Xxi век не той эры

Глава6. Ожидание.

Пожалуйста, не сгорай!

Ведь кто-то же должен гореть.

За углом начинается рай,

нужно только чуть-чуть потерпеть.

Пожалуйста, не сгорай!

Спаси, всё что можешь спасти,

Прости всё, что можно простить,

иди, пока можешь идти...

Flёur, "Голос"

Разглядываянежданно открывшееся глазу великолепие, я даже про плечо своё нанесколько секунд забыла.

Мыстояли на краю то ли огромного кратера, то ли сглаженных временемостатков огромной карстовой воронки; почти плоская большая долинарасполагалась внизу, под довольно крутым обрывом. Река, с которой мырасстались некоторое время назад, делала петлю, чтобы с правойстороны занавесить часть стены красивейшим водопадом. Внизу, возлеводопада, клубилась водяная пыль, и на некотором расстоянии оседала вспокойное озеро. За озером река продолжалась и, пересекая долину,упиралась в стену; то ли там было невидимое с нашей позиции ущелье,то ли вода уходила под землю.

Дальнююот нас половину долины занимало потрясающее сооружение: несколькодесятков неправильных трёхгранных пирамид складывались в огромныйбело-зелёный цветок, похожий на лотос. Отсюда мне было плохо видно,но сооружение казалось ажурным и будто пористым, словно было выточеноводой в мягкой породе. Только для этого у него были уж слишкомправильные прямолинейные контуры.

Вблизиже имелась огромная площадь, от которой разбегались лучи дорог,окружённые россыпями трёх— и четырёхгранных пирамидок поменьше.Приглядевшись внимательней к ближайшему сооружению, я наконецсообразила, почему они так необычно выглядят. Стены ярусов пирамидбыли не цельнокаменными, как в том же Египте, а представляли собойразномастные колоннады. Кроме того, ярусы были густо заполоненызеленью, и непонятно, то ли так планировалось изначально, то ли своёбрал лес.

Отсюдабыло хорошо видно, что площадь выложена разноцветной брусчаткой,которая складывалась в причудливые узоры из фантастических цветов игеометрических фигур.

-Это космопорт? — недоверчиво пробормотала я.

Странно,все вокруг утверждали, что циаматы, с которыми воевали люди, -агрессивные и беспощадные создания, напавшие первыми. Но мне сложнобыло поверить, что такую красоту могла создатьнемотивированно-агрессивная цивилизация. Как-то не сочеталась у меняв голове агрессия с настолько органично вписанным в пейзажархитектурным ансамблем. Агрессивная цивилизация — этосовременная мне человеческая, всё подчиняющая своим целям и несчитающаяся ни с какими потерями.

-Нет. Это руины древнего города, — неожиданно ответил мой спутник,хотя вопрос был почти риторический: с молчаливостью этого великанаможно вообще разучиться разговаривать, и я уже близка была к тому,чтобы начать тихо-мирно беседовать с самой собой.

Даладно?!

Вотэто — руины? Более того, древние руины, да ещё накарстовых почвах, рядом с рекой, в джунглях? Да их же будто толькочто построили! Нет, я допускаю, что вблизи всё выглядит не такоптимистично, но если бы этим строениям было бы столько лет, чтобы соспокойной душой называть их древними, следы разрушений были бы видныи отсюда. Ну, хоть одну пирамидку бы точно размыло!

Нопродолжать расспросы я не рискнула, да и некого уже было спрашивать;белоголовый викинг начал спуск. Опасливо подойдя к самому краю иглянув вниз, я поняла, что даже, наверное, сумею слезть. Даже с однойрукой; здесь стена была не слишком отвесная, и разнокалиберныенагромождения камней выглядели вполне преодолимыми. Главное, всегдадержаться так, чтобы в случае чего падать прямо на полубога. Авось,поймает. После вчерашнего происшествия я даже согласна была поверитьв возможность такого исхода.

Вчера,когда чёрный трибун вдруг ударил меня так, что плечо прострелилоболью, а моя бренная тушка, кувырнувшись в воздухе, влетела вкакой-то куст, я успела проститься с жизнью. Но когда выпала из этогокуста, в полном шоке наблюдала, как мужчина добивает здоровеннуюжуткую зверюгу. И в очередной раз удивилась, как же у него получаетсяпри такой массе, да ещё в таких объёмных тяжеленных доспехах, такловко и быстро двигаться, что даже змея на него реагировать неуспевала. Впрочем, нет, какая змея? Не бывает у змей таких зубов втаком количестве!

Вобщем, до меня в конце концов дошло, что меня не били, а просто такимстранным образом позаботились о моей сохранности. Даже первую помощьпотом оказали. Если бы он ещё извинился за то, что не рассчитал силы,я бы, наверное, поверила в чудеса. А так просто поверила, что у меняесть шансы выжить, и большой страшный полубог в случае чего прикроетот незнакомой опасности, и даже сам при этом не прибьёт при условиихорошего поведения.

Правда,я не совсем представляла, как это "хорошее поведение"должно выглядеть. Но решила: если до сих пор его, по-видимому, всёустраивало, буду продолжать в том же духе. Молчать, готовить и немешаться под ногами. Аттракцион "почувствуй себя идеальнойженой".

Завремя пути я успела привыкнуть к обществу полубога и пересталареагировать на него настолько нервно. Да и сам мужчина сделал дляэтого, пожалуй, всё возможное; он не рычал, не хватал меня за горло,даже заботился в какой-то мере. В той самой, которая гарантироваламоё пребывание среди живых, но не более того. И трактовать подобнуюопеку как проявление симпатии и внимания не получалось при всёмбогатстве моей фантазии. Скорее, в какой-то момент я перешла изразряда опасного вредоносного существа в должность "гражданскогонаселения", которое суровому космодесантнику полагалосьзащищать. При ближайшем рассмотрении сын Тора оказался крайнемолчаливым, очень скрытным и невозмутимым существом. Ну, или просто яумудрялась не делать ничего, что могло бы вывести его из этогосостояния. Порой подмывало устроить истерику для проверки, но ябыстро успокаивала себя воспоминаниями о первой встрече с этим типом.Повторения не хотелось.

Ивсё бы было хорошо, и устраивало бы меня целиком и полностью, если быне одно большое жирное "но". Я продолжала испытывать кэтому человеку влечение, и ничего не могла с собой поделать. Дажепорой возникала мысль попробовать его соблазнить, но я быстро еёотгоняла: подобные желания казались мне совершенно ненормальными, иуж совершенно точно — неуместными. Влечение это походило наболезнь, какое-то странное внушение; стоило задуматься, и я ловиласебя на откровенном любовании космодесантником, а в голову лезлимысли одна другой неприличнее. Больше всего мне хотелось стянуть снего броню и посмотреть, как он выглядел без неё, если даже в этомтяжеленном доспехе умудрялся двигаться так завораживающе легко ипластично. Правда, лицо его мне по-прежнему не казалось красивым,но... что-то в нём определённо было. Осознание собственной силы ивласти, монументальной уверенности в себе и своих действиях; всложившихся обстоятельствах это всё привлекало гораздо сильнее, чеммогла бы классическая симметрия черт.

Астоило вспомнить некоторые моменты нашего знакомства, или поймать насебе испытующе-оценивающий взгляд мужчины, и возвращался страх. Неподавляюще-панический, а более сдержанный, настойчиво рекомендующийдержаться от него как можно дальше.

Получившийсяиз всего этого странный коктейль эмоций, однако, пребывал вотносительном равновесии. Либидо и инстинкт самосохранения рвали меняв разные стороны, и пока они скандалили между собой, можно былоруководствоваться рассудком.

Наспуске же я, конечно, оступилась. Правда, уже в самом низу;казавшийся таким большим и надёжным камень вдруг поплыл под ногой,рассыпаясь в пыль, и я с визгом полетела к земле. Оставалось мнелететь метра четыре, так что шансы выжить были. Но конвоир благородноне стал проверять это на опыте, и остановил моё падение рывок зашкирку вверх. Зубы клацнули, но я даже толком испугаться не успела,когда меня поставили на твёрдую землю.

-Спасибо, — пискнула придушенно, но не удостоилась даже ответноговзгляда. Трибун Наказатель задумчиво озирался, будто что-то искал.

Рекогносцировкупрервал громкий басовитый гул, от которого будто бы даже землязатряслась под ногами. Головы мы вскинули одновременно, вглядываясь взеленоватое небо. И даже угадали с источником звука.

Слеванаправо небосклон пересекала стая летающих утюгов. Я едва челюсть неуронила от шока, разглядывая это чудо враждебной техники. Не знаю уж,как оно там вблизи выглядело, но издалека — один в один.Плоская подошва характерной остроносой формы, ручка сверху, огонькипо периметру, и всё такое гламурно-прилизанное. С реактивной струёйиз того места, куда крепится провод...

-Что это? — почему-то шёпотом поинтересовалась я.

-Десантные баржи, — отмахнулся мужчина, очень недобрым взглядом сверляровный клин утюгов. Настолько недобрым, что я даже удивилась, когдаопознанные летательные аппараты скрылись за горизонтом, и ни один невзорвался прямо в небе. Уточнять, чьи баржи, не стала; судя помрачному виду мужчины, не свои. Интересно, он их просто всех поопределению не любит, или вот конкретно эти нарушили какой-тограндиозный план?

Проводив взглядом торжественную процессию, Ульвар решительно двинулсявперёд. Я, естественно, поспешила за ним, стараясь не отставать.

Снизу"маленькие" пирамидки выглядели совсем не маленькими. Ненебоскрёбы, но этажей восемнадцать-двадцать в моём представлениибыло. А ещё они выглядели так, будто их только что построили, ихозяева просто не успели въехать; ни единой трещинки нигде, ни намёкана коррозию.

Икаждая оказалась произведением искусства, каждая не похожа наследующую.

Водном месте ярус поддерживало своими изгибами длинное-длинное телозмея, глотающего свой хвост, чья голова указывала, видимо, главныйвход. Следующий ярус змеиной пирамиды поднимали на своих спинах,грациозно приподнявшись на хвостах, те самые летучие змеи. Ещё вышебыли существа, похожие на Медузу-горгону, но за растительностью ужебыло плохо видно.

Аещё в одной пирамиде колонны были полые и резные, с цветочнымиузорами. Я такое видела только в варианте резьбы по кости, а тутцелый огромный камень, и их таких много. А в следующей сводподдерживали диковинные птицы. А в следующей — существа,похожие на кошек, сидевшие и тянувшиеся в разных позах. Деревья,цветы, языки пламени, разные звери; чего тут только не было. И всёнастолько тонко и изящно выполнено, что дух захватывало.

Продолжаяспешить за куда-то уверенно идущим мужчиной, я крутила головой посторонам, и больше всего мечтала хоть в один из этих домиков зайти, ипосмотреть, как же оно всё выглядит внутри. Но пожелания своиблагоразумно держала при себе. Уж очень заторопился куда-то мойспутник, и сейчас явно было не самое лучшее время, чтобы лезть к немусо своими глупостями.

Пирамидбыло немного, и стояли они свободно, создавая ощущение простора иогромного пустого пространства вокруг. И почему-то пустая тишинамёртвого города совершенно не пугала. Наверное, потому, что город небыл мёртвым; он как будто спал, ожидая возвращения своих хозяев. Алёгкий шелест листвы вполне заменял тихое дыхание.

Вскоремы вышли к реке, и одно пострадавшее строение обнаружили. Это былмост, в который упиралась дорога. С нашей стороны он был цел, адальше зиял пролом неизвестного происхождения. Не то естественного(мало ли, река опору подмыла), не то искусственного. И, глядя на дырушириной в пару десятков метров, я почему-то склонялась ко второмуварианту. Хотя и непонятно; с местным уровнем технологий можно былоили весь мост угробить, или даже весь город, если он чем-то кому-топомешал.

Сразустало очень неуютно. Некстати вспомнилось, что текущая вода издревлесчиталась главной преградой для всякой нечистой силы. И то, что моствсего один, бросилось в глаза. И даже то, что с другой стороны долиныскалы гораздо круче и отвесней, чем позади, и даже профессионал безспециального снаряжения вряд ли влезет. И дворец-лотос вдругпоказался крайне зловещим и жутким. И совсем никакого желанияпосмотреть его поближе у меня не появилось, а, наоборот, оченьзахотелось вернуться обратно в пусть и опасный, но такой привычный ипонятный лес.

Озиравшийсяпо сторонам Ульвар, сзади и сбоку которого я стояла, вдруг обернулсяко мне, глядя очень странно. С непонятным насмешливым удовольствием,даже каким-то злорадством и предвкушением. Я, поймав это выражение,рефлекторно подалась назад, но, разумеется, не успела: мужчина поймалменя за шиворот, подтянул к себе ближе и чуть приподнял. Осторожно,тремя пальцами, щепотью; так, что я не совсем висела в его руке, анеловко балансировала на цыпочках, рефлекторно цепляясь здоровойрукой за его запястье. Приблизил лицо к моему, пристально в упорразглядывая. Настолько близко, что я сумела различить чёрные крапинкина голубых радужках, сеточки морщин вокруг глаз, проступившую нащеках за время путешествия почти незаметную светлую щетину, и, -вот это уже совсем неожиданно, — бледные-бледные едва заметныевеснушки.

Самоестранное, мне не было страшно. То есть, было, но не настолько, какраньше; кажется, сейчас от него просто не исходило явной угрозы.Опять пришла ассоциация с котёнком, которого приподняли за шкирку, ноне для наказания или утопления, а чтобы внимательно разглядеть усатуюмордочку и раскраску слишком мелкого зверька.

Дворецна той стороне реки в настоящий момент пугал меня гораздо сильнее.

-Ты чувствуешь страх перед этим местом, — не спросил, констатировалчёрный трибун всё с тем же удовольствием, как будто понял сейчас променя что-то очень интересное и полезное.

-Ну, да, — не сумела промолчать я, не понимая, чего от меня хотят. -Пирамиды были симпатичные, а там... как будто ужас какой-то спрятан.

-Так ты, стало быть, из хаоситов? — почти мурлыкнул он, буквальноизлучая радость. Ох, не нравится мне всё это! Когда он ругается, хотябы понятно, чего ждать.

Ичем дальше, тем неуверенней я себя чувствовала. Причём, опять-таки,это был не тот всепоглощающий животный страх, а удивительноконцентрированное чувство неловкости. Ощущение, что земля уходитиз-под ног, стены расплываются, ориентиры переползают с места наместо. И нельзя однозначно сказать, что это плохо, но чем подобноегрозит — неясно.

— Акто это? — озадаченно уточнила я, безвольно болтаясь в руке мужчины.— От слова "хаос" что ли? Что-то такое я в фантастикечитала, — длительное словесное воздержание неожиданно вылилосьпотоком откровенности.

— Вфантастике? — с ещё большим удовольствием переспросил он. — И во чтоже ты веришь, девочка из прошлого?

-Э-эм... в теорию вероятности, — неуверенно пошутила я. Вот спроситтоже... Я никогда особо об этом не задумывалась, принимая для себяотдельные кусочки мировых религий и собственных моральныхпредставлений, и никогда толком не пыталась определить, а какой ондля меня — Бог? И как теперь сформулировать за три секундыответ на столь важный вопрос?! — Да я не знаю... Ну так, немногоатеизма, немного буддизма, агностицизм. Этот ещё, единый космическийразум, который информационное поле вселенной. Ну, то есть, что что-тотакое там есть, большое и мудрое, но мы ему обычно до лампочки, -начала мямлить я, как будто отвечала не выученную тему по философии.

-Значит, в наших богов ты не веришь?

-Ну, как бы... вы только не обижайтесь, но язычество — этовсё-таки просто поклонение и обожествление природы. Природу я,конечно, уважаю, но всякие там Зевсы с Перунами — это уже отнедостатка образования, — решила я быть честной.

Скажемтак, в историю о полубогах-абсолютах я не поверила чуть больше, чемсовсем. Как могут люди летать в космос и всерьёз поклонятьсядеревянным идолам? Но теория их происхождения у меня была, и была онадовольно простая. Обыкновенный генетический эксперимент. Столькофильмов в своё время на эту тему было снято, захочешь — незабудешь. И на роль типичного универсального солдата Ульвар подходилидеально по всем статьям. А всем остальным что-нибудь психотропноеколют.

Абоги... поначалу я, конечно, надеялась на их заступничество, и тогдаещё пыталась убедить себя в том, что что-то подобное в этом миредействительно есть. Но теперь окончательно перестала верить в ихсуществование.

-Это будет интересно, — решил чёрный трибун, первый раз в жизнидемонстрируя мне полноценную улыбку от уха до уха. Ну, что я могусказать? Я бы прекрасно прожила и без этого зрелища. Потому что песня"От улыбки станет всем светлей" — это явно не про Ульварасына Тора. От его радостного оскала мне сделалось не просто страшно,а сразу жутко. И зубы ещё такие... белые, острые. И клыки. Не такие,как у всяких вампиров и прочей нечисти рисуют, но всё равно несреднестатистические; уж очень острые, выступающие из ровного рядавполне человеческих зубов.

Мужчинавдруг рывком поднял меня выше, и я, в свете последних мыслей проклыки, испуганно взвизгнула, решив, что сейчас меня будут есть. Нонет, трибун Наказатель просто схватил меня в охапку; как-то странно,свернув компактным клубочком, крепко вжав в броню. Потом сделалнесколько шагов и, развернувшись, побежал. К обрыву. А я дажевцепиться в него не могла, чтобы не выбросил с размаху: единственнаяцелая рука была плотно зажата между моим телом и нагруднымипластинами доспехов. Несколько бесконечно долгих мгновений полёта вожидании встречи с водой (почти желанной; помыться или искупатьсяхотелось ужасно), громкий удар, мир резко перевернулся вокруг своейоси. И меня поставили на ноги уже на другой стороне реки.

Хм.Кириос чёрный трибун только что со мной на руках перепрыгнул провалшириной в половину реки, приземлившись на другой стороне в аккуратныйкувырок?

Естьли что-то, что этому типу не по силам? Мне вот прямо даже интересно!

Аещё интересно, зачем мы вообще сюда идём. Ведь вроде бы собирались накакой-то космодром, корабль угонять...

Ноогласить последний вопрос вслух я не успела. Мужчина, зачем-топрихватив меня за запястье, двинулся к единственному строению на этойстороне реки. Думал, сбежать попытаюсь? Ага, и утопиться в знакпротеста. Тут всё равно бежать некуда.

Зданиевблизи оказалось ещё величественней и выше, чем виделось издалека. Издесь все ярусы подпирали собой статуи существ, невероятно похожих налюдей. Высокие, метров под шесть, они явно составляли своейпоследовательностью какие-то связные истории, как изображения надревнегреческих вазах. Одеты они тоже были по-разному; большинство всвободных рубашках (коротких у женщин и длинных у мужчин), кто-то -в подобии хитонов, кто-то — чуть ли не в килтах, а кто-товообще наг. Первое время я с любопытством оглядывалась по сторонам,любуясь на красивые статуи и невысокие деревца, их окружающие. Но чемближе мы подходили к очень высокой стрельчатой арке, расположенной вместе стыка двух пирамид, тем жутче мне делалось.

-А, может, я здесь подожду? Что там внутри делать-то? — осторожноспросила я.

-Это будет слишком просто, — с удовольствием отозвался мужчина,продолжая тащить меня к двери и даже, кажется, не замечая моихпопыток сопротивления. Его рука кандалами сомкнулась на моёмзапястье, и все потуги вывернуться из захвата приводили только ктому, что я сама, похоже, наставила себе синяков.

Чёрныйпровал входа неумолимо приближался, и вот он уже заполнил собой всёвидимое пространство, поднявшись до самого неба. Я принялась жалобноскулить, упрашивая викинга оставить меня на месте, выпустить ипрекратить, потому что мне страшно, я никуда не хочу, и вообще зачемвсё это.

-Что такое Рагнарёк? — вдруг спросил он, втаскивая меня в двернойпроём.

-Гибель богов, — автоматически откликнулась я, неожиданно понимая, чтострах исчез, стоило пересечь невидимую черту. Мы шли по пустомугулкому полутёмному коридору (непонятно, откуда брался свет, новикинга рядом и пол под ногами я всё-таки видела), и кроме общегонеуютного ощущения от этой затапливающей боковые проёмы непрогляднойтемноты никаких неприятных ощущений не было. — Это из скандинавскоймифологии, но я точно не помню всех подробностей, — продолжила я,обрадованная как отсутствием страха, так и представившейсявозможностью поговорить. — Там всё мутно; вроде как асам было данопророчество, что в один прекрасный момент весь мир погибнет, а потомвроде окажется, что не весь, и что-то выживет. Я где-то читалаверсию, что Рагнарёк был придуман уже при христианстве, вроде какочищение от всяких древних языческих грехов. А вам зачем?

-Хочу проверить одно предположение, — неожиданно охотно ответил он.Очень непривычное выражение азарта на обычно скупом на мимику лицесына Тора повергало меня в растерянность. — Видишь ли, девочка изпрошлого, официальная версия ухода и возвращения богов состоит в том,что люди в прежнюю эпоху предпочли хаос их порядку и выгнали их. Иони не стали навязывать нам свою волю. А потом вроде как пожалели, ивернулись, и вытащили то, что смогли, из лап хаоса. Но непонятно, гдеони так долго шлялись, почему вернулись, и почему сделали это невсе. Официальная же версия гласит, что изначально людей создавалидля борьбы с Хаосом, но тот совратил их. Но я чем дальше, тем большеубеждаюсь, что никакого Хаоса не было никогда, а эти трусливыеленивые задницы так называют всех, кто им чем-то не нравится иличем-то непонятен.

-Неправда, — вдруг оборвал его рассуждения посторонний голос,прозвучавший совсем рядом. Испуганно взвизгнув от неожиданности, ядёрнулась, вжимаясь в остановившегося и выпустившего мою рукувикинга. Он неожиданно спокойно опустил ладонь мне на плечо,приобнимая. Чем шокировал гораздо сильнее внезапно объявившегося всовершенно пустом здании посреди мёртвого города русскоязычногонезнакомца. Правда, шарахаться я от сына Тора не стала; меня простопарализовало от неожиданности.

Хотя,может, он просто решил меня придержать, чтобы далеко не убежала?

Успокоивсебя этой мыслью, я наконец-то сумела оглядеться. Вокруг ощутимопосветлело, и я уже могла различить, что мы стоим на краю огромногопочти пустого зала. Под ногами был какой-то светло-зелёный камень сзолотистыми прожилками, над головой почему-то сгущалась темнота.По-прежнему непонятно было, откуда вообще исходит этот бледныйбестеневой свет.

Вдальнем конце зала располагался огромный многоярусный фонтан, вода изкоторого сбегала в длинный узкий бассейн, начинавшийся почти у нашихног. Через бассейн был переброшен ряд изящных каменных мостиков безперил. Справа и слева монументальное сооружение ограничивали длинныеколоннады, в которых тоже плескалась темнота. В общем и целомпомещение своей симметричной холодной пустотой производиловпечатление крайней величественности. Но при этом не было мрачным;скорее, торжественным.

-Ой ли? — насмешливо хмыкнул чёрный трибун, отвечая невидимке. Онвыглядел совершенно спокойным.

-Неправда, — уверенно повторил всё тот же голос, и я заметила, что отсамого фонтана к нам движется какая-то смутная фигура. Расстояниебыло метров тридцать, но выглядело всё так, как будто до него паракилометров, или просто обладатель голоса очень маленький. Пока ядивилась хитрому оптическому обману, незнакомец стремительноприближался из своей бесконечной дали и вписывался в окружающиепропорции. Выглядело жутковато. — То есть, поначалу да. Но ровно дотех пор, пока мы не разобрались в причинах этого явления, — добавилон. Странный тип двигался, а голос его как будто уже был рядом снами.

Потомя наконец смогла рассмотреть незнакомца, и с трудом подавила желаниеспрятаться за своего огромного спутника. Причём подавила не столькоиз храбрости, сколько из нежелания привлекать к себе внимание ипроверять, для чего на самом деле трибун Наказатель менязафиксировал.

Этобыло что угодно, но не человек. Оно попеременно шло то на четырёхконечностях, и тогда напоминало собой огромного чёрного пса скрыльями, то вдруг невозмутимо поднималось на две, очертания телаприхотливо смазывались, и это становилось совершенно человекоподобноесущество, только со звериными ногами, крыльями за спиной и оченьстранной мордой (потому что назвать это лицом язык у меня неповорачивался). Морда походила на доберманью, только с короткимносом; даже уши стояли торчком. К нам существо подошло вчеловекообразной ипостаси и оскалило здоровенные клыки. Я испуганноикнула и покрепче вжалась в белую броню.

-Ага, стало быть, сюда вам дорога не закрыта? — спокойно спросил сынТора, из чего я сделала вывод, что он прекрасно знает, с кем говорит.

-Не всем, — пожало плечами существо, с интересом разглядывая нашускульптурную композицию. — Я вот сумел пробиться, но не надолго. Тыправильно начал с места силы, теперь хоть будем знать, что ты всё ещёжив. Что касается Хаоса, то всё просто. В вашем представлении этосвобода выбора, — оно развело руками, и я сумела разглядеть обычныечеловеческие пальцы, без ожидаемых когтей. — Или, в более общемпредставлении, случайность. Для нас случайностей не существует. Мызнаем, что будет потом, и ничего не можем изменить. А люди, да ипочти все остальные разумные существа, вносят тот самый Хаос,неопределённость, меняют будущее. Наше в том числе, тогда как мы наних повлиять не способны. И люди изначально создавались нами какэксперимент, попытка смоделировать Хаос и попытаться его понять.Попытка эта была предопределена, как предопределён был провал. Акогда на Ирий напали, и мы отправились на Землю — чтобы, как итребовала наша судьба, спрятаться там и со временем погибнуть, -выяснилось, что люди умудрились выжить. Это изменило нашу судьбу.Теперь было предопределено навести порядок на планете и сделать извас сильный вид. Но вы тоже были обречены на провал в бою с Альянсом.И опять выжили, всё изменив. Людей можно предсказать, но они могут отэтого предсказания уйти. У таких же, как ты, абсолютов, всёдовольно... печально, если смотреть и с нашей точки зрения, и счеловеческой. У вас есть предопределённый путь, но встанете вы нанего или нет — вопрос случая. Не нашедший своего пути абсолют -очень несчастное существо, обречённое на вечный бессознательныйпоиск. Как ты.

-Спасибо, конечно, за подробный ответ, — проворчал Ульвар. — Только затакую правдивость обычно приходится расплачиваться, да?

-Разумеется, — вновь оскалился странный субъект. — Но в сложившейсяситуации мы ограничимся лишь наставлением тебя на тот самый путь. Темболее, всё так удачно сошлось в одной точке... Впрочем, Ирий всегдатак делает. Что касается основного твоего вопроса, — а ты ведьпришёл, чтобы попытаться связаться со своими, — в этом нет нужды. Онисейчас летят сюда, так что через пару дней жди гостей, тут будетжарко, — довольно прижмурился странный мутант. — Ты очень удачнопровалился. Одна из планетарных баз точно на закат отсюда, непромахнёшься.

-Ты подозрительно разговорчив, Симаргл, — с неприязненной насмешкойконстатировал викинг. — Встретил меня, как будто поджидал. На всевопросы отвечаешь, рекомендации даёшь. Зачем тебе это?

-Ты из Истока Истины пил? Пил. Теперь у меня просто нет другихвариантов, потому что ты нашёл свой путь. То есть, ты теперь такженеподвластен случаю, как все мы, и секретов быть не может. Только мнедо сих пор непонятно, как ты умудряешься ходить вокруг да около.Девочка ради тебя такой путь проделала, столько всего перенесла, а тышарахаешься, — ухмыльнулся потусторонний тип.

Симаргл— это ведь тоже из мифологии; крылатый пёс, божественныйвестник, да?

-Причём тут она? — озадаченно уточнил сын Тора.

Вотименно, причём тут я?

-Она — первый шаг к твоей предопределённости, — мне показалось,улыбка стала глумливой, хотя не вполне понятно, как можно было поэтой страхолюдной морде что-то определить. — И ты её вроде какпризнал, но почему-то мнёшься на пороге.

— Акакое тебе дело до моего пути, убегаю я от него или нет? -хмыкнув, продолжал допытываться чёрный трибун.

-Потому что один из твоих поступков, если ты наконец-то перестанешьдёргаться, очень сильно поможет всему человечеству. Конечно, в случаечего можно будет обойтись и без этого, но так получится проще всего.Мы теперь, видишь ли, довольно ответственно подходим к выборубудущего для людей. Можешь считать это чувством вины за то, чтобросили вас на произвол судьбы в прошлую эпоху.

Всёпроисходящее мне категорически не нравилось. Наверное, потому, чтосовершенно не вписывалось в только-только устоявшуюся картину мира.Полубог вёл себя странно, послушно внимая странному потустороннемутипу. Потусторонний тип... Его вообще не должно было существоватьсогласно принятой концепции!

Однако,существовал.

Впрочем,если вдуматься, картина получалась не столь уж пугающая. Боги -на самом деле просто высокоразвитая инопланетная форма жизни, котораясоздала людей в порядке эксперимента. Помнится, даже в моё времяподобные предположения бередили умы всяких интересующихся личностей.

Кудасильнее меня беспокоил разговор про судьбу, предопределённость ипрочие эфемерные субстанции. В судьбу я не верила чуть больше, чемсовсем. Никогда не верила, потому что если бы она существовала,смысла не было бы вообще ни в чём. А эти ребята разговаривали о нейвсерьёз, и, более того, этот Симаргл действительно был свято уверен всвоих словах. Как вообще можно жить, доподлинно зная, когда чтослучится, когда ты умрёшь, когда кого встретишь? И ведь ничего, живутвроде бы, и даже радуются жизни. Но это, надо думать, дело привычки ивосприятия, и вообще их личное дело.

Ненравилось же мне в этом разговоре то, что они зачем-то приплели меня.А я на предопределённый сценарий была не согласна! Даже если онкаким-то чудом окажется светлым и безоблачным. Не хочу знать, чтобудет завтра.

Измрачных раздумий меня вывела вдруг пропавшая с плеч тяжесть. СынТора, выпустив меня из захвата, неторопливо стягивал перчатки. Янемного отодвинулась, с недоумением наблюдая за действиями мужчины.Левая рукавица тихо шмякнулась на пол, следом за ней — правая,а пальцы привычными отработанными жестами касались каких-то точек налоктях, что-то поддевали и отщёлкивали.

-Кириос чёрный трибун, а... что вы делаете? — рискнула спросить я,когда от перчаток и налокотников мужчина перешёл к плечам, отстёгиваянепонятные крепления.

— Аты догадайся, — многообещающая хищная ухмылка на лице полубогасмотрелась органично, но очень жутко, и не предвещала ничегохорошего. Были, были у меня предположения, что за Исток Истины такой,из которого мы успели нахлебаться! И что было потом, я тоже помнила.И в свете всех этих воспоминаний и новых известий те ощущения ижелания, которые вызывал во мне белобрысый двустворчатый шкаф,предстали натуральным предательством со стороны собственногоорганизма. И поддаваться им я не собиралась, предпочитая спастисьбегством. Впрочем, на ослабевших и трясущихся ногах это у меня врядли получилось бы. Хотя я начала потихоньку пятиться к выходу.

-Может, всё-таки, не надо? — робко предложила я.

-Увы тебе, но у тебя выбора тоже нет, — с каким-то непонятнымчувством протянул сын Тора. То ли с насмешкой, то ли с сочувствием,то ли с предвкушением.

-Кириос Симаргл, а, может, вы его отпустите, и мы на этом разойдёмся?— ещё неуверенней попросила я, продолжая отступать, но при этом боясьотвести взгляд от викинга хоть на секунду. А ну как бросится, ипоймает, и прощай, свобода? Выход маячил совсем рядом, и я уже почтисобралась с силами для финального рывка, когда спиной наткнулась натого, к кому обращалась со своей наивной просьбой. Руки божественноговестника аккуратно, но крепко сжали мои плечи, прекратив тем самымосторожное отступление и лишив меня последней надежды на спасение.

Ончто, будет меня держать, пока этот викинг...

Впрочем,что-то мне подсказывает, викинг и сам справится.

-Ах, так тут с обеих сторон попытки сопротивления? — весело хмыкнул уменя над головой потусторонний субъект. — Видишь ли, милое дитя; тымне, конечно, не поверишь, но в данный момент я ничего с Ульваром неделаю. И не планирую, честно говоря, он и так справится; абсолют неспособен отступить от своей судьбы, раз найдя её. Ты испила с нимвместе из Истока Истины, а, значит, согласилась разделить его путь.Впрочем... если это тебя немного утешит, особого выбора у тебя тоженикогда не было; разве что всё это неприлично затянулось бы. И сейчасвыбора у тебя тоже нет. Но ты мне потом ещё спасибо скажешь. И сейчасбы сказала, если бы знала, как здорово вас обоих приложило бы запопытки сбежать от Истины. Это всегда плохо кончается. Радуйся, тебеповезло с этим источником и со мной, поэтому мучиться ты будешьнедолго.

-Он меня прямо сейчас убьёт? — жалобно пискнула я. Верхняя половинаброни уже была кусочками прихотливо раскидана по гладкомусветло-зелёному камню пола, так что я могла полюбоваться на плотнообтянутое чёрным эластичным комбинезоном тело викинга. И если бы мнене было так страшно от всего происходящего и предчувствия того, чтобудет дальше, я бы действительно полюбовалась. Ибо было, на что.

Сейчасу меня бы язык не повернулся назвать его шкафом или амбалом. Присвоём росте и ширине плеч, в отсутствие одежды он совсем не казалсямассивным. В броне, в том эсэсовском чёрном кителе — да, было;а вот в плотно облегающей тело маслянисто-чёрной глянцевой ткани,внешне похожей на винил, он производил совсем другое впечатление.Как-то вдруг вспомнилось, что в греческих мифах полубоги были нетолько чрезвычайно сильны, но и прекрасны. И чёрный трибун моемучувству прекрасного отвечал полностью. Пропорционально сложенный,удивительно гибкий и пластичный для его размеров; каждая мышца его,кажется, была вылеплена гениальным скульптором, потому что природа нетерпит совершенства, а он был именно им.

Толькомне почему-то становилось всё жутче и тревожней, и покрытые чёрнойгладкой шерстью руки на моих плечах казались оковами дыбы, на которойменя разложил палач. Не помогали даже исподволь закрадывающиесявоспоминания о том, как сладок был тот поцелуй на злосчастном озере,и о том, чего мне самой тогда хотелось. Сейчас мне хотелось сбежать,и при взгляде на многообещающую ухмылку сына Тора я не ждала от еёобладателя ничего хорошего, предчувствуя помимо страха ещё иочень-очень много боли.

-Ни сейчас, ни потом, — тихонько засмеялся третий-лишний, продолжаяцепко удерживать меня за плечи. Надеюсь, хоть он в предстоящемдействе участвовать не будет?! Моя психика этого точно не выдержит, яже после такого застрелюсь или повешусь при первой возможности! Есливыживу. — Не бойся, глупая девочка, рождённая поклонниками распятого.Он не сделает ничего такого, что тебе не понравится.

-Он уже делает! — обиженно проворчала я. — И всю дорогу только этим изанимался!

-Врёшь. Ты сама себя пугаешь, — промурлыкал мне в самое ухо, обдав еготеплом, этот потусторонний мутант. — И смотришь ты сейчас судовольствием. Дальше будет только приятнее, — перешёл на интимныйшёпот змей-искуситель, и я вспыхнула от стыда. И за прямолинейностьпохабных намёков, и за их правдивость.

Чёрныйтрибун в наш разговор почему-то не вмешивался, лишь продолжалспокойными точными движениями снимать броню. Сейчас он сидел на одномколене и разувался, и я могла в полной мере оценить разворот плеч снепривычного ракурса.

Апотом полубог красивым плавным движением выпрямился, стягивая тотмаслянисто-чёрный комбинезон, и я настороженно и зачарованно замерла,с непонятной самой себе жаждой разглядывая его тело. Мощную шею,широкие плечи, могучий торс, тонкую талию, узкие бёдра...

Наэтом месте я смущённо зажмурилась.

Собственноеповедение и реакции тоже удивили меня и почти напугали. Я ведь недевочка, у меня были мужчины; и даже полностью обнажённые, в, чтоназывается, "полной боевой готовности", они меня несмущали. А сейчас я вела себя как воспитанница закрытого пансиона длядевочек, впервые в брачную ночь увидевшая будущего мужа. И, самоеужасное, именно так я себя и чувствовала: страх, море смущения,затаённое предвкушение, вызывающее в свою очередь уже не простосмущение, а самый настоящий стыд.

Надухом тихонько, пакостно захихикал Симаргл и легонько толкнул меня вздоровое плечо, прямо к неподвижно стоящему в метре от нас абсолюту.Толчок получился очень сильный, меня развернуло в полёте, и я спинойвпечаталась в грудь чёрного трибуна. Он тут же, пользуясь случаем,аккуратно прихватил меня за плечи, лишая даже иллюзии возможностипобега. И я могла лицезреть, как исчезает на ровном местепотусторонний гад, попрощавшийся с нами шутовским поклоном ипроказливой ухмылкой.

-Ульвар, может... — тихонько начала я, боясь лишний раз шевельнуться.

-Может — что? — насмешливо проговорил мне в волосы мужчина,нажатием на красную кнопку лишая меня самой надёжной защиты. А я ещё,дура, радовалась, как легко снимается этот скафандр! Единственнойрукой я судорожно вцепилась в края застёжки на груди, но не угадаламанёвр. Космический варвар не спешил рвать на мне одежду; вместоэтого его рука скользнула мне за ворот, сразу в вырез не до концазастёгнутого нижнего комбинезона, непонятным образом находя лазейку вбинтах. Осторожное прикосновение грубой шершавой ладони вызывало накоже толпы мурашек. А ещё ладонь эта казалась не то обжигающеледяной, не то ужасно горячей, и я чувствовала её каждой клеточкой;одновременно всю проложенную дорожку. От шеи через левую ключицу нагрудь; чуть погодя оттуда — ниже, на живот.

Однойрукой держать края скафандра и пытаться оттолкнуть локоть мужчиныбыло очень неудобно. Кажется, моих попыток сопротивления он просто незамечал. Даже возможности просто отстраниться у меня не было: левоеплечо придерживала вторая ладонь, а сзади мои лопатки плотноприжимались к сильному мужскому телу где-то на уровне солнечногосплетения.

Покамозг пребывал в панике, тело реагировало быстро и совершеннооднозначно. И хотелось бы сослаться на страх, но совсем не от негодыхание сбилось, ноги подогнулись, а внизу живота появилось тёплоетянущее ощущение.

-Ульвар, — совсем безнадёжно, умоляюще протянула я.

-Не упирайся. Итог будет один, а твоя одежда придёт в негодность.

Явздрогнула, когда мужчина одним движением стянул с моих плеч икомбинезон, и скафандр, оставляя меня обнажённой, если не считатьфиксирующего руку бандажа. В граничащей с паникой растерянности янаблюдала, как легко серебристая корка необычного бинта ломается подпальцами абсолюта подобно первой наледи на осенних лужах. Вновь сталострашно, когда я вспомнила, какая сила в этих руках, и что со мнойбудет, если он вдруг её не рассчитает и, скажем, случайно сломает мненесколько рёбер слишком тесными объятьями.

— Ине бойся, — с явной прозвучавшей в голосе насмешкой добавил викинг. -Я, кажется, начинаю вспоминать, что такое "нежность"...

-Кажется? — нервно хихикнула я.

Не ответив, он слегкаотстранился и, судя по всему, опустился на колени, потому что теплодыхания коснулось чувствительного места между лопаток. Я вздрогнула;на контрасте окружающий воздух показался обжигающе холодным. А ещё,лишившись опоры, неожиданно поняла, что самостоятельно стоять мнесейчас очень трудно. И стало ещё труднее, когда я почувствовалаприкосновение губ там же, между лопаток.

— Ульвар! — не тожалобно, не то испуганно всхлипнула я, неловко пытаясь прикрыться ицепляясь за одежду. Вырываться, однако, сил не было. Не знаю, что онпонял по этому жалкому звуку, но что-то понял. Большие грубые ладонилегли мне на талию и заскользили вниз, по бёдрам, стаскивая одеждуещё ниже.

Я, честно, совершенноне представляла, что в этом жутком существе, видеть в которомчеловека я начала совсем недавно и с большой неуверенностью вдиагнозе, с хладнокровной безжалостностью может соседствовать почтитрепетная чувственная нежность и осторожность. Весь мой страх передэтим человеком расплавился в том блаженном пламени, в какое меняпогружали его руки и губы. Расплавился, испарился, облачком туманаподнялся куда-то под самый потолок и выскользнул наружу через высокоеузкое окно. Когда я уже совсем не могла стоять на подгибающихсяногах, мне позволили развернуться и обрести опору, но весь мирпо-прежнему пребывал в тумане. Наслаждение накатывало волнами,заставляя меня стонать от удовольствия, кусать губы, изо всех силцепляться за плечи мужчины, желая оказаться ещё ближе, и под конецуже бессвязно бормотать что-то умоляющее и звать его по имени.

Правда, завершениенашего близкого знакомства оказалось уже совсем не нежным. Но в тотмомент меня всё устраивало, и совершенно не смущали ни размеры, нислишком сильно стискивающие мои бёдра ладони, без труда удерживающиеменя на весу. Я сама крепко обхватывала ногами его торс, самагладила, целовала или вовсе кусала, получив, наконец, такуювозможность, шею, грудь, плечи. И когда его ладонь, запутавшаяся вмоих волосах, чуть сжала затылок, не позволяя двинуть головой, а губынакрыли мои в далёком от осторожности жадном, властном поцелуе, сготовностью ответила на него, открываясь и подчиняясь, не думая ужени о чём, и полностью вверяя себя во власть жуткого чёрного трибуна,внезапно оказавшегося способным на такие невероятные сюрпризы.

Сознание от наслажденияя не потеряла, но была к этому близка. После вспышки страсти меняокутала ватная, мягкая и сонная усталость, я даже держаться толком немогла, и висела на мужчине безвольной тряпочкой. И чувствовала себяневероятно, буквально противоестественно счастливой и довольной,несмотря ни на что. Ни на всё прежнее смущение, ни на постепенновернувшуюся способность соображать, пытающуюся заново вытащитьоткуда-то из глубин подсознательного страх и ужас от осознания, чемис кемя только что занималась. Ни на воспоминание-осознание, что от такоговообще-то бывают дети, что в данном конкретном случае было бы совсемне кстати. Меня даже тревожные мысли о туманности собственногобудущего и будущего этих странных отношений не могли сломить ивывести из состояния блаженной расслабленности.

Я пыталась, и всё никак не могла вспомнить, когда мне в последний разбыло так же хорошо и спокойно, как сейчас. Не только в этом мирестранного будущего, но вообще, во всей моей жизни, даже дома.

— Спасибо, — еле слышно выдохнула я.

— За что? — тоже почему-то почти шёпотом уточнил мужчина.

— Не знаю, — я шумно вздохнула полной грудью. — За всё это. Мнекажется, мне никогда не было так хорошо и спокойно, как сейчас.

Он неопределённо хмыкнул и промолчал, но меня даже это не расстроило.Потом. Всё плохое будет потом, а сейчас для этого в моём маленькоммире не было места.

— Мне тоже, — вдруг тихо проговорил сын Тора куда-то мне в ключицу. Яне сразу поняла, что он имел в виду, потому что начала медленнопогружаться в дрёму. Но уточнять не стала, а через несколько секундвспомнила собственные последние слова.

Вместо ответа я крепко, насколько позволяла собственная слабость,обняла этого огромного непонятного мужчину, пытаясь прижаться ещёближе, и почти тут же уснула, не задумываясь ни о своём, ни о егоудобстве. Меня будто выключили из розетки, настолько внезапно япогрузилась в сон.

Странное дело, но когда я проснулась, Ульвар ещё продолжал спать,хотя обычно это он поднимал меня и заставлял двигаться дальше. Онлежал на спине, во сне слегка придерживая меня одной рукой, а я скомфортом возлежала сверху. Спокойное лицо мужчины напоминаловосковую маску в своей безмятежной неподвижности, и мне на мгновениепочему-то стало жутко от этой мысли. Но грудь викинга спокойновздымалась, а в ней ровно билось сердце, и иррациональный страхотступил.

А в следующее мгновение мир мой резко перевернулся, и я испуганновзвизгнула, решив, что это по меньшей мере землетрясение.

— Как такое маленькое существо может издавать настолько громкие ипротивные звуки? — поморщившись, уточнил мужчина. Я смущённокашлянула в ответ, не зная, что сказать. Потому что в этот раз мойвопль был действительно довольно неуместным: ничего страшного неслучилось, просто викинг перевернулся на бок, заодно укладывая меняна пол. Причём, неожиданно, очень осторожно.

Правда, вскоре стало понятно, что вопрос был риторический, и ждатьответа мужчина не собирался. Вместо этого мы продолжили вчерашнеезанятие, только в этот раз моё смущение капитулировало значительнораньше. Так что теперь всё случилось куда более осознанно и при моёмактивном участии.

Потом к моему огромному удовольствию выяснилось, что воду в фонтанеможно пить, а в воде бассейна можно плавать. Мыла, правда, дляполного счастья не было, но побултыхаться в тёплой воде и смыть ссебя накопившуюся за время дороги грязь было всё равно очень приятно.Я даже, расхрабрившись, попыталась устроить догонялки в воде, длячего радостно обрызгала викинга. Кончилось всё закономерно: плавал онтак же отлично, как дрался. Так что меня догнали в два гребка, и... вобщем, не могу сказать, что воспитательная мера мне не понравилась.Но в воде мы в результате задержались несколько дольше, чемпланировалось изначально.

А выбравшись на берег, Ульвар начал одеваться. Я, на ходу пытаясьхотя бы отжать собственные волосы, тоже принялась натягиватькомбинезон, хотя грязную тряпку на более-менее чистое тело надеватьбыло неприятно. Но когда, застегнув на себе одежду, я потянулась заскафандром, мои руки перехватил викинг.

— Ты останешься здесь, — спокойно и строго сообщил он. И это былавторая фраза, которую я от него услышала за сегодня. Кажется, сынТора по жизни не отличался разговорчивостью, а не только в общении сомной.

— Но... — попыталась возразить я, но мужчина слегка тряхнул меня зазапястья; не угрожающе, а явно заставляя замолчать.

— Я не смогу прикрывать тебя в бою, — всё так же спокойно и терпеливопояснил он. — Это будет полномасштабная боевая операция, и тебе тамделать нечего, свои же затопчут. Ты останешься здесь, — с этимисловами он выпустил мои руки, и из какого-то сегмента брони досталнечто, похожее на сильно уменьшенную пулемётную ленту, потом издругого — уже виденное мной оружие. — Это энергон. Вот тутпредохранитель, вот эта кнопка — выстрел. Отдачи нет, новыстрел довольно медленный. Там зарядов двадцать осталось, на всякийслучай хватит. Это, — всучив мне пистолет, он разложил на ладониленту. — Пищевые концентраты. Здесь тридцать штук, тебе в деньдостаточно и половины, — и он загрузил ленту в нагрудный карман моегокомбинезона. — Твоё плечо почти зажило, но всё равно побереги его.

— А ты? — я наконец-то сумела вставить в поток инструкций свойвопрос.

— Что — я? — озадаченно запнулся викинг.

— Как ты без концентратов, и куда ты, и... — я сама оборваласобственное лепетание и понуро опустила взгляд. Понятное дело, ужон-то без меня точно не пропадёт. Надо думать, этот человек всегдапрекрасно знает, что делает. — Извини, — буркнула я виновато. Непризнаваться же, что остаться одной мне сейчас куда страшнее, чембыло первое время в компании недружелюбно го чёрного трибуна.

— Трусиха, — вдруг как-то совершенно необидно хмыкнул он, положивтяжёлую ладонь мне на макушку. — Здесь тебе ничего не грозит, небойся.

Я вместо ответа подалась вперёд, обхватывая его за пояс. Молча;потому что чувствовала, ещё немного, и я обязательно разревусь.

— Не бойся, — по-прежнему удивительно спокойно, и даже почти мягкоповторил мужчина. — Я вернусь за тобой через неделю, не больше.

— Клянёшься? — невесть почему совсем по-детски спросила я,отстраняясь, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Клянусь, — однобоко, но без обычной ехидной насмешки усмехнулсячёрный трибун.

На этом наш разговор закончился. Мужчина принялся собирать и надеватьброню отточенными привычными движениями, а я села в сторонке прямо напол, наблюдая за ним. Меня терзало смутное гадкое предчувствие, носформулировать его я не могла. Наверное, это было не предчувствие, астрах остаться в одиночестве; мне очень страшно было сейчас отпускатьужасного чёрного трибуна. Потому что это значило новое погружение водиночество в пустоте незнакомых коридоров.

Закончив сборы, он молча подошёл и аккуратно потрепал меня помакушке, прощаясь. Я едва подавила порыв ухватиться за его руку илиподорваться с места и побежать за ним. Страхи страхами, но ведь умомя понимала, что он кругом прав. Я даже представлять не хотела, каквыглядит бой в этом времени, не то что видеть своими глазами илипытаться в нём выжить.

А о том, что может не выжить Ульвар, я старалась не думать.

Некоторое время я просидела неподвижно, боясь спугнуть хрупкуюневесомую тишину. Она почему-то не пугала, а вот возможность вызватькакой-то неосторожный звук — очень даже.

И просидела бы ещё, если бы меня в таком виде не решил навеститьвчерашний инопланетный бог.

— Замечательно, — вместо приветствия изрёк собакоголовый тип. — Всёслучилось, как и было задумано. А ты не переживай, за тобой правдапридут, — хмыкнул он.

— Какой поступок должен совершить Ульвар? Что вы там увидели в егобудущем? — мрачно разглядывая потустороннего гостя, спросила я. Япыталась почувствовать трепет и восторг от осознания близостилегендарного могущественного существа, с которым мне выпал шанспобеседовать. Тщетно; кроме гадливого отвращения и жалости этосущество не вызывало у меня никаких эмоций.

— Он умрёт, — спокойно и бесстрастно сообщил Симаргл. — Скоро. В бою,как ему и положено. Абсолют, вставший на свой путь, не может с негосвернуть. А твоя дочь станет женой следующего Императора. Кровьасболюта абсолютов слишком разбавилась за века, и нужно добавитьбожественной крови.

— Ясно, — медленно и задумчиво кивнула я.

— Что, и ты так спокойно на это реагируешь? Не веришь? — ехидноухмыльнулся он. Лицо стало почти человеческим, только зубы выпиралииз пасти. — Напрасно, я не умею врать. Или тебе попросту плевать? Ты,наверное, просто ещё не осознала?

— И что я по-вашему должна делать? — со вздохом поинтересовалась я.

— Как — что? Плакать, умолять, — удивлённо пояснил тот, ктоназывал себя богом. — Угрожать убить себя. Я, собственно, поэтомусейчас здесь, чтобы не дать тебе это сделать.

— Знаете, мне поначалу вас стало жалко, когда вы про эту своюпредопределённость говорили, — задумчиво пробормотала я. — А сейчаспросто противно. Если вы все такие, то и поделом.

— Нежелание принимать неизбежное? Опять? Как глупо, — поморщилсяСимаргл.

— Нет ничего неизбежного. Есть только вероятное, — поморщилась я. -Уйдите, пожалуйста, пока я не наговорила вам гадостей. Вы не бог, иуж тем более — не мой бог.

— Глупая дочь поклонников распятого, — усмехнулся он, оставляя засобой последнее слово, и исчез.

А я вытянулась на полу, молча пялясь в потолок. У меня теперь быламасса времени, чтобы проанализировать собственное положение, понять,чего я хочу, и что мне нужно сделать, чтобы этого добиться.

Очень не хватало ручки и какого-нибудь блокнота; обычно проще всёсистематизировать на бумаге, чем в голове. Но это искупалось массойсвободного времени, и каждую мысль можно было обдумывать очень долго.

Через некоторое время я устала лежать и, за неимением другихразвлечений, опять полезла плавать. В воде, кажется, мысли бежалибодрее, потому что когда я, намотав по ощущениям пару километров,совершенно обессиленная выбросилась на берег, жизненные постулаты вмоей голове сформировались. Где-то рядом с примерным представлением обыте и нравах современных людей.

Нет, спасать мир от злобных эгоистов-богов я не собиралась. Всё-таки,это личное дело каждого, и кому-то, может быть, с ними живётся лучше.Но вот свою собственную жизнь я бы предпочла вывести из-под ихюрисдикции.

Предложенную версию с самоубийством я даже в шутку не рассматривала.Потому что это вообще никому и ничем не поможет. Даже если всё будетименно так, как сказал этот неприятный тип.

Но в последнее категорически не верилось, даже несмотря на неприятноепредчувствие. Или просто не хотелось верить? Но клятве трибунаНаказателя я доверяла, определённо, куда больше, чем словам мутногомутанта. Так что я постановила для себя ждать до победного конца, какзаповедовал поэт Симонов в своём бессмертном стихотворении.

Долго я обдумывала и собственное отношение к Ульвару сыну Тора. Ипришла только к одному выводу: мне будет плохо, если он действительнопогибнет. Не так, чтобы с ним погиб и весь мой мир, но, определённо,я бы предпочла видеть его среди живых.

Это сложно было назвать любовью или мистическим озарением, связаннымс обретением "второй половинки". Просто мой страх передним выгорел, а остальные страхи — остались. Рядом с могучимвикингом мне вдруг стало очень уютно и спокойно, как за пресловутойкаменной стеной. Не говоря уже о том, что нестерпимо хотелось утеретьнос этим "богам". Пусть в малости, пусть только в этом,но я, похоже, начинала их тихо ненавидеть, и рада была бы любому ихпромаху.

А ещё очень хотелось, раз уж меня так внезапно и странно огорошилиперспективой "маленького женского счастья", всем назлородить мальчика. Вот просто так, из обычной человеческой вредности.Я, конечно, в гадания не верю, но нагадала же мне когда-то подруга на"Таро" сына. Так почему не сбыться именно томупророчеству, а не этому?

И ещё одна мысль мне не давала покоя. Пугала своей холодной инепривычной отрешённостью, но покидать отказывалась. Когда интересИмператрицы пропадёт, а копание в моей голове не принесёт желанногорезультата, я бы предпочла, чтобы жизнь мою прервал именно Ульвар. Втом, что он сможет так поступить, я не усомнилась ни на секунду. Ямало знала о молчаливом викинге, но была уверена: рука его не дрогнетникогда, и нет в этой вселенной существа, которое он бы пожалелнастолько, чтобы нарушить приказ. Это моё желание сложно было назватьромантичным или трогательным; мне просто казалось, что так будетчестнее. Я понимала мотивы того же доброго и терпеливого ко мне КичиЗелёное Перо или пожилого японца Исикавы, и была благодарна за ихучастие. Но было в таком их отношении что-то неуловимо гадкое,лицемерное; а сын Тора мне не врал. Никогда. И сейчас я была ему заэто благодарна.

Переменчива всё-таки женская душа; ещё несколько дней назад я думаласовсем иначе. А, попав со страшным трибуном Наказателем вдействительно опасную ситуацию, я вдруг выяснила, что ему -едва ли не единственному в этом мире — я доверяю. И это былогораздо ценнее, чем гипотетическая любовь. В существование которой втом виде, в каком это показывают в романах, я никогда толком неверила.

Было обидно, что от меня и теперь, по большому счёту, совсем ничегоне зависело. Нестерпимо хотелось хоть ненадолго вновь оказатьсяпредоставленной самой себе, а не выполняющей приказы свыше. Покавариант у меня был один: уйти отсюда. Но прибегать я к нему неспешила; потому что уйти — значило сгинуть в окружающем лесу.Самообманом я никогда не увлекалась, и поэтому отдавала себе отчёт:досюда меня дотащил Ульвар, а без него у меня не было шансов.

Так что оставалось мне жевать концентраты и плавать до одури, плаватьи жевать концентраты. И ждать обещанную неделю. А если понадобится,то и дольше. Потому что после высказывания этого Симаргла я поверю всмерть сына Тора только тогда, когда увижу его хладный труп.

Глава7. Боевая тревога.