Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Так! Если вы с товарищем Лейманом вывезете Бажанова в Европу и доступными вам средствами — продемонстрированными на мне, "уговорите" его...
Я, так спокойненько вопрошаю:
— Газеты читаете? Знаете, что в последнее время творится?
— Да... Читаю, знаю... Происходит что-то непонятное, ужасное для...
Кулаком по столу, тот аж вздрогнул и рявкаю:
— ЧУШЬ!!!
Встав, через стол нависаю над собеседником:
— Лейман — фанатик не хуже вашего Бажанова и он действует по прямому приказу Сталина, собирая компромат на руководителей Коминтерна! Неужели Вы этого ещё не поняли? Сталин расчищает себе путь к личной власти.
Тот, разрумянившийся было от выпитого кофе, разом побледнел:
— Так значит...?
Развожу руками:
— Вы обречены в любом случае. Увы... Но это так!
Помолчав, траурно-похоронным тонном:
— Как и у товарища Отто и шестерых товарищей в Париже, у вас с Яковом Рейхом только два варианта: умереть очень мучительно при отказе сотрудничать, или умереть легко — подписав всё, что тот вам подсунет.
Тот, в панике:
— Заберите все деньги и дайте мне убежать!
Со всем присущим мне вульгарно-практичным резоном, отвечаю:
— Тогда на вашем месте окажусь я... А оно мне надо?
— Давайте убежим вместе! Денег, на двоих надолго хватит.
— Нет, такой вариант тоже не пойдёт: в отличии от вас с Рейхом — мне в России есть что терять. Считайте, что у Сталина и его людей в заложниках — самое для меня дорогое.
Схватившись руками за голову:
— Так что же делать?
Помолчав, недоумённо спрашиваю:
— Александр Лазаревич! Вы же добровольно, то есть — без всякого принуждения, стали революционером. И, даже в разведчики Вас никто не звал — сами пришли, возможно даже напросились... Неужели, Вы не знали, что это — довольно рискованная профессия? Что в любой момент Вас могут арестовать, пытать и убить? Почему же тогда, страх смерти вызывает у Вас столь животный ужас?
Глазами, полными от слёз на меня глядя:
— Я всегда готов к смерти от рук врагов...
— Ээээ, бросьте! Крестьянину "от сохи" или пролетарию от станка — ещё простительно по темноте их. Но Вы — как человек образованный должны прекрасно знать, что от рук "своих" во время Французской революции — погибло больше революционеров, чем от вражеских. Так, что хорош придуриваться, товарищ Абрамов! Сумейте умереть настоящим мужчиной, стойким борцом не дав себя сломить даже самыми страшными пытками...
"Верный ленинец", аж позеленел от страха.
Вполне его понимаю и ему сочувствую и, не строю из себя особенного героя: на его месте — я б ещё и "обделался" жидко.
Однако, в данный момент каждый из нас — на своём собственном месте!
* * *
Сидим, молчим — друг про друга всякую гадость думаем.
Посмотрев на часы: "что-то товарищ Лейман задерживается..." и, уловив новую волну паники в глазах пленника, зевнув подсказываю:
— У Вас один выход — уйти из жизни легко, красиво и напоследок громко хлопнув дверью.
Поднимает на меня поникший было к плинтусу взор:
— Как это?
Глаза в глаза:
— Вы, не в силах спасти себе жизнь, но в ваших силах — отомстить за неё уже после смерти.
В его потухшем, как пепел костра взгляде, загорелась едва видимая злая искорка:
— Объясните пожалуйста, как? Каким образом?
— Напишите письмо Зиновьеву, где Вы раскрываете план Сталина по установлению личной власти путём компрометации Коминтерна... Про участие в нём Авеля Енукидзе, Генриха Ягоды, Давида Леймана и всех прочих — чьи имена я Вам назову. Про распространяемые группой Сталина фальшивки за границей — вроде "Дневников Златы Лилиной" и "Записок агента". Мол тоже в этом "шабаше" участвовал — являясь тайным агентом стлинской тайной спецслужбы, но потом осознал, раскаялся и решил собственной кровью искупить вину. А перед тем разоблачить коварные планы этого перерожденца от большевизма... Как Вам такое, Александр Лазаревич?
Изрядно помолчав соображая, Абрамов с хорошо заметной подозрительностью, весома нелепо выглядевшей в его положении:
— А для чего это Вам надо, товарищ Мюллер?
Пожав плечами, мол — обыденное дело:
— Обыкновенный карьеризм, ничего более! Устранив вашими руками, к примеру — Ягоду, я вполне могу расчитывать на его должность в структуре ОГПУ.
Такое объяснение товарища Абрамова вполне устроило и, где-то за два часа мы с ним состряпали вполне приличный по объёму, весьма правдоподобно выглядящей посмертный политический донос.
Перечитав ещё пару раза, пока "автор" докуривал пачку папирос, положив его в бывший при себе саквояжник, зевнув:
— Полдела сделано, теперь надо выбрать способ "лёгкой смерти" — пока товарищ Лейман не вернулся. Если он явится без товарища Рейха — нам двоим места в этой квартире будет мало!
Пока тот забился в очередном приступе паники, ещё раз осмотрел кабинет: дом старинной постройки, с толстыми кирпичными стенами, да к тому же со стороны смежной квартиры обыт толстым персидским ковром...
Отличная звукоизоляция!
Подошёл к окну, отодвинул шторы и посмотрел на хорошо освещённую — но относительно безлюдную по причине позднего времени "штрассе" и, закрыл форточку.
Зарядив "Наган" одним патроном, провернув барабан в нужное для смертельного выстрела положение, протягиваю рукояткой вперёд... Не забывая "Стеером" контролировать "процесс":
— Предлагаю выстрел в висок: мгновенная и как говорят — безболезненная смерть.
Последовал вполне логичный вопрос:
— Кто "говорит"? Покойники?
— Нет, медики...
Посмотрев на потолок и масивный крюк люстры на нём:
— ...Впрочем, Вы можете предпочесть повешенье, но предупреждаю: из-за недостаточной высоты потолка — удушье будет довольно продолжительным, а сама смерть — мучительной и не красивой.
Нерешительно взяв револьвер:
— Может Вы меня сами застрелите, товарищ Мюллер?
Энергично протестую против такого варианта:
— Никогда никого убивать не приходилось и не намерен этого делать впредь! Впрочем, можете дождаться прихода товарища Леймана, ответить на все его вопросы, подписать соответствущие бумаги... И умретё легко и быстро! Наверное... Всё зависит от его настроения.
— Ни за что!
Прислонив револьвер к виску, закрывает глаза, и...
Бросает оружие — слёзы, сопли и упрёки:
— Вы обещали дать мне шанс, за историю с "Фондом Второва"!
Фффуууффф, как с вами — революционерами-разведчиками, тяжело.
* * *
— Вы правы — слово надо держать, — согласно киваю, — хорошо! Я дам Вам шанс остаться в живых, товарищ Абрамов... Верните мне "Наган"!
Получив оружие, прижав к предплечью, изящно-скользящим движением от сгиба локтя к кисти, верчу барабан:
— Поиграем в игру под названием "Техасская рулетка" — которой развлекаются американские трудящиеся-животноводы в салунах на Диком западе.
Как я уже говорил, мне было очень удивительно, что в этом мире "Русская рулетка" — якобы забава перепивших шампанского гвардейский русских офицеров, была совершенно неизвестна . Про "их благородий" и их "подвиги" после употребления в изрядных количествах "Мадам Клико", современники-очевидцы рассказывали много чего "дивного": придавленные толитаризмом советские офицеры — нервно курят за поребриком и, массово — как от световой вспышки "ядрён-батона", сгорают от лютой зависти...
Но столь на всю голову отмороженными, они отнюдь не были!
Объясняю правила:
— В барабане один патрон, как Вы сами уже знаете. Вертим его в произвольном порядке и поочерёдно стреляемся, — выкладываю из кармана патронную пачку, — если повезло обоим — добавляем по патрону и начинаем всё сызнова... Такой вариант годится?
Сперва опешив, но довольно быстро придя в себя тот с поспешной готовностью согласился:
— Годится!
А что ему ещё оставалось делать?
Однако, был ещё вопрос:
— Кто будет стреляться первым?
— "Кто будет стреляться первым"? — переспрашиваю и отвечаю, — как правило, такие вопросы среди ковбоев решаются методом жеребьёвки... Нет, самцы их мустангов здесь вовсе ни при чём.
Взяв со стола один патрон, под столом зажимаю его в правой ладони и протягиваю оба кулака сопернику по "ристалищу":
— ...Угадаете в какой руке — будете первым. Не угадаете — первым буду я.
Он не угадал.
— Ну, что ж... Значит, это — судьба!
Возможно этот мир "параллельный" — спорить не буду, но Александр Абрамов про "Русскую рулетку" тоже ничего не не знал. Самом собой понятно, что в отличии от меня — не знал он и, про некоторые манипуляции с "Наганом" — позволяющие с почти стопроцентной гарантией, обезопасить себя при этих игрищах самоубийц.
Почему "почти", спросите?
Что ни говори, но риск случайно "обдёрнуться" каморами барабана — перепутав заряженную с пустыми, всё же существовал. Тем более, я уже давно — после того случая с Мишкой Бароном, не практиковался.
Глубоко вздохнув и, вижу — Абрамов тоже затаил дыхание, прикладываю дуло ствола к виску и смотря прямо в глаза противника, нажимаю спусковой крючок...
ЩЁЛК!!!
Мы оба в унисон вздрогнули, затем так же разом выдохнули. Я с облегчением, тот с нескрываемым разочарованием.
— Видите? Это совсем не страшно — "щёлк" и всё!
Протягиваю револьвер и как можно строже:
— Теперь ваша очередь, Александр Лазаревич. И не вздумайте больше филонить!
Тот, уже более смело берет "Наган", копируя меня вертит барабан об рукав, прикладывает дуло к виску и, закрыв глаза и набрав побольше воздуха — как перед броском в ледянную прорубь, нажимает на спуск...
ЩЁЛК!!!
— Ну, что ж..., — подвожу итоги первого "раунда", — пока нам обоим чертовски везёт.
Заряжаю револьвер ещё одним патроном и, процедура повторяется по новой и с тем же результатом.
Потом — ещё раз и ещё...
Александр Лазаревич Абрамов, он же Миров-Абрамов — с каждым разом всё больше и больше смелел и даже уже не зажмуривался перед очередным выстрелом в себя.
Почему?
Во-первых, присущий всему живому элемент привыкания к опасности.
Во-вторых, возможно он не верил (и правильно делал!) что я — ради данного слова об предоставлении "шанса", подвергаю себя равной с ним опасности. А, следовательно — это всё какой-то розыгрыш с непонятными пока целями.
И в-третьих, самое главное: это уже не было, по его мнению — тупо безысходным самоубийством по принуждению более страшным и жестоким убийством, а являлось скорее поединком — когда шансы на жизнь и на смерть у всех равны.
Наконец, смерть в бою — более почётна, чем суицид!
* * *
Но, на пятом "раунде", вместо "шёлк", раздалось:
БАХ!!!
Везение товарища Абрамова закончилось, причём — самым радикальным способом из всех возможных...
Он умер!
Довольно неприятное зрелище, скажу вам, когда целая голова человека — с пока ещё живыми глазами, вдруг становится пробитой с одной стороны и вывороченной розовой костью с другой, а практически высковшие глаза — стекленея мертвеют. Слав те Господи, мозгов на стол выплеснулось сравнительно немного и совсем чуть-чуть крови брызнуло на шторы занавешивающие окна, вслед за пробившей их пулей.
А где же она сама? Звона разбитых стёкол вроде бы не слышал...
Подавив позывы рвоты — впрочем довольно слабые по сравнению с прошлыми в аналогичных случаях (должно быть привыкаю), подошёл к окну и раздвинул шторы.
А вот она — застряла в деревянной фрамуге.
Всё же патрон "Нагана" излишне мощный для короткоствольного оружия!
Присмотрелся в свете уличных фонарей: в направленни нашего дома шло двое, о чём-то по пути довольно оживлённо беседую. Одного из них, я узнал практически сразу: это бы Давид Лейман...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|