Они поговорили еще немного о делах Хозяйственного департамента, и визит был окончен. Андрей покинул Гатчинский дворец озадаченный так неожиданно повернувшейся историей с костюмом и просьбой наследника престола. Насколько он знал, императорскую семью обшивали придворные портные, которых правильнее назвать по-французски 'кутюрье', тем более, что они по большей части являлись французами.

Приталить сюртук князя Львова он решил сразу, как только его одел. Впечатление от носки сюртука было как от рабочей спецовки. Мешковатый, пошит из мягкой ткани, которую невозможно выгладить. Благо под рукой оказалась Настасья, а у Настасьи золотые руки. Позже, Андрей решил пошить новый, и пошить его более похожим на привычный для себя костюм. Для этого он обратился к профессионалам. Его профессионала звали Иосиф Либхер, немолодой калужский портной в ярмолке, представленный ему по рекомендации одного из деловых партнеров, и наблюдая за работой портного, Андрей понял, что рекомендация хороша. Господин Либхер являлся мастером своего дела.

— Ваше Сиятельство действительно, хочет такой странный сюртук? — спросил он с сомнением.

Перед этим Андрей долго объяснял ему идею костюма из будущего. Тонкая качественная ткань на гибкую подкладку, чтобы полы сюртука не мялись. Вискозы здесь конечно не было, но можно же подобрать что-то подходящее. Постепенно портной идею понял, проникся.

— Такую ткань можно найти только в Москве. Хороший английский люстрин. Это будет стоить Вашему Сиятельству — Иосиф закатил глаза, что-то подсчитывая — семьдесят два рубля ассигнациями.

Сумма приличная, но Андрей не стал торговаться. Лишь бы все получилось как надо. Сюртук вышел на загляденье, а Иосиф Либхер приобрел состоятельного клиента с новыми неожиданными идеями. Однако после этого за князем Львовым прочно закрепилась репутация модника и англомана.

М-да, странно все с этим костюмом получилось, а еще чуднее, если наследник престола введет новый сюртук в моду. Уж чего, а становиться законодателем мод в планы Андрея не входило. Однако теперь Либхер перед ним в долгу.

В имение он возвратился триумфатором. Откуда местное общество прознало о его приключениях в Санкт-Петербурге, осталось тайной, но отношение к князю Львову изменилось. Высочайшее благоволение здесь рассматривалось гораздо больше, чем просто удача, это была своего рода отметка судьбы. Забавно было наблюдать удивление и растерянность матушки, когда он передал ей подаренную наследником табакерку и полуобморочное состояние Иосифа Либхера, когда тот узнал о высочайшем пожелании.

— Я вас рекомендовал самым лучшим образом, не подведите меня, господин Либхер — Андрей перефразировал Бибикова.

— Всемерно благодарен, я ваш вечный должник, Ваше Сиятельство — расчувствовался Иосиф.

А дальше началась его работа в Министерстве внутренних дел, в отделе по приказам общественного призрения, который здесь по старинке называли присутствием. Несколько первых месяцев он просидел за разбором бумаг поступающих из губернских приказов. Стопки отчетов исписанные убористым разборчивым почерком, колонки цифр примитивной бухгалтерии. Изучить все это оказалось не сложно, и постепенно у Андрея сформировалась картина деятельности различных учреждений относящихся к деятельности приказов. Школ, богаделен, тюрем, больниц. Разобраться с финансовой стороной деятельности оказалось куда сложнее. Приказы призрения имели право принимать деньги на хранение, так и давать их в качестве ссуд. Причем суммы фигурировали очень приличные. А там, где крутились деньги, их обязательно воровали. Здесь вообще очень много воровали. Причем воровали весьма примитивно, без всяких хитрых схем. Просто брали доверенные средства и расхищали, имитируя хозяйственную деятельность подложными бумагами.

Поражало также и отношение к этим кражам. Воришки не прятались, а наоборот, на украденные деньги устраивали гуляния в ресторанах, куда приглашали сослуживцев, и открыто хвастались перед ними удачей. Даже Андрей один раз ходил на такую пирушку, пока не разобрался в чем дело. Вначале от всего этого он приходил в состояние легкого обалдения, но потом привык. Наглость доходила до того, что обокрали самого императора Николая на ремонте Зимнего дворца. Дело подрядчика Политковского втихаря обсуждалось всем Петербургом. Говорят, что император от этого пришел в большое расстройство, что отразилось на его здоровье. Особенно неприглядным было то, что на пирах у Политковского гуляло высшее петербургское чиновничество. По сути, на украденные царские деньги, и поговаривали что там даже присутствовали люди из Третьего отделения. При этом, как ни странно, высшие чиновники, приближенные к императору были известны своей неподкупностью. Паскевич, Меньшиков, Орлов, тот же Бибиков, ни в казнокрадстве, ни в мздоимстве, замечены не были. Впрочем, все они и без этого были богаты. Однако уровнем ниже, кражи уже являлись обычным делом. Князь Львов денег не брал, и на него смотрели косо, но помалкивали. Как-никак князь, в фаворе у наследника престола, видимо на высокие верха метит.

В нехитрые чиновничьи дела он вошел за три месяца, а далее последовали командировки. Разъезды по губерниям, проверки работы губернских приказов. Поездкам Андрей был рад, поскольку Петербург его быстро утомил. В связи с переездом в столицу он лишился многих удобств, которые успел организовать себе в усадьбе за лето. Гимнастический зал, пристрой к бане, в котором имелась такая диковинка как душ. Здесь же в его распоряжении небольшая квартира в двухэтажном доме на Крестовском острове. Несколько комнат с мрачными обоями и старой мебелью, стоимостью двадцать рублей в месяц, но даже за сотню, нельзя было снять что-то, что подходило под его стандарты. Если только купить и перестроить какой-нибудь дом. Но заходить так далеко Андрей не собирался.

Также вводили в уныние присутственные места, где первые месяцы ему приходилось сидеть целый день. Крашеные в серое стены, пыльные окна и кипы бумаг в шкафах и на полках. Вот и весь интерьер. Рядом с ним такие же страдальцы чиновничьего труда, а недалече, в уголке, скрипят перьями копиисты, которым классный чин редко светил даже в перспективе.

Проверки показали, что деятельность губернских приказов призрения, хотя и имела нарекания, но в целом была положительной. Да, крали, но не так часто, и сами учреждения содержались весьма прилично. Каждый раз по приезду в губернский город, перед надворным советником, князем Львовым накрывали 'поляну', причем в сем действе часто принимал участие и сам губернатор, который по статусу возглавлял губернскую комиссию. Когда узнавали, что приезжий петербургский чиновник крепкого не употребляет и денег не берет, то приходили в великое душевное расстройство, предвидя большие беды. Все это напоминало сюжет ревизора, разве что не в таком комичном стиле, Прав был классик, прав. Напоминало также и приемы проверяющих в далеком двадцать первом веке. За столетия мало что поменялось. Взятки ему тоже пытались дать регулярно. Причем даже не за то, чтобы он закрыл какие-то прегрешения, а просто так, по привычке, от греха подальше. В целом учреждения функционировали вполне пристойно, нарушения были в основном в финансовой сфере, но это уже выходило за уровень его компетенции.

Через восемь месяцев после начала работы он получил следующий чин коллежского асессора и ему передали в руководство весь отдел. Негласно, на правах временно исполняющего обязанности. Занимать руководящие должности чиновникам вне штата не полагалось. Чтобы прояснить сей казус, Андрей навел справки, и узнал, что его готовят к переводу в штат, но не для руководства присутствием, а в качестве директора Хозяйственного департамента, с повышением чина до надворного советника и в будущем, даже возможно до коллежского советника. Оказалось, что в карьере князя Львова заинтересована высшая власть, в лице наследника престола Александра Николаевича. Для родовитой знати повышения в чине без соблюдения сроков выслуги были обычным делом, но даже на этом фоне его карьера развивалась стремительно и причина этого крылась в частых визитах князя Львова в Гатчину и Царское село к наследнику.

Со времени последнего визита к наследнику престола прошло два месяца и его снова вызвали во дворец. На этот раз в Зимний. Пригласили приватно прояснить один вопрос, но разговор шел в основном о делах в министерстве внутренних дел, а позже постепенно перешел и на другие темы. Александра Николаевича интересовало многое. От мнения князя Львова, по вопросам местного управления и борьбы с мздоимством, до модных сюртуков и улучшений военного костюма. По всем этим вопросам у Андрея имелось свое мнение, причем достаточно оригинальное, отличное от установившихся здесь представлений, но при этом подтвержденное жизненной практикой, про которую здесь пока не знали. Александр Николаевич внимательно слушал, прояснял непонятные вопросы, дивясь над странными суждениями князя Львова. Впрочем, странными в меру. Пугать или озадачивать наследника престола знаниями будущего Андрей не собирался и для объяснения всегда старался подобрать подходящий пример из этого времени, а еще лучше из древнего прошлого. Времени странного и загадочного.

За этим визитом последовали другие, и случалось, он бывал у цесаревича раз в неделю. Вначале вполне официальные, постепенно визиты приобрели неофициальный характер, пока однажды наследник престола не предложил.

— Давайте князь, без церемоний, обращайтесь, как и положено в дружеском разговоре. Зовите меня Александр Николаевич.

В этот миг Андрей опешил. Разрешение на подобное обращение к особе императорской фамилии означало как минимум высочайшую милость и высочайшее благоволение. Но тогда он не рассыпался в благодарностях, понял, что это не нужно, просто кивнул и продолжил разговор. Для самого Андрея эти беседы тоже значили много, потому что наследник был единственным человеком, с кем он мог говорить так откровенно. Пожалуй, еще его управляющий, господин Лисовский живо интересовался политическими и экономическими вопросами, но в последнее время возможности часто бывать в поместье у него не было. Цесаревич был не силен в науках, хотя имел большой кругозор, не имел той уверенности в себе и твердости характера, что его отец, но умел слушать и располагать к себе людей и в целом Андрею нравился. Результатом частых посещений стало то, что в окружении наследника его постепенно стали воспринимать как своего. Он был представлен цесаревне Марии Александровне, и даже неофициально императору Николаю, удостоившись при этом лестной рекомендации.

— Слышал от Бибикова, дельный чиновник.

Потом начались события на юге. Посольство Меньшикова в Турцию для урегулирования вопроса святых мест. Неудача посольства, захват придунайских княжеств, Синоп и наконец, война с Англией, Францией и Сардинией. Первые победы на Кавказе и первые поражения, Альма и осада Севастополя. В обществе царило необычайное возбуждение, предлагали различные прожекты спасения, проекты новых ружей, пушек и всего, что могло способствовать победе. Даже его охватила эта истерия и Андрей, воодушевившись другими проектами, нашел слесаря и сделал многозарядный штуцер. Но это больше для себя, чтобы узнать возможности. Он понимал, что такие вещи в настоящий момент здесь никому не нужны. Да, Андрей, конечно, переживал поражения русской армии, но знал исход войны и знал, что с этим ничего не поделать. Причины поражения — отсталость, развал управления и всеобщий пофигизм он видел сам. Теперь вся надежда оставалась на скорый подъем страны после окончания войны. Здесь он был готов поучаствовать, и мог сделать многое.

А пока шла война, жизнь тоже шла. Визиты к наследнику престола хоть и стали реже, но были более дружескими. В сентябре 1854 года он получил чин надворного советника и ему реально светило место директора департамента. В поместье дела тоже шли хорошо, Лисовский с обязанностями управляющего справлялся отменно. Отремонтировали дом в усадьбе, построили лесопилку на речке, и она сразу стала приносить приличный доход. Несмотря на войну местный мир жил, как и раньше. По улицам ездили извозчики, прохаживались барышни и кавалеры, горожане шли в лавки за покупками, а чиновники спешили в присутствия. Известие о смерти императора Николая застало Андрея в Воронеже, где он находился с проверкой. Князь Львов отправил наследнику письмо с соболезнованиями и, хотя это была большая наглость, по-другому он поступить не мог. После проведения ревизии в Воронеже у надворного советника предполагался отпуск, и он поехал к себе в усадьбу. Начиналась весна.

В тот солнечный апрельский день 1855 года Андрей еще долго стоял на пригорке около Будеева. Вспоминал три с небольшим года, проведенных в этом времени, и гадал, какие испытания еще подкинет ему судьба. После ушел в ближайший лесок, откуда не видно ни домов, ни вообще каких-либо свидетельств человеческого бытия и можно было представить, что если он перейдет луг и поле и выйдет на дорогу, то сможет поймать идущий по ней автобус или автомобиль. Мечты. Асфальтной дороги не было, не было автомобиля, а когда ближе к вечеру он пришел в усадьбу, там его ждал фельдъегерь. Запечатанное еще вензелями наследника престола, послание гласило — князю Львову срочно прибыть в Петербург и явиться в Гатчинский дворец без представления, сразу по прибытии. Что означал этот вызов, Андрей не знал, но интуитивно понял — начинается новый, неожиданный этап его жизни.

Глава 4

В покои наследника в Арсенальном каре он вошел, когда на улице уже начинало темнеть. В комнатах и коридорах гнетущая тишина, некоторые предметы в траурном убранстве. Всюду ощущалась тягостная атмосфера скорби. Андрея встретил камер-юнкер Шебунов и проводил к рабочему кабинету наследника престола, а теперь уже императора Российской империи, отворил дверь.

— Проходите, Ваше Сиятельство. Их императорское Величество ждут.

Андрей кивнул и вошел в кабинет. В свое время он здесь уже бывал, и теперь пытливым взглядом осматривал убранство, ища изменения. Нет, изменений не было. Зеленые обои на стенах, увешанных множеством картин и литографий в рамках. Шкафы, буфет, диван, стол со стульями, кресла. Сквозь приоткрытую форточку, разгоняя табачный дым, дует свежий весенний ветерок, постепенно наполняя комнату запахами оживающей после зимней спячки природы. На столе два подсвечника и один горит на стене, отчего помещение наполнено неярким блеклым светом. Александр Николаевич вышел из тени со стороны книжного шкафа. Одет в военную форму, но без кавалерии и воротник по-домашнему расстегнут.

— Ваше императорское Величество ... — начал представляться Андрей.

— Садись князь — прервал его император, указал на кресло около стола и позвонил в колокольчик для вызова слуг.

Молча зашел шенк, разлил кофе по чашкам, поставил на столе пузатый кофейник и удалился. Андрей понял, что разговор предстоит долгий. Александр Николаевич тоже сел в кресло.

— Угощайтесь князь — предложил он, но сам пить кофе не стал, а с наслаждением затянулся сигарой и добавил — давайте без церемоний, как у нас уговорено. Для вас я по-прежнему Александр Николаевич.