Гроза 3 главы1-8

— Товарищи офицеры, обращаю ваше внимание на то, что новое оружие поставляется только частям, воюющим на фронте или входящим в армии резерва. — Начал он разъяснение, приподнявшись со своего места. — Даже дивизии Дальневосточного фронта его практически не получают. Не говоря уже о других тыловых округах. Это во-первых. — Полковник поправил очки, сползающие на носу. — Во-вторых, хочу вам напомнить, что в данный момент вы не являетесь воинским соединением Красной Армии, а поэтому не можете высказывать претензий её командованию.

— А поляки с румынами? — Раздался возмущённый голос с дальнего края стола.

— В-третьих. — Невозмутимо продолжил полковник. — Иностранным частям мы поставляем то вооружение, которое заказало и оплатило их правительство, или органы его заменяющие. — Макаров провёл взглядом вдоль стола, выискивая желающих возразить в ответ на этот аргумент, и закончил фразу. — Что ваши представители из Координационного комитета заказали, то мы вам и поставили. Так, что все претензии к ним, товарищи офицеры.

Виктор усмехнулся, теперь открыто. Господа сионисты из Координационного комитета продемонстрировали редкостную жадность, согласившись оплатить только старье, причём по бросовой цене и только после довольно долгих торгов. Хотя, деньги у них были, и немалые. Полковник Зенкович в своё время добыл полную информацию о количестве американских долларов и английских фунтов стерлингов, привезённых ими в Москву на переговоры. Но, встретив в СССР откровенное желание заключить договор, эти господа решили сэкономить, решив, что русские по своей широте души, или глупости, как они её трактовали, дадут всё даром. И немало удивились, не обнаружив этого самого желания.

— Ещё вопросы к интендантскому ведомству Красной Армии будут? — Поинтересовался полковник Макаров.

— Да. — На другой стороне стола приподнялся офицер, который судя по всему и подавал возмущённый голос. — Полковник Гусман, интендант корпуса. — Представился офицер. — Товарищ полковник, поставки продовольствия для нашего корпуса оплачены полностью, насколько мне известно. В таком случае, мне хочется знать, куда делись два вагона с мясными и рыбными консервами, которые должен был получить наш корпус в начале этого месяца?

Виктор даже возликовал в душе. Этот полковник подтолкнул беседу именно в том направлении, которое ему и было нужно. Сам напросился.

— Я думаю, что на данный вопрос лучше ответит капитан Гладышев. — Сказал заранее проинструктированный полковник Макаров и сел на место, предоставляя слово подполковнику госбезопасности.

Мнимый капитан не торопясь развязал тесёмки обычной картонной папки, маскирующей степень важности её содержимого, достал оттуда первый лист бумаги и нарочито нудным голосом начал читать заключение следственной группы, занимавшейся этим делом. Причём, занимавшейся им в тайне не только от руководства Еврейского корпуса, но и от своих крымских собратьев по конторе. А текст был чрезвычайно занятным. Ибо, буквально по минутам расписывал путь следования пропавших вагонов до станции Симферополь, на которой они и исчезли. На втором листке, извлечённым из той же папки, повествовалось о том, как последующей ночью начальник станции, один из машинистов и... полковник Гусман, собственноручно отцепляли вагоны от состава и перегоняли в один из тупиков, в котором после полуночи происходила перегрузка похищенного на автомобили интендантского управления корпуса. Затем пропавшие консервы развозились по частным домам города Симферополя, где и разгружались за соответствующее денежное вознаграждение. Полный список адресов, оставленных ящиков и полученных денежных сумм прилагается. Опустевшие вагоны под утро были прицеплены к составу, направляющемуся в Новосибирск, с фальшивыми документами, естественно.

Гладышев положил прочитанные листы и посмотрел на интенданта, тем взглядом, который всё объясняет подследственному.

— Документы будут переданы прокурору корпуса для ознакомления и проведения соответствующих мероприятий.

— Можете арестовать эту мразь немедленно! — Взорвался командир корпуса генерал Крейзер.

— Вы, товарищ генерал, меня неправильно поняли. — Повернулся к нему подполковник Гладышев. — Арестовывать и судить его будете вы. Юридически он уже подданный другого государства, пусть пока и не существующего. К тому же, обворовал он ваших солдат, а не бойцов Красной Армии. Пусть ваши подчинённые его и судят.

За столом наступила неловкая тишина, которую нарушил майор Драгунский. Танкист прибыл в корпус раньше остальных членов комиссии для встречи со старыми друзьями и сослуживцами, провёл здесь более суток и сейчас сидел мрачнее любой тучи.

— Дожили. — Начал он злым голосом. — Мы на фронте кровь проливаем, в танках горим, гибнем тысячами — ради чего? — Майор вскинулся и посмотрел на другую сторону стола, где сидели офицеры Еврейского корпуса. — Чтобы вы тут жрали, пили, воровали, баб щупали и от фронта прятались.

Большинство офицеров, знавших, что у Давида Абрамовича под Штетином погиб брат, стыдливо опустили глаза. Только генерал Крейзер одёрнул его.

— Ты, майор, говори, да не заговаривайся. — Гневным голосом попытался он поставить на место младшего по званию. — Я от опасности никогда не прятался. И боевых наград у меня не меньше твоего. — Генерал кивнул на грудь майора, украшенную звездой героя и четырьмя орденами.

— А я, товарищ генерал, вас в трусости и не обвиняю. — Приподнялся из-за стола майор Другунский. — Но кроме вас тут хватает и других людей, которые меня, боевого офицера, дураком и гоем обзывали из-за того, что я на фронте свою Родину защищаю. — Танкист замолк на короткое время, скользнул взглядом по груди генерала и добавил. — А насчёт наград. Не вижу я их, товарищ генерал. Ни орденов, ни звезды героя. Стыдитесь носить? Или ваши новые друзья запретили?

Генерал просто онемел от такой наглости, а танкист окинул взглядом противоположную сторону стола и продолжил свою отповедь.

— Да и у вас, товарищи офицеры, наград не видно. Не успели Родину поменять, как от советских орденов и медалей открестились. Из "товарищей" в "господа" переквалифицировались.

— Да ты как со старшими по званию разговариваешь, майор? — Наконец-таки нашёл нужные слова генерал Крейзер. — Под арест захотел?

— Я, господин генерал, к вашей армии не принадлежу. И на ваше генеральство мне наплевать. — Отпарировал Драгунский. — А ещё я сделаю всё возможное, чтобы никто из моих родственников и друзей в вашем войске не оказался.

Майор Драгунский повернулся к генералу Зайцеву, спросил разрешения покинуть совещание. Виктор только сдержанно кивнул. Майор отдал честь и отправился к выходу.

На этот раз тишина наступила надолго. Приходил в себя генерал Крейзер. Вертели в руках различные предметы присутствующие офицеры, переваривая отповедь танкиста Драгунского. Размышлял Виктор.

Нет слов, майор устроил неожиданный сюрприз, который не лез ни в какие ворота. Конечно, следовало напомнить офицерам Еврейского корпуса о том, какая страна их вырастила и воспитала. Но не в такой оскорбительной форме. Что же именно произошло у него при встрече с друзьями? Что эти идиоты наговорили храброму и бескомпромиссному майору?

Но дело сделано. Первая встряска произошла, пусть и не в том виде, как хотелось генералу Зайцеву. Пора переходить и к серьёзным вопросам.

— Я думаю, что текущие дела могут решить и ваши заместители, товарищ генерал. — Обратился Виктор к командиру Еврейского корпуса. — У нас есть более серьёзный разговор. Для него достаточно будет вас и генерала Хацкилевича.

Ещё не отошедший от спора с танкистом Драгунским, генерал Крейзер отдал команду и все остальные офицеры его корпуса встали и направились к выходу. Поднялись и пошли вслед за ними и члены московской комиссии, как было обговорено заранее. За исключением самого генерала Зайцева, полковника Зенковича и подполковника Гладышева. Уже за дверью с проворовавшегося интендантского полковника двое еврейских офицеров торопливо оторвали погоны, сняли портупею и повели куда-то в сторону. Кажется, это дело не оставят без последствий.

— Так о чём у нас будет серьёзный разговор, товарищ генерал? — Повернулся к Виктору генерал Крейзер.

— О заговоре, который зреет в вашем корпусе, товарищ генерал. — Ответил ему генерал Зайцев и не удержался от того, чтобы добавить. — Или господин генерал?

Крейзер дёрнулся, как от пощечины, встал со своего места.

— Товарищ генерал, я не понимаю на каком основании меня оскорбляют? Вначале этот майор. Теперь вы. Прошу дать мне объяснения. — Генерал наливался гневом. — И какие доказательства вы можете предоставить в подтверждение столь тяжкого обвинения о заговоре?

— Успокойтесь, Яков Григорьевич. — Виктор перешёл на имя отчество, как и принято в русской армии между офицерами при приватной беседе. — Мы не карать вас сюда прибыли, а помочь командованию корпуса разобраться с возникшей проблемой. — Он повернулся к полковнику Зенковичу. — Семён Наумыч, ознакомь, пожалуйста, товарищей генералов со своей информацией.

Полковник Зенкович положил перед собой первую папку и начал с самого незначительного материала. Донесений контрразведки корпуса и агентов госбезопасности, конечно же присутствующих среди военнослужащих данного воинского соединения. Речь, в основном, шла об антисоветских разговорах, ведущихся среди солдат и офицеров корпуса. К чести командования корпуса, львиная доля данной болтовни велась в батальонах Третьей Варшавской и Четвёртой Интернациональной бригад.

Генерал Крейзер со скучающим лицом выслушивал эту информацию, показывая всем своим видом, что не воспринимает её всерьёз. В общем-то был прав. Невоздержанных на язык дураков хватало везде. Они вели подобные беседы с друзьями и сослуживцами, делились взглядами в семейном кругу, болтали, чаще всего по пьяни, с посторонними людьми, надеясь что всё сказанное останется там, где было произнесено. Святая наивность. Большая часть этой болтовни вскоре становилась известна работникам НКВД, ну а те уже решали — привлечь болтливую личность к ответу или же оставить пустопорожний трёп без внимания.

Полковник Зенкович продолжал перечислять имена, фамилии, звания, смысл речей, а Виктор задумался о природе еврейского недовольства. Казалось бы данному народу жаловаться не на что. Благодаря Советской власти, а точнее своим соплеменникам, оказавшимся в передовых рядах руководства данной власти, смогли вознестись из грязи отверженных в элиту общества, захватили большинство тёплых мест в управлении страной, составили костяк творческой, и не только, интеллигенции, а всё равно недовольны. Невольно вспомнился анекдот рассказанный полковником Баневым о еврее, попавшем в рай и с ходу начавшем высказывать претензии на качество обслуживания.

Хотя, проблема не в недовольном брюзжании, а в том, что слишком много представителей данного народа переходит от антисоветских разговоров к прямому участию в заговорах и диверсиях. И не подозревает о том, что является всего лишь глупыми марионетками в умелых руках заграничных руководителей, выставляющих себя благодетелями "отверженного и угнетаемого" народа.

Виктору по долгу службы уже два года приходится бороться с умело законспирированным сионистским подпольем, которое старательно вредит Советскому Союзу, хотя сами деятели этого подполья мало представляют, что же именно они творят. Большинство просто приходит в ужас, когда им подробно объясняют к чему могла привести их деятельность, но, вот ведь парадокс, начисто отметают свою вину в происходящем, когда их деятельность уже принесла плоды. Впрочем, это свойство любого истинного интеллигента.

Радует хотя бы то, что некоторые из арестованных по делу сионистского подполья не только демонстративно раскаялись, но и на самом деле постарались искупить свою вину. Впрочем, чаще всего это были те, кого подставили "втёмную" их же соратники, использовав излишнюю доверчивость последних к своим соплеменникам. Взять, к примеру, Льва Захаровича Мехлиса. Просидев во внутренней тюрьме Лубянки полгода, Лев Захарович не только рассказал всё что знал и о чём догадывался, но и по собственной инициативе подключился к следствию, предлагая всё новые и новые кандидатуры виноватых. Будь на дворе тридцать седьмой год, цены бы ему не было. Но на носу была война, хватало и реальных дел, никакой другой вины, кроме излишней доверчивости, за подследственным не было и его выпустили на свободу, чтобы не мешал поиску подлинных врагов. Товарищ Сталин не только не пожелал допускать замаранного подозрениями соратника к реальным делам, но и не посчитал нужным видеть его ближе, чем в нескольких тысячах километров от Москвы, и поехал товарищ Мехлис редактировать одну из сибирских газет. Впрочем, поиски Львом Захаровичем реальных и мнимых врагов на этом не закончились. Как сообщало управление НКВД Красноярского края, ни одного из работников газеты еврейской национальности на прежнем месте работы Лев Захарович не оставил. Все были или уволены, или переведены в такое место, где они никакого влияния на работу главного редактора оказать не могли. Воистину, обжегшись на молоке — дуют на воду.

Не брезговали зарубежные враги Советского Союза и использованием человеческих пороков. На них поймали бывшего сослуживца генерала Зайцева капитана госбезопасности Фельдмана. Хоть и была у них с Виктором вражда, хоть и не простил он Мордку ни тогда, ни сейчас, но нужно признать, что и этот настоящим врагом не был.

Любил Миша Фельдман красивую жизнь и красивых женщин. И всё бы ничего, если бы он оставался на уровне своего круга дешевых забегаловок и Нюрок с соседней чулочной фабрики. Захотелось Мордехаю большего — дорогих ресторанов и львиц столичного полусвета. На этом его и поймали. Подложили дорогую сучку, которая в совершенстве владела всеми способами выдаивания из попавшегося мужика всех возможных, и невозможных, денег и оказался Миша Фельдман на такой мели, что хочешь не хочешь, а руку в казённые денежки запустишь. Тем более, что возможность была. Чтобы вернуть украденное на место, метнулся Миша на ипподром, поставил последние казённые деньги на рекомендованную служителем данного заведения, кстати из соплеменников, лошадь. И оказался в полной заднице. Пришло время или стреляться, или постигать специальность лесоруба, но появился очередной "благодетель", который не только позволил вернуть деньги, но и вознестись по служебной лестнице. Правда, пришлось в благодарность за эту услугу осваивать не очень приятную профессию марионетки и послушно дёргаться каждый раз, когда наверху возникало желание потянуть за ниточки. Всё это рассказал Виктору сам Фельдман, когда тому окончательно стало ясно, что другого способа спасти свою жизнь, кроме как рассказать всё без утайки, ему не представится.

Зенкович наконец-таки дочитал материал первой папки. Как и ожидал Виктор особого впечатления на командование Еврейского корпуса данный документ не произвёл.

— Это всего лишь слова. — Высказал своё мнение генерал Крейзер. — В любой части найдутся недовольные. И в любой части найдутся дураки, которые это недовольство выскажут.