Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Здесь остались мы, и это главное! Правда...вам скоро придется покинуть меня...
— Как? Почему? — принцессы не на шутку испугались. Ведь ни одна из них никогда не задумывалась о расставании.
— Как это почему? Замуж я вас выдам. Верховный жрец Айя скоро отвезет вас к будущим мужьям.
— А если он мне не понравится? — резонно заметила Нефернеферуатон.
— Понравится, — заверила ее Нефертити, — ты его полюбишь.
— А как я узнаю, что полюбила?
— Любовь...сильное чувство, сильное влечение друг к другу. Ты обязательно узнаешь, что полюбила.
— Мам, а ты любила папу?
Нефертити удивленно посмотрела на Бактатон. Странно было слышать такой вопрос от младшей дочери, которая совсем не помнила Эхнатона.
— Да, — серьезно ответила царица, и на ее сердце было спокойно, ведь она говорила правду, — Мы любили друг друга и были счастливы. Мы с упоением наслаждались друг другом и искренне верили в то, что так будет всегда.
— А почему вы стали жить в разных дворцах? — осторожно спросила Сетепенатон. Она тоже смутно помнила те страшные события.
Нефертити тяжело вздохнула. Ах, дети, дети, как вам все рассказать. И что вы сможете правильно понять из рассказанного?
— Мы поженились юными, и долгое время жили хорошо и счастливо. А потом... потом ваш отец заболел. Он заболел не сразу и вдруг. Его болезнь была медленной и долгой. И когда... он перестал понимать, что происходит вокруг... вам... стало опасно находиться рядом с ним, я ушла жить в этот дворец.
— А что значит опасно? А почему он заболел?
Ну вот, началось. Нефертити неопределенно махнула рукой, давая понять, что больше ничего не скажет.
— А, как же та женщина, Кэйе? — Нефернеферуатон смело посмотрела матери в глаза.
— Ах, та... просто любовница,— непринужденно ответила царица. — У фараона есть право на многих женщин. Так все, пора ложиться спать.
— Ну, мама, ну давай еще здесь побудем.
— Нет. Поздно уже. Пора ложиться спать.
Делясь друг с другом мыслями о будущих замужествах, принцессы начали спускаться вниз. Нефертити немного задержалась, ей хотелось еще раз посмотреть на город: прекрасный, совсем юный, но уже с такой страшной и кровавой историей.
Уложив дочерей спать, Божественная направилась к себе. Еще не успев переступить порог, ее сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Приветствую тебя царица! Живи миллионы лет!
Верховный жрец Айя склонился в почтительном поклоне.
В одно мгновение Нефертити вспомнила о своем дурном сне. Неужели ее погибель сбудется?
— Ты? Как ты здесь оказался? Я же только сегодня отправила тебе записку, неужели ты ее уже получил? — спросила она в недоумении.
Айя делано рассмеялся.
— Нет, ну что ты, записку я еще не получал. Но все очень просто. Недавно мне снился сон, который я, вот как истолковал: ты, по какому-то важному поводу хочешь поговорить со мной. И насколько я понимаю, оказался прав.
Последняя фраза прозвучала скорее, как утверждение, нежели, как вопрос.
Нефертити натянуто улыбнулась. Айя застал ее врасплох, и сделал он это намеренно. Значит ли, что следует готовиться к худшему?
— И то верно, — произнесла она, преодолев неуверенность и страх, вызванный неожиданным визитом. — Чему я удивляюсь! Ведь ты же один из лучших магов Двух Земель.
— Благодарю за похвалу, Божественная. Я весь к твоим услугам.
Нефертити дала Айя знак, что он может сесть в кресло. Но визирь только облокотился на спинку.
— Как поживает моя сестра Мутноджемет? — наконец-то спросила царица после недолгого молчания.
— Великолепно! С радостным благоговением служит в храме Амона.
Божественная передернула плечами. Ей неприятно было знать, что родственники, приняв сторону врагов, великолепно себя чувствуют и, судя по всему, никого из них не мучают угрызения совести. Горечь и досада подкатили к сердцу. Предательство... кругом одно предательство.
— А что сестра Эхнатона, Бакетатон?
— С радостным благоговением помогает служить в храме Амона твоей сестре Мутноджемет.
Нефертити саркастически усмехнулась, разве можно ожидать иного ответа?
— Главное, что у них все хорошо. Они не гонимы, у них есть еда и одежда.
— А еще слуги, золото, дворцы, ну и... в конце концов любовники, — не унимался Айя.
Божественная подошла к окну, горизонт переливался кроваво красными оттенками. Древние боги Кемета торжествовали над ней, женщиной, бросившей им вызов. Везде обман, предательство и ложь. И она, совсем одна среди человеческой грязи и подлости. Выхода нет. Надо перетерпеть.
— А что мои дочери?
Айя немного помолчал.
— Их жизнь полна довольства и восхваления, им не на что жаловаться.
Нефертити медленно прошлась по спальне. Ее взгляд наткнулся на голову Кэйе, царица нахмурилась. Ей вдруг померещилось, что та, другая женщина, насмехается над ней. Айя проследил за ее взглядом.
— О-о-о! — Воскликнул он, очень даже наивно и естественно, — это же Кэйе! Подожди, ничего мне не говори, я попробую догадаться сам. Уверен, это работа Тутмоса! Великолепно! Восхитительно!
Нефертити устало облокотилась на спинку кресла.
— Отец, зачем ты так говоришь? Или ты тоже мстишь мне? Приехал торжествовать? Неужели когда я властвовала, я чем-то обделила тебя?
Айя стал серьезным, задумчиво посмотрел на царицу.
— Ты так редко называешь меня отцом, что я сейчас в полнейшей растерянности. Нет, конечно же, нет, ты одарила меня с излишком. Просто мне хочется, чтобы к своему нынешнему положению ты относилась поспокойней и попроще. Она уже мертва, а ты жива. И в отличие от тебя, никогда не была счастливой, хотя и была любима Эхнатоном. Но ведь и ты сейчас не одинока. Я преклоняюсь перед чувствами и преданностью Тутмоса к тебе. Он мог бы жить в Фивах, в золотой клетке, а вместо этого выбрал тебя и голодную свободу. И даже, насколько мне известно, делает новую скульптуру.
Нефертити ничего не ответила. Наступило молчание. Божественная прислушивалась к своему сердцу. Быть может, стоит забыть о гордости и попросить отца о помощи? Попросить устроить ей побег к хеттам? А поможет ли? После странного убийства Заннанзу, сына хеттского царя Суппилулиумы, Нефертити начала сомневаться даже в том, кто дал ей жизнь.
— Расскажи мне, что происходит в Фивах?
Айя внимательно посмотрел на царицу. От прежней самодовольной и самоуверенной Нефертити не осталось и следа, перед ним стояла женщина чувствующая собственную гибель.
— Госпожа, позволь мне сначала выслушать твою просьбу.
Нефертити удивленно подняла брови.
— Ну что ж, зачем тянуть, — она вздохнула, на мгновение заколебавшись и представив свою одинокую жизнь в огромном дворце, заброшенном городе. Жизнь, наполненную печалью и горечью. Кто позаботится о ней в старости? Но материнское чувство взяло вверх. Она должна дать детям возможность другой жизни. — Я хочу, чтобы в самые короткие сроки ты нашел мужей для моих дочерей. Но у меня есть и пожелание, они должны жить рядом друг с другом. Более того, со временем, к ним должен присоединиться и Тутмос.
Жрец скрыл свое удивление. Неужели, она его все-таки любит? Смертного, пусть и талантливого скульптора, но простолюдина? Значит это не просто увлечение, как доносили ему шпионы. Ну что ж, это еще достаточно скромная просьба.
— Хм, — Айя потер подбородок, — я могу быть откровенным, Божественная?
— Можешь. И еще,— поспешно добавила Нефертити, — заранее предупреждая твои возможные возражения, замечу. Они уже созрели и вполне готовы к браку. Нефернеферуатон — тринадцать, Сетепенатон — десять, а Бактатон восемь лет, и совсем недавно у нее пошла первая кровь.
В ее голосе было столько боли и упрямства, что Айя не выдержал, подошел к царице, крепко обнял ее за плечи.
— Я и не думал возражать. Только, что тебе здесь делать одной?
Проявленное участие и забота разволновали Нефертити. Когда весь мир враждебен и ненавидит тебя, слабый проблеск доброты особо трогает.
Срывающимся от волнения голосом она произнесла:
— Отец, это мой город! И, увы, единственное место во всем Кемете, где почитают Атона, истинного бога людей!
— Да-да, конечно.
Отпустив Нефертити, Айя подошел к окну.
— Может быть, ты сядешь в кресло? У нас будет долгий разговор. — Визирь немного помолчал, обдумывая дальнейший действия. — Двух твоих дочерей я смогу выдать замуж. У номарха Рамоса, который мне многим обязан, только двое сыновей. Они немногим старше девочек, так что... все у них должно получится. Ну а Тутмос, такого талантливого скульптора любой вельможа будет рад взять себе на службу. А вот Бактатон...
— Когда они должны уехать? — нетерпеливо спросила царица.
— Я пришлю за ними в шестой день Фармути. Приготовь их. Но... как ты понимаешь, свадьба пройдет без тебя.
Нефертити промолчала.
— И приданное...
— У меня есть немного золота и драгоценностей, у каждой из них будет свое приданное.
— Хорошо. Когда я приеду за ними, я передам тебе провизию, вино, одежду, парики, и все что нужно для личного ухода.
Сумерки окутали спальню. Тихо вошла Мерита, зажгла ночники. Испуганно посмотрев на Айя, она поспешно покинула царскую спальню.
— Почему она меня боится?
— Тебя боятся многие люди в Кемете, Айя. Тебя боялся даже Эхнатон. Не боялась только твоя сестра царица Тиа и я, твоя дочь.
— Ну, полно, полно. Я не так ужасен, как многие думают. Я просто самый честный человек, не отягощенный злобой, да и существование мое вполне безвредно. А правда, любая правда уже сама по себе страшна.
Нефертити горько улыбнулась. Когда-то их разговоры были задушевными, теплыми, открытыми, а теперь каждый из них пытался утаить свои истинные чувства и намерения.
Ее кресло стояло таким образом, что все, что находилось в спальне, было на свету, а она сама в полутьме. Это была выигрышная позиция во всех отношениях. Например, сейчас, она пыталась скрыть от Айя напряженность и страх, с каждым мгновением все больше овладевавшие ею. Отчего-то она была уверена, что ее ждет нечто такое, что все пережитое раньше, теперь покажется легкой забавой.
— Итак, Айя, мою просьбу ты услышал и взял на себя обязательства ее выполнить.
— Все верно, Божественная.
— Теперь я готова слушать тебя.
Нефертити замерла, она боялась даже пошевелиться.
Айя, старый царедворец и интриган, на своем веку уничтоживший не мало соперников и погубивший ради власти немало безвинных людей, теперь явно колебался. Быть может его сдерживали отцовские чувства?
— Дело в том...
Айя внимательно вглядывался в сумрачную тень царицы. Она сейчас была, как и вся ее жизнь, пропитана тьмой и ужасом. Жрец тяжело вздохнул. Приговор не отменить, кто-то должен быть палачом. Смерть всегда легче принимать от родной руки, нежели от чужой. Поэтому, он и приехал. Только он умел разговаривать с Нефертити так, чтобы не последовало непредсказуемых поступков.
— Дело в том...что...фараон Верхнего и Нижнего Кемета, владыка мира, да продлятся дни его, и Великая царская супруга, отказавшись от проклятых имен, данных им при рождении преступниками из Ахетатона, взяли себе новые имена — Тутанхамон и Анкесенамон. Храмы, ранее уничтоженные или переделанные под своего бога преступником из Ахетатона, подлежат восстановлению и прославлению бога богов Амона. Главные храмы преступника Гемпаатон и Хутбенбен подлежат разрушению. Отныне и навсегда запрещено, где бы то ни было произносить имя преступного бога Атона, служить ему и строить ему храмы.
Слова Айя, словно тяжелые камни падали в сердце царицы, оставляя в нем следы и трещины. Чужим холодным голосом Нефертити спросила:
— А, кого это ты все время называешь преступниками из Ахетатона?
— По царскому велению, отныне и во веки веков, имена фараона Эхнатона и его главной супруги Нефертити подлежат запрету и стиранию со всех храмов, стел и документов, а их самих надлежит именовать преступниками из Ахетатона, — произнес визирь ровным голосом, словно это его нисколько не трогало.
Откинувшись на спинку кресла, Нефертити не понимала, дышит ли она еще, бьется ли ее сердце? Как пережить услышанное?
— Это еще не все.
Царица вздрогнула, села прямо.
— Тело, преступника из Ахетатона, подлежит осквернению. Фараон не хочет, чтобы тот в загробном мире предавался радости и покою, когда так много зла совершил в этом мире.
Это была месть Анкесенамон, изощренная и жестокая. Нефертити поняла это, еще она поняла, что то же самое ждет и ее.
— Но это решает богиня порядка Маат! — в отчаянии воскликнула она.
— И, тем не менее, — Айя развел руками, показывая, что и в самом деле уже ничего нельзя поделать, — фараон отправил в гробницу отряд. О ее местонахождении ему сообщили бывшие жрецы Атона, а теперь Амона.
— А что, — голос Нефертити был сухой, жесткий, но надломленный, — а что, дочь преступника Анкесенаатон, согласилась на это?
— Она даже настаивала на этом, Божественная, — холодно произнес Айя.
— А как ей, дочери преступника, хорошо сидится на троне?
— Совесть ее крепко спит, госпожа. На троне ей удобно. Еще фараон подписал указ о том, что тебе, Божественная, запрещено покидать пределы преступного города, любые попытки с твоей стороны будут рассматриваться, как измена.
— Это Птахотеп придумал? Отвечай!
Айя сначала хотел соврать, но затем спросил себя, для чего? Царица не хуже него знала о бестолковости Тутанхамона, а Анкесенамон была не настолько умна, чтобы так изощренно продумывать интриги. Они оба жалкие куклы, как в его руках, так и в руках Птахотепа. Слишком слабые и самонадеянные для умной и тонкой игры.
— Да.
Нефертити потрясенно поднесла руку к губам, словно пытаясь заглушить крик ужаса и отчаяния, готовый вот-вот сорваться. В голове, как и на сердце, творился сумбур, но все-таки за одну отчетливую мысль она смогла ухватиться.
— А как же ты? Что с тобой теперь будет?
— Со мной? — переспросил Айя, будто плохо услышал.
— Да! С тобой то что? — истошно взвизгнула царица, привстав с кресла.
— Меня лишили сана Верховного жреца Атона. Теперь в Кемете только один Верховный жрец, Птахотеп.
— И все? — Нефертити всхлипнула, обмякла, упав в кресло, как подкошенная. В голове пульсировала боль, в одно мгновение все стало безразлично. Ею овладело оцепенение. Словно весь мир, солнце, звезды остановило свой вечный ход. Жизнь утратила всякий смысл. Зачем дышать? Ходить? Бороться? Мысль о смерти появилась сама собой. Не лучше ли уйти в загробный мир, чем терпеть муку и унижение? Слабость подкралась к сердцу, и оно заболело от невыплаканных слез, от ощущения разбитой и пустой жизни. Как же так получилось? Что еще вчера она — вселенская царица, вознесенная над всеми смертными, а сегодня — на самом дне и приговорена к забвению? Она ждала всего, но не этого...и не от дочери...
Айя подошел к царице, опустился на колени.
— Поверь, я сделал все, чтобы спасти тебя, — проникновенно произнес старый хитрец. — Тутанхамон собирался убить тебя, ты живая для них хуже кости в горле.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |