Семен с Михаилом переглянулись. Видать немцы обнаружили вырезанное охранение и теперь со злобы стреляют, или вдогон. Но не успели они, а злости хватило на время, пока 'люстры' висели. Как погасли, так и пулеметчики успокоились. И зачем ракеты пускали? Рассвело уже...

А в других местах стрельбы не возникло. Тоже спят все? Впрочем, проснулись уже и очень хотят выяснить причину. А вот и топот слышался. Показался боец со старшинскими петлицами, следом шестеро красноармейцев. Увидев двух бойцов в проходе, будто на стену налетел, и чуть не упал, когда на него сзади навалилась толпа.

— Стоп, йоп! — выдохнул старшина, уперев руки в края окопа. — Почему здесь? Что за стрельба? — и тут разглядел неуставную форму и винтовки.

— Кто такие?

Бойцы позади ощетинились оружием. Со стороны поста тоже появились бойцы. Один с петлицами сержанта.

— Товарищ старшина... — начал он и осекся. — А это кто?

— Спокойно, мужики, — сказал Горохов, — свои мы.

— Из окружения вышли, — добавил Семен.

— Та-а-ак! — протянул старшина, недобро блеснув глазами.

И Семену показалось, что недобро будет ему с Гороховым. Ясно что с подчиненными старшина строго разберется, но это свои, а вот залетные...

— Сержант Майков, наведите порядок, — процедил старшина, затем перешагнул сидящих и обернулся.

— А с вами еще разобраться надо, свои, или вовсе наоборот. Винтовочки бойцам передайте.

'Мосинку' и 'Маузер' забрал рослый красноармеец и отошел за бойцов.

— Теперь пистолеты из кобур. Медленно и не дуря.

'Вальтер' и 'Наган' забрал сам старшина. Осмотрел, хмыкнул:

— Ну и ну! Встали и пошли.

Через десяток метров окоп вывел в распадок и Семена с Михаилом взяли под охрану со всех сторон.

— Стой! — скомандовал старшина.

Бесхребетный с Гороховым встали.

— Ты ранец сымай, ты вещмешок, — сказал старшина. — Теперь три шага вперед. Руки за голову, ноги расставить. Шире. Горелов, Коровин, ну-ка обыщите их. Мало ли что...

К Семену подошел боец с петлицами сержанта и обхлопал по бокам, вынул красноармейскую книжку, которую передал старшине. Тот уже изучал документы Горохова. Тем временем с ремня сняли ножны с траншейником.

— Ишь-ты! — зацокали восхищенно. — Какой нож! Глянь-ка, старшой.

— Ну-ка дай... Зо-лин-ген... — по слогам прочитал старшина. — Во как! Немецкий...

Тем временем руки проверили галифе и хлопнули по голенищам.

— А сапожки-то немецкие, — хмыкнули позади. — Оп-па!

Из голенища появился еще один траншейник.

— Попал ты, паря! — хмыкнул сержант.

— Маузер, ножи, куртка, ранец... — перечислил старшина. — И все немецкое. Что думаешь, Палыч?

— А что тут думать? Ясно все...

— И что тебе ясно? — спросил Семен.

— А то, что не свои вы.

— Ты слышал, сержант? — сказал Семен. — Логично, чо — если с трофеями, то шпион.

— Повезло на идиотов нарваться, — откликнулся Горохов зло, — Жрут тут в тылу, да сладко спят... суки...

Тут к нему подскочил сержант, что Бесхребетного обыскивал.

— Суки?! Н-на! — кулак впечатался в челюсть. Среагировать Горохов не успел.

— А ну... — начал Бесхребетный, но крайний боец вскинул винтовку, и Семен только-только успел отбить приклад, целящий в лицо. Одновременно прилетело по ребрам, затем в ухо. Сильно. В голове щелкнуло...

Семен выматерился, и...

Х-ха! Отшатнулся красноармеец с разбитым носом. Х-ха! Под удар попал сержант, размахнувшийся на Горохова. Х-ха! Откатился боец справа. Х-ха, с разворотом. Навстречу старшина... поднырнул под руку, перехватывая кисть, бросок, удар.

— Полежи, старшой... — прохрипел Семен, разгибаясь.

Рослый боец отбросил оружие, шагнул навстречу, широко размахиваясь. Семен быстро сблизился и пробил двойку солнечное-подбрюшье. Боец сложился пополам.

Тут налетели со всех сторон. Удары посыпались градом. Звон в голове превратился в гул...

— Прекратить! — рявкнул кто-то.

В голове шумело, глазах двоилось, но Бесхребетный разглядел лейтенанта.

— Старшина Комаров, что тут происходит?

— Шпионов немецких поймали.

— Ты говори да не заговаривайся! — рыкнул Горохов, сплевывая кровь.

— Встать! — скомандовал лейтенант.

Михаил с Семеном медленно поднялись.

— Кто такие? — спросил лейтенант, рассматривая обоих.

— Сержант Горохов, шестьдесят четвертая стрелковая.

— Красноармеец Бесхребетный, семнадцатая стрелковая.

— Документы имеются?

— У старшины.

Лейтенант забрал у Комарова красноармейские книжки. Долго рассматривал, понюхал, покорябал ногтем что-то посередине. При этом Семен с Михаилом понимающе переглянулись.

— Долго по тылам шатались?

— Я с Новоград-Волынского УРа, — ответил Горохов, — он из-под Лиды.

Кто-то присвистнул. И лейтенант недоверчиво посмотрел.

— Как через фронт перешли?

— Крайнее охранение вырезали, и бегом сюда.

— Складно поете... — по лицу лейтенанта стало ясно — не верит. Ну да, всего два бойца с отделением справились? Как ему объяснить, что просто повезло?

— Этих к ротному, там разбираться будем, — решил лейтенант. — Все что с ними было, туда же. Ясно?

— Ясно, тащ лейтенант.

Полуразрушенная изба, прикрытая срубленными березками. В окнах рам нет. Маленькая светлица со столом посередине и пара лавок. Две винтовки, 'Вальтер'с 'Наганом', четыре ножа и ранец с вещмешком на столе.

— Окруженцев развелось... — Старший лейтенант Мартынов изучал оружие. Долго рассматривал трофейные клинки. — Говорите, неделю по тылам шатались?

— Не шатались, — поправил Семен, — к своим шли.

— Вместе?

— Мы у Козевичей встретились. Дня три назад. Я от Лиды пробирался. Сержант от Новоград-Волынского УРа шел.

— С южной части укрепа, — уточнил Горохов.

— Складно, баете, складно... — задумался ротный. — А чего на бойцов моих накинулись?

— Это они накинулись. Как высказал все что о них думаю! Они...

Позади кашлянул старшина. И Горохов замолк. 'Зря — подумал Семен, — пусть бы ответили за преступный сон на посту'.

— Комаров?

— Так и было, — признал тот.

— Ладно... — ротный посмотрел на ранец и мешок. Отстегнул клапан вещмешка...

— Я не советую ничего внутри трогать, — сказал Горохов.

Старлей глянул раздраженно на Михаила.

— Мина там, — пояснил сержант.

Позади охнул старшина, а лейтенант со старлеем отшатнулись от стола.

— Не бойтесь, если не вынимать, то не рванет.

— Комаров, саперов кликни-ка.

— Не стоит, товарищ старший лейтенант, — возразил Горохов. — Там документы важные. Особо важные. Поэтому заминировано. Документы эти могу только сотруднику НКВД передать, или командиру полка.

— Брешешь, поди? — недоверчиво сказал старлей.

— Незачем мне врать, — пожал плечами Горохов.

— Ладно, не будем пока трогать мешок. А ранец тоже с миной?

— Нет, — отрицательно покачал головой Семен. — Можно открыть...

Осторожно отодвинув от мешка ранец, и открыв его, командиры заглянули внутрь, и принялись выкладывать на стол — четыре перемазанных кровью зольдбухов и две стопки перевязанных бечевой немецких удостоверений, початая пачка галет, банка сардин, пакет из плотной бумаги с красной этикеткой...

Быстро просмотрев зольдбухи, старлей повертел в руках консерву, затем взял пакет. Из него вдруг вывалился прямоугольник в фольге.

— Зот-тер... — прочитал по слогам надпись лейтенант, — пан-зер-счо-ко-ладе.

— Шоколад что ли? — почему-то обрадовался старлей, и зашуршал оберткой. — Ну-ка...

— Не стоит, товарищ старший лейтенант, — сказал Бесхребетный. — Нельзя его есть!

Старлей немногим до рта батончик не донес. Так и замер с раскрытым ртом.

— Там дрянь какая-то намешана. На время придает сил и бодрости. Долго спать не хочется. Но дуреют с него. Звереют даже.

— Вот тут ты точно врешь! — уверенно сказал старлей. Но батончик положил на стол. — Это с шоколада-то дуреют?

— Не вру. Это не простой шоколад, откуда знаю — скажу только сотруднику госбезопасности. А то, что дуреют... на себе испытал...

Где-то заголосил петух. За дверью громко всхапнули. Горохов повернул голову, Семен тоже приподнялся. Никто на петушиный ор кроме караульного за дверью никто не откликнулся, видать остальные петухи в округе на суп пошли. От мыслей о еде забурчало в животе...

Покормили их один раз, после обеда. Ржаная черствоватая краюха и подгорелая 'шрапнель'* была проглочена мигом, и показалась самым вкусным блюдом на свете. Правда, запить принесли колодезной воды, и то хлеб. Вечером кормить не стали, только оправиться вывели раз, посоветовав терпеть до утра. Мол, нечего на них время и продукты тратить. Вот приедет особист и кранты вам. Он строгий и резкий. Приставит к стенке...

Причина такого отношения была проста — сутки назад на батальон вышли четверо. Нейтралку миновали тихо, без стрельбы. Встретившим их бойцам сказали, что по тылам долго бродили. Приняли их с пониманием. Покормили. Тут особист приехал. Расспросил, проверил документы, и вдруг приказал всех арестовать. А потом пояснил — документы-то липовые. Гимнастерки слишком чистые для долгого шатания по лесам, и рожи откормленными выглядят. После чего устроил головомойку всем, за потерю бдительности. Так настропалил...

У Семена и Михаила иначе. Лица худые, уставшие. Документы... в порядке документы. Не зря лейтенант скрепки ногтем тер. Ржавые они. А у немцев блестят, хоть все зольдбухи перебери — все нержавеют. Галифе и гимнастерки у обоих только на честном слове держаться и на въевшейся грязи. Того гляди расползутся. Зато сапоги, ножи, да не один, а сразу по паре на брата, карабин, пистолет немецкие. Консерва, галеты и шоколад специальный...

Шпион? Конечно шпион. Только так шпионы и выглядят!

Идиоты!

Мысли переключились на особиста. Станет ли слушать? Ротный точно им не поверил, но инициативничать не рискнул. Распорядился окруженцев запереть и вестового в штаб отправил.

После обеда кто-то из начальства появился — слышались четкие доклады. Горохова с Бесхребетным никуда выводить не стали, сквозь худую крышу рассматривали...

— О чем думаешь, Сема?

— О том, что приедет особист и слушать нас не станет. Приставят нас к стенке поутру-то.

— Не приставят. Я слово заветное знаю.

Кое-что и у Семена имелось. Только словами, а у Михаила сведения особой важности. Недаром гранатой заминировано. Эх...

— Не вздыхай, все путем будет, замолвлю словечко.

Семен лишь улыбнулся.

— Идрит твою! — Горохов поднялся, морщась на боль, потрогал щеку, где темнел смачный фингал. — Как же хочется нажраться!

— В смысле напиться?

— Не, именно нажраться — мяса хочу и хлеба свежего. Консервы эти, в печенках сидят уж, чтоб немцам всю жизнь их жрать! Хотя мясо под водочку тоже мысль хорошая. Кстати, — прервался Михаил, — ты мне про шоколад ничего не сказал. Что там за хрень намешана?

— Извини, друг, тут как с тетрадью твоей. Пусть особист решает — важно, али нет.

— И правильно, — согласился Горохов.

— В баньке бы пропариться, — посетовал Семен. — Коростой уж покрылся, вот-вот отваливаться сама начнет.

— Да-а-а, в баньку не помешало бы сходить, да пивка после вволю напиться!

— Где ты тут пиво-то найдешь?

— Неважно, литру сразу бы выдул!

— Обдуешься с литра-то.

— А может и нет, — и Горохов вдруг тихо засмеялся. На вопросительный взгляд Семена, пояснил:

— Да случай с пивом смешной вспомнил.

— Рассказывай, раз вспомнил, — и Семен откинулся на стену, заложив руки за голову.

— До войны наш батальон в самом Новоград-Волынском дислоцировался, — начал рассказывать Михаил. — Так в субботу мы в увольнительной были и к вечеру в пивную заглянули. А там... — Горохов мечтательно зажмурился -, аж два сорта 'Жигулевское' и 'Ленинградское'!

— Врешь, поди, — не поверил Семен, — я часто в Тагиле в пивную захаживал по случаю, так всегда только 'Жигулевское' было. А в артель и вовсе привозили простой сорт — пиво.

— Можешь не верить, но правда два сорта. Да не важно то! Взяли мы, значит, по кружке 'Ленинградского', стоим, пьем. Красота! Вкусное пиво! Думаем еще по кружке взять, только уж 'Жигулевского'. Тут к нам дедок подходит. В плаще, в сапогах высоких резиновых. В руке сумка полотняная, а в ней три бутылки. Угостите, говорит дед, пивком, старого бойца. Мы ему в ответ — ты че, мол, дед, водку взял, а на пиво не хватает? Тот руками разводит, и предлагает — а давайте если я три литра осилю, и в гальюн ни разу не сбегаю, то платите вы, обдуюсь на месте, водка ваша. Мы смеемся — нет дед, не три, а пять! Он — пять так пять. А че, деньги есть, полтора водки за так считай и интересно же. Скинулись, взяли десять кружек, на стол поставили. Дед свою водку в центре...

— И? — Семену стало интересно.

— Первые две дед замахнул сразу. Стоит, отпыхивается, рыгает смачно, а мы смотрим, напыжился. Думаем все, спекся дед, наша водка! А тот хвать кружку и давай глотать! И еще одну. Выпил и спокойно так кисет достает. Мы ему — чего ждешь, пей давай, а он — покурю и выпью. Время есть, думаем, ладно. Так с перекурами все пять и осилил!

— И в кустики не сбегал?

— Позади пивной туалет имелся, мы в него по очереди бегали, но дед на него не посмотрел даже!

— Силен... — покрутил головой Семен. — И что?

— Что-что, накрылась водка!

— А хохма в чем?

Горохов хихикнул.

— Дед бутылки в сумку сложил и говорит — слабаки вы, ребята, со старым солдатом тягаться вздумали. Смекалки у вас нема! И пошел прочь. А нам в часть пора. Ребята пошли уж, а мне по-малому захотелось. Говорю идите, догоню, а сам к туалету. Дерг одну дверь, дерг другую — занято, а приперло уж. Я за туалет, в кустики. Только распатронился, смотрю, а дед тот у забора бубнит и сапог с ноги стаскивает. И выливает!

Бесхребетный прыснул.

— Ага! — засмеялся Горохов. — Именно! Каков дед?! Обдулся, но пивка вволю попил. 'Ленинградского' сорту!

Минуту оба смеялись. Внезапно Семен вспомнил комиссара. И слова его в бреду. А бред ли это был?

Смех как обрезало...

*Du schwein! Stinkendes schwein! — Ты свинья! Вонючая свинья! (немецк.)

*Шрапнель — шутливое название перловой каши.

Глава-4.

— Вот жеж! — выдохнул водитель и остановил эмку.

Сидящие в салоне вытянули шею, разглядывая препятствие. Впереди была обширная грязевая лужа, аккурат по центру перекрестка. Вроде не широкая, да посуху не объедешь. И жижа настораживала своей густотой. Странно, что дождей давно не было, везде пыль на дорогах, а тут на тебе...

Сержант не рискнул форсировать напрямую, тем более что у самой кромки начинались глубокие колеи, очевидно от танковых траков. Эмка взяла правее, накренилась, огибая препятствие и ныряя левой стороной в жижу, мотор натужно взвыл, послышался вой покрышек и машина замерла.

— Вот жеж! — повторил сержант. — Застряли, товарищ капитан...

Капитан вышел из машины, поправил фуражку, разгладил гимнастерку, загнав складки назад. Из-за ограды, заросшей лопухами, высунулись двое мелких пацанов, стриженные почти наголо. Капитан подмигнул мальчишкам, обошел машину спереди и покачал головой. Единственная яма с грязью на всем пути. Везде пыль, а тут жижа. И это фактически в центре городка. Из эмки выбрался лейтенант и сержант-водитель, через пассажирскую дверь и сразу заглянул под машину.