Глава 16. Операция "нарсес"

Последнее, сломило последний бастион сопротивления скопцов и, скоро их старшой поставил свою подпись на документе и, уже сам — по своей собственной инициативе, положив руку на какую-то ихнею святую книгу — произнёс торжественный обет.

Еле-еле скрывая радость, я произнёс короткую речь, завершив её на мажорной ноте:

— Товарищи сотрудники "Всероссийской Особой Комиссии по борьбе с коррупцией"! Я передам товарищу Крупской вашу готовность приступить к работе через...

Как там в "Операции "Ы""?

Родственники согласны, невеста согласна, осталось только уговорить жениха.

Всего-то ничего — осталось только как-то "уболтать" на кастрацию Тухачевского.

— ...Через месяц!

Думаю, месяца для этого вполне хватит.

Время, время, время...

Время, подобно песчинкам в песочных часах — утекает сквозь мои пальцы.

— Но на всякий случай, готовьте "тревожную группу" через две недели.

* * *

Ещё примерно с час, непринуждённо и в дружеской обстановке проговорили о некоторых технических деталях, да и так просто "за жизть". Вполне нормальные ребята оказались — хотя и не без некоторых существенных "недостатков"...

БУГАГАГА!!!

Оказывается, голос у скопца — остаётся по-детски писклявым, только когда его кастрировали до наступления полового созревания. Как у того "привратника" — первым мною встреченного, которого из самых "благих" намерений — "обелил" ещё в младенчестве родной отец-изувер. У прошедших "обряд" после полового созревания — голос почти не меняется.

Мало того:

— И даже бабу хотится, коль хочь раз попробовал её до "обеления".

— Да, ну?!

— Вот те крест!

Озадаченно чешу свой лысый череп:

— Чудеса, да и только...

Вспоминаю что соседский кастрированный кот — тоже вёл себя иногда крайне подозрительно, особенно по весне. Аж, жалко на него смотреть: по привычке резво подбежит к кошке, недоумённо постоит рядом — как будто забыл зачем пришёл, понюхает ей "киску" — да и, шкандыбает прочь на полусогнутых. Надеюсь и Тухачевский — таким же макаром себя вести будет, а не выстругает себе из какой-нибудь деревяшки "самотык", или как Генрих Ягода — не обзаведётся импортным, резиновым.

Тоже поди, был какой-нибудь из "этих", упокой Маркс его грешную душу...

Я вполне освоился и, даже рискнул присесть на краешек табуретки — предварительно подложив на неё английский портфель из толстой крокодильей шкуры.

Сама "операция" была разбита нами на три этапа: "прелюдия" — полностью на мне, "обеление" — полностью на "тревожной группе" из скопцов-специалистов и, примерно двухнедельная "реабилитация" — когда работаем все вместе и сообща.

Опасение также вызывали варварские методы лишения мужских причиндалов — практикующиеся "пионерами" этого, довольно массового в прошлом движения — после которых не каждый "обелённый" выживал. Если Мишка Тухач сдохнет от корявых рук какого-нибудь знахаря или последующего заражения — какая мне от того польза?

Однако, скопцы-современники развеяли все мои опасения: прогресс не остановишь и ныне их "специалисты" — тоже используют вполне современные методы кастрации с помощью хирургических инструментов.

Даже более того: применяя экстракты некоторых растительных ядов — они умеют обездвиживать и обезболивать "пациентов", опередив таким образом современных хирургов по части анестезии.

"Надо будет как-нибудь попробовать у них рецептик выцыганить, — держа в уме мою затею с фитотерапией, загадываю далеко идущие планы, — такое всегда пригодится".

— Что ещё весьма немаловажно, товарищи "белые голуби"...

Окинув всех троих цепким взглядом:

— ..."Тревожная группа" должна быть по-современному одета с инструментами в специальных докторских чемоданчиках, а во время "обеливания" — в хирургических белых халатах и с марлевыми масками на лице. Ибо ваш клиент — человек интеллигентный и, от вашего истинного вида — может зело напугаться и передумать.

Соглашаясь, кивают.

— И за языком тоже следите: никаких там "стволов греха" и прочих жаргонизмов! Ответственные работники — люди в большинстве своём люди партийные, неверующие и, от этих слов могут зело рассердиться. Выучить с десяток терминов по латыни — для вас не составит особого труда.

Подумав ещё немного, нашёл вариант получше:

— Вот, что: приказываю срочно найти глухонемого и выучить язык жестов!

Расставаясь чуть ли не как с родными, дал им номер московского телефона:

— Как получите телеграмму, тотчас высылайте "тревожную группу". По приезду в Первопрестольную, пусть позвонят по этому номеру и спросят профессора Преображенского.

* * *

Я всегда тороплюсь — но предпочитаю любое дело делать не спеша.

Я никогда не гонюсь "за двумя зайцами", не мечтаю убить их "одним выстрелом" — предпочитая какой-либо "морковкой" заманить на минное поле всё заячье стадо.

Перед тем, как кастрировать Тухачевского — я решил проследить за ним и Какуриным и, понять их взаимоотношения. Возможно, мне удастся провернуть это "дельце" через последнего — отвратив таким образом от него "гениально-бездарного", но пока очень блядовитого стратега.

Ещё меня зело интересовало: "Ху" из них "ху"?

Кто их этих двух "ху" — ведущий и кто ведомый и, под кем они "ходят"?

Ещё было достаточно много вопросов и, найти на них ответы — было желательно до часа "Х", после чего уже ничего не исправишь.

Михаил Константинович Гешефтман он же Мишка Барон был шибко занят в своей "Дивизии особого назначения" (ДОН) при Президиуме ВСНХ, где он уже дослужися до Сташего оперуполномоченного. Но у меня был доступ к агентурной сети беспризорников — которую тот создал (больше в учебных целях) по моему заданию перед операцией "Вернисаж". Конечно, "детский сад — штаны на лямках", но кой-какой оперативный потенциал тоже имеется — вспомним ильфо-петровские "12 стульев".

Две недели — сперва с помощью юных помощников, а затем и подключившись лично, я следил за этой "сладкой парочкой". Увы! Несмотря на то, что агенты-оборвыши стибрили несколько вещей у Тухачевского и портмоне у Какурина, я выяснил лишь одно — они довольно часто встречаются, общаются и подолгу о чём-то беседуют.

Правда, обедают врозь: Тухачевский в столовой Главного штаба Красной Армии, Какурин — в столовой Военной академии РККА.

— Хм... И это всё?

Денежные знаки в кожаном портмоне бывшего петлюровца — отсутствовали как шерсть на ладошках у рукоблуда.

Старший группы наблюдения, прищурив один глаз и неистово божась, шепелявил беззубым ртом:

— Крест на пузе, гражданин хороший — но в нём больше ничего не было. Кроме этих бумажек.

Внимательно рассматриваю какие-то невзрачные, одинаковые бумаженции — слишком малые для того, чтобы ими задницу подтирать, но вот наоборот — питаться, годные в самый раз.

По идее — месяц только начался, значит талонов в столовую — должно быть не менее пары десятков.

— Охотно верю, — строго нахмурив брови, — здесь все?

Божится:

— Все, что были. Зачем они нам?

Действительно, в Академию подхарчеваться их не пустят — возрастом не вышли.

Значит, или не все за месяц дают на руки, или он в тот раз взял с собой не все талоны.

— Ладно, вот вам на хлеб и папиросы, мелкие и, дуйте отсюда.

Ну, что ж...

Минимум информации подразумевает максимум импровизации!

* * *

Обмундировавшись соответствующим образом, я на неделю с лишним стал завсегдатаем столовой Военной академии.

Пару раз я просто так попадался на глаза Какурину — чтоб примелькаться, затем как-бы ненароком толкнув его и извинившись — заставил обратить на себя внимание. Наконец я, типа в поисках свободного столика — подсел к нему, а на следующий день — сделал это уже нарочито специально, с лёгким западнославянским акцентом представившись:

— Йозеф Швейк.

— Николай Какурин..., — нисколько не удивившись не совсем "местному" имячку, — Вы — чех, товарищ Швейк?

— А, что? Это так заметно? Хахаха!

— Хахаха!

Короче, знакомство произошло. Должно быть, я своим видом и именем возбуждал немалое любопытство, поэтому Какурин не задержался со следующим вопросом:

— Вы прежде служили в Австро-венгерской армии, товарищ Швейк?

— О, да! В армии Двуединой империи я был бравым солдатом...

С моей стороны последовало несколько коротких рассказов из известного произведения Ярослава Гашека , от которых — мой новый знакомый не смог себя сдержать и ржал, как артиллерийский конь — пасущийся на конопляной плантации.

Впрочем, разговоров про своё "боевое" прошлое Какурин тщательно избегал — по вполне понятным причинам. Я тоже не стал особо распространятся на тему, как из "бравого" солдата австрийской армии — стал командиром Красной, с двумя "шпалами" на петлицах и непонятным шевроном на рукаве — не могущим не обратить на себя внимание.

— Что означает сия нашивка, товарищ Швейк?

Чуть помедлив, я буркнул уткнувшись в тарелку:

— Какие нашивки начальство со склада выдаёт — такие и носим.

По всему было видно, что я — нагло вру!

Кстати, напомню: все эти знаки отличия — ввели буквально только что и, в них и в самих званиях-должностях и их категориях — сам чёрт может запутаться, до того всё сложно. Когда начинаешь разбираться — не можешь не прийти к выводу, что всё делается специально — с целью увеличить и без того грандиозный бардак, творящийся в армии. К тому же, до многих командиров все эти нововведения попросту не успели дойти, а кое-кто из последних — ещё со времён Великой гражданской замятни, привык ложить (класть) на соблюдение уставных правил их ношения — вполне конкретный "болт".

Бывший петлюровец (интересно, а бывают ли "бывшими" националисты?) не стал скрывать, что ныне он преподаёт в Академии тактику и историю Гражданской войны...

Вообще, как я уже успел заметить, в этом времени с сохранением каких-либо служебных тайн — дело обстоит весьма печально. Товарищам военным — ещё дырявить и дырявить командирские лбы, чтоб приучить держать язык за зубами.

Да кто ж этим займётся?

Иных уж нет, а Сталин далёче...

...Я же на его вопрос об своей службе, улыбаясь, уклончиво ответил:

— Не так давно приехал с Дальнего Востока.

— "С Дальнего Востока"? Интересно, интересно..., — жует гречневую кашу с гарниром, коей в тот раз кормили слушателей Военной академии и преподавательский состав, — ну и как там? Всё стреляют?

Согласно киваю, не поднимая глаз с тарелки:

— "Стреляют", а что?

Получилось, как в "Жмурках" у Михалкова, но тот по вполне понятной причине не заценил.

Дальний Восток, был присоединён к Советской России последним и там до сих пор творилась сущая вакханалия, а тут ещё и "незнаменитая" Советско-маньчжурская война.

Естественно, любой вопрос в нашей беседе сводился к моей — сильно заинтересовавшей Какурина личности:

— Ну а, Вы? Пошли на повышение и поступили к нам слушателем?

— Нет, "к вам" я не поступил. У вас, я просто харчуюсь.

— Вот, как? И чем тогда в Москве занимаетесь?

В самый первый день, я промолчал — как будто не услышав этот вопрос и довольно неуклюже перевёл "стрелки" на другую тему. Однако, это Какурина лишь раззадорило и во время следующей встречи, он задал его вновь:

— Извините, товарищ Швейк... В Москве Вы проездом или по делам?

Взглянув на настенные часы:

— Если бы "проездом" — в привокзальной столовой сейчас бы сидел и, Вас — знать не знал. По делам, конечно...

— И что за "дела", если не секрет?

Приязненно улыбнувшись:

— Нет, это не секрет, а...

Затем, делаю "страшные" глаза:

— ...Государственная тайна!

Его так удивило, что он закашлялся и чуть не подавился гороховым супом с сухариками. Впрочем, моя последующая — самая благожелательная улыбка, подсознательно дала ему надежду, что при известной настойчивости — он "расколет" меня как орех.

* * *

Впрочем, на следующий день я сам тому способствовал. Разговорив на "стратегические" темы и, когда он — буквально засыпал меня терминами и "цифирями" с их всевозможными сочетаниями, я пренебрежительно махнул рукой — как булгаковский Шариков, комментирую "Переписку Энгельса и Троцкого":

— Да, ерунда всё это — ваша "последовательность стратегических операций"... Полный отстой — как говорят у нас во Владике!

— Это почему же?

"Да, потому что у вас, олени краснозвёздные — даже новая пехотная тактика, в связи с увеличением плотности огня ещё не выработана. А вы всё глобальными масштабами мриете, стратеги диванные...".

— Всё это скоро устареет, как кизяк древнего ящера — вот почему! На дворе — новая эпоха, новые правила и новые законы ведения войны.

Горячится:

— Законы стратегии вечны и незыблемы! В семнадцатом году тоже попробовали "революционизировать" армию и, что? Всё вернулось на круги своя!

Насмешливо:

— "В семнадцатом году"... Вы ещё Пукнические войны вспомните, товарищ Какурин! Или взятие Бастилии парижскими коммунарами. Скоро из золота будут делать сельские нужники — как и обещал Маркс, а Энгельс — ему подмахивал... Хм, гкхм... Поддакивал! А вашими "законами стратегии" — будут топить печь! Вы их много написали, интересно? На одну суровую русскую зиму хоть, "томов" ваших гениальных трудов хватит?

Со всем присущим мне ехидством:

— Тогда писшите ыщщё!

"Слово за слово, членом по столу" и мы с ним разругались конкретно. Зацепил я его знатно — Какурин выходит из себя, чуть ли не за "мотор" хватается и выпучив глаза:

— Вы... ВЫ — НЕВЕЖА!!! Вам не место среди командиров РККА!

"Твоё там место, — думаю неприязненно, — вошь жовто-блакыдная!".

Минут пять жевали молча, бровей друг на друга не поднимая...

Затем, как будто не шибко обидевшись на "невежду" — протягиваю мост к взаимопониманию и примирению:

— Николай Евгеньевич! Вот Вы — военную историю товарищам командирам преподаёте, значит — её хорошо знаете...

— Ну, допустим?

— Представьте тогда, что Вы — какой-нибудь средневековый король, любящий повоевать и имеющий амбицию завоевать если не весь мир — то хотя бы его лучшую половину... Английский король Ричард — Длинные Руки, допустим. Представили?

Удивлённо на меня таращится и молчит, а я продолжаю:

— Или даже Киргиз-Хан — Предводитель команчей, Потрясатель вселенных и галактик — ломящийся за каким-то хреном к "последнему морю" с ордой диких кочевников, освоивших древнекитайские технологии взятия "Великих стен"... Представили?

Молчит, как рыбой об лёд.

— Да, хоть сам Наполеон Бонапарт — самый великий из всех великих стратегов во всей истории... Представили?

Уже заинтересованно:

— Хорошо! Хоть с великим трудом, но представил себя императором — готовящемся завоевать весь мир, или хотя бы половину его.

Черчу тупым концом вилки на скатерти, изображая напряжённую мозговую деятельность какого-нибудь Александра Македонского перед вторжением в Ирак через Турцию и Сирию:

— Думаете Вы, думаете-размышляете — не только день-деньской, но и ночи напролёт... Разрабатываете всякие там "стратегии сокрушения", "теорию перманентной мобилизации", "таранную тактику" и прочую лабуду — рассчитанную на равного себе противника... Вот Вы всё обдумали до самой мелкой мелочи, посчитали свои войска готовыми к войне — вплоть до последней пуговицы, пришитой к мундиру последнего солдата.