Хозяин порталов (Спираль миров-2).

— Наше подразделение занимается ликвидацией, а не банальным убийством. Если враг не сдаётся, его уничтожают. У вас тоже есть такой постулат.

— Э...Анастасия, вы из какой страны будете? Мне приходилось участвовать в поимке разных диверсантов, шпионов и прочих недругов советской власти, русских по происхождению. Какой бы сволочью они не были, чувствовались как свои, понятные до мозга костей. В вашем случае ощущается некая чужеродность даже на первый взгляд. Признайтесь, вы с Луны или Марса? — он улыбнулся, понимая всю нелепость вопроса.

— Вынуждена огорчить, — вернула улыбку Нарейса. — Ни там, ни там жизни нет.

— А как же Беляев, Жюль Верн, Герберт Уэлс?

— Фантасты, что с них взять — реальность гораздо невероятнее.

— Докажите, если не трудно.

— Как скажете, — после этих слов табуретка опустела.

— Чертовщина какая-то, — растерялся Швед, оглядывая комнату.

— Чёрта нет, но есть демоны, — раздалось за спиной.

Он резко повернулся и замер — в одежде из звёздной тьмы стояло настоящее исчадие ада с острыми клыками, чёрной кожей и жуткими белыми глазами. Лейтенант моргнул и страшное видение исчезло.

— Ну как вам такое? — Нарейса снова сидела у стены

— Чуть сердце не остановилось, ей Богу. Гипноз, иллюзия?

— Возможности организма. Я ведь могла и не идти с вами. Провела бы на дороге экспресс-допрос, спрятала тело, и двинулась дальше.

— Почему этого не сделали? — по спине участкового пополз неприятный холодок, едва он представил свою участь.

— Вспомните рыбаков, они ведь обычные люди и муж наверняка постарается их вытащить из вашего мира. Лишь по этой причине я не стала действовать радикально.

— А вы, значит, необычные?

— Мы с мужем вообще не люди, — она дружески оскалилась, продемонстрировав полный набор острых зубов.

'М-да, связался младенец с чертями. Вот угораздило, так угораздило' — подумал Швед о себе, разглядывая необычную женщину. Да и женщину ли вообще? В голову пришло наставление старого попа Игнатия о дьяволицах-суккубах, смущающих своей красотой мужскую половину человечества. Нет, лейтенант красной милиции ни на какие соблазны не пойдёт, партийная закалка не позволит расслабиться. А Илья Христофорович? Как странно повёл себя председатель при первой встрече с задержанной. Похоже есть в нём червоточина, не до конца очистился от старорежимных замашек. Выгнать что ли чертовку? Пусть катится на все четыре стороны — на душе спокойнее станет.

— Думаете как от меня избавиться?

— Мысли читаете?

— У вас на лице всё написано.

— Уйти не хотите?

— Мне интересна ваша компания да и дождаться надо солдатиков, чего им зря мотаться туда-сюда. Вам может влететь за потерю потенциальной шпионки-диверсантки.

— Ничего страшного, отпишусь как-нибудь. Кстати, вы упоминали про другой мир, это как понимать?

— Вам знакомы места, где странным образом пропадают люди?

— Было такое. Кажется в районе села Ведлозеро, если не изменяет память. Розыск проводили долго, но так никого и не нашли.

— И не найдут, не сомневайтесь. Такое 'колдовское' образование называется односторонним порталом — межмировая точка перехода в один конец.

— А как же назад?

— Никак. Будем с мужем разбираться в этой ситуации. Вот чёрт, совсем забыла...помните место нашей встречи?

— На всю жизнь, — усмехнулся Швед.

— Рядом есть свёрток в лес и чуть дальше от дороги стоит микроавтобус рыбаков. Таких машин в вашем мире не существует.

— Эти люди ничего такого не говорили.

— Стресс, надо думать.

— Вот починю мотоциклет, тогда и съезжу.

— Подойдите ко мне, — Нарейса встала и хитро улыбаясь, протянула руку.

— Это ещё зачем? — участковый с опаской посмотрел на чёрные коготки.

— Вы коммунист?

— Да, с восьмилетним стажем.

— Коммунист ничего не боится. Или я ошибаюсь?

— Всё верно, просто немного опасаюсь.

Он обошёл стол и прикоснулся к прохладной ладони, словно взял за кисть гранитную статую. Тихая кабинетная обстановка внезапно сменилась лесным шумом — стрекотала сорока, где-то дробно стучал дятел, попискивали невидимые пичуги. Рука непроизвольно дёрнулась наложить крест от такой пертурбации.

— Принимайте подарок для советской власти. Старым хозяевам он больше не понадобится, — звук похлопывания по металлу привёл лейтенанта в себя.

Егор Кузьмич осторожно забрался в салон невиданного авто, потрогал непонятные рычажки, покрутил ручки, поелозил по мягкому креслу.

— Надо срочно сообщить в район, такой механизм нельзя оставлять без присмотра — вдруг кто-то случайно набредёт и пиши-пропало. Наш крестьянин — мужик хваткий, растащит всё до винтика.

— Тогда возвращаемся. Мои конвоиры наверно уже подъезжают.

Глава 6. Кровавая гэбня

Начальник Парголовского райотдела милиции Решетов окинул взглядом подчинённых, подметил двух сержантов, тихо переговаривающихся на последнем ряду, и постучал карандашом по графину с водой:

— Внимание, товарищи. Перед тем как закончить совещание, хочу напомнить — мало выявляете антисоветских элементов. Неужели кулаки, их пособники вредители, шпионы и диверсанты всех мастей неожиданно закончились? Быть такого не может. Товарищ Сталин выразил чёткий и ясный посыл — враг не спит, его надо искоренять дённо и нощно. Сержант Кормилицын...

— Я, товарищ капитан.

— Сколько выявлено антисоветчиков и им сочувствующих за неделю?

— Э...мною ведётся работа в этом направлении.

— Плохо ведётся. И так почти повсеместно. Берите пример с участкового Шведа, он в течении пяти дней задержал двух потенциальных шпионов иностранных разведок.

— Товарищ капитан, у него на участке один лес да дворов 600 с трудом наберётся.

— Вот видишь, Кормилицын, даже среди леса можно найти врага социалистической революции. А у тебя что? Более тысячи семей под надзором и тишина. Это начинает выглядеть подозрительно.

— Исправлюсь, товарищ капитан, — бледный сержант встал навытяжку.

— То-то же. Через неделю подашь список на семь врагов народа. Всем понятен план работы? Тогда по рабочим местам. Максимов, задержись на минуту...

— Слушаю, товарищ капитан.

— Тут такое дело, Вася, не стал говорить при всех, — Решетов посмотрел на плотно закрытую дверь 'красного уголка'. — Швед, на своём участке, обнаружил автомобиль германского производства. Уверяет, что его 'рыбаки' бросили. Сгоняй в Капитолово, разузнай место, оцени состояние техники и притащи сюда.

— Понял, будет сделано.

— Что у нас с последним задержанным?

— Не признаётся, вражина.

— Усиленные методы допроса применяли?

— Применяли да бестолку — требует встречи с 'рыбаками'.

— Будет ему встреча, пусть не переживает. Кстати, где они сейчас?

— В Кащенко. Двое совсем хлипких оказались. Они и так несли полный бред, а после общения с нашими 'специалистами'...

— Перестарались ребятки. Нам нужен качественный враг, идейный, чтобы высшее начальство видело в нас опору против контрреволюции, а тут...одни сумасшедшие.

— Пётр Алексеевич, а если они правду говорили про войну, развал страны?

— Вася, забудь и выкинь из головы. Советскую власть ничто не пошатнёт, она есть и всегда будет, иначе это попахивает заговором против Вождя. Всё, на этом и закончим. Прибудет конвой из Капитолово — возьмёшь их 'газик'. Задержанную сразу ко мне, хочу первый с ней побеседовать.

— Ясно, товарищ капитан. Разрешите идти?

— Иди и запомни мои слова, дольше жить будешь.

Решетов прошёл в свой кабинет, по пути приказав секретарю принести стакан горячего чая с тремя кусочками сахара. Берлога — так он называл это уютное местечко за двойными дверями. Плотные занавеси из тёмно-зелёного бархата, слегка раздвинутые в дневное время, давали немного света и вкупе с настольной лампой создавали интимный полумрак. Здесь капитан чувствовал себя истинным хозяином человеческих судеб. Как приятно проводить 'допросы' арестанток, слушая тихий плачь и мольбы. Жалко, что кожа их тел быстро теряет упругость и принимает землистый оттенок после нескольких дней, проведённых в сырых подвалах. А вонь тюремных камер? Нет, лучше 'общаться' с просительницами за арестованных мужей, братьев или отцов. Да, была тут одна 'лапочка' — папа, видите ли, простой музыкант. Только почему у него фамилия Шлосенберг? Явно германский шпион, здесь и гадать не надо. Правда пришлось и её отправить по этапу за 'террористическую деятельность'...не будет язык распускать, компрометируя руководство райотдела НКВД. От скуки решил заняться рапортами, тщательно откорректированными секретарём — рядовые милиционеры с грамотой не очень дружили. Драки, пьянки, грабёж — ничего интересного, одна сплошная рутина. Решетов, по натуре человек азартный, придумал своеобразную игру — угадывать облик женщин, доставляемых подчинёнными. И на этот раз себе не изменил — достал чистый лист, остро отточенный карандаш и начал фантазировать:

1. Рост — 160-165 см,

2. Лицо — продолговатое с прямым носом,

3. Волосы — тёмные

4. Глаза — карие,

5. Грудь — большая,

6. Бёдра — широкие,

7. Одежда — светлое ситцевое платье чуть ниже колена, на голове лёгкая панама.

8. Обувь — парусиновые туфли.

За каждый угаданный пункт следовала награда в виде стопочки конька, изъятого у одного контрреволюционного купчика.

— Товарищ капитан...

— Кузькин, ты когда научишься стучать?

— Но вы же один, — растерялся секретарь.

— И что? А если я пишу товарищу Сталину отчёт о достигнутых успехах?

— Виноват.

— Виноват он...чего хотел?

— Машина прибыла из Капитолово.

— Отлично, — капитанскую грудь наполнило предвкушение охотника в засаде. — Задержанную сюда, авто пусть заберёт Максимов. Всё ясно?

— Так точно.

Решетов сел спиной к двери, на ходу усложняя условия игры. Через пять минут тихо шикнуло уплотнение двери и под немалым весом скрипнули половицы.

'Чёрт, толстуха. Жирная и, наверняка, потная толстуха' — он досадливо поморщился и развернулся к неизвестной...У входа стояла настоящая дворянка — высокая, стройная. Машинально отметились пункты 2, 5 и 6. Не дождавшись приглашения, женщина прошла вперёд и села напротив хозяина кабинета.

— Что же вы, гражданочка...нарушаете...

— Вы уверены?

От её голоса по телу капитана пробежала вибрация и сладко заныло сердце. Да, такой красотки у него ещё не было.

— Органы НКВД никогда не ошибаются. С какой целью вы оказались в приграничном районе?

— Мужа искала.

— Как интересно. И кто у нас муж?

— Мирошников. Вы его должны знать.

— Так-так-так. Дайте припомнить...высокий, светловолосый...проходит по делу о подготовке покушения на товарища Сталина, — он впился глазами в холёное красивое лицо, пытаясь увидеть страх за близкого человека. Сильно напуганная женщина готова на всё, ему ли не знать об этом.

— Не смешно.

— Гражданочка...— Решетов поднялся, подошёл к задержанной сзади, положил руки на плечи и наклонился к уху, вдыхая широко открытыми ноздрями манящий запах здорового тела, -...Смеяться будет тройка, подписывая приказ о применении меры высшей защиты советского государства. Это расстрельная статья, милочка. Вам не жаль мужа?

— Жаль, — равномерно вздымающаяся грудь притягивала взгляд как магнитом.

— Я конечно не бог, но изменить строгость наказания в моих силах. Достаточно написать служебную записку, что гражданина Мирошникова втянули в террористическую группу обманным путём и тогда он получит десять лет без права переписки.

— Пишите.

Равнодушный тон и односложные ответы начинали злить и одновременно возбуждать. Захотелось накрутить густые волосы на кулак, оттащить сопротивляющееся тело на диван и показать, кто здесь хозяин жизни, но он сдержал себя. С трудом, тихо скрипя зубами...не хотелось заканчивать игру слишком быстро. Это потом надоест смотреть на разбитые губы, синяки под глазами, порванную грязную одежду...

— Просто так ничего не делается, — капитан назидательно помахал пальцем. — Вас сейчас проводят в камеру, не Букингемский дворец конечно, но там хорошо думается. Советую не затягивать с размышлениями, у революционного суда и так много дел.

Он вернулся за стол, вычеркнул на листе ошибочные пункты и нажал кнопку вызова секретаря:

— Кузькин, арестованную в пятую. Ни единым пальцем... Понятно?

— Понятно, товарищ капитан.

— Идите, арестованная. Хорошенько подумайте над своим поведением, но учтите — я долго ждать не намерен, иначе отменю приказ не трогать.

— Жди меня и я вернусь, только очень жди...— строчки, произнесённые задумчивым голосом резко контрастировали со взглядом матёрого душегуба на нежном лице.

— Кузькин! — неожиданно для самого себя, заорал Решетов и ударил кулаком по столу, — В двенадцатую её, суку дворянскую! Ночью допросить с пристрастием!

После ухода конвойных он хлопнул стакан коньяка и долго расхаживал по кабинету, стараясь успокоить нервы. Тварь!Мало их жгли и резали, мало. Ничего-ничего, Востриков с Туракиным быстро мозги вправят, вот там её и можно оприходовать. Заодно и муженька притащить, пусть полюбуется как с его жинкой забавляются. Как ни странно, но после этих мыслей стало хорошо и следующая порция алкоголя окутала желудок приятным теплом.

Попытка пообщаться с конвоирами успехом не увенчалась. На простой вопрос 'Куда едем?', получил такой же простой ответ: 'Не разговаривать!'. Народ молча потел, стойко перенося духоту раскалённого салона, видать привычное дело. В воздухе плавала пыльная взвесь от скачков по ямам и колдобинам, что-то стучало, где-то скрипело. Периодически похрустывала коробка при выборе передач — вот под такую 'музыку' мы и прибыли в райотдел. Лишь по вывеске у центрального входа удалось определить населённый пункт — Парголово. Меня передали двум рядовым милиционерам и проводили в пустой кабинет, где я долго сидел на шаткой табуретке. Потом заявился следователь с тремя 'кубарями' в петлицах и, не обращая ни на кого внимания, стал что-то строчить в бумагах.

— Подпишите, — он подвинул исписанный лист к краю стола.

— Что это?

— Ваше признание в террористической деятельности.

— Но я ещё слова не сказал.

— Скажете и даже не одно, если откажетесь от подписи.

— А если соглашусь?

— Будете спокойно дожидаться суда народного трибунала.

— Что мне грозит, если не секрет?

— Высшая мера социальной справедливости, — следователь произнёс это так спокойно, словно журил малолетнего расхитителя соседских яблок.

— То есть, меня расстреляют без суда и следствия?

— Следствие только что прошло, суд скоро будет — не отнимайте у меня время, подписывайте.

— Не собираюсь.

— Как хотите. Товарищи рядовые, я отлучусь на полчасика, а вы объясните гражданину, как надо себя вести.

— Знамо дело, товарищ младший лейтенант, не впервой, эт мы мигом контру в чуйство приведём, — заверил следователя рябой милиционер.

Не успела захлопнуться оббитая жестью дверь, на меня тут же обрушился град ударов. Сбросили со стула и начали споро охаживать сапогами и прикладами. Для достоверности избиения пришлось самому себе пустить кровь. Минут через пятнадцать конвоиры уморились: