Одни убытки

Уже набравший четыре цифры номера Рамирес прервался. Прямо посмотрел Дэлмору в лицо, проговорил:

— Собираться... куда?

— Тревис — врач, у него кабинет с нужными вещами и лекарствами. Лейла — моя самая ценная специалистка. Это лучшее из того, что я могу сделать быстро, и это явно предпочтительнее твоего варианта.

— Ты...

Рамирес замолк, подбирая слова. Коммер погасил экран, экономя энергию.

— Я тебя уже спрашивал. Что ты делаешь? И не отвязывайся, что стоишь и ждешь, пока я торможу. Что ты делаешь? Еще один долг — это уже даже не важно, сотый из них в твоей коллекции ничего не решает. Что ты делаешь?

— Спроси меня еще раз, а то ведь я глухой. — Шон устало потер лоб. — Откупиться от тебя по-простому не получилось, деньги ты не взял. Мои деньги тебе ненормальные, как выяснилось. Ладно, раз так — пришлось напрячь мои связи. Всё, звони! Засвети мне личный номер Агирре, я буду счастлив и обязательно использую эту информацию с низкими целями.

* * *

3

* * *

Жестоко разбуженный Агирре ответил раза с четырнадцатого, но сообразил, что от него требуется, довольно быстро. Действительно поплелся, спотыкаясь, через улицу в крепчавшую метель, только у самого порога дома доньи Роситы справился с криво натянутой курткой, постучал, но поздороваться с соседкой ему помешал кашель. Парень просто протянул свой телефон ей, прижимая ладонь к раздирающейся груди, жестами дал понять — это вас.

Отдышавшись, Агирре обнаружил себя сидящим, а перед собой на столе — чашку чего-то горячего и пахучего. На вкус была горечь неимоверная, но пустую он отставил даже с благодарностью: дома на его болезнь никто не обращал внимания. Отец ругался, что здоровый лентяй выдумал предлог не ходить на заработки и валяется в свое удовольствие, от матери он вообще ничего не ждал. Она часто путала его с братьями, однажды вообще спьяну раскричалась, что в дом влез чужой, и чуть не пырнула ножом. Лучшим лекарством считала алкогольное пойло, которое варила сама из невыразимого дерьма, зато выходило дешево.

В теплой кухне соседского дома стало почему-то хуже. Какая-то из младших сестер Рамиреса порывалась даже накормить гостя, но ему в глотку ничего не лезло. Он не сумел заметить, что закончившая разговор донья Росита слегка приободрилась. Забрал из ее рук телефон, пропуская мимо ушей благодарности, упустил вдобавок аппарат на пол. Чуть не лег там же и сам — голова закружилась, но предложение никуда не ходить в такую погоду и поспать в сарае Агирре, напрягши остатки мозгов, отверг. Вентуре вряд ли понравится.

Донья Росита вытерла парню лоб влажным чистым полотенцем, что-то спрашивала, но он отмахнулся, выдавив извиняющуюся улыбку. В ушах слишком шумело, хотелось лечь.

Слабо соображавший Агирре осознавал, что ему накинули на плечи незнакомое цветастое одеяло, что бредет он по дорожке по колено в снегу не один, его поддерживают, и даже вроде с двух сторон, что странно... Оказавшись, наконец, на родной лежанке в темном и холодном углу маленькой комнатки — о заиндевевшую стенку так приятно остужать лоб... — парень порадовался, что телефон не потерял, иначе что так бугрится в кармане и впивается в бок.

На кухне через стенку слышались какие-то голоса, вроде мать на кого-то орала, или с ней там кто-то что-то обсуждал, вроде не отец, кто тогда? Голоса женские, откуда там девчонка?.. Пофиг, в башку не лезло. Пронеслись младшие братишки, лишенные возможности гонять на улице, врезались в лежанку, пришлось повернуться и завопить на них, хотя вряд ли кто услышал такой сиплый шепот.

Спать...

Разбудила мать. Агирре хотел напрячься: мало ли что она о нем сейчас думает? Но у нее в руках был не нож, а стакан всё с той же горькой бурдой. Сунула ему молча, он облился, обжегся, зашипел, покосился недоверчиво... Женщина со смесью досады и чего-то еще выгнала из комнаты младших. Сдернула с него чужое одеяло, скомкала, отшвырнула, но взамен накрыла сына ворохом других, затхлых, слежавшихся за годы на какой-то дальней полке шкафов в родительской спальне. Забрала с соседней лежанки, принадлежавшей кому-то из братьев, подушку, приткнула к стене, чтоб не свистело из щелей.

Агирре наблюдал за матерью настороженно, гадая, кого из них двоих сейчас глючит. А она зачем-то провела ладонью по его пылающему лбу, сухой и шершавой ладонью, забытым жестом, как в детстве... Кивнула ему, чтоб допил, поджала губы и смотрела, как он давится.

Зашел отец, недовольный, пьяный, начал что-то, но мать подняла голову, ответила — Агирре не понимал слов, не доходил смысл звуков. Пнув яркий комок на полу, отец исчез. В соседней комнате сразу же зарыдал кто-то из младших.

Мать выдернула из пальцев стакан, пробурчала, что теперь ему придется глотать эту дрянь, пока из ушей не польется. Это он понял.

Вслед ей несмело, еле складывая губы в непривычные слова, произнес:

— Спасибо, мам.

Он думал, она не услышит, горло ведь совсем не работало. Она услышала. Обернулась, так же неумело дернула опущенным уголком некрасивых губ.

— Задумаешь жениться, hijo, лучше Чоли Вентура никого не найдешь, хоть все они и безотцовщина. Ты понял?

От неожиданности Агирре прыснул, закашлялся, упал носом в подушку. Чёрт, тут бы живому остаться, выкарабкаться... За стеной стих плач и загремели кастрюли.

Парень не заметил, как заснул.

За сестрой Рамирес съездил один.

Был момент, когда он здорово порадовался, что мать обнадежила насчет Пилар, и Лейлу взял на себя Шон, потому что на подъездах к родной улице белый фургон сел в сугроб. В принципе, беды можно было избежать, если быть внимательнее... Рамирес обматерил окаянного Суареса за дурные предсказания, вылез, в секунду продрог насквозь, попытался вытолкнуть не легковую машину в одиночку, чуть не надорвался и взвыл в сыпавшее снегом небо.

На счастье — а будь в машине Хостовская девушка, это было бы кошмаром — мимо тащились вовремя помянутый Гарсия и Рамон Диас, врубившие свою тачку в столб при заносе в полумиле отсюда. Из-за натянутых по самый нос капюшонов они не сразу разобрали, кто выскочил им поперек пути, и даже успели послать, но Вентура умел быть настойчивым.

Рамон кликнул из дома своего младшего, Мигеля, у того сидели какие-то дружки, вся орава высыпала на мороз и принялась за дело. Попутно облазили диковинную машину, всё спрашивали — откуда. Рамирес отоврался, что угнал в городе, вроде поверили. Вовремя поймав молодого Диаса за увлеченным взломом контейнера под зафиксированными посреди фургона носилками, Рамирес двинул ему по затылку вместо благодарности и выгнал наружу пинками.

Своим кивнул, дал слово щедро угостить в "Эстрелле" когда-нибудь попозже. Парни оживленно подтвердили, что ловят лидера на таком приятном слове, и побрели дальше.

Мелкие затеяли играть в снежки, раз уж и так по уши. Суаресу тоже прилетело, чисто случайно, как клялся удачливый метатель, улепетывая от разъяренной жертвы. Рамон помог, подбил агрессора куском льда между лопаток, от чего пацан звездочкой влепился в сугроб, а Суарес мстительно зарыл обидчика и потоптался сверху.

Мелких было больше численно, старшие были не в пример более меткими и кидались сильнее, весело было всем, кроме хозяев дома, в котором Мигель эффектно и красиво вышиб стекло. Вместе с матом оттуда жахнул выстрел — неприцельный, какое там в такую погоду, просто эмоция — и этого сразу хватило, чтобы смешанная компания быстренько спаслась с арены действий к Диасам. Рамон обещал виски, правда, только одному Суаресу, а на аргументированные заявки остальных — работали-то вместе! — логично отвечал, что им пусть Вентура в "Эстрелле" проставляется.

Рамирес всего этого не видел и не знал, у него были свои заботы.

Пилар вела себя мужественно, хотя ойкала и всё время держалась за живот. У нее то и дело перехватывало дыхание. Бледную девушку надежно упаковали во всё теплое, что нашлось в доме, устроили на носилках внутри фургона. Пока Росита давала дочери последние инструкции, держа ее вялую руку, Мерче быстро расцеловала брата:

— Ох, какой же ты молодец. Теперь с ней всё будет в порядке, правда? А можно, я поеду с вами?

— Нет уж, — помотал головой Рамирес. — Не стоит.

Мерче понимающе покивала, полезла внутрь фургона ободрять Пилар.

Подошла Чоли, подергала за рукав:

— Мире, а там в больнице, ну, или куда ты там ее везешь, можешь поискать чего-нибудь от кашля?

— Какого еще кашля? — не понял тот.

— От сильного...

— Dios, да никто у нас не кашляет, еще не хватало! — увернулся парень от невесть что требующей сестренки и полез за руль. — Пора нам.

Машина шла гораздо медленнее, по накатанной колее, вернее, по ее на глазах исчезающим следам. Злосчастный сугроб-ловушку миновали успешно, потому что Рамирес вцепился в руль до побелевших ногтей: он не имел права попадать в неприятности на дороге со скулящей от боли сестрой за плечом.

Дэлмор сказал — езжай потом к Тревису, в муниципальную амбулаторию 67-го округа. Заставил затвердить адрес, добился, чтобы Рамирес повторил трижды всё, вплоть до рекомендаций не ломиться в закрытую главную дверь, а объехать вокруг квартала и найти ворота, ведущие во двор.

Всё это было, конечно, хорошо, но когда в мозгах пульсируют инстинкты, тревога и страх, внятной информации места совсем не находится. Кусая губы, парень вслушивался в стоны Пилар, воображал себе всяческие ужасы. Держался посреди дороги, подальше от обочин, потому что съехать туда случайно теперь смерти подобно, знакомые ребята остались далеко. Видимость кошмарная, если кто прёт навстречу — можно так влететь... Рамирес придумал свернуть на менее популярные дороги, ведущие от Холмов. Там меньше шансов на лобовой таран в эту мерзкую погоду, ну кто, скажите на милость, попрется туда, на пустоши?

В какой-то момент он поймал себя на том, что мозги, занятые терзаниями и жуткими перспективами, словно идут на автопилоте. Руки твердо поворачивают руль именно вправо на этом перекрестке, именно влево на том, и не наоборот, причем он точно знает, почему вообще не прямо и свернуть на третьем. Осознав подобную странность, Рамирес даже затормозил.

Откуда такая уверенность? Можно подумать, он пять раз в неделю катается с Холмов в городское приграничье! Канал попадает в закордонные охотничьи угодья другими путями. Совершенно не нормально, это не привычная трасса, вообще даже близко... ну вот когда в жизни он тут бывал?

Холодом продрало по позвоночнику, хотя температура в теплой кабине не изменилась ничуть.

Бывал. Не за рулем, но — да. Сидел на пассажирском, одуревший до предела, грязный еще хуже и с нехилой трещиной в черепе из-за кирпича, прилетевшего в башку в колодце в Старом Комплексе. И тачка была хостовская, и рулил Хостовский, а сзади сидел другой Хостовский, держал Эрнандо на руках... Господи. Ехали, кстати, туда же, к тому же Тревису. Вот почему такое знакомое имя, сразу показалось, но дошло только сейчас. Невероятно, маршрут взял и застрял на подкорке, врезался намертво, Рамирес наяву видел теперь, куда дальше и сколько осталось, словно не было за стеклом никакой метели, словно не гудело тогда, летом, в голове сотней колоколов и не срывало раз в полминуты в полную колючих искр пропасть.

Повезло, наверное. Не будь того вояжа, если б не потащили после случая с раздолбаем-братишкой Смит и Картер в ту амбулаторию, сегодня Рамирес стопроцентно заблудился бы. Повезло!

И тогда, и сейчас... И вообще.

* * *

4

* * *

На главном входе в крохотное здание с решетками на всех окнах действительно висело кривое, но большое объявление о недоступности на нескольких языках. Рамирес очень надеялся, что это его с Пилар не касается. У дверей мялись какие-то робкие бродяги, но, помня указания Дэлмора, пуэрториканец не стал вылезать и вызнавать подробности, вместо этого пустил машину вдоль высокого солидного забора в поисках обещанных ворот.

Если бы не приоткрытые створки, Рамирес мог и проехать мимо. Ворота были хорошо замаскированы, почти не отличимы от самой ограды. Амбулатория вообще производила впечатление достаточно неплохо укрепленного места, несмотря на общую бедность и обшарпанность. Ну да, внутри же хранится всякое заманчивое для местных нарков, сообразил парень, спрыгивая с подножки в снег — надо было вручную пошире растащить по сторонам накрепко завязшие створки, чтобы фургон мог проехать внутрь.

Прежде чем взяться за это трудное дело, Рамирес заглянул на территорию. Скорее всего, он ожидал увидеть не охрану, не собак, например, а пустоту. И даже, может быть, увесистый замок на служебном входе тоже.

Но там стояли трое.

Высокая, стройная девушка в длинном черном пальто и ярко-фиолетовом платке, который оставлял открытыми только глаза, обсуждала с Дэлмором что-то интересное им обоим. Он не приказывал и не отчитывал ее, она не смущалась, смотрелись они не то чтобы как равные, но как глубоко взаимно уважающие друг друга люди. Она увлеченно рассказывала с эмоциональными жестами, он слушал, вставлял реплики, спрашивал и сговорчиво качал головой. Эти двое находились совсем рядом без малейшей неловкости, и Рамиресу на миг стало безумно любопытно, спит ли Шон с этой Лейлой, или как...

Поодаль от пары Хостовских переминался с ноги на ногу странноватый субъект в натянутой на глаза совершенно отстойной вязаной шапке, закутанный по уши не менее жутким шарфом. Лет ему было вряд ли сильно за тридцать, но вид он имел весьма потасканный. Вполголоса вещал в пространство, не нуждаясь в слушателях, нервно прикурил вторую сигарету от первой, вернее, очередную от предыдущей, отшвырнув окурок так яростно, словно от этого зависело нечто важное. Без всякого видимого повода громко выругался, но двое не обратили на него никакого внимания. Проклятия Рамирес счел вполне знакомыми. Тревис, да.

Оторванные от дел, изменившие планы, лишенные выходного слабо знакомые люди стояли ранним зимним вечером под густым снегопадом и ждали, чтобы вложить силы и умения во что-то, нужное одному Канальскому парню.

Его заметили. Пока Рамирес занимался одной половиной ворот, другую взял на себя Шон. Без лишних вступлений кивнул ему на дверцу фургона:

— Нормально доехали? Лезь тогда к ней.

Сам сел за руль, мягко тронул и притер машину к крыльцу почти вплотную.

Пилар, всхлипывавшая всю дорогу, настороженно затихла. Присутствие брата ее слегка приободряло, но он тоже с ума сходил от волнения.

Рамирес подвинул носилки к краю. Спускать их в сырое снежное месиво, под которым асфальта явно не подразумевалось, было практически бесполезным мучением для пациентки.

Лейла, ничуть не стесняясь, развязала платок, завела кончики назад, превратив его из паранджи в бандану.

— Здравствуй, милая.

Забравшись на подножку, она смогла дотянуться до Пилар, взяла ее запястье мягко, но крепко. Длинные тонкие пальцы незаметно легли на пульс.

— Ты очень сильная. Меня зовут Лейла, и мы с тобой вместе сделаем сегодня просто замечательным днем, договорились?

Добившись ответной робкой улыбки от тяжело дышавшей латинки, девушка подставила локоть: