Дама инкогнито

Он поцеловал её в губы — нежно и бережно, как будто не стоял над ней с острым ножом.

— Что ты так смотришь, Энн? Нож? Глупенькая! Это не для тебя, не бойся. Зачем мне портить твоё тело?.. Оно мне ещё пригодится. Нет, Нэнни, ты умрёшь иначе. А нож... не бойся. Пока ты со мной, ничего не бойся.

Он ловко подцепил ножом плотную ткань жакета, надетого поверх платья, и разрезал его сверху донизу.

— Вот так, — прошептал он. — Вот так. Долой ненужные тряпки! Не дрожи, Нэнни, не надо. Твоя смерть будет сладкой, Энн, как была сладкой моя. Вот так...

Нож прорезал надетую на Энн одежду до самой нательной сорочки и чудом не коснулся кожи.

— Вот так.

Энн застыла в ужасе, глядя, как демон нарезает на лоскутки её одежду. Он был осторожен и острое лезвие ни разу не коснулось её кожи.

— Видишь ли, моя дорогая, пока они были у меня, Мур не решался явиться сам. Я мог бы сразиться с ним. Двенадцать демонов! Что он мог противопоставить этому? Поэтому он таился, хитрил... подбрасывал приманки, ждал... Я не сомневался, что это он дал совет леди К

* * *

устроить приют. Он понимал, что с каждым годом мне сложней и сложней держать своих слуг в узде. Он охотился на меня, а я на него. Но теперь охота подошла к концу.

— Террелл, — совладав с собой, взмолилась Энн. — Я прошу тебя! Не надо! Что бы ты ни задумал... я помогу тебе, я всё сделаю, я выполню любое твоё слово, только пожалуйста...

Её голос прервался.

— Не надо!..

— Ш-ш-ш! Тише, моя сладкая, ничего не говори.

Он отложил нож и взял Энн за подбородок, заставляя её поднять лицо. Поцеловал — нежно и трепетно, как первый раз.

Он никогда не целовал её так.

Даже в первый раз.

Особенно в первый раз.

— Всё будет хорошо, моя девочка, — прошептал он и снова поцеловал её, поцеловал грубо, насильно, до крови прикусив ей губу. Одежда с него исчезла.

— Террелл...

— Я мог бы сказать, что тебя никто не услышит, — доверительно сообщил демон. — Это неправда. Может, и услышат, только это неважно, моя хорошая. Но ты кричи. Кричи. Вот так. Громче. Громче. Никто не поможет, никто не придёт на помощь. Есть только ты и я. Пока. А потом никого из нас не останется. Кричи, Нэнни, кричи.

Он целовал её исступленно, страстно, как будто пил и не мог напиться. Нож выпал из его руки и Террелл прижимал Энн к двери, не давая ей увернуться от своих поцелуев. Энн задыхалась. Ей казалось, что поцелуи обжигают её, что под его губами на её коже расцветают огненные цветы, что всё её тело горит от чего-то, больше похожего на боль, чем на страсть.

Не выпуская её рук, Террелл свободной рукой подхватил любовницу под бедро, открывая себе дорогу. Вошёл резко, жёстко, заставляя Энн подавиться криком.

— Вот так, — задыхаясь сам, сказал демон. — Вот так. Жизнь прекрасна, моя сладкая, особенно когда она кончается.

У Энн вырвался хрип. Демон двигался быстро, прерывисто, не давая ей поймать ритм, подстроиться, понять его. Недолго она боролась, пытаясь вырваться, пытаясь что-то сказать — тогда он закрывал ей рот поцелуями. Что-то страшное происходило с ней, будто с каждым движением демона её вытесняло, выдавливало из собственного тела. Смерть не была сладкой, как не бывает сладкой никакая смерть. Поняв это, Энн закричала, но голос ей уже не принадлежал и из горла не вырвалось ни звука... Дрожь наслаждения смешалась с агонией.

Террелл в последний раз содрогнулся, замер, прислушиваясь к ощущениям чужого тела. Впервые он владел им единовластно и теперь привыкал. Женщины ощущают наслаждение иначе, чем мужчины, и последние его капли будоражили демона. Энн было жалко — в ушах ещё звенел её последний, так и не вырвавшийся из её горла крик. Жалко, но отступать он не желал. Террелл отпихнул ногой тряпки, в которые сам недавно превратил её — свою — одежду. Оставалось последнее перед приходом дорогого гостя. Террелл занялся газовой лампой, освещавшей прихожую. Когда он закончил, помещение залил яркий свет. Он отступил к лестнице, в тень, и принялся ждать.

Вскоре запертая дверь осветилась мертвенно-синим светом и сама собой распахнулась. Террелл не двинулся с места.

— Простите, сударыня, моё вторжение... — начал было вошедший доктор Мур, но разглядел обнажённое тело в глубине прихожей и хмыкнул. — Здравствуй, мой мальчик. Не удержался?

— Здравствуй, учитель, — отвесил Террелл глубокий старинный поклон.

— Заставил ты меня побегать.

Этельред Мур снял перчатку с правой руки и показал ученику перстень с рубином. Камень имел старинную гладкую огранку и в нём таинственно мерцала звезда.

Террелл попятился. Его глаза ясно видели внутренний свет этого камня и демон с трудом сопротивлялся его зову.

— Прячься сюда, — предложил Мур. — Это тело ждёт виселица или сумасшедший дом. Ты убил слишком многих. Сбежать не получится. Я понимаю, ты очаровал знатную леди, надеялся вернуться к человеческой жизни... Обидно, конечно, проигрывать. Выбирай. Или сейчас я выйду с чёрного хода и вынесу тебя в этом камне. Или позже, через виселицу. Ну?

Террелл покачал головой.

— Умирать больно, — хрипло сказал он.

— Хороший мальчик. Я так и знал, что ты решишь правильно.

Чернокнижник шагнул ближе к исцарапанному женскому телу, но Террелл попятился. Совсем как Энн недавно, мелькнула непрошеная мысль.

Если бы не желание расквитаться, если бы не сжигающая его много веков жажда мести, он никогда бы не стал её убивать.

Если бы.

— Последнюю просьбу осуждённого, учитель, — взмолился Террелл.

— Ты не осуждённый, мой мальчик, — удивился чернокнжник. — Я выполняю своё обещание, которое дал тебе когда-то.

— Мы будем жить вечно, вы и я, учитель, и ни один не умрёт прежде другого, — криво улыбнулся Террелл. В исполнении женского тела это выглядело уродливо. — Но я прошу вас. Мне так давно этого хотелось...

Доктор Мур достал из жилетного кармана часы, щелчком открыл крышку и посмотрел на циферблат.

— Если это быстро.

— Вы курите?

— Что, прости?

— Энн не курила, с людьми я мало общался, — торопливо объяснил Террелл. Тело Энн идеально подходило для того, чтобы разыграть наивность. — Мне так хотелось почувствовать...

Чернокнижник рассмеялся.

— Такая нелепая, такая человеческая просьба.

Он достал трубку, кисет и принялся неторопливо набивать трубку табаком.

Ученик жадными глазами следил за каждым действием учителя. Сердце — человеческое сердце, не принадлежащее ему, на которое он не имел права, — бешено билось в груди. Если он проиграет...

Вот учитель набил трубку, достал спичку и...

Террелл не успел покинуть захваченное тело и ему досталась вся его последняя боль. Громкий звук, вырвавшийся огонь...

Демон ещё до прихода учителя испортил трубку, по которой газ подавался в лампу в прихожей, и тот потихоньку наполнял помещение. Когда чернокнижник зажёг спичку...

Этельред Мур умер от своей собственной руки, попавшись в ловушку, подстроенную преданным им учеником.

Проваливаясь в ад, Террелл успел подумать, что с соломой он, наверное, перестарался. Дом вспыхнул как спичка. Сгорали все вещи, которыми он так любовно окружал свою женщину. Сгорали останки тел двух самых важных для него людей: его любимой и его врага. В аду он будет вместе с Муром и никогда не увидит Энн — какая ирония!

Пожар потушить не удалось. С большим трудом ему не дали перекинуться на другие дома и распространиться по Лондону. Когда пламя угасло, в доме нашли обгоревшие останки мужского и женского тел, а в подвале обнаружили кости двенадцати убитых слуг.

Инспектору Хиллу удалось доказать, что женщина по имени мисс Энн Томпсон, сбежавшая когда-то из дома, была убийцей и мошенницей, истребившей около сорока человек с помощью неизвестного яда. Доктор Мур был изобличён как шарлатан.