Морской закон, рыбья правда

ЧастьIII. Личная цена

Если бы можно былопроваляться всю дорогу в забытьи, было бы гораздо легче.Но увы.Забытье то приходило,то отпускало. Когда оно накатывалось мертвым океаном, то погребалопод собой, оставляя только чувство тяжелого, болезненного удушья.Когда оно отпускало, Зура отлично осознавала, где она: трясется,привязанная к спине гигантской черепахи-зариата на горных тропках, ивокруг немилосердное солнце или ночной ледяной холод.От перевала доРонельги в прежнем темпе им оставалось бы меньше суток, но из-завремени, которое потратили на засаду, получилось больше. Хорошо, чтозариаты всегда идут примерно с одной и той же скоростью, не то ихнеминуемо нагнала бы погоня. Особенно рассвирепевшая, надо думать, оттого, что они расправились с засадой.В итоге их все-такинагнали, но уже в предгорьях с обратной стороне хребта, где былизеленые деревья, ручьи и даже речка — Риета, приток Роны.Поэтому атаковать погоня не решилась.Все это рассказалЗуре Тиан, который ехал вровень с ее зариатом и следил, чтобыверевки, которыми была привязана Зура, ее не задушили (или ейхотелось надеяться, что он за этим следил). Сама Зура ничего толкомне понимала, а после не могла вспомнить.— Все ты,капитан, — сказал ей Тиан уважительно, обращаясь так, будто онабыла командиром отряда наемников. — Если бы не ты, взяли бы насв клещи. А так мы с Антуаном добили засаду — ни луком, ни мечомон особо не умеет, но в рукопашке на него положиться можно...Однако раны у тебя... Ей богу, если бы не наш маг, я бы сказал,что ты не жилец. А так, может, еще подрыгаешься. Если довезем.— Спасибо...на добром слове, — пробормотала Зура, пытаясь облизнутьспекшиеся губы. — Ты ужпостарайся, — Тиан наклонился к ней низко, так, что губы чутьне задевали ее ухо.И добавил что-то ещепро Лина, но Зура уже это что-то не могла разобрать в солнечноммареве.Влаги не хватало.Никакой влаги. Весь мир был ссохшимся, растрескавшимся и пылающим,словно печь. Прекрасное сверкающее море у подножия маяка или дажевонючие волны, накатывающие на пирс Тервириена, — все этоосталось где-то очень далеко, все это было сказкой. Водные маги...не было их никогда. Была только раскаленная дичь, были только душныебазальтовые горы, где у нее кончались стрелы и приходилось орудоватьтяжелым мечом, и не было конца бою, потому что...А потом вода все-такипотекла ей в рот, влажные руки омыли ее лицо и стало легче. Это былЛин, Зура без тени сомнений знала, что это Лин. Кажется, она пыталасьпоймать его, удержать, но только не удавалось даже поднять руки...Позже Лин ейприснился.

* * *

Неизвестно, можно линазвать такое видение сном. Зура не видела Лина, если не считать рук.Эти руки, перепачканные свежими чернилами, как раз что-то писали,Зура даже смутно понимала что. Вот странно: обычно во сне Зураникогда не могла открыть книгу и прочесть ее... впрочем, книгией почти никогда и не снились. А тут, разбирая под пером Линаотдельные слова, Зура даже откуда-то знала даже то, что еще не былонаписано. То была "докладнаязаписка" — Зура в жизни не видела докладных записок -и рассказывала она о положении дел в приграничных воюющих княжествахГериатского хребта. С этим предметом Зура была как раз хорошознакома, но то, о чем писал Лин, ей как-то никогда не приходило вголову. А Лина волновало, что постоянные войны между этимикняжествами усиливают неспокойствие на границах Империи Рона. Нестолько даже из-за банд наемников, сколько из-за того, чтоприграничное население нищает, а купцы и компании, торгующие через теместа, задирают цены втридорога. Но даже не этоглавное, писал Лин. Главное, на что я должен обратить внимание Вашейсветлости, что ныне многие дворяне пользуются этими беспорядками,дабы беззастенчиво укрывать часть своих доходов или переманивать изгериатской области крестьян, которые живут на их землях безрегистрации и не платят подушную подать. Казна теряет огромныесредства.Если беспорядкипродолжатся, лет через десять они могут привести к отложению Дагата иОстии. Все это необходимо пресечь, но жесткие меры не дадут ничего,только разожгут костер недовольства сильнее. Что нам надобно по моемускромному мнению, Ваша светлость, так это реформировать системуналогообложения. Войны утихают тогда, когда воевать или поддерживатьвойну перестает быть выгодно, а потому я предлагаю..."Ну и ну, -подумала Зура, — я всегда знала, что имперцы богатеют набеспорядках в Гериате, но никогда не думала, что кто-то из нихпротив! И тем более не думала, что именно из-за Лина я потеряла тампостоянную работу..."Еще через секунду онадогадалась: "А я ведь из головы Лина смотрю... И знаю егомысли, по крайней мере, некоторые..."И в самом деле: Линподнялся, и угол зрения сместился вместе с ним. А встал он потому,что в дверь постучали. Вся остальная комнатабыла не в фокусе, Зура с трудом могла ее рассмотреть. Видела только,что обстановка здесь богатая, что окно высокое (дворец, значит?), чтоиз него видно звездное небо, и что над столом, за которым писал Лин,висит несколько крупных магически светящихся капель воды.Что-то недовольнобормоча себе под нос, Лин распахнул дверь. В освещенном обычнымисвечными светильниками коридоре за порогом стоял молодой парень -пожалуй, помладше Зуры лет на пять. Он немного походил на Тиана:такой же высокий и широкоплечий, такой же темноволосый, с такими желихими бровями. На этом сходство кончалось. Эрмес Тиан всегдавыглядел и вел себя как человек немного себе на уме. У нынешнегоночного гостя все лицо, от квадратного подбородка до светло-серыхясных глаз и высокого чистого лба дышало открытостью и добродушием.Короткая красно-зеленая кимара лейтенанта дворцовой стражи,перехваченная кожаным ремнем, совершенно не вязалась ни с егомолодостью, ни с внешностью."Щенок",— подумала Зура, а Лин подумал, что это чей-то племянник попротекции.— Добрый вечер,мастер Лин, — парень молодцевато поклонился, отчего подпрыгнуливихры у него на макушке. — Я...— Милс Тревон,начальник моей охраны, — закончил за него Лин ровным тоном. -Надо же. Я говорил, что в охране не нуждаюсь, особенно во дворце. Повсей видимости, мои слова восприняли всерьез и прислали мнецеремониального офицера.Зура никогда преждене слышала, что бы Лин говорил настолько желчно.Парня, однако, такойприем не обескуражил.— Как вамугодно, мастер, — сказал он. — А все-таки позвольте мне имоему человеку осмотреть ваши покои.— Я уже сампроверил их магией.Зура после такоготона плюнула бы, развернулась и ушла. Парню, должно быть, хорошоплатили, или он очень ответственно понимал свой служебный долг,потому что настойчиво продолжил:— Магия чуетмагические ловушки, господин, вам это известно не хуже меня. Но яд,который испаряется на воздухе или при контакте с телом, вы найти несможете. — Неужели нашудоблестную дворцовую стражу научили разнюхивать яды?— Нас -нет. А вот этих милах почти и учить не приходится.С этими словамипарень посторонился, открыв дорогу другому плечистому стражнику, тожев дворцовой кимаре, но попроще, возрастом постарше и ростом пониже.Этот стражник вел на поводке... ну, еще одну черепаху. Размеромона была куда меньше зариата, взрослому человеку по колено, сдлинным, как у ящерицы, телом и вовсе без панциря: только несколькороговых пластин вдоль позвоночника. Двигалось это создание быстро иловко.Сквозь сон-видениеЗура почувствовала, что Лин очарован. Он с детства любил этихсухокожих умных созданий, находил их морды выразительными, а манерыинтересными.— Как егозовут? — спросил Лин.Стражник с поводкомпосмотрел на Лина почти в ужасе и подтолкнул своего питомца вглубькомнаты. Милс Тревон ответил за него:— Дени. Толькоэто девочка. Я слышал, она любит печенье. У вас случайно нет?— М-м-м...мне приносили ужин, надо посмотреть, — ответил Лин рассеянно. Его неприязнь квторженцам рассеивалась, улетучивалась куда-то в раскрытое окно. И уж совсем онаулетучилась, когда Дени в самом деле нашла яд между страницами однойиз книг Лина."Да, -подумала Зура голосом Лина, просыпаясь, — в тот раз меняпытался отравить помощник премьер-министра, но не из-за налогов, аиз-за серебряных рудников..."Видение исчезло,истаяло. Но мир перестал качаться, тошнота и жар отступили, хотя инавалилась сокрушающая слабость. Вокруг теперь была плоскость чистыхпростыней — куда шире спины зариата. А за кроватью начиналаськомната, просторная, тоже очень светлая, и на стуле рядом дремаласлужанка. Надо же."У негополучилось, — подумала Зура, устало закрывая глаза. — Мыдобрались".

* * *

Когда в следующий разсознание вернулось к Зуре, сиделка бодрствовала. Она помогла ейразобраться с естественными надобностями и умыться — все этодавалось тяжело и болезненно — а еще напоила Зуру бульоном изящерицы. Телодвижения Зурусовершенно обессилили, поэтому она погрузилась в какое-то белоемарево и с трудом осознала, когда в комнату вошел Лин. У ноги егободро перебирала лапами та самая черепахо-ящерица из сна. Ну илиточно такая же: Зура их не различала.Кажется, Лин решил,что она спит, потому что постоял недолго, глядя на нее. Зураподумала, что надо как-то подать ему знак, что она бодрствует, однакоей было отчаянно лень. Хорошо было видеть Лина и знать, что с ним всев порядке, но говорить с ним ей не было совершенно никакойнадобности.Лин нагнулся оченьнизко к ее лицу — почти как для поцелуя. Но целовать в егонамерения явно не входило: лицо было напряженным и встревоженным.Потом он вздохнул с облегчением, распрямился и вышел из комнаты."Смотрел, дышули, — подумала Зура. — Ясно".И ее охватил новыйсон.

* * *

В день летнегосолнцестояния, когда Ронельга гуляет от зари до зари, все харчевни,рестораны, уличные кондитерские и кабаки откровенно низкого пошибазабиты толпой самого причудливого вида. Тут никто не удивится нистепной наемнице в кожаных штанах, ни чернокожему купцу с далекогоМиора; и уж точно двое мужчин в дешевых потрепанных накидках поверхдорогих полотняных одежд внимания не привлекали.Эта пара пробираласьсквозь толпу в молчании, но не мрачном, а скорее усталом иудовлетворенном. Они были похожи на людей, которые только чтопровернули какое-то важное и сложное дело и теперь устали настолько,что не хотят даже говорить, но при этом находятся в добромрасположении духа.Одним из них был Лин,другим — тот стражник, Тревон. В новом сне лейтенант выгляделлишь немного старше, но значительно более заматеревшим. Он дажедвигался с тяжеловесной угрозой, какая появляется с годами унекоторых бойцов.Зура больше несмотрела "из головы" Лина: она как бы выглядывала из-заплеча волшебника. Сам Лин все время выпадал из фокуса, зато онаотлично видела его одежду, простецкий белый бисон, перехваченныйшнуром из конского волоса, видела скрепленный фибулой выцветшийголубой плащ вместо щегольского дарколета, но черты лица как-тоускользали. Пожалуй, он был моложе, чем она привыкла, волос больше...а может, и нет.Ясно, что она виделапрошлое, но какие именно годы — сказать трудно.Наконец парадобралась до каменной веранды, нависшей над садами центра города.Ронельга кудрями садовой зелени убегала вниз; на далеком горизонтесмутно виднелись гребни гор. Небо плыло серым, розовым ибледно-зеленым: цвета были такие яркие и чистые, какие Зуре никогда не приходилось видеть даже над пустыней. Либо над Ронельгойдействительно удивительно красивые закаты, либо Лин по какой-топричине запомнил его таким.Здесь, прямо натеррасе, в беспорядке стояли круглые столики, и сбивающиеся с ногофициантки разносили всем желающим пиво в огромных кружках икактусовую настойку в крохотных чашечках.Лин и Тревон приселиза столик у самого парапета — тот чудом освободился перед самымих приходом — и спросили вина.— За очередноеспасение моей драгоценной жизни, мой друг, — улыбнулся Лин,поднимая бокал.— За то, чтобыты улучшил свои манеры, тогда, глядишь, не придется спасать тебя такчасто, — в тон ему ответил Тревон.— Ты видишь, яработаю над этим, — Лин пожал плечами. — Трудно всегодобиться в одночасье. Я не самый дипломатичный человек в Ронельге.— Мягко говоря!Мне удивительно, как ты до сих пор удержался на своем посту, мастер.— А ты ещепоговори, уволю, — пригрозил Лин беззлобно, и Тревон толькозасмеялся.К ним кокетливоприблизилась девушка с розой в волосах. Чересчур широкий вырезоткрытой кимары, надетой прямо на голое тело, чересчур тугой пояс,подчеркивающий бюст, и обилие побрякушек выдавали род занятий безмалейшей двусмысленности.— Желаетеприятно провести вечер, господа?Лин выпрямился искривил губы, видимо, чтобы произнести нечто довольно резкое, ноТревон его опередил.— Извини,красавица, здесь тебе ловить нечего, — сказал он, возвращая ейотработанно очаровательную улыбку. — Этот человек -стихийный маг, а я сейчас на службе.Девица смерила Линавзглядом, фыркнула и удалилась бормоча: "Маг, тоже мне! Сказалибы сразу, что мужеложцы..."Лин и Тревонпереглянулись, одновременно усмехнувшись.— Кстати,мастер, — продолжил Тревон, — мне давно очень любопытно...— он запнулся, явно подыскивая слова. — Прости, еслилюбопытство неуместное или если я и в самом деле вторгаюсь в какой-тоцеховой секрет. Я все хотел спросить...— Не мужеложецли я? — Лин приподнял бровь.— Да нет, я быузнал, если бы к тебе водили мальчиков, — махнул рукой Тревон.— Просто о магах ходит столько слухов... Стихийные магидействительно не берут любовниц и очень редко женятся, а стихийныеволшебницы, — он смущенно усмехнулся, — мягко говоря,наоборот. Ты, насколько я знаю, и вовсе блюдешь целомудрие. Либо ядаром ем свой хлеб...— Не даром, -качнул головой Лин. Вздохнул. — Не думаю, что это тайна. Трудноназвать секретом факт, который знает столько людей... Но мы нелюбим его афишировать.Он посмотрел назакат, отпил еще глоток. Почему-то Зура ощутила вкус на языке так,как будто пила сама: пряное, прохладное, обманчиво легкое -молодое вино из тех, которые ударяют в голову незаметно и подло.— Ты слышал,должно быть, что у стихийных магов и волшебниц очень редко бываютдети? Тревон кивнул.— Но иногдавсе-таки бывают. Обычно когда те очень молоды...— Да. Можностать родителем до церемонии посвящения. После этого море — илиогонь, или земля, насколько я знаю, у других рас все точно так же -отбирает наше семя. Оно перестает передавать новую жизнь, но начинаетпередавать сведения о нас самих.— То есть...— начал Тревон.Лин кивнул.— Если я возьмуженщину в свою постель, наутро она будет знать мои секреты. Можетбыть, не все, может быть, не самые опасные, но даже если один-два...Мало кто из нас может похвастаться настолько чистой душой инезапятнанным прошлым, чтобы рисковать этим с кем угодно, — Линулыбнулся краем рта. — Хм... -Тревон как будто задумался. — А если не... ну, не доводитьдело до конца? Много есть разных способов...— Магия -это не грубая механика, — покачал Лин головой. -Достаточно достаточно долгого телесного контакта. Я слышал, донекоторой степени помогают защитные средства... но все равнориск остается. У волшебниц же все, как понимаешь, наоборот. Мужчинадают, женщины принимают. Опытная волшебница, разделив с мужчинойложе, может узнать о нем все. Впрочем, об этом говорить тем более непринято.Тревон, кажется,смутился и явно пытался подобрать какие-то слова. Потом подобралнаконец-то:— Мастер, я незнаю, знаешь ли ты... То есть я не знаю, был ли ты хоть раз...— Был, -перебил его Лин.— Женщины тоже...выделяют жидкость. Как же с этим?— Полагаю, ониготовы рискнуть тем, что любовник узнает имя куклы, с которой онииграли в детстве, или кличку их домашнего питомца, — Лин пожалплечами. — Не те объемы. Но я никогда не был настольконакоротке с какой-нибудь волшебницей, чтобы спросить. У них свои...все-таки секреты, я бы сказал. — А разве тебяне женщина учила магии?Лин выгляделшокированным.— Вот именно,учила! Не могу же я говорить на такие темы с учительницей!Тревон засмеялся.— А все-такитебе бы довериться кому-нибудь, мастер, — сказал он. -Хорошая добросердечная женщина...— Да, но онадолжна быть еще и равной мне, — прервал его Лин. -Какой-нибудь честной простушки недостаточно. И потом, ты забываешьеще об одном.— О чем же?— Жизненныйсрок. Что если я полюблю ее? Не будет ли это жестоко по отношению и кней, и ко мне, когда я разделю себя с морем?— По-моему, тыусложняешь, мастер. Пока ведь ты еще человек, а не порождение моря, -Тревон проказливо прищурился. — Значит, и жить надопо-человечески. Ты с твоим влиянием можешь заполучить любую, толькоткни пальцем.— Возможно. Нодля себя этого делать не буду.То была расчетливорасставленная ловушка, и Тревон в нее попался: глаза у негопредсказуемо вспыхнули.— А для меня?Лет через пять, когда мне понадобится хорошая жена, чтобы делатькарьеру дальше?— Вот лет черезпять и поговорим, — буркнул Лин с деланой сердитостью, вновьотпивая вина.Зура чувствовала: наделе у него было легко на сердце. Словно бы он наконец поделился скем-то частью груза, который тяготил его, даже если тот, для кого онговорил, не понял и половины.Зура чувствовал: тамбыло что-то темное, что-то глубокое, похороненное за нежеланием Линаискать себе женщину. Но туда ей не было хода.