в космическом пространстве, следующем по маршруту известному только ему. И тогда баронет после одного из совещаний попросил остаться госпожу Бради.

Секретарь принесла кофе и когда покинула кабинет, он спросил: "Госпожа директор, ко мне неоднократно обращались с вопросами относительно возможности заключения брачного союза с Вами. Гвинет, Вы отказываете всем. Почему? Вы не желаете поднять свой статус до супруги, к примеру, графа Форзера или барона Эшкази?" Ответ потряс его до глубины черствой души, а в том что она черствая баронет не сомневался, впрочем, как и его ближайшее окружение.

— Вас не устраивает моя работа, баронет? — ее ровный и несколько безжизненный голос разнесся по кабинету, — Вы считаете, что я должна покинуть свой пост? Нет? Спасибо! В таком случае давайте действительно расставим все точки над i. Я, как и пообещала при своем назначении, отработаю директором академии двенадцать лет, а после этого попрошу перевести меня в другое место или дать вольную.

— Но Вы, милейшая госпожа Бради, не крепостная, — изумился хозяин кабинета и даже потер виски, услышанное, как-то не укладывалось в голове, — Вы можете в любой момент написать заявление и я, конечно не будучи рад этому, его подпишу. Но пока Вы действительно нужно академии, столько сил вложено Вами, нельзя останавливаться на полпути.

— Нет, я не крепостная, — все тем безжизненным голосом согласилась женщина, не прикоснувшаяся к кофе. Кстати, он только в тот момент понял, что всегда несколько царапало баронета на встречах и совещаниях с участием Гвинет, — она никогда ничего не ела и не пила, за исключением воды. — Все намного хуже, уважаемый лорд, я дала слово и пока не выполню его, академию не покину. Пять лет уже прошло, осталось семь.

— Но, Гвинет, — непонятная жалость сдавила его виски, — быть может, я могу Вам чем-то помочь? Семь лет срок немаленький. Вы и за пять-то сделали столько, что мой статус попечителя академии возрос, а в приемной не проходит и дня, чтобы кто-нибудь не сидел в надежде моей помощи и совета. Поверьте это дорого стоит.

— Спасибо, лорд Вельфедо. Разрешите, я напомню об этом Вашем обещании через семь лет, и если вопросов больше нет, позвольте мне вернуться в академию.

За ней давно закрылась дверь, и только легкий почти незаметный запах духов напоминал о том, что здесь была Гвинет Бради.

— Старый интриган, идиот, — думал он невидящим взглядом глядя на небольшой портрет, написанный в день свадьбы со своей первой супругой, — я думал, что малышка игнорирует все брачные партии в надежде добраться до меня, стать моей любовницей. А она связана по рукам и ногам словом... если бы ты была рядом Изабелль, ты бы обязательно дала мне хороший совет. Как мне не хватает тебя, родная, вся жизнь пошла наперекосяк после твоей смерти.

О том, что госпожа Бради мечтает о месте любовницы баронета, неоднократно намекала его вторая супруга — леди Вирсавия. Она была младше мужа на двадцать лет, и на дух не переносила упоминания о своей предшественнице, погибшей на курорте, куда отправилась с десятилетним сыном. Баронет любил первую супругу и даже последующие после ее смерти события, отдаваясь болью в сердце, не изменили этого. Только все изображения и вещи первой леди Вельфедо в особняке были убраны с глаз долой, а этот небольшой портрет баронет всегда держал при себе в потайном отделении портфеля.

Семь лет пролетели, и когда на пороге его кабинета появилась директор академии, баронет понял — пришло время исполнить обещание. Приготовившись к массе требований, — жизнь рядом с леди Вирсавией не прошла даром, — попечитель был сильно удивлен просьбам. Их было всего две: первая — оставить в академии выпускницу Аннабель Марле, а вторая — дать рекомендацию Гвинет Бради для возможности баллотирования на пост руководителя магистериума в Межгалактическом университете стратегических исследований. Изумившись ничтожности требований, баронет не только дал рекомендацию, но и в тот же день связался с другом детства — маркизом Гордено, возглавлявшим Межгалактический университет.

И вот сегодня, когда на распределении озвучили назначение Аннабель Марле, госпожа Гвинет Бради была избрана руководителем магистериума, причем единогласно. Вот только Аннабель Марле не была рада подарку судьбы, и баронету это не понравилось.

Оллана Дарси, сидевшая рядом с ним, мгновенно считав его раздражение, попыталась как-то сгладить обстановку. А после за чаем у директора Имоджен даже несколько попеняла на его несдержанность. Но вот чего не ожидал баронет, так это того, что виконт Эрик Агоручи останется, чтобы побеседовать с девицей Марле, а ведь он дал слово деду этого юнца, что приглядит за ним и не позволит вляпаться в какую-нибудь некрасивую историю. Достаточно того, что семь лет назад его едва не отчислили из военно-космического университета за драку с тяжкими телесными повреждениями, и карьера пошла совсем не так, как планировала семья Агоручи. Но глядя на него баронет ловил себя на нехорошей мысли — Эрику Агоручи нравилось то, чем он занимается и угрызений совести он не испытывает, несмотря на претензии деда.

Баронет Вельфедо неторопливо прошел через пост охраны академии и направился к служебному космолету, поджидавшему на стоянке.

— Оллана, я могу подвезти Вас, только скажите куда, — предложил мужчина догнавшей его коллеге, — вы с супругом получили приглашение на ужин в резиденцию герцога Урбано?

— Да, Кристиан, я не откажусь, — мгновенно согласилась госпожа Дарси и попросила, — пусть Ваш пилот высадит меня у мэрии, я сдам руководству сегодняшние протоколы. Приглашение поступило вчера в обед, — поведала она, усаживаясь в мягкое кресло космолета и скидывая маску. А затем через иллюминатор, рассматривая черный космокатер без опознавательных знаков, попросила, — откройте секрет, Кристиан, а почему офицер Агоручи никогда не появляется на званых обедах или ужинах и я не слышала о его невесте? Она вообще в природе существует?

— Все намного проще, Оллана, — поморщился баронет, космолет поднялся в воздух и набрал скорость, — Эрик довольно закрытый человек, он не терпит вторжения в личную жизнь и всеми силами избегает компаний, где больше пяти человек. Если на семейном ужине родные его еще в состоянии увидеть, то всем остальным приходиться об этом только мечтать. А по поводу невесты, он кажется, так любит свою работу, что она заменяет ему любимую женщину. Хотя я более чем уверен, что женщины в его жизни присутствуют, напряжение нужно снимать. Знаете, я даже рад, что у меня только сын, не приходится рассматривать Эрика Агоручи в качестве брачной партии для несуществующей дочери и страдать от его черствости.

— О, как я Вас понимаю, Кристиан, — закивала госпожа Дарси, стараясь сделать вид, что не заметила его последней фразы, как-то уж слишком болезненно и обреченно она прозвучала.

На самом деле сыновей у баронета было двое, старший больше двадцати лет лежал в родовом склепе. Однако женщина одним ушком и совершенно случайно как-то услышала разговор супруга со свекром и узнала, что баронет просто отказался от старшего, когда тяжелораненого молодого офицера космических войск доставили в госпиталь и неожиданно всплыли анализы крови, а следом и ДНК — Кристиан Вельфедо-младший оказался сыном другого мужчины. Как только об этом стало известно баронету, так буквально через час имя Кристиана Вельфедо-младшего оказалось в списках погибших. Раненый был переведен в госпиталь где-то на Земле не только под другой фамилией, но и именем, которого его лишили по простой причине — оно являлось родовым и переходило от отца к старшему сыну в течение двух тысячелетий. Стараясь сделать вид, что не заметила сжатых губ баронета и его потемневшего взгляда направленного на тучи затянувшие небо, госпожа Дарси продолжила.

— Моя дочь Шейла только начинает входить в брачный возраст, но у нас с супругом уже голова кругом идет. О, мы подлетаем, спасибо и до встречи на завтрашнем ужине.

— Льюис, меня домой, — напомнил баронет, когда госпожа Дарси покинула космолет и поспешила к десятиэтажному зданию мэрии, — нужно подготовиться к завтрашнему разговору с герцогиней Октавией.

Особняк баронета находился в сотне километров от города и когда катер вылетел за его приделы, баронет откинулся на спинку кресла и прикрыл уставшие глаза.

— Все нужно завязывать с этим, — думал мужчина, вспоминая академию, — сколько лет я буду расчесывать свою рану? Пока там была госпожа Бради, я еще готов был поприсутствовать и в работе попечительского совета, и на выпусках. Но Гвинет в академии больше нет, вот и пусть меня заменят кем-нибудь другим.

Лорд Вельфедо был немолод и в жизни повидал много чего, однако ситуация со старшим сыном, оказалась столь шокирующей, что студентки академии оказавшиеся по жизни незаконнорожденными — людьми в его глазах не являлись. Даже прислуга и та в понимании баронета была выше этих девок на социальной лестнице. Он смотрел на небо, а мысленно возвращался к Аннабель Марле, ее фамилия ясно говорила, что выпускница — незаконнорожденный ребенок, но почему в таком случае ей покровительствовала госпожа Бради? Неужели дело только природном уме и знаниях девушки? Когда пили чай у директора Имоджен, ему пришло сообщение об избрании Гвинет руководителем, и в душе разлилась теплота — она заслужила. А сейчас вспоминая о ней, баронет понял, что проработав бок о бок рядом с Гвинет Бради, он так и не узнал ее. Нет, то, что женщина была из обедневшего древнего рода, он знал, как и то, что Бради — это псевдоним, чтобы не кидать тень на известную фамилию, но этим все и исчерпывалось. Вопросы возникали один за другим, однако ответов на них не было. Вздохнув, он обратил внимание на красивый закат, который неожиданно полыхнул темно-красным цветом и зашелестел дождь.

Покидая космолет на площадке перед старинным родовым особняком, баронет поднял глаза, на третьем этаже в покоях младшего сына было темно.

— Значит Райнер на очередной вечеринке, — печально подумал лорд и направился к главному входу, навстречу ему спешил дворецкий с открытым зонтом, — Ваше сиятельство, леди Вирсавия ждет в гостиной.

— Хорошо, Сайс, спасибо! Передайте леди, что я буду через десять минут, — пообещал баронет, входя в дом, и направляясь в сторону своих покоев, доступ в которые был разрешен только личному слуге.

Баронет прошел через череду комнат и переступил порог небольшой и темной комнатки, мгновенно вспыхнули свечи, а он без сил опустился на колени. Со стен на него смотрели лица давно ушедших представителей рода, которому больше трех тысяч лет, а внизу на отдельном столике располагался портрет молодого мужчины в офицерской форме. Стоявший рядом портрет покойной супруги подтверждал их родовое сходство.

— За что? — простонал мужчина глядя именно на портрет, — за что мне это? Почему я потерял честного умного мальчика, а взамен должен терпеть избалованного и ни в чем не знающего отказа вивёра? Изабелль почему ты так со мной поступила? Почему забрала моего сына?

Тишина. Ответом ему была тишина. Лорд поднялся и почему-то взгляд скользнул по женским портретам, чаще всего он на них даже не смотрел, мужские изучал внимательно, даже придирчиво, находя в них действительно родовые черты — прямоту носа, разрез глаз, ямочку на подбородке. Но сейчас в душе замерло, странность была в том, что именно что-то он видел и совсем недавно. Подойдя ближе, лорд замер — с портрета немолодой женщины, прабабки по отцу, на него смотрели знакомые глаза...

— Бывают же совпадения, — буркнул баронет и, развернувшись, покинул родовую молельню, — все древние рода переженились за тысячи лет, но вот где я их видел?

Вопрос как возник, так и пропал — на пороге его покоев стояла леди Вирсавия в ярко-красном шелковом платье и в упор смотрела на супруга, в голове которого мелькнуло запоздалое: "Я забыл, что она собралась в театр".

Глава 3

Ровно в восемь часов утра я переступила порог директорского кабинета и увидела Имоджен. Она стояла у окна и наблюдала за младшими ученицами, игравшими на спортивном поле, именно туда выходили окна ее кабинета. Директор была в коротком красном платье, оттенявшем ее кожу, длинные темно-каштановые волосы уложены в затейливую прическу, а на руке перламутровыми всполохами переливался жемчужный браслет.

— А Вы вовремя, и это радует, — услышав мое приветствие, произнесла директор, — Ассия Рин взяла бессрочный отпуск и отправилась на спутник L276, проведать дочь с внуками, следовательно, Вам придется взять на себя функции моего секретаря. Вы пока разберитесь с почтой, она на столе в секретарской. Ближе к обеду заведующий учебной частью предоставит свои соображения по поводу дисциплин, которые Вы будете преподавать. Сразу предупреждаю, Анабель, я не терплю разгильдяйства и панибратства. А сейчас идите на свое рабочее место.

Выслушав наставления, я молча покинула ее кабинет и заняла стол секретаря, что располагался в передней директорского кабинета. Было похоже, что Ассия Рин накануне разобрала все ящики, через шредер уничтожила кучу бумаги, что стояла сейчас в углу секретарской в мусорном мешке. Выдвинув ящики рабочего стола, я проверила, что в них лежит. В верхнем — обнаружила коробку с канцтоварами и планшет, на котором был приклеен стикер с паролем, остальные ящики были пустыми, если не считать аптечки в нижнем отделении.

Включила планшет, ввела пароль и передо мной на экране открылись папки по делопроизводству и журналы учебных групп. Был там и наш журнал. Недолго думая открыла его, и моя челюсть едва не рухнула на стол... Рядом с именами, которые мы получали при поступлении, в журнале я увидела клички... "Бешеная сука" — Бенте Фаммир, "Безмозглая красота" — Амирана, "Красная плесень" — это Дилис из южных широт, цвет ее кожи был несколько красноватым; напротив меня — "Ассассин"... далее увидела только открывшуюся на экране корзину и строку "Удаление без возможности восстановления", журнал исчез. А через пять минут на пороге секретарской появился начальник отдела безопасности академии — Гизел Рудверг из клана Водных эльфов.

— И как тебе распределение? Надеюсь, ты в восторге, Аннабель? — загадочно улыбнулся эльф грациозно присев на угол моего рабочего стола, — остаться в академии, что может быть лучше?

— Уехать отсюда куда-нибудь подальше, — отпарировала я, — вот самое лучшее, что только могло случиться со мной.

Мне не понравилось, очень не понравилось подобное поведение начальника отдела безопасности. Он был хорош собой, в прекрасной физической форме, рукава шелковой темно-синей рубашки едва не лопались от перекатывавшихся мышц, длинные черные волосы забраны в хвост, золотая серьга в ухе. На его загорелом лице с небольшим шрамом, идущим от левого виска к носу, сияли ярко-голубые глаза обольстителя. Он появился в академии три года назад после полученного ранения в боях за торговые и военно-транспортные пути в Молочном круге. Как шептались старшекурсницы — для восстановления сил и последующего повышения по службе. Вот только оно затягивалось, а эльф не терял время даром. Нет, в академии он вел себя более чем прилично, а вот за ее пределами,... по словам Амираны, чуть ли не держал элитный бордель, хотя может быть это были просто выдумки? Он же не ответил на ее воздыхания. И если честно, то на взгляд со стороны, кличка "Безмозглая красота" Амиране не просто подходила, а была ее характеристикой. Но если бы все было так просто... все хотели жить, и потому Амирана спрятала свой острый аналитический ум за природной красотой, сама ли она до этого додумалась или кто подсказал, мне было неизвестно. Но преподавателям головы она задурила — это точно, и вместо отделения, где я обреталась в полном одиночестве, она попала на направление "Искусствоведение Галактического союза". Орнитология, журналистика и искусствоведение — самое лучшее прикрытие для разведывательной деятельности. Студенток с этого направления частенько вывозили на практические занятия в Мирах, и остальные им даже завидовали. Я бы еще блуждала в воспоминаниях, но мне не позволили.

— А ты очень красивая, Аннабель Марле, — шепотом поведал эльф, и его ладонь накрыла мою, — мне бы очень хотелось верить, что мы подружимся.

— Вы направлялись к госпоже директору? Она одна, поторопитесь, — выдернув свою ладонь и отходя к окну, что располагалось позади стола, посоветовала я, — а то сейчас набегут сотрудники и Вам придется долго ждать аудиенции. И дружить с Вами я не собираюсь.

— Не сердись, Аннабель, — поднимаясь со стола и делая несколько разочарованное лицо, заметил он, — на службе мы конечно будем вести себя как вежливые коллеги, но вот за пределами академии никто не мешает нам встречаться, гулять в парках, ходить в кино и пить чай. Ты какой любишь? Впереди два выходных, мы можем сегодня сходить в кино, а утром проснуться в моей квартире и не покидать ее целых два дня... — и все это с такой ласковой, искушающей улыбкой, что кажется, льды Антарктиды должны были растаять раз и навсегда.

— Благодарю, но у меня свои планы на эти выходные, да и на следующие тоже, — мгновенно добавила я, заметив его желание что-то сказать, — и я слышу шаги начальника учебной части.

Он развернулся и исчез за дверью директорского кабинета, а в директорской приемной появилась невысокая худая женщина с лицом покрытым сеткой морщин, седые волосы были спрятаны в пучок. Невзрачный образ довершало серое балахонистое платье и серые туфли без каблука. Сколько помню ее, Лекадия Вронска всегда выглядела именно так.

— Доброе утро, Аннабель, — оглядев приемную, произнесла фея учебных программ и планов. И кивнула на дверь директорского кабинета, — мэм, одна?

— Нет, госпожа Вронска. Вы подождете или о Вас доложить? — уточнила я и включила микрофон на планшете, откуда неожиданно раздался т-а-к-о-й женский стон, что я тут же нажала отбой, — пожалуй, Вам лучше зайти позднее. Я напишу, когда директор освободится...

— Да? — насмешливо уточнила Лекадия, похоже, ее позабавило услышанное, — как странно, Аннабель, в твоем активе столько приключений, что пора бы не реагировать на подобные звуки, а ты еще и краснеть умудряешься. Я правильно поняла, что в кабинете эльфийский гигант гормональных бурь?

— Странно, а почему она появилась именно сейчас, когда шефиня ждет ее к обеду? — подумала я, потрясенно рассматривая госпожу Вронски и причиной моего состояния было ее замечание о каких-то моих подвигах.

— Ты ничего не помнишь? — изумилась госпожа, легко считав мое состояние, и плюхнулась на стул рядом с дверью директорского кабинета и в метре от меня. Ее глаза резко увеличились, грудь от тяжелого дыхания заходила ходуном, и неожиданно Лекадия обхватила свою голову руками и простонала, — сука! Как я ее ненавижу... опять всю грязную работу свалила на меня, чистоплюйка лесная, раздери ее гоблины...

— Госпожа Вронски, Вам плохо? — я подскочила из-за стола, налила воду из графина в большой стакан. Затем вытащила аптечку из стола, открыла, достала несколько пузырьков со спиртовыми настоями и маленькую рюмочку. Накапала в нее каждой настойки по счету, смешала, перелила в воду и подала стакан учебной фее, — выпейте, пожалуйста, Вас отпустит.

После чего я распахнула окно, чтобы выветрить резкий запах препаратов и, убирая аптечку в стол, заметила взгляд Леокадии обращенный на меня. В нем была смесь ужаса и удивления.

— Что-то не так, госпожа Леокадия? Мне пригласить целителя? — уточнила я, совершенно не понимая ее состояния, — Вас так расстроило появление начальника отдела безопасности в кабинете шефини?

И вот тут феюшка начала приходить в себя, она залпом опрокинула в рот содержимое стакана, облизала капельки с губ, ее глаза заблестели и она поднялась.

— Пьет, — эта мысль сверкнула в моей голове, когда Леокадия поставила стакан на стол, — несчастная женщина, она просто пьет одинокими тихими вечерами, заливая свою неудавшуюся жизнь...

Дело в том, что к седьмому году обучения мы всё знали о преподавателях и административном персонале академии, или почти что всё. Где кто живет и с кем; какие рестораны и магазины предпочитает; у каких портных отшиваются форменные платья, за простотой которых иногда высвечивалась такие суммы, что лично меня жаба задушила бы раз сто. Так вот то, что Леокадия Вронски старая дева, об этом поговаривали, но лично меня занимал один вопрос, а почему она так выглядит? Дело в том, что нашей учебной фее, — ведьмой язык не поворачивался ее называть, хотя иных сотрудников мы за глаза только так и звали, — было чуть больше тридцати, но на вид можно было дать все пятьдесят с хвостиком.

— Хорош, а, — хихикнула фея, любуясь моим оторопевшим лицом, — ты сегодня журнал вашей группы успела глянуть? — и она кивнула на планшет, лежавший на столе, — моя работа... а так — да, старая дева, невзрачная Лекадия и все такое...

— Госпожа Вронски, — ахнула я и подскочила, когда феюшка развернулась и взялась за дверную ручку директорского кабинета, — шефиня занята...

— В служебное время? — широко улыбаясь, уточнила она и дернула за ручку. Я без сил опустилась на свой стул, а Леокадия распахнув дверь хрипло промурлыкала, — я третьей буду, и почему без меня начали? Р-а-з-в-р-а-т-н-и-к-и...

Через минуту из директорского кабинета вылетел красный как рак начальник отдела безопасности, на ходу заправляя рубаху и закрывая засос на шее. Окинув меня злым взглядом он помчался вниз по лестнице, а затем на втором этаже хлопнула дверь... потом она просто рухнула и наступила тишина. Я осторожно отрегулировала звук на минимум и нажала кнопочку на планшете.

— Курва ревнивая, — взбешенный голос моей шефини и звук разбитого стакана, — ты что подождать не могла? А эта курица безмозглая навязанная на мою голову, чем занимается? Почему она тебя пропустила?

— Так она и не пропускала, — мурлыкала ведьма учебного отдела, вот сейчас уже ведьма, — она как раз меня остановить пыталась, да не успела.

— Я ждала тебя через час, — рявкнула шефиня и уже более спокойно, — ты подобрала ей дисциплины? Тогда докладывай, хранитель нравственности. Неужели увидела, как он направляется сюда? Тебе что жалко, да, Леонка? — неожиданно простонала шефиня, — я же только три дня как со спутника А178, у меня пять лет нормального мужика не было, дура завистливая...

— Да мне пофиг с кем ты спишь, — отпарировала зло ведьма, — и я видела, что этот эльфийский гормон к тебе прется. Вот только, рыбка моя золотая, он ведь к Аннабель загребущие ручонки протянул, — я обвела глазами приемную и в самом углу напротив моего стола заметила блик. — Я как раз зашла в серверную, а там Шамдор любуется, как его начальничек начинает операцию по завоеванию молоденькой сотрудницы академии. Это с твоего благословения происходит?

— Не суйся не в свое дело, Леона, — прошипела шефиня, — мне эта соглядайка здесь даром не нужна. Кто ее приставил? Зачем? Это правда, что мне о ее подвигах поведали?

— Моли всех Теней подземного мира, нимфоманка эльфийская, — мурлыкнула госпожа Вронски, было слышно, что она просто потешается над шефиней, даже не скрывая этого, — чтобы память к ней вернулась не раньше, чем она покинет академию. В противном случае, дорогуша, я за твою жизнь не дам и гроша ломаного. Ох и горячая штучка наша детка, жаль меня не оценит.

— Она не помнит? — ахнула директорша, — когда ей ставили последний блок? Нет, что серьезно, Гвинет перед отъездом решила девчонку еще какое-то время подержать в неведении?

— Да получается неделю назад, а значит, блок продержится два года, — ответила ведьма. — Два года и Аннабель переведут в аспирантуру на Кеплер 438б, после чего у нее просто не будет ни времени, ни желания сводить с кем бы то ни было счеты. Потерпи всего два года, золотая моя рыбонька, не протягивай к ней руки, а своей постельной утехе прикажи держаться от девочки подальше...

На лестнице послышались легкие чуть крадущиеся шаги, я моментально отключила связь с директорским кабинетом и открыла на планшете папку с моим именем, где обнаружила рабочие планы по дисциплинам "Геополитика" и "Международные взаимоотношения", курсы лекций и массу дополнительных материалов.

— Добрый день, офицер Шамдор, — я улыбнулась мужчине лет шестидесяти, обслуживавшему всю компьютерную сеть академии и развернула к нему планшет. Он появился в дверях и пристально смотрел на меня, — Вы только посмотрите, какие мне дисциплины выделили. Это же просто сказка! Да о таком можно лишь мечтать было.

— Я рад, Аннабель, — внимательно рассматривая экран планшета, заверил меня офицер, — правда никогда не понимал, как красивым девушкам может такое нравится? "Геополитика как метод понимания мира в Галактических союзах" — прочитал он и перевел взгляд на меня, — неужели Вы хотели заниматься именно этим?

— Может быть и не этим, — согласилась я, — но в данной ситуации это самое лучшее, что примеряет меня со сложившимися обстоятельствами. Честное слово. А Вы к директору? Она занята.

— Я знаю. Вот принес Вам пропуск, — на стол лег пластиковый прямоугольник, — завтра выходной, и Вам должно быть известно, что преподаватели проводят их за пределами академии.

— Спасибо, мне как раз нужно кое-что из вещей первой необходимости прикупить, — искренне обрадовалась я. Спрятав пропуск в сумочку, попросила, — а ознакомьте меня с распорядком работы, пожалуйста.

— Да тут все просто, — улыбнулся офицер, — администрация работает с восьми часов утра до восемнадцати часов вечера, обед с тринадцати до четырнадцати часов. В преподавательской столовой, она, кстати, здесь на этаже — один поворот налево, готовят вкусно и разнообразно. В служебных квартирах готовить запрещено, но не запрещено разогревать, так что всегда можно в столовой взять на вынос и поужинать. По выходным, как я уже сказал, преподаватели находятся в городе, там большая сеть мини-отелей, где комнаты стоят недорого. Вот только, Аннабель, — он огляделся и негромко попросил, — пообещайте мне, что Вы никогда не будете останавливаться в мини-отелях "Золотая лира", их три в городе. Как бы Вы не устали, никогда там не снимайте номер.

— Хорошо, — на полном серьезе пообещала я, догадываясь, что эти отели если не принадлежат, то каким-то образом имеют отношение к его начальнику, — значит, я сегодня после восемнадцати часов свободна? Совсем?

— Ну да, преподаватели на выходных свободны, а вот на рабочей неделе только с разрешения директора, — кивнул офицер и покинул приемную.

Дверь директорского кабинета распахнулась и вышли обе — шефиня и ведьма учебного отдела. Госпожа ведьма улыбнулась, увидев светящийся экран планшета: "Аннабель, ты довольна?".

— Да, госпожа Вронски, благодарю Вас.

— Аннабель, сегодня будет короткий день, — милостиво снизошла до объяснения шефиня, — в связи с серьезной работой в подготовке вашего выпуска административный корпус закроется в шестнадцать часов. В книжный магазин, он в центре города, завезли книги в том числе, — ее пальчик коснулся экрана планшета и программа по "Геополитике" закрывалась, являя курс лекций по данной дисциплине, — да, именно по ней. Леона, может, мы Аннабель еще и кураторство выделим? Пятый курс, они такие подвижные и любознательные...

— Простите, директор, — прервала я, поинтересовавшись, — а спать я, когда буду? Если днем преподавание, потом работа с документами, вечером кураторство, а по ночам подготовка к занятиям...

— Странно, а утверждали, что ты не строптивая... — ее изучающе-пронизывающий взгляд уперся в мою переносицу, — и кто врет, а Леона?

— Это не строптивость, — заметила фея учебного отдела и подмигнула мне, — а реальное оценивание собственных сил. Кураторов у нас хватает, а вот преподавателей геополитики нет.

И они покинули приемную, направившись, судя по звуку шагов, в столовую. Я глянула на часы планшета, так и есть время обеда, но есть почему-то не хотелось, и потому я открыла в планшете список групп и принялась знакомиться с девушками, которым уже через месяц начну читать лекции.

Рабочий день пролетел незаметно. Шефиня, возвратившись из столовой и обнаружив меня изучающей дополнительные материалы к дисциплинам, пожала плечами и прошествовала в свой кабинет. А потом туда-обратно начали бегать завхоз академии и главный повар. Мне вручили внушительный список документов, который я сканировала, проводя над ними панелькой, умещающейся в руке, — подумав при этом, что есть смысл приобрести себе такой же, — и тут же отправляла по засекреченным каналам связи в управление академиями. А, уже там, рассмотрев документы, выделяли деньги на закупку всего необходимого к новому учебному году. Ровно в шестнадцать часов прозвенел звонок и тут же захлопали двери, застучали каблучки по лестницам — сотрудники спешили покинуть административное здание. Я последовала их примеру и отправилась в служебную квартиру, чтобы переодеться и исчезнуть с территории академии.

В квартире я достала из кармана платья, в котором вчера присутствовала на распределении, пластиковый контейнер и открыла его. Внутри обнаружились банковская безымянная пластиковая карточка и карточка для прохода в квартиру, на ней был оттиснут адрес: Тупиковая аллея, 8.2.44. То, что цифры обозначали номер дома, подъезды и квартиры я поняла сразу, следовало найти улицу. Из сумки достала свой полуразбитый старенький планшет и включила, файе-волна присутствовала, и на экране открылось поле поиска. Ввела адрес и развернула карту города, нашла улицу и обнаружила, что если взять космо-такси и выйти в центре города, то за торговым центром "Канопус" буквально метров триста будет выход на Тупиковую аллею. Посидела, подумала и достала небольшой черный кожаный рюкзачок, на внешней стороне которого присутствовало изображение Альдебарана, положила в него планшет, блокнот с ручкой, пачку носовых платков и гобеленовую косметичку. В ней вместо помады и туши для глаз лежали спиртовые кровеостанавливающие настойки, гелевые салфетки и бинт. Выбор наверно странный, но все делалось скорее по наитию, нежели осознанно. На улице было прохладно и потому я надела черные мешковатые джинсы, черный фланелевый балахон с капюшоном и, завязав шнурки на кроссовках, подошла к зеркалу. На меня смотрела худощавая девчонка в брутальном прикиде (вот откуда я это знаю?), в ушах дешевенькие сережки с голубенькими камушками, гармонирующими с моими серо-синими глазами, русые волосы подняты высоко и забраны в хвост. Показала самой себе язык и, закинув рюкзачок за спину, закрыла квартиру и побежала вниз по лестнице. Можно было спуститься на лифте, но в зеркале я отметила бледность лица и синие круги под глазами от недосыпа последних двух месяцев и постоянной усталости, нужно было немного разогнать кровь. Когда я добежала до поста охраны, то лицо было слегка порозовевшим, чего я и добивалась. Миновав тяжелую металлическую дверь, я вышла за пределы академии и сразу увидела черный катер, пилот которого призывно помахал рукой.

— Привет, Голуба, — обрадованно потряс меня за руку Фирс, пилот и контрабандист, — наконец-то я тебя дождался. Полетели. Тебя куда доставить, душа моя?

— Рада видеть тебя живым и веселым, Фирс. Меня к торговому центру "Канопус". А почему ты меня ждал? Что-то случилось? — у меня было ощущение, что мы знакомы всю жизнь, но хоть убейте, а я не помню дня нашей первой встречи. — Все тебя хотела спросить, а почему ты меня Голубой зовешь?

— Так у вас же имен, как ржавых дыр на моем катере, Голуба, — весело хохотнул мужик, он был среднего роста, коренастый, ноги колесом и когда он передвигался на своих двоих, то все вокруг старались улыбочки спрятать, мужик был хоть и хохмач, но крут и скор на расправу. — Все равно свое настоящее ты не скажешь, так пусть будет Голуба. А что, сеструху мою так звали. Она баба что надо. Ейный мужик, коль самогоночки переберет, так она его на спину закинет, да до кровати и донесет, аки младенца бережно. А уж если он налево сходит, то таких синяков наставит, что из его буйной головенки не токмо чужие бабенки, так и все мысли умные убегают.

— А почему звали? — разговор поддерживать нужно, да и если уж он о сестре речь завел, то неспроста, выговариваться мужику нужно.

— Так пропала она, — ответил Фирс и сделал залихватский вираж, подрезав при этом катер императорской службы, тот бедный аж светомузыкой весь изошел, но поздно. Мы ретировались, — набег на колонию был, пещерники всех кто был женского рода, окромя старух, на свои ржавые корыта погрузили и отчалили в неизвестном направлении. Имперцы-то пока прибыли их и след простыл.

— Так погоди, кэп, — не удержалась я и начала расспросы, — это где было и когда? А еще, зачем пещерникам человеческие женщины?

— Да уж почитай, как три года прошло, это было в колонии Гидры, маленькая такая планета L625. А пещерники, они ведь сами-то с нашими бабцами совокупляться не могут, анатомически разное строение тел, а вот продать на невольничьем рынке, это завсегда, пожалуйста. А в варварских королевствах человеческие женщины ценятся, может взгляду и непривычно вы ж не волосатые, но глаз радуется, а сердце тем более, — посвящал меня пилот в свои мысли, — эх, печалька, как быстро мы долетели. Ты, Голуба моя, под сиденьем конвертик забери, и в рюкзачок свой спрячь. А вскрывай его, когда одна будешь, и никто не придет, не помешает.

— Фирс, а почему ты под дурочка деревенского рядишься? — мы остановились на стоянке катеров у ТЦ "Канопус". Плотный толстый конверт перекочевал из тайника под сиденьем в мой рюкзак, но я продолжала сидеть и смотрела на пилота. Ощущение, что сегодня что-то случилось, вокруг меня начала стремительно меняться ткань реальности. — У тебя как минимум кадетский корпус и два-три курса военно-космической академии, а ты жонглируешь давно усопшими словечками и сидишь за штурвалом ржавого катера. Еще скажи, что налоги не платишь?

— Е-с-т-е-с-с-в-е-н-н-о, — ухмыльнулся мужик и с заднего сиденья взял коробку, — держи, Голуба. Тебе сегодня без этой жидкости лихо будет. Да не морщи ты носик, это настоящее, на сто парсеков вокруг не найдешь.

— Не поняла, а зачем в таком случае мне вручать, коль такая ценная бутылочка? — прищурила я глаз, нагло разглядывая мужика. — Вас отмыть, побрить, причесать, приодеть и первый жених в столице будете, неужели намек на это?

— Хм, Голуба, ты хоть и душа, — нагло заржал пилот, показав мне свои зубы, настоящие зубы цвета слоновой кости, у меня что-то рухнуло в душе, а ведь ему чуть более сорока лет, — но я бы и за пол-империи тебя к императорским бюрократам на оформление брака не повел. Не то чтобы я трус, но предпочитаю женщин, знаешь... короче, я женщин предпочитаю.

— Кэп, ты сейчас сам-то понял что сказал? — я неожиданно впала в ступор и только глазами хлопала, — нет, вот так рада интереса — а я кто? Не женщина?

— Голуба, ну начнем с того, что пока ты деваха в штанах, а закончим тем, что выметайся из моего катера, у меня видишь, — он ткнул пальцем в панель, что то и дело вспыхивали огоньки, — десять заказов, время пошло.

Я достала из кармана монету и положила на панель: "Чао, кэп"

— Стоять, — я обернулась, уже покинув катер, и мне в руку легла пластиковая визитная карточка, — вызываешь только меня, всегда. И не рискуй лишний раз, Голуба, не стоит оно того.

После чего катер мгновенно взмыл в воздух и понесся в противоположную сторону от ТЦ. Я, постояв с разинутым ртом от всего услышанного, закрыла его и потопала в обход торгового центра, чтобы найти Тупиковую аллею. Почему-то в этом момент пришло осознание, что это единственное верное решение, а еще меня просто снедало любопытство, что за открытия меня ждали в конверте. Коробка с бутылкой не влезла в рюкзак и потому я сунула ее под мышку.

Тупиковую аллею я нашла быстро. Это действительно была аллея, засаженная высокими деревьями, среди которых спрятались трехэтажные дома. Вот и нужный мне дом, второй подъезд, вставила карточку, и тяжелая дверь отъехала в сторону, позволяя мне войти. Поднялась по широкой лестнице на третий этаж и, свернув на площадке влево, уткнулась в дверь квартиры под номером 44. Приложила карточку к панели, дверь открывалась внутрь. Войдя и закрыв ее за собой, я осмотрелась. В прямоугольный коридор выходило три двери. Открыв ближайшую, я вошла и обнаружила большую комнату с окном во всю стену, подошла ближе и увидела цветочные клумбы, а вдалеке сверкала нитка неширокой реки. Окно было закрыто белоснежной вуалью, по сторонам — темные ночные шторы. Развернулась спиной к окну, обозревая саму комнату. На стенах, выкрашенных в персиковый цвет, висели акварельные изображения природы. На полу лежал большой лохматый палас, в котором моя нога утонула по щиколотку. У правой стены стоял небольшой диванчик, перед ним круглый деревянный стол и два кресла. В торце комнаты была ниша, где за гобеленовой шторой спряталась деревянная кровать.

— Миленько, — только и сказала себе самой я и отправилась знакомиться с квартирой дальше.

Санузел, обнаруженный за следующей дверью, состоял из душевой кабины, унитаза и раковины умывальника. Все бело-голубое, стены и потолок синие с мириадами звезд, а на полу нескользящее покрытие. Полюбовалась, выдохнула и потопала к последней двери, за которой нашла небольшую кухню, но в ней было все, что необходимо для жизни: плита, холодильная камера, мойка, кухонный шкаф и стол у окна, с парочкой металлических стульев. Открыла шкаф. В нем была посуда и запасы: мука, крупы всякие и банки с ягодными желе. В холодильной камере, я сразу положила в нее коробку с бутылкой, в пластиковых контейнерах обнаружились готовые отбивные, овощная нарезка и еще одна...бутылка. Посмотрев на этикетку, я достала коробку и, вытащив из нее содержимое, ухмыльнулась, в холодильной камере встретились две бутылки шампанского одной марки "Священная Хельдран".

— Не смешно, — пробормотала я, возвращая бутылку в камеру, и усевшись за стол, достала из рюкзачка конверт, — контрабанда, на сто парсеков вокруг не найдешь, брехун-недоучка.

Разочарованная этим открытием, я отправилась в санузел. Умылась, сняла свой балахон, оставшись в черной футболке со зверской рожей космического пирата, держащего в руке бутылку рома и только после этого вернулась на кухню. Взяла конверт, вскрыла ножом и увидела кучу мелко исписанных листков, почерк мне был знаком. Уселась поудобнее на стуле, вытянув ноги на полкухни, и принялась читать послание от Амираны.

Как возвращается память?

Вот сейчас я знала, что это безумно больно и шокирующее. К концу чтения я уже сидела на полу кухни и выла в голос, слезы стекали по лицу, футболка была совершенно мокрой спереди, но я этого не замечала. Перед глазами проносились — голоса, лица, картинки случившихся событий, да что там картинки, я даже ощущала запахи, и там был весь спектр от крови и гари от взрывчатых веществ, до изысканных ароматов доступных лишь аристократии. Страшно, когда ты живешь день за днем не понимая, что некто отсекает от тебя часть тебя, а она, это часть, все равно стремится соединиться с тобой, прорываясь через чьи-то слова, взгляды и понимание, что я здесь была или я это видела. И никаким эффектом "дежавю" это больше не объяснить. Было, все было...

В какой-то момент осознала, что сижу на полу, а он мокрый от слез и я сама мокрая от них, а слезы — это соль, которая начала разъедать кожу, отчего та противно чесалась и покраснела. Поднялась с трудом, ноги тряслись от слабости, но отправилась искать и таки нашла поломойку, залила в нее воду, добавило моющее средство, и отправила на кухню, тогда как сама, скинув одежду, забралась в душевую кабину и включила воду. Мне кажется, что кожа должна была сойти с меня раз так десять, я ее терла и терла, отмывала и отмывала, а затем вода вдруг перестала течь и я была вынуждена выползти из кабины и, завернувшись в большое полотенце, смотреть на свое отражение в зеркале. Пока разглядывала свою опухшую от слез рожу, обнаружила позади себя панель встроенного шкафа и, открыв, обалдела от увиденного. На полках лежали пижамки летние и для холодных сезонов, и все черного цвета либо со звездочками, либо с черепами... все по моему вкусу. И не надо мне ля-ля-ля про черный цвет и черепушки, сама все знаю, кого хотите — вылечу, но меня пока не трогайте. Надев на себя летнюю пижамку — короткие шортики и топик, я отправилась снова на кухню и достала бутылку. Открыла, налила большой бокал и, сделав пару глотков, начала обозревать потолок и верхнюю часть стен в поиске видеокамер. Увидела в углу блик, всхлипнула, взяла бутылку хлебнула прямо из горлышка, поставила на стол, и решила устроить стриптиз...

Драйва не было, а боль вернулась с утроенной силой. Со стоном я опустилась на чисто вымытый пол и, стукнувшись несколько раз головой об стену, вновь разревелась. В общем, шампанское я так и не допила. Закрыла и возвратила в холодильную камеру. Поставила на плиту чайник и, заварив себе черного чая с бергамотом, налила большую кружку и, расположившись напротив видеоглазка, сделала глоток, опять всхлипнула, а затем выдала: "И как жить мне со всем этим прикажете? Целители разорванных душ пожри вас гарпия".

Нет, я не ждала ответа, просто мой дико развитый интеллект начал раскладку всей ситуации по частям. И мне, отравленной библиотерапией, пришлось смириться и начать думать. Понимаете, терапий в академии было много, даже слишком много. Если кто не знает, то академии подобные нашей, это не только учебные центры, но еще и научно-исследовательские лаборатории для таких безумных ученых, как прежняя директорша. Храни ее здоровье лесные духи, а еще лучше спрячьте ее подальше от нормальных людей, выдру старую. Поговаривали, что женщину просто принудили возглавлять наше заведение целых двенадцать лет. И чтобы не сойти с ума (детей она на дух не переносила, а когда видела меня, то почему-то покрывалась красными пятнами, прижималась к стене и, не отлипая от нее, покидала коридор) она начала эксперименты, где подопытными кролями были мы — несчастные сиротки. Таки да, но ведь сиротинушки взрослели, образовывались, становились циничными и черствыми, и уходили в большую жизнь, а имя Гвинет Бради гремело по всей Галактике как разработчике, — похить ее пещерник, — новых методов воспитания. Огромное количество публикаций в журналах, сто монографий, почетный член семидесяти Академий в десяти Галактиках... ее боготворили все, а мне становилось холодно от одного только ее имени, да и у нее глазики дергались, как однажды проговорилась ведьма учебного отдела, обожавшая директоршу до помутнения в очах.

Звонок на моем древнем планшете раздался так неожиданно, что я вздрогнула и, вытащив его из рюкзака, включила. Клавиша залипла, и вместо аудио звонка врубилось видео.

— Оу, детка, да ты секси, — выдал не совсем трезвый труженик гормонального фронта, узрев меня на видео и облизнувшись, — адрес называй, сейчас прилечу.

— Один сек, mon garГon, — пообещала я и моментом сменила адрес, этим манипуляциям меня научил наш гений секретных связей, — высветился? Жду, дорогой, шампусик в холодильной камере.

Отключившись, я немного похихикала, так как отправила ненасытного эльфа в одно ну уж очень специфическое заведение, откуда пару лет назад пришлось вызволять старшекурсницу, о чем мне услужливо поведала восстановившаяся сволочь, pardonne — память, как и то, что я обнималась потом полночи с белым другом в нашем санузле, от картин увиденного. Взяла нож с тонким лезвием и, вскрыв заднюю панель планшета, отсоединила пластину питания. С чувством выполненного долга убрала ставшее бесполезным устройство в рюкзак.

Налила себе еще одну чашку чая и развернувшись к окну, залипла глядя на ночной небосвод. На темнеющем небе развернулся во всей красе Молочный диск, говорят, что с Земли такую красоту не увидеть, далеко. Молочная полоса плыла по темному небу, и дыхание захватывало, я потеряла счет времени. В академии в это время мы уже спали и потом, окна наших комнатушек выходили либо на спортивное поле, либо на глубокий карьер и потому желания выглянуть из них как-то не возникало. Засидевшись так до глубокой ночи и поздоровавшись с некоторыми созвездиями, я вымыла за собой посуду, и отправилась спать. А ночью я вновь увидела всю свою жизнь в подробностях и красках.

Открыв глаза, я уже знала, что буду делать. И потому поднялась резко, выполнила весь комплекс гимнастических упражнений, и пока грелся чайник, приняла душ, почистила зубы, налив чашку с чаем достала из рюкзака блокнот и начала записывать все, чему научилась за годы нахождения в академии. Списочек получился таким внушительным, что меня поначалу даже гордость охватила, а потом навалилась печаль. Если память не лжет, то мне действительно нечего делать в академии, я там или закисну, или шефиня догадается, что память восстановилась и тогда объявит мне войну. Правду за что? Я пока не вспомнила, но видимо причина была... Вначале я решила проверить парочку подозрений, а для этого мне нужно было пройтись по столице. Недолго думая, я восстановила планшет, проигнорировала с десяток звонков и сообщений от гиганта секса, или сутенера, не разобралась еще окончательно, и принялась искать искомые объекты.

Нашла. Запомнила. Отключила питание планшета, натянула джинсы, балахон, завязала кроссовки и, захватив рюкзак, покинула квартиру. Вначале мне нужно было снять немного налички, конечно картой расплачиваться удобнее, но есть одно но, я не хотела, чтобы держатель карты знал, на что именно я трачу деньги. Банкомат я заприметила около торгового центра, народу было еще мало — выходной день, народ отсыпался после ночного времяпровождения на танцполах и кинотеатрах. На меня никто не обращал внимания, сняла десять золотых и, спрятав их в карман джинсов, направилась в район, где располагался магазин военного обмундирования. На улицах почти пусто. Иду себе, радуюсь солнышку, ветерку пока еще не ледяному и нагоняет меня какая-то тень.

— Какая девушка и без охраны, — стонет тень слева от меня, чуть скосив глаза, понимаю — курсант военного университета, курс так шестой и сообщаю негромко, — а ничего, что эта пошлятина устарела еще пару веков назад? Интеллекта не хватает что-нибудь небанальное придумать?

— Я не ошибся, — лыбится во весь рот курсантик, ну как курсантик, меня постарше будет на три-четыре года, они же только после кадетского училища в университет поступить могут, — это ты, звезда моя. А почему так долго не появлялась? Мы соскучились.

— Хм, и отчего, если не секрет? — уточняю я, внутри холодеет, неужели память не солгала?

— Три разбитых рожи, несколько выбитых зубов, две перелома нижних конечностей, и Кай лишился невесты, ну или он так думал, что она у него была, — весело перечисляет курсант. — Мы тут перед весенним балом подумывали очередной захват красоток из вашей академии совершить, да кураторы-перестраховщики пресекли. Сказали, что у вас там подготовка была к итоговому экзамену и нашего юмора никто не оценит, а, наоборот, в рамках предзащиты выбьют половину нашего курса... мы восхитились и решили подождать... до осени. А ты куда путь держишь?

— А... печально, — сообщила я, продолжая идти впереди, — магазинчик мне ваш надобен, подарочек себе прикупить за отличное окончание академии.

— Да, но... — курсант пожал плечами, — так там ничего девичьего не продается...

— А кто сказал, что мне нужны женские вещи? О, кажется, пришли.

Мы остановились перед одноэтажным зданием серого цвета, дверь была открыта и я начала спускаться по лестнице в подвальное помещение, где собственно и располагался магазин. Курсант потопал за мной. В помещении под потолком висели куртки всевозможных цветов и расцветок с эмблемами армий Галактики. Навстречу выскочил консультант, судя по его вопросительному взгляду, направленному на моего сопровождающего, он тоже курсант, подрабатывающий по выходным.

— Берцы где можно посмотреть? — спросила я у консультанта и направилась в соседнее помещение, где все полки были заставлены обувью, нашла стеллаж с берцами и начала выбирать.

— А может Вам вот эти предложить? — консультант вытащил откуда-то белые берцы, подбитые мехом, — эксклюзивная модель и в единственном экземпляре.

— Вы мне еще розовые с шипами на мысочке предложите, — съязвила я, отобрав три пары берцев черного цвета. — И пригласите в них на осенний бал в Ваш универ, ну так, чтобы память осталась на всю жизнь. Она ведь такая, дама своенравная, чем несуразнее, тем дольше помнится. Вот эти я мерять буду, и дайте мне одноразовые портянки.

После чего я присела на стул в углу помещения и перемеряла около десятка моделей, прежде чем остановилась на тех, что выбрала первыми. К берцам прикупила фланелевые портянки и, сложив все в полотняную сумку, расплатившись, направилась вверх по лестнице навстречу к солнышку. Курсант шел за мной, с недоумением поглядывая на сумку с покупками и не выдержал: "А берцы-то тебе зачем? Взяла бы ты размер 40+, я бы еще понял — мужчине в подарок, а эти 38 размер".

— Мужик, ты себе трусы сейчас зачем купил? — поинтересовалась я, он ухмыльнулся, — носить, зачем же еще?

— С желтыми бегемотиками на зеленом фоне? — вырвалось у меня. — А... я, кажется, поняла, это что завлекаловка такая что ли? Женщинам нравится?

— Да понимаешь, — он неожиданно покраснел, — им это таким милым кажется, и сразу мы, мужчины, в их глазах растем, что ли?

— Оригинально, — только и сказала я, думая рассмеяться или помолчать, — первый раз о таком слышу. Так вот, почему спросила, я берцы тоже носить купила и все инсинуации о том, что это неженственно оставь при себе, договорились?

— Ок, я Румас, — протянул он мне руку, пришлось пожать и нехотя добавить, — Голуба...

— Так я знаю, — блеснул познаниями мой новый знакомый, — у тебя папанька-контрабас, Фирсом кличут. И ведь любит он тебя, ух... мне даже завидно стало. Вы ж тогда нас вырубили, — хотя знаешь, деваха ваша сама была виновата, авансов всем надавала, а как жареным запахло, вызвала помощь, — и улетели на космо-такси, так папенька твой потом вернулся и всех по частным лекарям развез. И предупредил, что если кто в твою сторону ручонки протянет, то он не пощадит и тогда ножки у смертника вытянутся. Хороший у тебя папка. Хоть и контрабас... но по нашей жизни...

— Стоп, о политике и внутренней жизни империи не со мной, — мгновенно отреагировала я, — еще кляуз на мою наискромнейшую персону не хватало. Мало того, что папенька по лезвию ножа ходит, так еще и меня под статью подвести захотелось?

— Да ты что? — побледнел курсант, — даже мыслей таких не было.

— Хорошо, не было, значит, не было, тогда извиняй, — устало произнесла я, — похоже мне везде чудятся заговоры и подставы. Пойду я, книжки почитаю, на солнышко посмотрю, выходной ведь для этого и дан.

— А можно я тебя провожу, хочу спросить, а не слышала ли ты об одной странной истории случившейся лет шесть-семь назад? Может, помнишь, там одной студентке после веселого времяпровождения капсулы подсунули, да не с тем препаратом, что нужно было, и она едва кровью не истекла? Говорят, что там имела место какая-то серьезная подстава...

— Маленькая я тогда была, и мне о том деле никто не рассказывал, — задумчиво ответила я. А солнышко светило, но я его уже не видела... память действительно не солгала. Она вернулась и сделать вид, что я такая же, какой была вчера, не получится. Две части моей души разделенные в течение двенадцати лет и жившие сами по себе, стремительно сливались в крепком объятии.

— На бал осенний к нам прилетишь? Я приглашение через твоего папеньку передам, договорились?

— Хорошо, Румас, договорились, — я улыбнулась через силу и побежала вперед. Мне нужно было спрятаться от всего мира и поплакать, а может и поспать, ведь сон — самое лучшее лекарство. А та история... на самом деле страшная история, сломавшая несколько жизней, и она была самой первой в череде моих приключений.

Глава 4

— Малявка, ты вообще в курсе, что в жизни человеку должно повезти как минимум три раза, но этот минимум, определяет весь последующий возможный максимум? — а у меня глаза на лоб полезли. Собственно я уже поняла, что военно-космическую академию кэп все-таки окончил, но чтобы вот так на философию потянуло... кажется у мужика кризис среднего возраста и потому выдохнула, — заливай, кэп, я внимаю.

— Да? Тогда слухай сюда, — подмигнул мне контрабас, — первое везение — от кого родиться, второе — у кого учиться, ну и на закусь — на ком жениться... поняла?

— Печалька, кэп, — вздохнула я и смахнула несуществующую слезинку, — родителей не знаю, училась... тяжелый случай, вот прям сейчас и зарыдаю, да и закусь твоя мне не подходит... я, чтобы ты там не намекал, анатомическими органами не вышла.

Ржать он начал еще на середине фразы, причем не смеяться, а именно ржать в голос, да так переливисто, что я слышала только иго-иго-иго.

— И чего я такого смешного сказала? — остудив веселость мужика обиженным взглядом, уточнила я, — до шести лет ничего не помню... даже как в альма-матер привезли. Она, сволочь такая, память я имею в виду, помнит только фразу: "Девочка, это твой дом и тебе здесь будет хорошо".

— Еще скажи, что тебе было плохо, — хмыкнул контрабас и вздохнул, — я знаю немало ребят, кто пожелал бы таких приключений...

— Да все ничего, вот только память бы мне не замораживали, ну чтоб все было гармонично. Ведь понимаешь, какая гадость, в академии веду себя как пай-девочка, ботаничка находящаяся под жесточайшим прессингом библиотерапии, а за пределами академии, — я же даже не помнила, что выходила за ворота, — такая оторвища, что самой обидно стало... о таких приключениях и не помнить.

— А что не так с библиотерапией? — уточнил кэп, — там же, если мне память не отшибло, просто подбираются книги по определенной теме. Вот если человек — разгильдяй пожизненный, его заставляют читать книги по теме самодисциплины, самоорганизации, в читательский дневник мысли умные выписывать, а определенные положения в жизнь внедрять. Разве не так?

— В классике все так и есть, — согласилась я и потерла лоб, — а ты чего над столицей круги нарезаешь? Красоты мне показываешь или время тянешь?

— Да ты не стесняйся, — расщедрился кэп, — любуйся, сейчас фонари зажгутся и вообще красота будет неописуемая, где ты еще такое увидишь? Так ты не ответила мне, Голуба.

— В классической библиотерапии все так и должно быть, как ты сказал, — повторила я, — но над нами эксперименты ставили. Моя же терапия была агрессивной. Каждые полгода менялась тематика, а тебе ведь известно, что по любой теме основополагающих трудов не более пятидесяти, а с учетом исторических источников — максимум сто, все остальные книги перепев первых. Так вот на полгода мне выделялось от пятидесяти до семидесяти книг, и все нужно было прочесть, важные мысли выписать, а знания претворить в жизнь. И все это параллельно с учебой, то есть мои учебники в библиотерапию не входили.

— Голуба, так ты реально сколько книг в семестр прочитывала? — помолчав немного уточнил контрабас, — и какая же первая тематика была? Неужели медицина?

— Нет, первую мне выделили на втором курсе, — вздохнула я, — мифы и легенды народов Галактики... я их наизусть помню, совсем недавно перечитывала, нужно было освежить какое какие сведения. А медицина, так она же два года нам преподавалась. Все манипуляции и анализы делать научили, даже представляешь, роды принимать умею. Скорочтение мы осваивали на первой тематике, иначе в сроки не уложиться.

— Понятно... — протянул кэп и добавил, — монография год назад у Гвинет Бради вышла по развитию интеллекта, серьезная такая книжка, в Дальних мирах пошла на "Ура". В учебных заведениях преподаватели с карандашиком книгу изучают, но пока приходиться отрабатывать только на единичных экземплярах...

— Ты забыл добавить — приговоренных к смерти, — задумчиво ответила я, — им что, смертную казнь интеллектуальной экзекуцией заменяют?

— Ага, хотя я знаю, что у них было несколько случаев нервных срывов на этой почве. Слышь, Голуба, а скажи мне, как на духу... ты случаем ничего не натворила вечерком накануне выходных? Часика так через три-четыре после того, как я тебя у торгового центра оставил? — его голос был каким-то заинтригованным, будто мужик решал какую-то задачку, и от моего ответа зависело подтверждение правильного решения или допущенной ошибки.

— Я? Ну... стриптиз на кухне пыталась устроить, — нахмурилась я, — да как стриптиз, так маечку на голову подняла, грудь оголила да два танцевальных па пятой точкой крутанула...

— И? — сглотнул мужик, похоже, представляя картинку, — дальше чего?

— Ничего, выпила мало. Ну не лезло оно мне, — психанула я, уж больно довольное у него лицо было, — что сошлось решение?

— Ага, — ухмыльнулся, — я как катера в небе увидел, так сразу понял — что-то произошло. За одну ночь три нелегальных точки разгромили, камеры предварительного заключения забиты под завязку торгашами контрабандой, да сутенерами с подопечными.

— Слушай, кэп, и где твоя хваленая логика? Спать отправилась? Вот как могут быть связаны — мой пьяный недостриптиз и разгром притонов? Ты еще скажи, что это я там нелегальных торгашей гоняла.

— Хороший вопрос, — улыбнулся он, а глаза как у кота сметаны объевшегося, — просто я Его катер знаю и в деле видел. Зверюга он, вот те истинный кратер на лунной поверхности.

— Так-так... — я побарабанила по панели, — вот с этого места, пожалуйста, подробнее... п-а-п-е-н-ь-к-а,... а о каком мужике идет речь? А почему на распределении комиссия в масках была, и в плащах с капюшонами?

— Голуба, а своего работодателя в лицо знать не нужно, — заверил он меня, и я поверила, выпуск-то был не в религиозной школе, — а то вдруг, что впоследствии не так пойдет, вы особы мстительные да и память, как выяснилось у вас — девичья. Отомстили и забыли, и так по кругу раз десять... там не только от работодателя так и от его потомков потенциальных ничего не останется, даже намека...

— Ты не ответил, — напомнила я, — о каком мужике речь шла? Кто там притоны всю ночь накрывал? Имя, папаня, имя...

— Дочура, — нагло заулыбался кэп, — и отколь мне знать с кем ты, оторва, за моей спиной связалась. Ничего не знаю, мне известно лишь, что уж больно крепко гаечки завернули, а такое делается не каждый день и причина должна быть ну очень серьезная...

— Не прикидывайся, — строго заметила я, — еще скажи, что не знаешь, где я две ночи провела.

— А обязан? — бровь взлетела высоко-высоко, на губах заиграла улыбка, я классифицировала ее как интригующую, — или хочется об этом поговорить? И все-таки у меня в душе теплится надежда, что это был не мини-отель "Радуга". А то мне шепнули, что в ночь, — когда ты стриптиз пыталась изобразить, — там Гизел зажигал... короче, Голуба, его персоной нон-грата объявили и это в борделе! Ты хоть представляешь, что такое сотворить нужно было, чтобы заведение решило посетителя на порог не пускать... Ты чего не в курсе? — изумился кэп, — мать, а ты чем два дня занималась? Вся столица это только и обсуждает. Что даже в кафешечку не сходила кофейку попить?

— Я читала, думала, — ответила я, замечая как его глаза расширились, — и спала, просто спала...

— Голуба, тебя с какой колонии привезли? — застонал мужик, не забывая при этом сверлить меня глазищами, — с Альфа-грита, где все занимаются сельским хозяйством, а в свободное от работы время коровам хвосты крутят? Ты что и в магазины не ходила?

— Да, чуть не забыла. Оцени. — Я вытащила из сумки берцы, и повертев перед ним, довольно спросила, — правда классные?

— Голуба, ты кто? — ахнул кэп и резко спикировал на катерную стоянку перед огромным магазином, — да ты с первой официальной вылазки в столицу должна вернуться нагруженная коробками и пакетами. Туфли там, платья, нижнее белье...

— Папань, ты чего в кратер в детстве падал? — уточнила я, не понимая его настроения, — меня двенадцать лет воспитывали как интеллектуальную боевую единицу — ходячую энциклопедию, умеющую претворять теоретические знания в любых условиях, чаще всего приближенных к экстремальным, а ты...

— Рот закрой, — жестко оборвали меня и таким взглядом облили, что я поняла, почему кэпа боятся не только контрабандисты, но и дико уважают курсанты военной академии, — ты хочешь появиться в академии с берцами? Со словами, что читала и думала все выходные, и чтобы все поняли, что к моей Голубе вернулась память? Так, а скажи мне, дочурка, тематики по моде у тебя в библиотерапии, как я уже понял, не было?

— Нет. Конечно, я знаю все о цветоощущении, о типах женщин — весна, лето и все тому подобное, но вот на себе ничего не опробовала...

— Выдра старая, — выдохнул он, — чистоплюйка лесная, сука фригидная... — я застыла с раскрытым ртом, а контрабас продолжал бушевать, — идеологическая инвалидка, тварюшка интеллектуальная... Так, ты ничего не слышала, — рявкнул он, увидев мое потрясенное лицо, — рот закрой и пошли, шмотки купишь кое-какие.

И мы отправились в торговый центр, где спустились на нижний ярус и кэп рыкнул: "Мадина". Через мгновение к нам подлетела эльфийка с ярко-красными волосами, в черном длинном платье с разрезами по бокам до бедра, на груди болтались нити из бусин лунного камня.

— Фирс, добрый вечер! Пожелания? — вежливо произнесла и улыбнулась контрабасу, — кого одевать будем и для какого события?

— Дочь, — пресек ее возможные мысли кэп и оценивающе посмотрел на меня, — подбери ей хорошие вещички для службы — секретарь и преподаватель.

— Хорошо. Ты посиди вон там, — она махнула рукой в глубину зала, и мне, — пойдем, дорогая.

Через час нагруженные пакетами мы вернулись к катеру и понеслись в сторону академии.

— Вещи носи, — приказал кэп, ему было все продемонстрировано в процессе примерки, — два дня подряд одну шмотку не надевай. Играй девчонку, которая дорвалась до сладкого, бывшее под запретом все годы. Прочитай несколько книжек по моде, по искусству одевания, краситься начни и замыль глаза начальницам. Ты, Голуба, пойми, они не должны вот так сразу понять, что память возвращается к тебе. Сейчас ты вспомнила основные события, а может и не все, но столько еще дополнительно всплывет, никто не знает. Поиграй с образами, выбери для себя комфортный, на стыке твоей жесткой готики и чего-то более нежного что ли?

— Бабушкино гипюровое платье цвета пыльной розы до колен и черные берцы с розовыми шнурками, — хмыкнула я, — создадим новую моду, чего уж там.

— Малявка, ты о старых модах почитай, и выберешь для себя удобоваримую, — посоветовал он, — а эти вещички, — он кивнул на джинсы и балахон, — пока прибереги до поры до времени, ты должна приучать всех к тому, что ходишь на каблуках и носишь красивую одежду. И не хмурься, дочура, уж кто-то, а я тебе плохого не посоветую.

Знала бы я в тот момент, что именно смена имиджа спасет мне жизнь, расцеловала бы его в небритые щеки, но тогда я лишь вздохнула и кивнула, соглашаясь с папенькой. Он высадил меня около академии, обвешал со всех сторон пакетами с покупками и, похлопав по спине, пообещал встретить через неделю.

Миновав пост охраны, я поулыбалась охранникам, похвасталась покупками и потопала к преподавательскому общежитию в полной уверенности, что уже через несколько минут начальство и заинтересованные лица будут знать о том, что новенькая преподавательница устроила забег по магазинам, накупила разноцветных тряпок и счастливая вернулась в академию. Всем было известно, что сотрудники отдела безопасности безжалостно сливали своему начальнику все что видели и слышали, добавляя при этом от себя несуществующих подробностей. Вот чем-чем, а методом "кнута и пряника" Гизел Рудверг владел виртуозно, что подтверждалось ежемесячными премиями или штрафами, но ведь был еще и нематериальный фактор, о котором все молчали как рыбы, но возвращались из столицы т-а-к-а-м-и счастливыми, и сейчас мне было известно наименование этого "пряника" — мини-отель "Золотая лира".

Войдя в дом, я сразу нажала кнопку лифта и краем глаза заметила через окно, что к дому спешит эльф. Заскочив в лифт понеслась вверх, а там заблокировав дверцу лифта, добежала до своей квартиры, открыла, швырнула пакеты на пол и мгновенно возвратилась обратно. Разблокировала дверь, метнулась к квартире и захлопнув дверь, закрыла не только на два замка, но и на внутреннюю цепочку. Постояла, не зажигая свет, услышала звук приехавшего лифта и осторожные шаги остановившиеся у моей двери, потом они прошли дальше и хлопнула дверь напротив. Получается, что шеф нашей безопасности проживает рядом, и это мне тоже не понравилось, до жути, мерещился за всем этим какой-то зловещий смысл. Хотелось верить, что это именно так, а не паранойя.

Умывшись и переодевшись в длинные пижамные штаны и футболку, я поставила греться чайник и отправилась разбирать покупки. Три длинных платья для повседневной носки серого и темно-синего цветов с белыми воротничками повесила в шкаф. Черные шелковые брюки и камзол оливкового цвета отправился туда же, а на стул было повешено платье горчичного цвета длиною ниже колена с черным бархатным поясом и епископскими рукавами, в нем я решила выйти завтра. Затем поставила в шкаф туфельки черного цвета. Одни были на пятисантиметровой шпильке, другие на невысокой платформе, а третьи замшевые в форме ботиночек. Берцы, как и джинсы с балахоном, я убрала на нижнюю полку, чтобы глаза не мозолили и в тоже время были под рукой. Разложила нижнее белье с колготками и выдохнув, отправилась пить чай. Мыслей о том, чтобы сходить в столовую и купить ужин я даже не допускала, причина проживала напротив.

— Подведем итоги, — думала я, сидя с чашкой в руках на подоконнике и глядя на соседнее здание, оно хоть и было не близко, но мне было хорошо видно, как девочки сидят в своих комнатках-клетушках и читают, рисуют или рукодельничают. У кого какая терапия была. — Мы все пациенты элитной научно-исследовательской психушки.

Попечалившись немного, унесла чашку на кухню, вымыла ее и, достав из рюкзака блокнот села за стол и перечитав свои записи, задумалась о том, что нужно как-то выстроить свое поведение, чтобы в академии моим преподавателям не стали бросаться в глаза не радостные для них изменения. И проблема даже не в том, что вся система была заточена на подчинение начальству и вообще вышестоящим чинам, а в том, что иметь свое мнение и выражать его это две большие разницы. Иметь можешь, но высовываться не дозволялось. Озвучивать собственную точку зрения могли лишь те, у кого было больше прав и "каменная стена" за спиной в виде тех самым минимумов, что назвал мне кэп. У меня этого ничего не было. Я не знала кто мои родители, и каким образом оказалась в академии. Однако мне было хорошо известно, что фамилии оканчивающиеся на — ле, подчеркивали незаконнорожденность, а страшнее этого ничего не было. Незаконнорожденных не рассматривали как брачные партии в обеспеченных слоях, не продвигали по службе и именно они были расходным материалом в различных играх сильных мира сего. Возможности сломать систему не было, но ее можно было обойти и заставить считаться с собой, а для этого требовалось нечто большее, чем преподавать в академии, где я обречена быть всегда на вторых ролях.