Глубокой ночью проводив племянника ко сну, Сергей Александрович по чугунной витой леснице поднялся в старый рабочий кабинет. Не включая света, прикрыл дверь, подошел к окну и, со стоном сдавив ладонями виски, вжался лбом в стеклянный холод.

'— И что теперь? Как с этим всем быть? Сейчас — уже не знаю...

— Не знаешь, что делать, — ничего не делай, — бесстрастно откликнулось альтер эго.

— Так обожают говорить французы. И в результате имеют уже третью республику. И каждая — плод огромной крови и страданий.

— Возможно. Но что ты предлагаешь? Пойти по стопам тупиц Володи и Николаши?

— Если бы эти два дурака сначала посоветовались со мной, все можно было сделать аккуратно, умно и благопристойно. Тогда. Сегодня — уже поздно.

— Так уж и поздно? Почему?

— Даже если я дерзну пойти на силовое отрешение семьи покойного Сашки от трона, Зубатов, Дурново и как минимум половина гвардии, этого не поддержат. Я сейчас просто бывший генерал-губернатор второй столицы. И кое-кто поймет это как попытку сведения счетов. А это — позор вековечный.

— Не только они. И не только из-за твоей опалы...

Народ не поддержит. Сегодня люди голыми руками разорвут любого за Николая.

— Знаю. Эйфория от победы и царевых 'подарков' такова, что нас просто растопчут.

— И? Значит, ты готов по-филосовски смотреть из окна на то, как через распахнутую им дверь, сюда, на эти улицы, врываются кровавые демоны?

— Нет...

— Что же тогда?

— В конце концов, с такой дрянью, как костный туберкулез, мне все равно долго не протянуть...

Четвертый этаж. Или 'Браунинг', подарок Феликса. Вещь безотказная...

— Грех смертный. О душе подумай.

— Я просто ищу выход.

— Это трусость, а не выход. На кого ты бросишь Эллу, своих?..

— Теперь мы будем всех жалеть, да? Не пропадут...

То, что сейчас начинается в России — невыносимо! Можно с ума свихнуться, если не восстать против этого кошмара.

— 'Невыносимо, свихнуться, кошмар!..' А вдруг у них все получится? Что тогда?

— Мне бы Мишкину уверенность. Но шансы призрачно малы. Народ к этому не готов.

— Думаешь? А ведь это — русский народ. Не забывай: великое видится на расстоянии.

— Предлагаешь сдаться? Уехать? Трусливо сбежать? Это же бесчестие...

— Почему? Ты никого не предаешь. Война закончена. Отставка принята. Сейчас ты волен как птица. Так что, это как раз и есть — самое разумное решение.

— И в чем же его 'самая разумность'?

— В том, что тебе вчера посоветовал Сережа.

— Молча посторониться с их пути? Забыв наказы брата? Забыв о гордости и чести!?

— Если не готов принять их начинания, — сохранишь руки чистыми, а репутацию не запятнаной. За их возможные провалы никто не посмеет возложить ответственность на тебя, а время все расставит по местам. И ты вернешься. С высоко поднятой головой.

— Значит, в Дармштадт?

— А что, есть другие варианты?..'

* * *

Глава не завершена. Будут дополнения.....

Глава 2. Добрый вечер, трусишка...

Апрель 1905 г., Лондон, Дублин, Северное море.

Промозглый, густой туман окутывал все вокруг. Его мутная мгла прятала от глаз дежуревшего у сходни сонного матроса частокол фабричных труб, решетчатые хоботы портовых кранов, пакгаузы, трубы и мачты многочисленных судов, ошвартованных рядом с черной тушей пожилого германского сухогруза, или стоящих в доках поодаль. И только булыжники, которыми была вымощена причальная стенка, тускло поблескивали бурыми округлостями в желтом пятне света от газового фонаря. Где то внизу, между бортом гамбургского трампа и толстыми дубовыми сваями причала, напоминая о своем незримом присутствии, лениво хлюпала Темза...

Маслянистую, мутную, желто-зеленую воду главной реки Британии рассмотреть в белесом воздушном киселе было невозможно. Ее можно было только слышать. И обонять. Вдыхать этот истинный лондонский аромат, который, один лишь раз коснувшись ваших ноздрей, запоминается сразу и на всю жизнь. В нем, в особых пропорциях изысканного букета, сплелись дивные парфюмы гниющих водорослей, дохлой рыбы, нанесенного приливами из глубин Ламанша ила, и неизбывных миазмов уличных нечистот города, считающего себя столицей Мира.

Этой тошнотворной вонью Лондон пропитан от подвалов и до крыш. В разных пропорциях и концентрациях, но так он пахнет везде. Он надменно источает на Вас свое высокородное амбре в Вестминстерском аббатстве и у подножия колонны Нельсона так же, как в банкирском Сити или у дальних старых доков Истэнда.

Аборигены к тому, что их родной город пахнет именно ТАК, естественно, привыкли. Пожалуй, уже на генетическом уровне. Как привыкли они к утренним умываниям из раковин с заткнутой сливной пробкой. Постепенно, как бывалые фронтовики свыкаются с тошнотворным, сладковатым запахом тлена, принюхиваются к этому навязчивому душку и чужаки, коим приходится бывать здесь достаточно регулярно.

Но для человека, попадающего в Лондон впервые, этот интимный штрих к портрету английской столицы становится полным откровением. Сравнимым по силе морального воздействия лишь с моментом, когда желанная, очаровательная женщина ложится с Вами в постель, не посетив предварительно ванной комнаты...

* * *

Видавший виды, пошарпанный трудяга 'Майнц', чьи трюмы были задраены еще с вечера, поскольку проверка груза, составление коносаментов, равно как и все остальные портовые формальности, его пожилой капитан и владелец Ульрих Рогге закончил еще до захода солнца, был готов к отплытию. Уйти он мог еще вчера. Ведь вечерние туманы в апрельском Лондоне, в сравнении с утреними, кажутся лишь легкой дымкой. Но...

Обычное дело: несколько матросов до сих пор не вернулись на борт из портовых кабаков. Другой шкипер плюнул бы на это и давно снялся. Еще пара заходов здесь, потом до Данцига, домой доползти, — это вам не через Атлантику в ноябре бултыхать. Да и экономия, опять же, какая никакая. Ушел бы и сам Рогге. Но только не в этот раз.

— Дитрих! Ну, что у тебя там?

— Тихо пока, капитан. Где их только черти носят? Герр Рогге, а если парни, того... Слиняли?.. Сегодня-то мы точно уйдем?

— Точно. Не задавай дурных вопросов. Пусть Магда твоя потерпит малость. Только горячее будет...

О! Тише. Ну-ка, слушай!.. У тебя уши получше, — не наши ли там горланят? Может, заплутали в киселе этом? Не бултыхнулись бы. Давай, беги вниз, помоги там, если что...

Из тумана, со стороны прохода на причальную стенку между двумя огромными портовыми пакгаузами, медленно приближаясь, доносилось нестройное:

Auf Deck, Kameraden, all auf Deck!

Heraus zur letzten Parade!

Der stolze "Warjag" ergibt sich nicht,

Wir brauchen keine Gnade!

— Ребята! Шульце? Вилли? Это вы так орете? Где вас черти морские носят, говнюки несчастные?

— Да, да! Это... есть мы! Колоссально, Гюнтер! Нас ждали! Слышишь? Это Дитрих. Макс! Очнись, урод. Пьяная скотина-а... Дитрих пришел тебя встречать. Он тебя повезет к мамочке... с папочкой! Они подотрут твой мокренький, расквашенный носик, свинья вонючая...

An den Masten die bunten Wimpel empor,

Die klirrenden Anker gelichtet,

In sturmischer Eil` zum Gefechte klar

Die blanken Geschutze gerichtet!

— Эй, Шульце! Ну, где вы?

— Да, Дитрих... А мы тебя видим... Ха-ха-ха!..

Навстречу вахтенному матросу из тумана медленно выдвигалось нечто темное и бесформенное, что при ближайшем рассмотрении оказалось двумя моряками, тащившими болтавшегося между ними как мешок с тряпьем, третьего. Еще один морячек, слегка пошатываясь и изредка спотыкаясь, брел чуть поодаль...

— Господа, как все прошло, почему задержались так, Василий Александрович? — полушепотом осведомился 'Дитрих', быстро подойдя к живописной группе.

— Нормально, Юра. Все нормально. Вчера эсдеки на съезде заседали аж до 23-00. Так что пока товарища Литвинова окучили, пока переодели, угостили, пока то да се... Старик себя правильно вел? — так же полушепотом ответил тот из моряков, кто шел налегке.

— Вполне. Все готово. Как туман сойдет хоть немного, сразу уходим. Хвоста не было?

— Был. Поэтому фокус с переодеванием пришлось проделать дважды.

— А филеры?

— Дня два-три они их точно не найдут. Потом, возможно. Но этот их Лондон и сам так воняет!.. Да чтоб я сюда еще хоть раз...

— Ой, не зарекайтесь, Василий Александрович.

— Ой, не каркай, Юрий Андреевич. Портовые? Коносаменты?

— Все в порядке. Как этот?

— Мы влили в него почти полторы бутылки виски. Пытался брыкаться, как понял, что к чему... секунд пять. А потом стал умничкой и паинькой, сам стал ее родимую кушать. Ибо с яйцами так вот запросто расставаться ну, очень не захотелось, и лучше без лишних эксцессов проследовать по протореной три дня назад Лазарем Борисовичем дорожке. Да, у него комфорта побольше на датском пакетботе. Но ведь он и не ломался, как этот...

— Далее по плану? Никаких изменений?

— К чему вопрос? Наша часть здесь выполнена. С 'Майнцем' его отсутствие точно не свяжут. Теперь к ирландцам, а потом доставим наше сокровище по адресу. Председатель лично собирается встретить главного казначея РСДРП(б), агента британской разведки и мировой закулисы в одном флаконе. Много интересного эта головка черненькая знает...

Да, зря все-таки, товарищ Ульянов отказался. Да еще в столь желчно-ехидной форме. Жаль! Но — ладно. Что выросло, то выросло. Сам выбрал. А это уже без нас. Рачковский и его мужики с 'закрытием' эсдековского сходняка справятся сами.

— Когда сообщим Рогге, что возможно пойдем в Ревель вместо Данцига?

— Сначала — квитанция в Дублине. Может и не придется, если встреча там пройдет без накладок, уважаемые господа фенеи и иже с ними рискнут отправить в Санкт-Петербург своих представителей, а у нас в столице сочтут, что принцип 'время — деньги' в нашей работе не менее важен, чем в бизнесе. Я все-таки надеюсь на вариант с миноносцем из Гамбурга. А если не получится, предупредим старика, когда будем в Балтике.

Так... подходим. Ну-ка, помогай, мужики подустали. 'Беглый, неверный жених моей разлюбимой сестрички' торопится на Родину. А там его заждались уже. Запевай, ребята!

Aus dem sichern Hafen hinaus in die See,

Furs Vaterland zu sterben —

Dort lauern die gelben Teufel auf uns

Und speinen Tod und Verderben!

По прогибающейся стальной сходне, моряки быстро проследовали на борт. Причем один из той парочки, что тащила под руки отключившегося коллегу, пробурчал что-то невнятное, а затем, повинуясь согласному кивку более молодого товарища, легко, как пушинку вскинул на плечо бесчувственное тело, и уже через несколько секунд оказался на палубе вместе со своей ношей.

Последним, обернувшись на прощание к лондонскому туману и внимательно прислушавшись, на борт поднялся матрос Йохан Шульце, он же — капитан российской гвардии, офицер по особым поручениям при председателе ИССП, друг и фаворит Великого князя Михаила Александровича, а также флигель-адъютант его венценосного брата Государя Императора, Василий Александрович Балк.

— Добрый вечер, герр Рогге! Дико извиняюсь, но этот пакостник Макс... как только он не выкручивался! Ну, Вы же знаете, как много находится умных отговорок и веских поводов не делать для женщины того, что обещаешь девушке. Но, как Вы помните, по нашему уговору, я оплачу этот день вашего простоя по-средней.

— Ну, что ты, мой мальчик. Как я могу тебе не верить? Я волновался лишь, не случилось ли чего там с вами. Англичане такие свиньи. Особенно по отношению к нам, немцам. Судя по всему, без потасовки не обошлось?

— А, мелочи, шкипер! Просто поняв, что наши намерения серьезны, Макс попытался поискать поддержки у своих местных знакомых. Ну, и ему малость попало... а потом мы выпили, помирились. И... вот, в результате, я опять попал на деньги, капитан! — 'Йохан' беззаботно рассмеялся.

— Ох, и дерзкий же Вы человек. Так вот взять, поехать в чужую страну, отлавливать беглого жениха сестры?.. Честно, я бы на Вашем месте убедил ее забыть этого паршивца, и всего-то делов. Да еще такие расходы. Ну, на кой ляд он ей сдался? Ладно бы — мужчина был видный. А этот Ваш Макс...

— Герр капитан, ничего не поделаешь, огрехи воспитания. Не могу я отказывать любимым женщинам. И Родине.

А что не писаный красавец?.. Ха! У женщин свои оценки. И вкусы. А парень-то он очень разворотистый. Отец хочет его в лавку пристроить. Так что нам он теперь ВСЕ отработает, как миленький, — в глазах молодого моряка на мгновение промелькнул огонек хищной удовлетворенности.

Истолковавший его по-своему, Рогге понимающе хмыкнул, потрепал 'Йохана' по плечу, и слегка нахмурившись, что придало его лицу почти бисмарковское выражение суровости, изрек:

— Ладно, не хорохорьтесь уж, юноша. Рад, что у Вас все удалось. Ступайте вниз, переоденьтесь, а то простудитесь. Денег у Вашего папаши куры не клюют, вот что я Вам скажу. Снимаемся завтра часов в десять. Спокойной ночи.

'Да. Спасибо, старина. Поспать и правда не мешает. Спокойные ночи за последние несколько месяцев можно по пальцам пересчитать. Хотя, на что пенять-то? Ты сам, Вася, прекрасно знал, во что впрягался...'

* * *

За тонкой стальной стенкой, покрытой не одним слоем масляной краски за годы трудовой биографии 'Майнца', привычно погромыхивало и шипело, наполняя крохотный мирок Василия вибрацией, влажным теплом и запахом технического масла. Там, всего в нескольких метрах от изголовья койки, каждую пару секунд проносились в многотонном вальсе кривошипно-шатунные пары...

По условиям, оговоренным с герром Рогге, для Балка-Шульце должна была быть предусмотрена отдельная каюта. Но при этом, ни метраж, ни ее месторасположение на судне, особо не оговаривались. В результате, Василий был размещен в выгородке для вахтенного механика парохода. Которая, судя по следам от стеллажей и царапинам на полу и стенках, в последнее время использовалась как подсобка для машинной команды.

Четыре квадратных метра. Одна дверь. Одна узкая койка. Один светильник. Один столик. И один иллюминатор... в машинное отделение. Выход в надстройку и на палубу — через машину же. Но Василия этот минимум комфорта вполне устраивал. Тепло, светло и мухи не кусают.

С мостика его предупредили, что маяк у устья Лиффи уже видно без бинокля, и через час на борт берут лоцмана. Это означает, что самое позднее к 11-и утра они ошвартуются в Дублинском торговом порту, в разношерстной компании таких же, как и их 'Майнц', роботяг-трампов. Господин Литвинов сейчас допивает свою дозу 'успокоительного' под тщательным присмотром 'ангелов-хранителей', так что никаких проблем с этой стороны ждать не приходится. Тем паче, что снотворного в шнапс подмешали щедро. Конечно, хотелось бы продолжить с ним интересные беседы, но этим можно со спокойной душой заниматься в море. На берегу же время будет дорого.

Мысленно пробежав еще разок давно определенный порядок действий, Василий бережно достал из тайника в своем матросском чемоданчике то, без чего быстрый успех его миссии, точнее, сам ее успех, был бы попросту невозможен.